Алексеев Глеб Васильевич - А. В. Квакин. Дело No 32. Путевые заметки" и дальнейшая судьба литератора Глеба Алексеева

махер (1 раз в мес[яц] - стрижка и 4 раза в мес[яц] - бритье)... 34 кроны

   7. Утренний чай (сахар, чай и молоко по интендант[ским] ценам, хлеб [- по] рыночной)... 312 крон

   Итого... 1906, т.е. 476,50 динар

   Табак - роскошь и в смету не входит.

   Поэтому здесь больные выработали правило: не ужинать, а многие обедают 2 - 3 раза в неделю. И это на берегу моря, где всегда есть хочется вдвое.

   Надо заметить, что в Макарска или Херцен-Нови жизнь дешевле, о русских беженцев там нет по соображениям выше изложенным.

  

   Обращает на себя внимание то, что автор определяет как "вулканически враждебные настроения", то есть постоянные вулканы конфликтов, в русских колониях, а также "подозрительность", "измельчание духовных интересов", "хулиганство среди эмигрантов", "жизнь за счет слухов". Поражение в Гражданской войне, крах веры в победу белого дела, осознание бесперспективности дальнейшей борьбы с большевиками, потеря цели в жизни приводили к необходимости найти виновного в данной ситуации. Именно взаимная враждебность, поиски внутреннего (или, используя терминологию Сталина, "ближнего") врага создавали многие трудности, резко обостряли конфликты, формировали условия для того, что, по Алексееву, есть "большевизм наоборот". На мой взгляд, мы имеем дело с манихейским сознанием [16], когда самым главным считается не сплотиться для достижения определенной цели и выполнения конструктивной программы, а найти "врага" и списать на него все неудачи.

   Когда Г.В. Алексеев сочинял эти свои письма-донесения он, скорее всего, даже не предполагал, что вскоре сам станет подобным "врагом". Ему казалось, что он честно выполнил свои обязанности: проехал определенным маршрутом, дал подробные отчеты, и, более того, выступил с конкретными рекомендациями. Правда, предложения эти были чисто бюрократические: нужен "централизующий фактор" в лице представителей Палеолога на местах и его ревизоров, "облеченных особым доверием в качестве инспекторов Управления Правительственного Уполномоченного по устройству русских беженцев в Королевстве СХС". После этого он изложил свои впечатления во время личной беседы с С.Н. Палеологом и его заместителем С.Н. Смирновым. Ему даже сказали о "возможности возвращения путевых издержек за время путешествия по Югославии с целью ознакомления с положением и бытом русских колоний на местах". На основе этого обещания Г.В. Алексеев подал 15 ноября 1920 года прошение на имя Правительственного Уполномоченного по устройству русских беженцев в Королевстве СХС с просьбой "возврата остальных сумм", израсходованных на поездку.

  

   Правительственному Уполномоченному

   по устройству русских беженцев в Королевстве С.Х.С.

  

   Я только что вернулся из объезда Севера, Северо-запада и Юго-запада Югославии, одной из целей которого было личное ознакомление с положением русских беженцев на местах. О впечатлениях своих я уже донёс Вашему Превосходительству рядом писем с мест.

   В настоящей докладной записке позволяю себе только суммировать и подвести к одному знаменателю те разноликие впечатления, которые частью не вошли в мои доклады с мест, частью сложились впоследствии в виде общих положений.

   Русские колонии в посещенных мною местах Югославии живут раздробленно, без всякой связи с центром (помимо района, конечно) предоставленные самим себе и маленьким свои интересам. Централизация управления привела к тому, что беженцы, боясь оторваться от Белграда, не рискуют забираться далее одного дня пути, переполняя до пресыщения, до возникновения "русского вопроса" такие близко расположенные к Белграду города как Нови Сад, Земунь, Вршац, Бела Церковь, Панчево, Сумитица и самый Белград, отбрасывая только в силу этих соображений местности на севере Югославии, в Кроации, в Боснии, без особой нужды можно было бы прожить на размене. Во-вторых, та же система привела к тому, что все даже самые малейшие нужды и вопросы беженской практики разрешаются в Белграде и Белградом. Что должно, несомненно, обременять самое Управление. ("В управлении получается до 300 писем в день" - из приказа правительственного уполномоченного). Помимо этого централизующий фактор этот не только совершенно обезличил комитеты на местах, но и вырвал самомалейший элемент доверия к ним, т.к. каждый беженец по каждому вопросу может непосредственно сноситься с Белградом и добиться желаемых, т.е. обратных мнению комитета, результатов. Отсутствие же книг на местах, определенных занятий у большинства беженцев, при наличии повышенной, чисто беженской подозрительности и измельченности духовных интересов беженцев - все чаяния и интересы на местах свело к размену и "возне" вокруг комитета. Как в Белграде для правоверного русского беженца стало своего рода службой "оттолкаться" положенное число часов у ворот "чрезвычайки", так на местах грызня вокруг комитетов и получения размена (на местах получение размена за последнее время стало фактом, длящимся целый месяц) и продуктов оформилось в своего рода беженскую службу и оттеснило все другие интересы. Вследствие этого в случае действительного прекращения размена большинство русских окажется не только в условиях самой страшной нужды, но и неприспособленными и слишком "уставшими от размена" для того, чтобы собственными руками заработать кусок хлеба. Я не хочу сказать, что к этому привело русских только недостаточное обслуживание их нужд на местах вследствие централизации заботы о них. К этому привели их многие сложные политические и психические причины. Но отсутствие очевидной няньки, т.е. видимых забот на места, порождая страх за свою участь, способствовало в первую очередь переполнению крупных пунктов, и во вторую - отягощению работы управления уполномоченного потоком мелких нужд и вопросов, которые легко могли бы разрешаться и на местах.

   Одновременно отсутствие административного надзора при наличии разношерстного состава выехавших из России на эвакуацию беженцев не могло не создать представления о ненаказуемости: "нам все дозволено", "нам нечего терять", породило целый ряд проступков хулиганского характера, что, конечно, не способствовало установлению добрых отношений с местным населением. Открытие лото, пьяные дебоши, занятие мелкой спекуляцией, распродажа обмундирования и получаемых уже здесь, в Югославии, теплых вещей, неплатеж в гостиницах и ресторанах - все это факты беженской жизни сегодняшнего дня, и борьба с ними отсюда, из Белграда, невозможна.

   Другим существенным злом беженской жизни как бы в противовес влечению беженцев к центру, к Белграду, является отсутствие всякой связи с ним. Во многих колониях совершенно не получаются обычные приказы и распоряжения правительственного уполномоченного и военного агента. Во многих колониях эти приказы получаются месяц-полтора спустя, т.к. ежемесячно ездящий за разменом обычно не считает своим долгом, да и физически не может привезти в свою колонию все копии приказов и распоряжений. Большинство колоний узнает о касающихся их распоряжениях из газеты, если она доходит, и по слухам, всегда самым фантастическим и неправдоподобным, лишь будирующим и без того нервных беженцев. Так в северных колониях до сих пор не знают об открытии вспомогательного пункта военного агента в Субботице, а о правительственном уполномоченном знают только понаслышке.

   Вместе с тем и само управление уполномоченного знает о беженцах только статистические данные: имя и фамилию, получал ли добавочную ссуду и в каком размере и где живет. Данных же о жизни беженцев на местах, о быте, о занятиях, об имущественном состоянии управление не имеет. По этой причине не могут быть практически выполнены многие приказы правительственного уполномоченного (напр[имер,] предоставлении размена только действительно нуждающимся), а также и распоряжения военного агента.

   Позволяю себе заметить, что подобное положение вещей в каком-либо экстраординарном случае (напр[имер,] прекращение размена) может вызвать катастрофические последствия как в среде самих беженцев, так и в области взаимоотношений с местным населением, особенно теперь ввиду новых грозно надвигающихся политических и военных событий.

   Поездка в Югославию убедила меня в возможности принятия целого ряда мер, которые я и позволяю себе представить на усмотрение Вашего Превосходительства.

   I) Вся территория Югославии должна быть поделена на районы, введенные ведению помощников главноуполномоченного с тем, чтобы компетенцией их власти более мелкие вопросы, не требующие санкции Правительственного Уполномоченного, решались бы на местах. Примерное деление на области может быть таково: 1) Воеводина, 2) Славония, Кроация и Словения, 3) Босния и Герцеговина, 4) Далмация и 5) Старая Сербия.

   Эта мера, создав административные центры на местах, способствовала бы улучшению положения беженцев в следующих отношениях: 1) получение размена для данных областей могло бы быть передано уполномоченному области и тем разрядило бы Белград от "представителей из провинции" и упорядочило бы самое получение размена, 2) на каждую область было бы полномочное лица, представительствующее интересы беженцев перед местными властями, а также русскую административную власть, что внесло бы упорядочение в самый быт беженской жизни.

   Частью мера эта уже осуществлена, и там, где имеется помощник Правительственного Уполномоченного (напр[имер,] в Старой Сербии, в Кроации, в Воеводине) русские беженцы расселяются даже в маленьких местечках, чувствуя за собой защиту ответственного лица, а там, где помощников Правительственного Уполномченного не имеется (в Далмации, Боснии и Герцеговине), русские беженцы предоставленные сами себе, скучиваются в крупные города, переполняя их и вызывая недовольство этим со стороны местного населения. Так, в Далмации насчитывается около 300 русских, все они живут в одном городе - Дубровнике, несмотря на то, что в других городах побережья жизнь значительно дешевле.

   II) Другой неотложной мерой, которую я позволяю себе рекомендовать вниманию Вашего Превосходительства, являются особые поездки лиц, облеченных Вашим доверием, в качестве "инспекторов Управления Правительственного Уполномоченного по устройству русских беженцев в Королевстве С.Х.С." по местам расселения русских из колонии в колонии со следующими целями:

   А) Эти поездки должны действительно дать полный и обстоятельный материал о положении, быте и условиях жизни русских беженцев, путем личного ознакомления на местах, путем устройства особых анкет на местах, т.е. тот самый материал, который не имеется в Управлении Правительственного Уполномоченного, но который необходим для представления себе всесторонне освещенной и полной картины жизни русских в Югославии и без которого Управление Правительственного Уполномоченного окажется не в состоянии найти выход в действительно грозную минуту.

   В) Эти поездки должны наладить жизнь колоний на местах, устранить дефекты беженской бестолковщины, мешающие подумать о постоянном труде, затушить, наконец, огнедышащие вулканы беженской самогрызни и наладить жизнь колоний в определенное, предуказанное центром, русло. Установив, таким образом, периодическую, но постоянную связь с колониями, Управление [...] не только ознакомится с действительными нуждами беженцев, но и практически покажет последним степень заботливости о них.

   С) Эти поездки должны дать Управлению Правительственного Уполномоченного точную картину условий жизни, климата, квартирного вопроса в городах и селах Югославии, как уже заселенных русскими, так еще и не заселенных, для того чтобы Управление на стереотипный вопрос беженца "куда же поехать?" могло бы дать ему точные и полные указания.

   Д.) Наконец, с этими же поездками можно связать контроль подотчетных сумм, отпускаемых комитетам и правлениям.

   Позвольте перейти теперь к практическому применению указанной меры:

   Для полного обслуживания колоний русских беженцев в Югославии необходимо учреждение двух должностей таких разъездных инспекторов, с таким, примерно, подразделением территории: 1) Старая Сербия и Воеводина, т.е. к югу от Белграда вправо и влево от жел[езнодорожного] пути Белград - Гевгели и к северу от Белграда - т.е. вправо (на восток) по железнодорожному пути Белград - Новый Сад. 2) Шлавания, Кроация, Словеия, Босния, Герцеговина, Далмация и Черногория, т.е. вправо и влево от жел[езнодорожного] пути Индиа - Клагенфурст и вправо и влево от жел[езнодорожного] пути Брод - Котор, и по далматинскому побережью от черногорских берегов до Церковенницы. а также крайний север.

   Определение вознаграждения отношу всецело на благоусмотрение Вашего Превосходительства, но путевые расходы, судя по опыту произведенной мною поездки, не могут быть менее 2.000 динаров, даваемых под отчет. Вместе с тем необходимо снабжение названных инспекторов именными бесплатными билетами II класса с правом ездить со "шпельцугами" и по всей территории Югославии. Помимо этого необходимо небольшое вознаграждение секретарям колоний на местах за повышенную работу во время приездов инспекторов (до 10 динаров в день) по сбору анкет, и личному опросу беженцев и т.д.

   [...]Все вышеизложенное позвольте представить на усмотрение Вашего Превосходительства.

  

  

  

   Правительственному Уполномоченному по устройству русских беженцев в Королевстве С.Х.С.

   Литератора Глеба Васильевича Алексеева

   (временно Белград)

   ПРОШЕНИЕ

  

   В личной беседе со мною Вы и С.Н. Смирнов высказались за возможность возвращения мне путевых издержек за время путешествия моего по Югославии с целью ознакомления с положением и бытом русских колоний на местах. За время с 20 октября с.г. по 14 ноября с.г. я объехал большинство русских колоний по пути Белград - Новый Сад - Самбор - Осек, Загреб, Сараево, Дубровник и обратно Дубровник - Сараево - Брод - Белград, израсходовав, в общем, свыше 1.300 динаров. 13 октября с.г. я уже получил от вас на означенную поездку 500 - динаров. В возврате остальных сумм всецело полагаюсь на Ваше благоусмотрение, при чем считаю своим долгом принести Вам благодарность за содействие и материальную поддержку, оказанную мне, русскому литератору, в деле обследования положения русских за границей.

   Справка: Ваше письмо на мое имя от 14 окт.[ября] за No 8280 и мои донесения с пути.

   Пока оформлялись казенные бумаги, душа писателя требовала поделиться увиденным с читателями, что он и сделал, опубликовав 21 ноября 1920 года в парижской газете "Общее дело" [17] большую статью "Без Родины". Надо отметить, что оценки положения беженцев в Югославии и характеристики их взаимоотношений были значительно сглажены по сравнению с письмами-донесениями Палеологу. И, тем не менее, реакция на данную статью в "Общем деле" со стороны Правительственного Уполномоченного по устройству русских беженцев в Королевстве СХС была крайне негативной. Конечно, как высокий чиновник он знал о русской эмиграции в Югославии много такого, чего не знал Г.В. Алексеев. Он был готов читать письма-отчеты последнего, обсуждать сложившуюся ситуацию во время личной беседы, но не мог позволить ему "выносить сор из избы". Об этом свидетельствует любопытный документ, подшитый отдельно в фонде Палеолога (Вох 11. Folder 11-24). Документ не имеет подписи, но напечатан на той же специфической "вытянутой" бумаге и, судя по дефектам отдельных букв, на той же печатной машинке, что и все документы, исходящие из канцелярии Палеолога. Цель данной бумаги - "согнать тот чад, который нагоняет статья" Г.В. Алексеева. Практически, в этой заготовке "письма рядового эмигранта", "никогда в газетах не писавшего", улавливаются те же манихейские мотивы, что и в осуждениях "врагов народа" "простыми советскими людьми" времен "диктатуры пролетариата". Единственный аргумент против Алексеева - "Таких фактов не было, нет и быть не может". Если бы в Советской России 1920 года писателя осудили за "клевету на советский государственный и общественный строй", то в белой эмиграции его осудили за выступление против "русских, всей душой любящих Родину".

  

  

   Сейчас мне попался в руки номер "Общего Дела" от 21-го Ноября. В теперешнее время, в минуту несчастья, особенно хочется, чтобы всюду и везде Русская среда всеми силами старалась в себе и в Армии, продолжавшей, поредевшими рядами до последней возможности отражать врага, поддерживать дух бодрости и единения, необходимый для того, чтобы окончательно сломить большевизм.

   И вот в этом номере "Общего Дела" прочел я статью, полученную из Белграда, под заглавием "Без Родины", подписанную Глебом Алексеевым, статью, заставившую меня, никогда в газетах не писавшего, взять в руки перо и ответить, чтобы сказать слово правды. Как русский, прибывший сюда в качестве беженца, хочу я сказать другим русским, живущим далеко отсюда в Париже, несомненно, исстрадавшимся и страдающим по себе подобным, по соотечественника, заброшенным в далекие страны, хочу сказать им:

   "Да, конечно, удел наш тяжел и не сладка наше жизнь, но знайте, что не то происходит в Белграде, что описано в означенной статье, не верьте тому, не верьте, потому что, как ни трепала нас судьба, как ни старались подточить наши силы, мы не настолько пали духом, чтобы обратиться в то гонимое человечеством существо, которое в статье названо "Русская Избеглица", что вера у нас сохранилась, что мы еще боремся, что мы работаем, что не сломит нас, что под этой "русской избеглицей" в "шляпе с наушниками и английском френче", надетыми на него именно теми, которые занимались и продолжают заниматься взаимной грызней, бьется Русское сердце, полное любви к Родине, - к России и к Русскому, что со стороны тех, на которых особенно много нападков в этой статье,- служащих в Правительственных учреждениях - мы видим только помощь, поддержку, что здесь в Белграде все знают, сколько сил, труда и любви было вложено лицами, стоящими во главе Правительственных учреждений, и всеми служащими в них, и как мало помалу наладилось огромное дело оказания помощи беженцам, что нет здесь розни, что нет деления на привилегированных и не привилегированных, так как каждый знает, что только в единении всех Победа.

   Хочу сказать Вам, чтобы успокоить, чтобы согнать тот чад, который нагоняет статья: здесь в Белграде идет горячая, полная веры и дружная работа русских, направленная к одной цели - Славе и Величию России.

   Хочу еще поговорить о другом, о том, что в статье "Без Родины" названо "Русско-Славянским Балканским альянсом", вылившимся, будто бы, при подсчете результатов, в "открытие полковниками и инженерами слесарных и сапожных мастерских". И проскальзывает в ней, что вина в этом не только наша. Как обидно и как тяжело, что русский человек, попавший в тяжелую минуту в близкую и родственную нам страну, не мог, сообщая своим соотечественникам в Париже о том, как живут их браться в Югославии и какую они встречают помощь со стороны Государства, их принявшего, найти ничего другого как "комиссионные магазины" и "сапожное ремесло". А между тем, какое богатое поприще здесь можно найти для создания благодарности Государству молодому, еще не окрепшему от войны, и, тем не менее, открывшему, даже в ущерб иногда собственному населению, так широко и гостеприимно свои двери, чтобы принять русских братьев, накормить, отогреть их, дать им отдохнуть от перенесенных ужасов.

   Грешно говорить о ночевке в конюшне и обеде два раза в неделю, грешно также пускать громкие слова о том, что служащие в учреждениях "смотрят на беженцев как на своих злейших врагов". Таких фактов не было, нет и быть не может. И в Белграде это знают. Я хочу, чтобы знали и в Париже. Не смущайтесь же сведениями вроде приведенных в статье "Без Родины". Знайте, парижские соотечественники, что жизнь наша в Югославии не такова. Много есть сторон тяжелых, от многого надо отрешиться, но, благодаря взаимной поддержке, широкой помощи местного Правительства и сочувствию всех классов населения, здесь не существует того "русского избеглица", который описан в статье "Без Родины". Здесь существуют лишь русские, всей душой любящие Родину и по мере сил старающиеся содействовать Ее возрождению и в этой своей работе встречающие со стороны молодого Государства, куда забросила их судьба, со стороны сынов его поголовно знающих, что такое истинная Россия, и что она сделала для Сербии, - великую поддержку и мощную опору.

  

   Началась травля литератора со стороны официальных лиц русской эмиграции в Югославии. Жизнь в эмиграции для Г.В. Алексеева стала после этого совершенно невыносимой. Ему опять приходится делать выбор между "красными" и "белыми". Через год с небольшим после его поездки по Югославии и реакции на статью в "Общем деле" писатель возвращается на Родину. Он пытается в своих литературных произведениях осмыслить опыт братоубийственных событий периода Гражданской войны в России. Одновременно Г.В. Алексеев пытается "вписаться" в требуемую тогда большевиками производственную тему. При всей искренности попытки адаптироваться теперь уже к советским порядкам, он снова невольно пишет о том, что было колющей глаза правительственных чиновников правдой. Так, в фонде Глеба Васильевича Алексеева Отдела рукописей Института мировой литературы имени М. Горького РАН (ф. 154, оп. 1. ед. хр. 9) содержится машинопись очерка "Инженеры "Красного мая" (О делах и людях соревнования)" 1929 года с правкой и рукописными вставками автора на 7 листах. В патетическом тексте о свершениях рабочих завода неожиданно диссонансом звучит абзац о "спецеедстве" теми же рабочими инженеров:

   "Стекольный завод "Красный Май" за последние четыре года сменил пять технических руководителей, и инженерная такая чехарда заставила хромать на обе ноги крупнейший в Московской области стекольный завод. [...] Трудно было понять: - кто же, в конце концов, виноват в инженерной этой чехарде? Инженеры ли, предпочитавшие по часам размеренную, охраной труда опекаемую работу в трестах и синдикатах переменчивой судьбе инженера-производственника, или рабочие "Красного Мая", для которых - по выражению одного инженера - "спецеедство стало своего рода спортом"? Но так повелось, что больше восьми месяцев технорук на заводе не задерживался, а из этих восьми месяцев первые четыре уходили на изучение производства, а четыре вторые на подыскание нового места службы" [18].

  

   Сатирические картины советской действительности были даны Глебом Алексеевым в повестях ("Жилой дол", 1926, "Шуба", 1928) и романе ("Тень стоящего впереди", 1928). В 1933 году он завершает большой роман об индустриализации в СССР "Роза ветров". В 1938 году писатель покончил жизнь самоубийством.

   Для большевистских правителей, как и для антибольшевистских властителей, мечущийся интеллигент был "чужим", а тот, "кто не с нами, тот против нас".

  

   Материал написан при содействии Фонда Фулбрайта, предоставившего возможность для 8-месячной стажировки в Стэнфордском университете США.

   Автор благодарит руководство и сотрудников Архива Гуверского института войны, мира и революции за активную поддержку научной работы с документами.

  

  

  

   [1] Палеолог С.Н. Около власти: очерк пережитого. Белград, 1929. с. 192 -193.

  

   [2] Алексеев Глеб Васильевич (1892 - 1938) - русский писатель. В начале 1920-х годов жил в эмиграции. В 1923 году вернулся в СССР. В рассказах (сборник "Живая тупь", 1922), повести "Мертвый бег" (1923) отражено осмысление страшного опыта русских революций и Гражданской войны.

  

   [3] Русь (София), 18 апреля 1923 г. No 77.

  

   [4] Journal des Debats. 19 Mars 1921. # 77.

  

   [5] Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Stanford University: Fon-Lampe, A.A. Box 10. Русская эмиграция заграницей и ее политическая деятельность.

  

   [6] Общее дело. 1921, 6 марта. No234.

  

   [7] Д'Аннунцио, Гаабриеле (1863 - 1938) - итальянский писатель и политический деятель. Пропагандист итальянского империализма. После Первой мировой войны стал одним из лидеров националистического движения, связанного с фашистскими организациями. В сентябре 1919 года возглавил националистическую экспедицию, захватившую югославский город Риека, был его комендантом до декабря 1920 года, когда по требованию Антанты итальянское правительство предложило д'Аннунцио оставить город.

  

   [8] Наверное автор письма ошибается, и речь идёт об Акулове Борисе Филипповиче (? - 9 мая 1969, Аргентина), эмигрировавшем первоначально в Египет, позже переехавшим в Югославию, где закончил медицинский факультет и зубоврачебный курс в Белграде. После Второй мировой войны бежал от режима Тито в Италию, но по требованию советских властей был выдан в СССР, где находился в тюремном заключении более года, после чего выехал в Аргентину. Здесь был директором двух больниц в провинции Сальта.

  

   [9] Керенский Александр Фёдорович (1881 - 1970) - российский политический деятель. Из семьи директора мужской гимназии и средней школы для девочек города Симбирска. Закончил юридический факультет Петербургского университета, вступил в Петербургскую коллегию адвокатов, выступал защитником на многих политических процессах, в том числе на процессе большевистской фракции IV Государственной Думы. С 1912 года один из руководителей российского масонства. Депутат IV Государственной Думы от трудовиков. Один из главных организаторов Февральской революции, член Временного Комитета Государственной Думы и товарищ председателя исполкома Петроградского Совета. 2 марта 1917 года стал министром юстиции Временного правительства, выступал против конституционной монархии. С 5 мая 1917 года - военный и морской министр, с 8 июля - совмещал этот пост с постом министра-председателя Временного правительства. После Октябрьской революции пытался с помощью военной силы перехватить власть у большевиков. Несколько раз нелегально был в Петрограде и Москве с целью установления контактов с антибольшевистским подпольем. В июне 1918 года выехал за границу. В 1922 - 1933 годах издавал ежедневную газету "Дни", в 1933 - 1936 годах - еженедельник "Свобода". В годы Великой Отечественной войны призывал к поддержке борьбы Красной Армии против нацистской Германии. После войны был одним из лидеров "Лиги борьбы за Народную Свободу", редактировал печатный орган этой организации "Грядущая Россия", занимался литературным творчеством, оставил мемуары.

  

   [10] Вахрушев Михаил Николаевич (5 марта 1865, Москва - 27 ноября 1934, Югославия) - генерал-лейтенат, участник Белого движения на Юге России, в 1920 г. эмигрировал в Югослаию. Организатор и почётный председатель Сарайского общества офицеров, Председатель русской колонии в Сараеве. Похоронен на русском кладбище в Белграде.

  

   [11] Речь, по-видимому, идёт о Николае Федоровиче Езерском (12 декабря 1870, Дрезден - ?), известном российском политическом деятеле. В начале Гражданской войны вступил в Добровольческую армию, после поражения Белых сил на Юге России эмигрировал в Сербию. Дальнейшая судьба неизвестна.

  

   [12] Раевская Наталья Александровна (? - 31 августа 1941, Рагуза, Югославия) - общественная деятельница Российского Зарубежья.

  

   [13] Усов Сергей Сергеевич (1872, Москва - 1943, Нови Сад, Югославия) - дворянин, служащий.

  

   [14] Леш Леонид Павлович (1861 - 28 августа 1934, Котор, Черногория) - генерал от инфантерии, участник Первой мировой войны и Белого движения на Юге России, с 1920 года в эмиграции в Сербии.

  

   [15] Левченко Степан Фокич (1886, Висунск, Украина - 1952) - полковник, участник Белого движения на Юге России, с 1920 г. жил в городе Нови Сад (Югославия).

  

   [16] Подробнее об этом см.: Квакин А.В. Россия познает Русское Зарубежье // Новый журнал. Нью-Йорк, 1998. Кн. 211. С.155 -172.

  

   [17] "Общее дело" - газета, издававшаяся в Париже В.Л. Бурцевым. Круг постоянных авторов, создавших "Общему делу" репутацию одного из главных печатных органов эмиграции, отличался широтой, как бы, исключая предположения о партийной пристрастности, а, значит, однобокости суждений и оценок. Подробнее см.: Литературная энциклопедия русского Зарубежья. 1918 - 1940. М., РОССПЭН. 2000. т. 2. с. 271 - 277.

  

   [18] Отдел рукописей Института мировой литературы имени М. Горького РАН. Алексеев Глеб Васильевич. Ф. 154. оп. 1. ед. хр. 9 л. 1.