Аксаков Константин Сергеевич - Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням

p;Для князя и княгини

  

  

  Отворяет ворота вальящатые,

  

  

  А князьям и боярам - хрустальные.

  

  

  Простым людям - ворота оловянные.

  Наехало полон двор гостей. Пленко Сароженин повел князя и княгиню в светлые гридни {21}, посадил их в почетное место; посадил князей, бояр и могучих русских богатырей, - и начался пир; понесли и яства и питья заморские, чтобы развеселить князя.

  

  

  Веселая беседа, на радости день;

  

  

  Князь со княгинею весел сидит.

  Посмотрел Владимир в косящетое окно и увидал в поле толпу людей. "По грехам не случилось меня дома, - сказал Владимир, -

  

  

  Ко мне едет король из Орды,

  

  

  Или какой грозен посол".

  Старый Пленко лишь только усмехается, а сам потчует: "Изволь ты, государь князь, со княгинею и со всеми своими князьями и боярами, кушать. Не король едет из Орды и не грозен посол, а едет храбрая дружина сына моего, молодого Чурилы Пленковича; когда он будет перед тобою, государь, тогда пир будет во полупире, будет стол во полустоле". Опять пьют, едят, потешаются; день вечереет, закатывается красное солнышко, в поле сгущается толпа, человек за пятьсот и до тысячи.

  

  

  Едет Чурила ко двору своему;

  

  

  Перед ним несут подсолнечник {*},

  

  

  Чтоб не запекло солнце бела его лица.

  {* _Зонтик_; у Стефана Яворского; _сонечник_.}

  Приехал Чурила к своему двору; прежде его прибежал скороход, заглянул на двор и увидал, что некуда ехать Чуриле с дружиною и с добычею. Тогда поехал Чурила с товарищами на свой окольный двор, там они остановились и принарядились. Догадался Чурила, что делать; он взял золотые ключи, пошел в подвалы глубокие, взял оттуда золота, сорок сороков черных соболей, другой сорок лисиц _печерских_ и камку белохрущатую {22}; пришел Чурила к князю Владимиру и положил перед ним на убранный стол подарки. Рады были князь и княгиня, и князь сказал: "Чурило Пленкович!

  

  

  Не подобает тебе в деревне жить,

  

  

  Подобает тебе, Чуриле, в Киеве жить, князю служить".

  Чурила не ослушался князя Владимира, сей час велел оседлать коня, и все поехали в Киев-град, к ласковому князю Владимиру.

  

  

  В добром здоровье их бог перенес.

  Приехали, соскочили с коней, пошли в светлые гридни и сели за убранные столы. Снова пир. Владимир посылает Чурилу Пленковича звать к себе в гости князей и бояр:

  

   _А зватого приказал брать со всякого по десяти рублев_ {*}.

  {* Весьма замечательное указание. Итак, этот княжеский пир - складчина. Пир складчиной - явление совершенно русское и древнее; вспомним братчины, напр<имер> братчину Никольщину, где складочный пир и вместе союз, в котором выбирается и пировой староста. Это также чисто общинное явление; это - вольное видоизменение самой самородной общины, ее отпрыск, если так можно выразиться. К таким же общинным явлениям, возникшим из самой коренной общины, причисляем мы артель (не ротель {23} ли?) и также козацкое устройство.}

  Чурила всех обошел, всех позвал, зашел к Бермяте Васильевичу, к его молодой жене, к Катерине прекрасной, и позамешкался там. Владимир-князь ждет его, что долго замешкался; наконец, спустя немного, пришел Чурила Пленкович.

  

  

  Втапоры Владимир-князь ни во что положил;

  

  

  Чурила пришел, и стол пошел.

  Пили, ели, прохлаждались на веселом пиру и наконец разъехались по домам.

  

  

  Поутру, рано-ранешенько,

  

  

  Рано зазвонили к заутрене.

  Князья и бояре пошли к заутрене; в то утро выпала пороша снегу, - и нашли они свежий след; удивляются князья и бояре: "Или заяц скакал, или бел горностай". А другие усмехаются и говорят: "Это не заяц скакал и не бел горностай, -

  

  

  Это шел Чурила Пленкович

  

  

  К старому Бермяте Васильевичу,

  

  

  К его молодой жене, Катерине прекрасной".

  Характеристика этого богатыря очень полно и верно обрисована уже в одной этой песне. Его щегольство доходит до того, что перед ним несут зонтик от солнца. Отношения его к жене Бермяты, о которых упоминается мимоходом, достаточно дополняют его характер. Мы уже говорили, что Чуриле поручает Владимир выбирать женское платье. Чурила еще является мельком, но и тут верный своему характеру, в одной песне, именно о Дюке Степановиче. Богатый Дюк на пиру Владимира стал отламывать у калача верхнюю корочку, а нижнюю откладывать прочь:

  

  

  А во Киеве был счастлив добре

  

  

  Как бы молодой Чурила сын Пленкович,

  

  

  Оговорил он Дюка Степановича:

  

  

  Что ты, Дюк, чем чванишься? -

  

  

  Верхню корочку отламываешь,

  

  

  А нижнюю прочь откладываешь.

  Песня очень тонко выражает здесь тот же характер Чурилы: кто сам склонен к чванству, тот заметит чванство другого и обидится им; кто щеголь, тот прежде всех заметит щегольство другого и, как скоро оно в больших размерах, также обидится им. Надо прибавить, что Дюк молод, богат, одет великолепно и красавец собой, - так что все засмотрелись на него, когда он вошел в гридню, на пир Владимира.

  

  

  

   ИЛЬЯ МУРОМЕЦ

  Среди молодых сильных могучих богатырей один только стар: богатырь Илья Муромец, далеко превосходящий силою всех остальных. Песня не придает ему обыкновенного присловья: _удалый_; и точно - в нем нет удальства. Все подвиги его степенны, и все в нем степенно: это тихая, непобедимая сила. Он не кровожаден, не любит убивать и, где можно, уклоняется даже от нанесения удара. Спокойствие нигде его не оставляет; внутренняя тишина духа выражается и во внешнем образе, во всех его речах и движениях. В богатыре этом, несмотря на его страшную, вне всякого соперничества, силу, слышится еще более сила духа. Этот неодолимо могучий и кроткий богатырь - крестьянин.

  В собрании песен Кирши Данилова три песни говорят об Илье Муромце {24}. Кроме их известны еще другие; из них одна напечатана в "Москвитянине" (1843,  11) {25}, другая - в "Московском Сборнике" (т. 1). Есть также печатная об нем сказка с лубочными картинками, и наконец об нем много в народе рассказов, более или менее известных. Воспользуемся всем, что напечатано и что сохранилось в народе (сколько мы знаем) о богатыре Илье Муромце. Илья Муромец пользуется общеизвестностью больше всех других богатырей. Полный неодолимой силы и непобедимой благости, он, по нашему мнению, представитель, живой образ русского народа.

  В селе Карачарове, близ Мурома (оно и теперь еще находится там), жил крестьянин Иван Тимофеевич; у него был сын Илья (Муромец). Илья с малых лет не владел ногами и сидел сиднем тридцать лет. Однажды отец и мать его и вся семья были на работе. Илья оставался один дома. Приходят в дом два старца, подходят к нему и говорят, чтоб он принес им напиться. - "Я без ног, - отвечает Илья, - и сижу сиднем тридцать лет". - "Поди и принеси нам напиться", - говорят ему старцы. Желая исполнить их требование и напоить прохожих старцев, Илья Муромец подымается на ноги, и... встает; он идет и приносит старцам целое ведро. - "Выпей сам", - говорят ему они; Илья выпивает. - "Что ты в себе слышишь?" - спрашивают старцы. - "Слышу в себе силу, - говорит Илья, - дерево с корнем вырву из земли". - "Принеси еще ведро". - Илья идет за другим ведром и приносит. "Выпей и это ведро", - говорят ему старцы. Илья выпивает. - "Что ты в себе слышишь теперь?" - "Если бы кольцо ввернуть в землю, - отвечает Илья, - я бы повернул землю". (По другим рассказам: "Если бы утвердить столб между землею и небом, я повернул бы столб"). - "Это много, - говорят ему, - принеси третье ведро". Илья приносит третье ведро. - "Выпей", - говорят старцы. Илья выпил, и силы в нем поубавилось против второго раза. - "Будет с тебя и этого", - говорят старцы и уходят. Замечательно это предание. Доброе дело возвращает Илье употребление ног и дарит страшную силу; добрым делом начинаются его подвиги, его богатырская жизнь. Илья, оставшись один, идет к своим на работу. Они (по рассказам, сколько я помню) рубили лес. "Смотрите-ка, Илья идет", - заговорили все, увидав его. Илья тут же начал помогать им и принялся с корнем рвать деревья. Ясно стало всем, что Илья - богатырь.

  Богатырь Илья Муромец собрался на богатырские подвиги, добрым на радость, злым на страх. Он просит великого благословения у отца и у матери и падает им в ногb. Отец и мать дают ему благословение великое, и Илья едет в Киев дорогою прямоезжею, по которой уже давно никто не ездит, которая уже давно залегла; на этой дороге в лесу свил себе гнездо на семи дубах Соловей-разбойник. Этою-то прямой дорогой поехал Илья. Во время пути, идучи пешком по берегу Оки, в узком месте (быть может, коня он вел за повод), встретился Илья с богатырем, Зюзей, который шел и один тянул расшиву бичевой. Место было узкое; разойтись трудно. "С дороги!" - кричал спесиво Зюзя. Не понравилась эта хвастливость Илье. "Сам с дороги", - отвечает он Зюзе. Зюзя, кинув бичеву, пошел к Илье, чтоб дать ему отведать своей богатырской силы (из рассказа видно, впрочем, что онн знали друг друга или тут сказали свои имена). Не вступает с ним в бой Илья, не хочет драться. Илья хватает Зюзю на руки и кидает вверх. Летит Зюзя вверх и потом летит вниз; сто раз успел он сказать на полете: "Виноват, Илья Муромец, вперед не буду!" Илья подхватил его на руки, поставил на землю и продолжал свой путь.

  До сих пор все, сказанное нами, взято из устных рассказов народа, из сказки с лубочными картинками и частью из песни, напечатанной в "Москвитянине"; теперь к этому присоединяются песни из собрания Кирши Данилова.

  В темных лесах Брынских {38} наехал Илья на девять дубов; на этих девяти дубах жил Соловей-разбойник. Заслышал Соловей-разбойник конский топот и поездку богатырскую, засвистал по-соловьиному, зашипел по-змеиному, заревел по-звериному; конь пал на карачки под Ильею. Говорит коню Илья Муромец:

  

  

  А ты, волчья сыть, травяной мешок!

  

  

  Не бывал ты, конь, во темных лесах,

  

  

  Не слыхал ты свисту соловьиного,

  

  

  Не слыхал ты шипу змеиного,

  

  

  А того ли ты крику (реву?) звериного,

  

  

  А звериного крику, туриного!

  Илья вынул каленую стрелу и пустил в Соловья-разбойника, попал ему в правый глаз, и

  

  

  Полетел Соловей с сыра дуба

  

  

  Комом ко сырой земле.

  Илья Муромец подхватил Соловья на руки и привязал к седельной луке. Проехал Илья крепкую воровскую заставу, подъезжает к Соловьеву подворью; на семи верстах двор у Соловья, около двора железный тын; на всякой тынинке по маковке и по богатырской голове. Жена Соловья увидала издали Илью Муромца, бросилась с чердака, стала будить своих девять сыновей:

  

  

  "А встаньте, обудитесь, добры молодцы,

  

  

  А девять сынов, ясны соколы!

  Ступайте в подвалы, берите ключи, отмыкайте ларцы, берите золотую казну, выносите на широкий двор и встречайте удалого добра молодца. Чужой человек едет сюда и везет в тороках отца вашего". Но девять сынов Соловья-разбойника не то думают, они думают обернуться черными воронами с железными носами и расклевать на части Илью Муромца. Подъезжает богатырь ко двору разбойника. Бросилась к нему жена Соловья и молит его: "Бери, удалой добрый молодец, золотой казны, сколько надобно: отпусти Соловья-разбойника, не вези его в Киев". Грубо поговаривают девять сынов Соловья. - Не обращает внимания Илья на их речи, ударил он своего доброго коня, и только его и видели,

  

  

   Что стоял у двора дворянского.

  Как сокол, летит Илья и приезжает в Киев на двор княженецкий, соскакивает с коня, привязывает к дубовому столбу и идет в светлую гридню, молится Спасу со Пречистою, кланяется князю и княгине и на все четыре стороны. У великого князя Владимира был в то время почестный пир, и много было на пиру князей и бояр, много сильных-могучих богатырей. Илье подносят чару зелена вина в полтора ведра; Илья берет одной рукой и выпивает одним духом. "Ты скажись, молодец, - говорит ему ласковый князь Владимир, - как тебя по имени зовут: по имени можно тебе место дать, по отечеству можно пожаловать". - "Ласковый стольный Владимир-князь! - отвечает Илья, - меня зовут Илья Муромец сын Иванович; я проехал дорогу прямоезжую из стольного города Мурома, из села Карачарова". Могучие богатыри говорят на это: "Ласковое солнце, Владимир-князь!

  

  

  В очах детина завирается.

  

  

  А где ему проехать дорогою прямоезжею? -

  

  

  Залегла та дорога тридцать лет

  

  

  От того Соловья-разбойника".

  Говорит на это Илья Муромец: "Владимир-князь!

  

  

  Посмотри мою удачу богатырскую:

  

  

  Вон я привез Соловья-разбойника на двор к тебе".

  Князь Владимир пошел вместе с Ильею на широкий двор посмотреть его богатырской удачи. Вышли тут и князья, и бояре, и богатыри: Самсон Колыванович, Сухан, сын Домантьевич, Светогор, Полкан, семь братьев Сбродовичей, мужики Залешане (Заолешане) и два брата Хапиловы (так именует песня); всего их было тридцать молодцов. Илья стал уговаривать Соловья: "Послушай меня, Соловей-разбойник,

  

  

  Посвисти, Соловей, по-соловьиному,

  

  

  Пошипи, змей, по-змеиному,

  

  

  Зрявкай (зареви), зверь, по-туриному,

  

  

  И потешь князя Владимира".

  Соловей засвистал по-соловьиному, оглушил князей и бояр, зашипел по-змеиному, заревел по-туриному. Князья и бояре испугались, наползались по двору на карачках, тут же и сильные могучие богатыри. Со двора разбежались кони, и сам Владимир-князь с дорогой княгиней едва жив стоит и говорит Илье: "Илья Муромец сын Иванович, уйми ты Соловья-разбойника: эта шутка нам не надобна".

  Очевидно, что Илья остался в Киеве и сел богатырем за княжий стол. Из других песен видно, что он оберегает русские пределы; в лубочной сказке говорится, что он разбил идолище. В "Сборнике" Кирши Данилова несколько раз говорится об Илье в отдельных песнях, которые более и более определяют его могучий, спокойный, важный и тихий образ.

  На Киев подымался злой Калин-царь. Калин-царь имеет весь вид татарского хана: его нашествие дышит, в песне, ужасом нашествия татарского, - анахронизм очевиден: явление позднейшее перенесено в древнейшую эпоху. Впрочем, сама песня тем не менее древняя. Вместе с Калином собиралось силы на сто верст во все четыре стороны. Не дошед до Киева за семь верст, Калин стал у Днепра, написал ярлыки скорописчатые, выбрал огромного татарина выше всех ростом и послал с ним в Киев. В ярлыках иапнсано:

  

   Что возьмет Калин-царь стольный Киев-град,

  

   А Владимира-князя в полон полонит,

  

   Божьи церкви на дым пустит. Татарин сел на коня и приехал в Киев на княженецкий двор; соскочил татарин с коня; он не вяжет коня, не приказывает, бежит в светлые гридни,

  

  

  А Спасову образу не молится,

  

  

  Владимиру-князю не кланяется,

  

  

  И в Киеве людей ничем зовет. Татарин бросил ярлыки на круглый стол перед великим князем Владимиром и, уходя, выговорил слово:

  

  

  Владимир-князь, стольный киевский!

  

  

  А наскоре сдай ты нам Киев-град,

  

  

  Без бою, без драки великия

  

  

  И без того кроволития напрасного. Опечалился Владимир; наскоро распечатал и прочел ярлыки.

  

  

  По грехам над князем учинилося -

  

  

  Богатырей в Киеве не случилося, а Калин-царь под стеною, и с Калином страшная сила.

  Не окончено было еще это дело, еще не выехал из Киева татарин, а Василий-пьяница взбежал на стрельную башню, взял свой лук разрывчатый и перяную стрелу и выстрелил в Калина-царя; в него не попал, попал в зятя его, Сартака, прямо в правый глаз, и ушиб его до смерти. Оскорбился Калин: как! еще первую беду враги его не свалили с плеч, а уже другую затеяли: убили его любимого зятя. Калин послал другого татарина к князю Владимиру, чтобы выдали виноватого.

  Но вот, спустя немного времени, с полуденной стороны,

  

  

  Что ясный сокол в перелет летит,

  

  

  Как белый кречет перепархивает, мчится на коне старый богатырь, Илья Муромец. Приехал на княженецкий двор,

  

  

  Не вяжет коня, не приказывает,

  

  

  Идет во гридню, во светлую;

  

  

  Он молится Спасу со Пречистою,

  

  

  Бьет челом князю со княгинею,

  

  

  И на все четыре стороны,

  

  

  А сам Илья усмехается:

  

  

  Гой еси, сударь Владимир-князь!

  

  

  Что у тебя за болван пришел,

  

  

  Что за дурак неотесанный!

  В ответ князь Владимир подал Илье ханские ярлыки. Илья прочел. "Пособи мне, Илья Муромец, - сказал Владимир, - думушку думать; сдать ли мне, не сдать ли Киев, без бою, без драки, без кроволития напрасного?" - "Ни о чем не печалься, Владимир, князь киевский, - отвечает Илья, - бог наш Спас оборонит нас, Пречистая и всех сохранит. Насыпай мису чистого серебра, другую красного золота, третью скатного жемчуга, и поедем со мной к Калину-царю со своими честными подарками. Этот татарин-дурак прямо нас доведет". Князь нарядился поваром, замарался котельной сажей и поехал с Ильею в стан татарский. Приехав, Илья соскочил с коня, кланяется царю и говорит: "Калин-царь, злодей Калинович! Прими дорогие подарки от великого князя Владимира,

  

  

  А дай ты нам сроку на три дня,

  

  

  В Киеве нам приуправиться,

  

  

  Отслужить обедню с панихидами,

  

  

  Как де служат по усопшим душам,

  

  

  Друг с дружкой проститися".

  Вот чего требует Илья; понятен смысл этого требования. Царь отвечает: "Илья Муромец! Выдайте нам виноватого, который застрелил моего любимого зятя". - "А ты слушай, Калин-царь, что велят, - говорит Илья, - прими подарки от великого князя Владимира; где нам искать этого человека и вам отдавать?" Калин принял подарки с бранью и срока не дал. Обидно стало Илье, что не дал Калин-царь сроку ни на три дня, ни на три часа, и сказал он ему:

  

  

  Собака, проклятый ты. Калин-царь!

  

  

  Отойди с татарами от Киева!

  

  

  Охота ли вам, собака, живым быть? Обидно стало и царю такое слово; он велел татарам схватить Илью. Схватили Илью,

  

  

  Связали ему руки белыя

  

  

  Во крепки чембуры шелковые. Вновь оскорбился Илья, но еще терпит и повторяет только царю слова свои:

  

  

  Собака, проклятый ты, Калин-царь!

  

  

  Отойди с татарами от Киева!

  

  

  Охота ли вам, собака, живым быть? Вновь рассерженный, Калин-царь плюет Илье в ясны очи, говоря: "Всегда хвастливы русские люди. Весь опутан стоит передо мною да еще хвастает". Сильно оскорбился Илья; за великую досаду показалось ему, что плюет ему царь в ясные очи;

  

  

  Вскочил в полдрева стоячего,

  

  

  Изорвал чембуры на могучих плечах... Не допускают Илью до доброго коня и до его тяжелой палицы, до медной, литой в три тысячи пуд. Схватил Илья татарина за ноги, того самого, который ездил в Киев, и начал татарином помахивать:

  

  

  Куда ли махнет - тут и улицы лежат,

  

  

  Куды отвернет - с переулками;

  

  

  А сам татарину приговаривает:

  

  

  А и крепок татарин, не ломится,

  

  

  А и жиловат, собака, не изорвется. Видно, не тому дивится Илья, что вокруг него валятся татары, а тому, что татарин, который ему служит вместо палицы, не ломается и не рвется; это шутка силы, все вокруг себя превосходящей. Какое нужно спокойствие силы, чтобы заметить крепость татарина в такую минуту и чтобы пошутить так. Но только сказал Илья свои слова, как оторвалась татарская голова,

  

  

  Угодила та голова по силе вдоль и на полете бьет и ломит татар. Побежали татары, потонули в болотах и реках. Воротился Илья к Калину-царю, схватил его в белые руки,

  

  

  Согнет его корчагою,

  

  

  Воздымал выше буйной головы своей,

  

  

  Ударил его о горюч камень,

  

  

  Расшиб его в крохи пирожныя {*}.

  {* Вместо: пирожныя, в издании "Сборника" К<ирши> Д<анилова> поставлены точки; это заменение сделано нами, ибо к крохам придается и этот эпитет {27}.}

  Бегут остальные татары и заклинаются:

  

  

  Не дай бог нам бывать ко Киеву,

  

  

  Не дай бог нам видеть русских людей,

  

  

  Неужто в Киеве все таковы?

  

  

  Один человек всех татар прибил.

  А Илья Муромец пошел искать товарища своего, Василия Игнатьева, пьяницу: он один в Киеве поднял руку на татар, и Илья идет искать его; скоро нашел он его на Петровском кружале и привел к киязю Владимиру.

  

  

  А пьет Илья довольно зелена вина

  

  

  С тем Васильем со пьяницей,

  

  

  И называет Илья того пьяницу

  

  

  Василья братом названым.

  В этом рассказе также является нрав и обычай Ильи. Как он спокоен, как медлит он идти на бой, как он долготерпелив, и только в крайнем случае, когда лопнуло наконец его терпение, и вооружается он всею грозною своею силой, - как он необоримо могуч и велик. В этом образе любимого русского богатыря как не узнать образа самого русского народа.

  Другой рассказ об Илье, находящийся в "Сборнике" Кирши Данилова, полон таких намеков, которых нет возможности разрешить без новых данных. Здесь является новое лицо: Збут Борис-королевич, сын или внук Задонского короля. Перескажем и этот рассказ.

  Из славного города Киева выезжали два могучие богатыря: Илья Муромец и брат его названый, Добрыня Никитич; они выехали на чистое поле, вверху реки Череги, и подъехали к Сафат-реке. Тогда Илья сказал: "Молодой Добрынюшка Никитич! поезжай ты за горы высокие, а я поеду подле Сафат-реки". Добрыня поехал на высокие горы, наехал на белый шатер, и подумалось ему, что в шатре сильный могучий богатырь. Из белого полотняного шатра вышла баба Горынинка и завела ссору с Добрынею. Добрыня соскочил с коня и кинулся на бабу Горынинку; начался бой; бились они палицами тяжкими.

  

  

  У них тяжкие палицы разгоралися,

  

  

  И бросили они палицы тяжкие;

  

  

  Они стали уже драться рукопашным боем.

  Между тем Илья Муромец ездил подле Сафат-реки, наехал на бродучий след и поехал по следу; увидал он богатыря в чистом поле, Збута Бориса-королевича. В это время молодой Збут-королевич отвязывал от стремени выжлока {28} и спускал с руки ясного сокола; он выжлоку наказывает:

  

  

  А теперь мне не до тебя пришло.

  

  

  А и ты бегай, выжлок, по темным лесам

  

  

  И корми свою буйну голову, -

  

  

  И ясну соколу он наказывает:

  

  

  Полети ты, сокол, на сине море

  

  

  И корми свою буйну голову;

  

  

  А мне, молодцу, не до тебя пришло.

  Замечательная минута, в которую является Збут-королевич; почему отпускает он и выжлока и сокола, почему молодому богатырю не до них пришло - неизвестно; но минута эта необыкновенная, не незначительная в его жизни. Илья подъезжает к нему. Молодой Збут-королевич пустился на старого богатыря Илью Муромца и выстрелил ему в грудь из тугого лука; он попал ему в грудь, но, видно, это ничего Илье Муромцу. Он (Илья Муромец)

  

  

  Не бьет его палицей тяжкою,

  

  

  Не вымает из налушна тугой лук,

  

  

  Из колчана калену стрелу.

  

  

  Не стреляет он Збута-киролевнча; он только схватил его в белые руки и бросил выше дерева; не взвидел свету кинутый на воздух королевич и назад летит к земле. Илья подхватил его на богатырские руки, положил на землю и стал спрашивать его дядину (дедину?)-отчину. "Если б я сидел у тебя на груди, - отвечает Збут-королевич, - я спорол бы тебе белую грудь". Илья дал ему почувствовать силу своей богатырской руки, и Збут сказал, что он - того короля Задонского. Заплакал тогда Илья Муромец,

  

  

  Глядючи на свое чадо милое.

  "Поезжай, - говорит он Збуту, - поезжай, Збут Борис-королевич, к своей матушке. Если б ты попал на наших русских богатырей, не отпустили бы они тебя живого от Киева". Збут поехал и приехал к царю Задонскому, к своей матушке и стал ей рассказывать: "Я ездил, матушка, на потешные луга князя Владимира; в поле наехал я на старого богатыря и выстрелил ему в грудь; схватил меня в руки старый богатырь среди чистого поля, чуть не забросил меня за облако, и опять подхватил на руки". Тогда мать Збута ударилась о землю и едва говорит в слезах: "О, Збут Борис-королевич! Зачем наезжал ты на старого богатыря? Не надо бы тебе с ним драться; надо бы съехаться в чистом поле и надо бы тебе ему поклониться о праву руку до сырой земли; по роду он тебе батюшка, старый богатырь Илья Муромец сын Иванович".

  В это время Илья поехал на высокие горы искать названого брата Добрыню Никитича. Он нашел его, все бьющегося с бабой Горынинкой; чуть душа его в теле _полуднует_. "Ты не умеешь драться с бабой, Добрыня Никитич, - сказал ему Илья Муромец, - надо драться иначе". Услыхав слова Ильи, покорилась баба Горынинка и сказала: "Не ты меня побил, Добрыня Никитич, а побил меня старый богатырь Илья единым словом". Добрыня вскочил на грудь бабе Горынинке, выхватил чингалище и хотел спороть ей грудь; но она взмолилась Илье Муромцу: "Илья Муромец, не прикажи мне резать грудь; у меня много в земле и злата и серебра". Илья схватил Добрыню за руки, и баба Горынннка повела их к своему глубокому погребцу. Стали Илья с Добрыней у глубокого погребца, и удивляются богатыри, что много золота и серебра, и цветного, все русского, платья. Оглянулся Илья Муромец в широкое поле; в это время Добрыня Никитич срубил бабе голову.

  Эта песня замечательная в отношении художественном, в отношении характеристики богатырей и, наконец, своими намеками. Как художественна в песне минута, когда отвязывает Збут выжлока от стремени и спускает сокола с руки; это многозначительная минута в его жизни; но почему? но как? - неизвестно; об этом можно только догадываться. Сама эта неизвестность составляет художественную прелесть. Это минута, выхваченная из жизни; она сама ярко освещена, но ее окружает туман неизвестности прошедших и настоящих обстоятельств. Это особенный, чисто художественный взгляд на жизнь, когда вырванное из нее явление, поставленное ярко перед нами, дает предчувствовать много других явлений, его окружающих и с ним связанных, теряющихся в бесконечном пространстве жизни, когда при этом, чисто частном, явлении человек чувствует все многообразие и бесконечность жизни, его окружающей. Здесь частное явление выходит перед вами как будто с обрывками, которые и сообщают ему такой характер. Далее: как хорошо, и художественно хорошо, это простое движение Ильи, когда нагляделся он на золото и серебро, и вдруг захотелось ему оглянуться в поле, движение, которым воспользовался Добрыня на беду бабе Горынинке. Относительно характеристики богатырей эта песня тоже очень важна. Как благодушен Илья, который богатыря, пустившего ему в грудь стрелу, только хватает на руки, кидает на воздух, опять подхватывает и кладет невредимого на землю, дав ему почувствовать свою силу. Много также высказывают его собственные слова, отличающие его от других витязей: если бы ты попался нашим русским богатырям, они бы не отпустили тебя живого от Киева. Наконец, он хватает за руку Добрыню, не давая ему резать грудь у бабы Горынинки; только пользуясь тем, что Илья загляделся в поле, Добрыня срубает голову бабе. Как всюду здесь явственно выступает Илья, этот могучий выше сравнения, благодушный богатырь! В этой песне есть замечательный намек, необъяснимый при том виде и количестве песен, в каком они нам известны. Збут-королевич - сын Ильи. В своем ответе Илье он не называет себя сыном короля Задонского, а просто говорит: _я того короля Задонского_; по этому ответу, он мог принадлежать к его семье или роду, быть его внуком, происходить от него. Не говорится, чтобы его мать была женою короля Задонского. Когда Збут рассказал своей матери о встрече с Ильею, в песне говорится:

  

  

  Еще втапоры его (_королевича_) матушка,

  

  

  Того короля Задонского.

  Здесь этот оборот вовсе не значит, чтобы она была матерью короля Задонского; она - мать королевича. Выражение: _того короля Задонского_ имеет свой отдельный смысл. Мы не имеем причины заключить из этого выражения, чтоб мать Збута была женою короля Задонского; она могла быть его дочерью, принадлежать к его семье. По всему мы, кажется, должны скорее предположить, что она дочь Задонского короля; нам кажется, что и неоконченный оборот самый с родительным падежом может скорее означать это, как и вообще нисходящую линию. Припомним, что в этом смысле говорилось: храброго Долгорукого; и пр., что таким образом явились прозвища: _живого, белого_ и пр. Алеша Попович также говорит про себя: "Меня зовут Алешею Поповичем, из города Ростова, старого попа соборного". Но если справедливо наше предположение, и мать Збута - дочь или родственница Задонского короля, то тем не менее требует объяснения самое обстоятельство. Илья Муромец, не так же ли, как Рустем, был некогда в гостях у короля Задонского, женился на его дочери или родственнице и уехал, уступая требованиям своей богатырской жизни или даже обязанности? Будем ждать, чтобы какая-нибудь вновь узнанная песня объяснила нам эту загадку; во всяком случае, мы несомненно уверены, что объяснение может быть только такое, которое вполне согласуется с чистым, благим и великим образом первого русского богатыря.

  Есть еще песня, очень важная для характеристики Ильи Муромца, вот она:

  Далече, далече, в чистом поле, что ковыль трава в чистом поле шатается, ездит в поле стар матер человек, старый богатырь, Илья Муромец; конь под ним, как лютый зверь; он сам на коне, как ясен сокол. На этот раз было с Ильею много денег. На богатыря нападают станишники или разбойники; окружили его со всех сторон,

  

  

  Хотят его, старого, ограбити,

  

  

  С душой, с животом разлучить хотят. "Братцы станишники, - говорит им Илья Муромец, -

  

  

  Убить меня, старого, вам не за что,

  

  

  А взяти у старого нечего".

  Илья вынул из налушна крепкий лук, вынул каленую стрелу:

  

  

  Он стреляет не по станишникам,

  

  

  Стреляет он, старый, по сыру дубу.

  Вспела тетива у тугого лука, угодила стрела в крепкий дуб, изломала дуб в черенья ножевые. Станишники попадали с коней, лежат без памяти на земле. Опомнившись, они бьют челом Илье Муромцу и просят взять их в вечное холопство (службу), обещая дать рукописанье служить ему до веку. На это Илья отвечает им только:

  

  

  А и гой есть (_есте_) вы, братцы станишники!

  

  

  Поезжайте от мена во чисто поле,

  

  

  Скажите вы Чуриле сыну Пленковичу

  

  

  Про старого козака Илью Муромца.

  В этой краткой песне является Илья со всем своим характером. На него нападают разбойники: он может их всех перебить, но он не хочет кровопролития; он показывает им свою силу, разбивает стрелою вдребезги дуб и тем удерживает их нападение. Величавое благодушие Ильи здесь все на виду. Песня оканчивается намеком на какие-то отношения к Чуриле Пленковичу, намеком, необъяснимым покуда.

  В "Московском Сборнике" (т. 1) помещена песня об Илье Муромце и о других богатырях; она сохранилась в очень древнем виде (хотя, конечно, есть и позднейшие наросты) и чрезвычайно замечательна. В ней рассказан бой богатырей с богатырем из земли козарской. Там сказано: земли жидовской, но мы принимаем объяснение А. С. Хомякова, который так разумеет землю жидовскую. Название земли козарской землею жидовской показывает, по нашему мнению, чрезвычайную древность самой песни; ибо, следовательно, в эту эпоху было в свежей памяти, что козаре исповедуют веру жидовскую. Расскажем, хотя вкратце, эту замечательную песню.

  Под Киевом стоит богатырская застава; на заставе атаман - Илья Муромец; податаманье - Добрыня Никитич, есаул - Алеша Попович. Кроме того, были у них Гришка, боярский сын, и Васька долгополый. Все богатыри были в разъезде: Гришка жил кравчим; Алеша Попович ездил в Киев; Илья Муромец был в чистом поле; Добрыня ездил за охотою к синему морю. Возвращаясь с охоты, увидал Добрыня ископыть великую. А. С. Хомяков говорит, что это означает глыбу, вырванную копытом из земли; мы, может быть, только определим его мысль, если скажем, что это не глыба, вырванная из земли, а из самого копыта выпавшая земля, прежде туда набившаяся. Увидав эту ископыть, а ископыть была величиною с полпечи, догадался Добрыня, что тут проехал сильный бо