Анненков Павел Васильевич - И. Н. Конобеевская, В. А. Смирнова. К. Маркс, Ф. Энгельс и П. В. Анненков

  

   П. В. Анненков. Парижские письма

   Серия "Литературные памятники"

   Издание подготовила И. Н. Конобеевская

   М., "Наука", 1983

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Взаимоотношения К. Маркса и Ф. Энгельса с передовыми русскими политическими и общественными деятелями в 40-е годы XIX в., история проникновения идей основоположников научного коммунизма в Россию в эти годы неоднократно являлись предметом основательного исследования в исторической и литературоведческой науке. Широко известна и история взаимоотношений Маркса с видным русским литератором, критиком, первым в России научным издателем произведений Пушкина Павлом Васильевичем Анненковым. Эти сведения почерпнуты из сохранившейся переписки Маркса и Анненкова и из воспоминаний последнего - "Замечательное десятилетие", неоднократно публиковавшихся на русском языке. Именно Анненкову было адресовано знаменитое письмо Маркса о Прудоне от 28 декабря 1846 г., давно ставшее хрестоматийным и вошедшее в золотой фонд сокровищницы марксовых идей.

   Из всех русских деятелей 40-х годов XIX в., лично или заочно (Герцен) знавших Маркса, наиболее объективная и правильная оценка его личности и деятельности принадлежит именно Анненкову. Анненков всегда выделяет Маркса из среды других видных представителей общественной мысли Западной Европы. Для него Маркс "авторитетный, положительный и законодательствующий", он "учитель Лассаля" и "глава интернационального общества" (Лит. воспоминания, с. 318, 301).

   Говоря о непримиримой вражде между Марксом и Бакуниным, он отнюдь не поддерживает последнего, хотя они были друзьями. Один только раз в начале революции 1848 г., в пору обострения политической борьбы по вопросу о целях и методах революционных действий между пролетарскими революционерами и мелкобуржуазными демократами, Анненков бросил недоброжелательную фразу о Марксе. Глубокое уважение к Марксу Анненков пронес через всю свою жизнь. Оно явствует из его писем к Марксу в 1840-е годы и из воспоминаний и частной переписки в 1870-е годы {См. характеристику К. Маркса в письме Анненкова к M. M. Стасюлевичу в кн.: M. M. Стасюлевич и его современники в их переписке. СПб., 1912, т. III, с. 352}.

   В русской и советской литературе Анненков, его политические взгляды, расхождения с Герценом неоднократно подвергались суровой и справедливой критике, в том числе со стороны П. Л. Лаврова {Лавров П. Русский турист 40-х годов - Дело, 1877, N 8; его же: Турист-эстет. Там же, 1879, N 10.} и Г. В. Плеханова {Плеханов Г. В. О Белинском. - Плеханов Г. В. Избр. философские произведения. М., 1958, т. 4, с. 592.}.

   Безусловно, многое в этой критике справедливо, однако это не дает основания не ставить вопроса о влиянии на Анненкова и его произведения основоположников научного коммунизма.

   Впервые о взаимоотношениях Анненкова и Маркса заговорил Д. Б. Рязанов в 1912 г. в статье "Карл Маркс и русские люди сороковых годов" {Современный мир, 1912, N 8-12.}.

   Ценность работы Рязанова в том, что он впервые приводит письма Анненкова к Марксу в период 1846-1847 гг. и излагает историю их знакомства. Но основываясь на ложных посылках относительно личности Г. М. Толстого {Чуковский К. Григорий Толстой и Некрасов. К истории журнала "Современник". - ЛН, N 49-50, с. 365-366.}, чья рекомендация помогла Анненкову познакомиться с Марксом, Рязанов предвзято истолковывает как личность и деятельность Анненкова, так и историю его взаимоотношений с Марксом.

   "Скучный критик пятидесятых годов", апологет "слабых людей", "пописывающий благодушно" в "Русском вестнике" и "Вестнике Европы", сомнительный пушкинист, чьи труды о Пушкине научное пушкиноведение давно превратило в "груду материалов", требующих проверки, автор не менее сомнительных мемуаров, в которых много "мелочей, интересных для историков, но и только" {Рязанов Б. Д. Карл Маркс и русские люди сороковых годов. Очерки по истории марксизма. М.; Л., 1928, т. 2, с. 86-87.} - так абсолютно бездоказательно, субъективно характеризует Рязанов Анненкова. Отнеся его к числу русских идейных "сластен", Рязанов использует письма Анненкова к Марксу лишь для иронических комментариев.

   Вывод, к которому подводит читателя Рязанов, тридцать лет спустя сформулировал Д. О. Заславский в статье "К вопросу о политическом завещании Белинского": "Анненков читал Маркса, писал Марксу, бывал у Маркса - и совершенно не понял Маркса, был ему совершенно чужд" (АН, т. 55, с. 66).

   Приговор Рязанова и Заславского среди многих причин объясняется отчасти высказыванием самого Анненкова, который, вспоминая о впечатлении, произведенном на него письмом Маркса о Прудоне, писал: "Признаюсь, я не поверил тогда, как и многие со мною, разоблачающему письму Маркса, будучи увлечен, вместе с большинством публики, пафосом и диалектическими качествами прудоновского творения" (Лит. воспоминания, с. 306).

   Однако, наряду с точкой зрения Рязанова-Заславского, в советском литературоведении есть и другое мнение относительно возможности влияния взглядов Маркса на Анненкова, высказанное П. Н. Сакулиным.

   Внимательно проанализировав "Письма из-за границы", "Парижские письма", вдумчиво подойдя к личности самого автора, Сакулин приходит к выводу, что, "добиваясь личного знакомства с Карлом Марксом, Анненков действовал не под влиянием только простого любопытства или тщеславия, но из желания ближе присмотреться к тому социальному движению, которое приобретало тогда все большее и большее значение и в котором роль Маркса становилась все более и более заметной" {Сакулин П. H. Русская литература и социализм. М., 1924, ч. 1, гл. VII, с. 251.}. Он указывает далее, что все факты истории взаимоотношений Маркса и Анненкова "позволяют думать, что наш путешественник произвел на Маркса достаточно благоприятное впечатление" {Там же, с. 252.}, и он понял, "что перед ним не просто широкая русская натура, а русский интеллигент, серьезно вдумывающийся в социальные явления западноевропейской жизни, человек, с которым стоит говорить по-настоящему" {Там же, с. 254.}. Не ставя своей задачей выявить влияние Маркса на взгляды Анненкова, Сакулин тем не менее считает вполне вероятным, что в своем понимании революции 1848 г. и фактов европейской жизни 1840-х годов Анненков мог быть близок Марксу. "Не будучи ни прудонистом, ни марксистом, - пишет Сакулин, - Анненков в 40-х годах наиболее интересовался идеями авторов "Философии нищеты" и "Нищеты философии". Его подкупали в Марксе научный реализм и строгий историзм мысли" {Там же, с. 265.}.

   Точка зрения Сакулина оказалась наиболее стойкой и нашла развитие в советском литературоведении 1960-х годов, хотя вопрос о взаимоотношениях Маркса с Анненковым и не стал предметом специального исследования.

   В. И. Кулешов высоко оценил роль Анненкова как "квалифицированного информатора" о всех новинках философской, экономической и эстетической мысли Запада, указав, что знакомство с Марксом во многом помогло ему дать такую информацию {Кулешов В. И. Литературные связи России и Западной Европы в XIX веке (первая половина). М., 1965, с. 93.}.

   Значительно больше внимания Анненкову как собственному корреспонденту "Отечественных записок", а потом "Современника" уделяет В. С. Нечаева. Анализируя "Парижские письма" Анненкова, его переписку с Гоголем в 1847 г., общение с Белинским и Тургеневым в Зальцбрунне, поездку с Белинским по Европе летом того же 1847 г., позицию, занятую Анненковым в дискуссии о роли буржуазии в историческом процессе, происходившей в Париже по приезде туда Белинского, она приходит к выводу о высоком интеллектуальном уровне Анненкова, о его осведомленности во всех политических и социальных вопросах своего времени. Надо отметить также, что Нечаева впервые обратила внимание на близость отдельных суждений Анненкова в "Парижских письмах" положениям, выдвинутым Энгельсом в статьях конца 1840-х годов {Нечаева В. С. В. Г. Белинский. Жизнь и творчество, 1842-1848. М., 1967, с. 373.}.

   В 1968 г. было опубликовано исследование Б. Ф. Егорова "П. В. Анненков - литератор и критик 1840-х-1850-х гг.", в котором автор, основываясь на анализе "Парижских писем", не только отметил влияние Маркса на мнение Анненкова о книге П.-Ж. Прудона "Система экономических противоречий, или Философия нищеты", hq пришел к более глубокому выводу: "Думается, что и общая методология Маркса (изучение исторических закономерностей общественного движения, введение частного факта в общую социально-экономическую структуру и объяснение частного общим) оказала некоторое воздействие на мышление Анненкова" {Учен. зап. Тартуского гос. ун-та, вып. 209. Труды по рус. и славян, филологии XI. Лит-ведение. Тарту, 1968, с. 59-60.}.

   Публикация в настоящем издании печатных работ и рукописей Анненкова позволяет вновь вернуться к вопросу о влиянии взглядов основоположников научного коммунизма на понятия и представления Анненкова. Для исследования этого вопроса, помимо "Писем из-за границы", "Парижских писем", рукописей, впервые публикуемых в настоящем издании: "Путевые записки" и "Записки о французской революции 1848 года", очерка "Февраль и март в Париже 1848 года", привлечена вся сохранившаяся переписка Маркса с Анненковым, которая, фактически, не была никем исследована {Сохранилось два письма Маркса Анненкову (от 28 декабря 1846 г. и 9 декабря 1847 г.); кроме того, достоверно известно о существовании еще трех писем: 27 мая, сентябрь и начало октября 1846 г. Шесть писем Анненкова Марксу за 1846-1847 гг. воспроизведены в издании: К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967, с. 127-146.}.

   При выяснении влияния мировоззрения Маркса и Энгельса на представления Анненкова о тех или иных сторонах западноевропейской действительности нельзя подходить к этому вопросу прямолинейно и искать в сочинениях русского автора подлинно марксистских идей. Взгляды Маркса и Энгельса в представлениях Анненкова отразились не прямо, но наложили существенный отпечаток на понимание автором тех событий, свидетелем которых он стал в Европе. При этом следует помнить, что эти представления слагались не только под воздействием взглядов Маркса и Энгельса, но и под влиянием самых разнообразных факторов. Бесспорно, например, влияние на Анненкова его соотечественников, особенно Герцена и Бакунина. Кроме того, Анненков сам достаточно самостоятелен в своих выводах и суждениях. Назревание революционной ситуации в России в конце 1850-х годов, полемика вокруг отмены крепостного права в той или иной степени также отразились на его взглядах.

   Необходимо также иметь в виду, что при исследовании обращается внимание на понимание автором событий и идей, а не на отношение к ним. Последнее бесспорно очень важно, но именно этот вопрос уже не раз обсуждался в литературе и не нуждается в дополнительных изысканиях.

   С точки зрения поставленной в данной статье проблемы следует рассмотреть три периода деятельности Анненкова:

   Период, относящийся к первой половине 1840-х годов, когда никаких личных контактов между Анненковым и К. Марксом и Ф. Энгельсом не было. Анненков в это время - начинающий литератор, автор "Писем из-за границы", "Путевых записок" (неопубликованных), друг Белинского.

   Второй период относится ко второй половине 1840-х годов. Анненков - уже активный участник русского общественно-литературного движения 1840-х годов, друг не только Белинского, но и Герцена, и многих других западников. Он автор одного из лучших в русской публицистике 1840-х годов произведения "Парижские письма", автор не предназначавшихся для печати "Записок о французской революции 1848 года". Именно в эти годы происходят личные встречи Анненкова с Марксом и Энгельсом и переписка с Марксом.

   Третий период - это конец 1850-х и начало 1860-х годов, время первой революционной ситуации в России. В эти годы Анненков - активный деятель русского литературного процесса, автор многих критических статей о современной русской литературе, замечательных исследований о русских писателях, автор "Материалов к биографии А. С. Пушкина", опубликованных в первом томе первого научного издания сочинений Пушкина, издателем которого он был.

   В эти годы продолжается дружба Анненкова с Герценом и Огаревым, дружба со всеми крупными русскими писателями, особенно Тургеневым и Л. Толстым; Анненков активно сотрудничает во многих ведущих русских журналах: "Современнике", "Атенее", "Библиотеке для чтения". Он выступает одним из организаторов и устроителей Литературного фонда, существующего и по сей день.

  

  

   При рассмотрении первого периода публицистической деятельности Анненкова следует подчеркнуть, что формирование его представлений о западноевропейской действительности, общественной мысли и социальных процессах происходило в известной мере под влиянием тех же факторов, что и мировоззрение основоположников научного коммунизма. Разумеется, здесь ни в коем случае нельзя ставить знака равенства. Осмысливание факторов социально-политической действительности и предшествующей истории человеческой мысли Марксом и Энгельсом даже на стадии революционного демократизма, которую они переживали в это время, не идет ни в какое сравнение с умственным багажом Анненкова. Однако заслуживают внимания следующие факты. Анненков и Энгельс почти одновременно побывали в одних и тех же странах и городах. Летом 1841 г. Энгельс из родного Бармена совершает путешествие по Швейцарии и Ломбардии, в сентябре приезжает в Берлин для прохождения военной службы. Анненков выехал из России в октябре 1840 г., в январе он был в Берлине, в марте в Вене, а летом 1841 г., так же как и Энгельс, путешествует по Италии, в 1842 г. отправляется в Швейцарию.

   В 1842 г. Энгельс уезжает в Англию, где проводит и 1843 год. Летом 1843 г. туда же приезжает и Анненков.

   В Европе Анненков и Энгельс часто читают одни и те же произведения, смотрят одни и те же спектакли, слушают одних и тех же музыкантов, и реакция на эти явления европейского искусства у них иногда сходная: их восхищает поэзия Г. Гейне, они одобрительно отзываются о комедиях Ф. Грильпарцера, стихах А. Грюна и Ф. Рюккерта {См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Об искусстве. М., 1976, с. 418, 420, 432.}.

   О своих европейских впечатлениях Энгельс пишет очерки, корреспонденции и письма для немецких и английских газет. В тех же жанрах работает и Анненков. "Письма из Вупперталя" (1839) {См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 451-472.} Энгельса по манере письма и выводам в чем-то близки очеркам о европейских городах в "Путевых записках" Анненкова.

   Между суждениями Энгельса и Анненкова о фактах общественно-политической жизни Европы 1840-х годов также есть известная близость. Оба они выступили с резким осуждением прусского режима: Энгельс в "Письмах из Вупперталя", Анненков в очерке "Берлин" из "Путевых записок". В Англии Анненкова и Энгельса поражает глубина социальных противоречий. Они отмечают, с одной стороны, бурное развитие английской промышленности, с другой, пауперизацию неимущих классов. Энгельс пишет в декабре 1842 г. для "Rheinische Zeitung" статью "Положение рабочего класса в Англии" {См.: Там же, с. 507-509.}, где говорит о росте безработицы в Англии, о чартистах, а в мае-июне 1843 г. - "Письма из Лондона" для журнала "Schweizerischer Republikaner", где, среди прочего, упоминает и о движении рипилеров в Ирландии. Анненков в своих заметках "По Англии" {Анненков П. В. Путевые записки. ИРЛИ 57 43 XXX б. 33, л. 88-98.} сообщает о положении ирландских бедняков и о развитии движения протеста в Ирландии под предводительством Даниэла О'Коннела.

   Осенью 1843 г. в статье для английской газеты "The New Moral World" "Успехи движения за социальное преобразование на континенте" Энгельс писал: "...три крупные цивилизованные европейские страны - Англия, Франция и Германия - пришли к заключению, что радикальная революция в общественном устройстве, имеющая своей основой коллективную собственность, стала теперь настоятельной и неотвратимой необходимостью". Он подчеркивает, что каждая из указанных стран пришла к идее коммунизма самостоятельно: "Англичане пришли к нему практическим путем, вследствие быстрого роста нищеты, деморализации и пауперизма в их собственной стране; французы - политическим путем..., немцы же стали коммунистами философским путем..." {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 525-526.}

   Суждения Анненкова определяются другой позицией. Но так же, как и Энгельс, в "Письмах из-за границы" и "Путевых записках" он говорит о росте освободительного движения, охватившего Францию, Германию и Англию в начале 1840-х годов, называя это движением за переустройство общества на началах равенства и справедливости {См. наст. издание, с. 43, 45, 73.}. Причем национальное своеобразие этого движения во Франции, Германии и Англии он характеризует почти "по Энгельсу" {См. наст. издание, с. 45, 250, 450.}.

   Подобную близость суждений можно объяснить тем, что Анненков, как внимательный и вдумчивый наблюдатель, мог уловить основные отличия в развитии общественной социальной мысли в Англии, Франции и Германии. При этом следует иметь в виду и то обстоятельство, что взгляды самого Энгельса вплоть до 1844 г. не выходили за пределы революционного демократизма.

   Однако в отношении некоторых статей Ф. Энгельса уже можно сказать, с известным основанием, что они оказали воздействие на корреспонденции Анненкова. Это прежде всего статьи Энгельса о Ф. Шеллинге.

   Осенью 1841 г. Энгельс слушал в Берлинском университете лекции Шеллинга {Фридрих Энгельс. Биография. М., 1977, с. 17.}, непримиримого противника прогрессивного крыла в гегелевской философии, представляемого в начале 40-х годов XIX в. так называемыми младогегельянцами. Анненков уехал из Берлина до начала этих лекций, но он знал о готовящемся выступлении Шеллинга.

   Критике Шеллинга Энгельс посвятил три работы: статью "Шеллинг о Гегеле", которая была опубликоЕана в "Telegraph fur Deutschland" в декабре 1841 г. под псевдонимом Фридрих Освальд, и две анонимные брошюры: "Шеллинг и откровение" (март 1842 г.) и "Шеллинг - философ во Христе, или Преображение мирской мудрости в мудрость божественную" (май 1842 г.). В этих работах он расценил выступление Шеллинга как "новейшее покушение реакции на свободную философию" {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 41, с. 173.}.

   Брошюру Энгельса "Шеллинг и откровение" привез в Россию В. Ф. Одоевский {Нечаева В. С. Указ. соч., с. 57.}. Она стала известна в кружке Белинского, и В. П. Боткин приводит из нее выдержки в обзоре немецкой литературы, помещенном в январской книжке "Отечественных записок" за 1843 г. {Шульгин В. Энгельс в русской легальной печати в 40-70 гг. Исторический журнал. 1940, 8, с. 25; см. также: Нифонтов А. С. Россия в 1848 году. М., 1949, с. 17.}

   Возможно внимание Анненкова к этим проблемам привлек M. H. Катков, его товарищ по путешествию, который, так же как Энгельс, присутствовал на первой лекции Шеллинга в Берлинском университете 15 ноября 1841 г. Так или иначе, но знание одной из работ Энгельса, именно его брошюры "Шеллинг и откровение", прослеживается в XII письме Анненкова из-за границы (см. прим. к XII письму из-за границы, п. 21, 23, 25).

   Можно предположить также, что Анненков был знаком со статьями Энгельса "Эрнст Мориц Арндт", опубликованной в январе 1841 г. в "Telegraph fur Deutschland", и "Александр Юнг. Лекции о современной литературе немцев", опубликованной в "Deutsche Jahrbucher fur Wissenschaft uad Kunst" в июле 1842 г. за подписью Фридрих Освальд. Боткин, внимательно следивший за немецкой прессой для своих обзоров немецкой литературы в "Отечественных записках", использовал последнюю статью Энгельса для апрельского номера журнала за 1843 г. {Нечаева В. С. Указ. соч., с. 58.} С известным основанием поэтому можно высказать предположение, что суждение Анненкова о "Молодой Германии" в очерке "Гамбург", который, видимо, был обработан Анненковым после возвращения из-за границы, навеяно статьей Энгельса.

   Конечно, говорить о прямом влиянии Энгельса на первый цикл зарубежной корреспонденции Анненкова на основе некоторой близости их отдельных суждений нет оснований, хотя и можно высказать предположение о знакомстве Анненкова с некоторыми публицистическими произведениями Энгельса, тем более, что Анненков очень внимательно следил за периодикой, и она была одним из источников "Писем из-за границы".

   Главный же вывод, к которому приводит анализ "Писем из-за границы" и "Путевых записок", заключается в том, что пребывание в 1840-1843 гг. в Западной Европе, знакомство с экономическим положением и политическим строем многих европейских государств, основными направлениями общественной мысли и особенно с течениями, утопического социализма и мелкобуржуазного радикализма неизмеримо расширило кругозор Анненкова и вместе с тем сделало потенциально возможным влияние на него в дальнейшем со стороны Энгельса и Маркса.

  

  

   В 1846 г. Анненков снова отправляется за границу. Воспользовавшись рекомендацией Г. М. Толстого, Анненков сразу же стал искать знакомства с Марксом. Оно состоялось в Брюсселе в марте 1846 г. Маркс пригласил Анненкова на заседание Брюссельского коммунистического корреспондентского комитета, где в его присутствии подверг резкой критике немецкого утопического коммуниста Вильгельма Вейтлинга. Доводы Маркса произвели сильное впечатление на Анненкова, но больше всего его поразила сама личность Маркса, о чем он вспоминал несколько десятилетий спустя (Лит. воспоминания, с. 302-304).

   Личные контакты Маркса и Анненкова продолжались до середины апреля 1846 г. Маркс познакомил Анненкова с Энгельсом. При отъезде Анненкова из Брюсселя в Париж Маркс снабдил его рекомендательными письмами к Г. Гейне, А.-Г. Эвербеку, К.-Л. Бернайсу {К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967, с. 127-128.}. В 1846-1847 гг. между Анненковым и Марксом идет живая переписка. Анненков пишет Марксу о своих встречах в Париже с людьми, которых знают Маркс и Энгельс, рассказывает, о чем ведутся опоры в этих кругах. Он исполняет отдельные поручения Маркса. 8 мая 1846 г. он пишет в Брюссель: "Что касается Эвербека, то здесь никто не знает его адреса - ни Гервег, ни Бакунин, но я надеюсь скоро разыскать его. На днях я рассчитываю нанести визит Бернайсу в его уединении" {Там же, с. 128.}.

   В следующем письме от 2 июня 1846 г. Анненков сообщает Марксу:

   "Дорогой г-н Маркс!

   Получив Ваше письмо от 27 мая, я поспешил переслать 140 франков Бернайсу через посредство Эвербека, так как непредвиденные обстоятельства помешали мне передать ему их лично. Я надеюсь еще иметь это удовольствие, когда поеду смотреть Монморанси, по соседству с Сарселем" {Там же, с 128-129.}. Близкое знакомство и общение с Марксом и Энгельсом, естественно, наложили известный отпечаток на второй цикл зарубежной корреспонденции Анненкова, на круг его интересов и характер суждений.

   В "Парижских письмах" Анненков рисует многогранную жизнь столицы Франции в бурный предреволюционный период. На правах "праздного" наблюдателя он сумел увидеть и образ жизни, и настроения самых различных слоев французского народа:

   "Парижские письма", опубликованные в 1847-1848 гг. в "Современнике", стали заметным явлением в русском обществе. 20 марта 1847 г. Боткин писал в Париж: "...Ваши письма просто клад для журнала; я знаю многих, которые, получая новую книжку журнала, прежде всего прочитывают в ней Ваше письмо" (Анненков и его друзья, с. 532).

   Такое свидетельство очень важно, поскольку тираж журнала в марте

   1847 г. подходил к цифре 2000 экземпляров.

   Пожалуй, без преувеличения можно сказать, что Маркс и Энгельс открыли для Анненкова подлинное место рабочего класса в гражданском обществе, познакомили его с передовыми представителями пролетариата. Отправившись в Париж, Анненков, по рекомендации Маркса, вступил в контакт с некоторыми рабочими кружками {См., например, письмо Эвербека Марксу от 15 мая 1846 г. в кн.: Marx Karl, Engels Friedrich. Gesamtausgabe (MEGA). Dritte Abteilung, Briefwechsel, Band 2, S. 203.}, в частности с рабочими, группировавшимися вокруг газеты "l'Union. Bulletin des ouvriers redige et publie par eux-memes".

   "Недавно, - пишет Анненков Марксу 8 мая 1846 г., - я присутствовал на заседании рабочих-редакторов газеты "Union". Они тоже говорили и спорили, но они отрывали у своего сна время, чтобы предаваться такого рода интеллектуальному наслаждению, и конечным результатом их негласных дебатов всегда был новый номер газеты, которую они редактировали" {К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия, с. 128.}.

   От Маркса и Энгельса Анненков получил четкое представление о необходимости научного подхода к изучению общества, об утопичности произвольных, надуманных схем его социального преобразования. В связи с этим следует обратить внимание на суждения Анненкова о социалистических школах, распространенных в Западной Европе накануне революции

   1848 г. Они встречаются и в "Парижских письмах" (например, в первой статье, где содержится резкая и непримиримая критика Э. Кабе и В. Консидерана), но особенно четко он говорит об этом в "Замечательном десятилетии" в связи с борьбой западников и славянофилов у себя на родине: "... Европейский социализм того времени не стоял еще на практической и научной почве, а только разрабатывал покамест нечто вроде "видений" из будущего строя общественной жизни, которую он сам рисовал по своему произволу. Существенной частью его содержания была ожесточенная критика всех экономических уставов и действующих религиозных верований и убеждений, которая служила ему способом очистить самому себе место в умах: она и давала ему сильно намеченный, боевой характер. И в каких энергических словах выразился этот характер! Уж не говоря о пресловутом восклицании Прудона - la propriete c'est le vol (собственность - это кража. - И. К., В. С.) - и о не менее знаменитом изречении портного Вейтлинга: "Нам предоставлен только один вид свободного труда - грабеж!"- сколько было еще других, тоже ослепляющих и оглушающих тезисов тогдашнего молодого социализма, над которыми приходилось работать его неофитам" (Лит. воспоминания, с. 272).

   В оценке Анненкова подчеркнут утопический характер всех этих социалистических взглядов и систем. Сравнение данного отрывка воспоминаний Анненкова с его же описанием в той же работе заседания Брюссельского комитета от 30 марта 1846 г., на котором Маркс выступил с резкой критикой Вейтлинга, позволяет определить источник, откуда Анненков заимствовал это представление: "Сущность саркастической его речи заключалась в том, что возбуждать население, не давая ему никаких твердых, продуманных оснований для деятельности, значило просто обманывать его. Возбуждение фантастических надежд, о котором говорилось сейчас, замечал далее Маркс, ведет только к конечной гибели, а не спасению страдающих. Особенно в Германии обращаться к работнику без строго научной идеи и положительного учения равносильно с пустой и бесчестной игрой в проповедники..." (там же, с. 303).

   На опыте французской жизни, французского искусства Анненков в "Парижских письмах" показывает сложную зависимость между идеологией той или иной социальной группы и ее экономическим положением. Не исключено, что это понимание пришло к нему под воздействием Маркса.

   Вспоминая об этом периоде общения с Марксом, он записал в "Замечательном десятилетии": "Маркс один из первых сказал, что государственные формы, а также и вся общественная жизнь народов с их моралью, философией, искусством и наукой суть только прямые результаты экономических отношений между людьми" (там же, с. 305). Эта идея была, в частности, развита Марксом и в знаменитом письме к Анненкову от 28 декабря 1846 г.

   Возможно, что не без влияния Маркса изменились и суждения Анненкова о французском искусстве. Теперь его уже не смущает, как в "Письмах из-за границы", стремление французской литературы служить интересам общества и прислушиваться к его настроениям. Подавив в себе "позыв к художественности", он ставит в особую заслугу французской литературе ее социальность и современность. Мало того, Анненков усматривает определенную зависимость между художественным методом художника и вкусами того класса, интересы которого он отражает, развивая это положение на примере творчества В. Гюго и Г. Берлиоза.

   Особенно четко влияние Маркса проявилось в формировании отношения Анненкова к Прудону, идеи которого после выхода в свет книги "Система экономических противоречий, или Философия нищеты" стали завоевывать приверженцев среди довольно значительного круга современников. 1 ноября 1846 г. Анненков в связи с чтением только что вышедшей книги Прудона пишет Марксу в Брюссель: "Очень прошу Вас извинить меня, дорогой г-н Маркс, что я почти месяц не отвечал на Ваше последнее письмо. (Письмо Маркса к Анненкову не сохранилось. - И. К., В. С.) Я был до такой степени поглощен чтением книги Пру дона ("Система экономических противоречий"), что пренебрег почти всеми своими обязанностями. Мне хотелось бы знать Ваше мнение об этой книге. Идеи автора о боге, провидении, антагонизме духа и материи, которого в действительности не существует, весьма путаны, но экономическая часть кажется мне поистине необычайно сильной. Никогда еще ни одна книга не показывала мне с такой ясностью, что цивилизация не может отказаться от всего того, что она приобрела путем разделения труда, машин, конкуренции и т. д. - и все это завоевано для человечества навсегда. Я прекрасно вижу дурную сторону дела (у Прудона это легко), - но так как он сражается против коммунизма и в то же время использует один из его догматов, чтобы разрешить трудности, то я не верю больше в его рецепты... Вот почему я обращаюсь к Вам, чтобы узнать скрытый порок его системы, если таковой имеется, чтобы узнать, одним словом, что Вы думаете о ней? Признаюсь, что сам план работы представляется мне скорее плодом фантазии человека, которому удалось обозреть уголок немецкой философии, нежели необходимым результатом разработки определенной темы и ее логического развития" {Там же, с. 130.}.

   В этом письме выявляется далеко не однозначное отношение Анненкова к новой книге Прудона. Однако в первом письме из Парижа, написанном Анненковым через семь дней, 8 ноября 1846 г., преобладает положительная оценка этого сочинения. Лишь мимоходом он говорит о "религиозных колебаниях автора".

   Суждения Анненкова сразу же находят отклик у его единомышленников. Боткин 26 ноября 1847 г. сообщает ему в Париж: "... Ваши несколько слов показывают мне всю дельность этой книги, и слава автору, что он вышел из юношеских декламаций социальной школы и взглянул на дело прямо и твердо" (Анненков и его друзья, с. 525).

   Но вот 28 декабря 1846 г. Маркс пишет Анненкову свое знаменитое письмо. Оно вызывает у адресата смятение мыслей. Часть критики Маркса Анненков принимает безусловно, что явствует из второго парижского письма, написанного 4 января 1847 г. {См. наст. издание, с. 95.} Рассуждения Анненкова в этом письме прямо перекликаются со следующим местом из письма Маркса: "Но разве сам г-н Прудон не создает себе странных иллюзий, противопоставляя свою сентиментальность мелкого буржуа, - я имею в виду его декламации о семье, о супружеской любви и все его банальности, - социалистической сентиментальности, которая у Фурье, например, гораздо более глубока, чем претенциозные пошлости нашего доброго Прудона? <...> Он не подвергает критике социалистическую сентиментальность или то, что он считает сентиментальностью. Он, как святой, как папа, предает анафеме бедных грешников и славословит мелкую буржуазию и жалкие любовные и патриархальные иллюзии домашнего очага. И это не случайно. Г-н Прудон - с головы до ног философ, экономист мелкой буржуазии" {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 27, с. 411.}.

   Не случайно именно это место из письма Маркса, включая и конец его с общей оценкой Прудона и планами собственных публикаций Маркса, Анненков целиком приводит в своих воспоминаниях (См.: Лит. воспоминания, с. 305-306). Критика Маркса прудоновской сентиментальности нашла отражение в пятом парижском письме Анненкова - в его оценке одного из направлений французской живописи, потакающей буржуазной страсти к чувствительности.

   Положения Маркса о закономерностях развития человеческого общества, о соотношении производительных сил и производственных отношений, о неизбежности изменения способа производства с ростом новых производительных сил, об историческом и преходящем характере форм производства определенной эпохи, в том числе и буржуазного способа производства, его критика системы экономических категорий Прудона, прудоновского отрицания практической и революционной деятельности масс не нашли прямого отражения в "Парижских письмах". Однако они отнюдь не остались не замеченными Анненковым. 6 января 1847 г. он пишет Марксу: "Ваше мнение о работе Прудона своей правильностью, ясностью, а главное, стремлением держаться в рамках реального, оказало на меня поистине живительное действие... дружеский голос, который возвращает нас к экономическим и историческим фактам и показывает их нам в их действительном развитии, куда более многозначительном, чем вымышленное развитие чистых категорий и логических противоречий, - голос, который, наконец, подрывает самую основу чрезвычайно сложного здания системы, оторванной от жизни, истории и подлинной науки, - такой голос целиком заслуживает нашей признательности за то целебное действие, какое он оказывает" {К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия, с. 142.}.

   Перед русским публицистом встали новые вопросы. Он продолжает в том же письме: "...признавая всю произвольность прудоновской классификации экономических эволюции и всю несостоятельность его метода побивать практику теорий и наоборот (нечто вроде заколдованного круга, от которого делается дурно), - я еще не уяснил себе, заслуживает ли серьезного внимания критическая часть его работы. Он раскритиковал некоторые положения официальной экономической школы с убедительностью и силой, значительность которых прекрасно понимают все те, на кого Прудон нападает. За примером ходить недалеко: возьмите удары, которые он нанес доктрине Луи Блана, они произвели здесь очень сильное впечатление и, без сомнения, будут содействовать тому, чтобы навсегда ее дискредитировать. Одного этого было бы уже достаточно, чтобы считать его книгу очень полезной для Франции, но, по-моему, он сделал еще больше. Он осмелился сказать нации, которая в своих самых революционных мечтаниях не идет далее 93 года и режима Робеспьера, - он осмелился сказать, что всякое правительство, стоящее особняком в государстве, безнравственно. Совокупность этих, а также других, причин и вызвала тог заговор молчания, жертвой которого сейчас является Прудон... Отсюда я делаю вывод, что книга Прудона, хотя она и не представляла большого значения для общего развития экономических идей, не лишена, однако, важности в том, что касается политики, просвещения и тенденции французской буржуазии" {Там же, с. 142-143.}.

   Далее Анненков обращается к Марксу с просьбой разъяснить ему сущность отдельных положений коммунистической доктрины: "Это в самом деле имеет для меня исключительное значение и важность" {Там же, с. 143.}.

   После критики Маркса Анненков, в отличие от первого парижского письма и письма Марксу от 1 ноября 1846 г., отвергает претензии Прудона "отыскать закон, по которому богатства развиваются правильно и сами собой", а "экономическая часть" книги французского публициста уже не кажется ему "необычайно сильной". Он по-прежнему считает достоинством сочинения Прудона его критическую часть. Это мнение отчасти совпадает со словами Маркса, который, как известно, писал Анненкову о своем согласии с прудоновской критикой "социалистической сентиментальности". Позднее, говоря о роли Прудона в революции 1848 г., Анненков и в "Записках о французской революции 1848 года", и в опубликованном очерке "Февраль и март в Париже 1848 года" отмечает, что прудоновский "Le Representant du peuple" отличался "оригинальностью взглядов и энергией речи" и "весь был обращен на беспощадное осуждение людей, принципов и самого хода революции"; в то же время он был, по мнению Анненкова, одним из источников утопических идей социально-экономического преобразования Франции {Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки. СПб., 1877, отд. 1, с. 319, 321.}.

   Переписка с Марксом позволила Анненкову выяснить и сущность разногласий Прудона со сторонниками коммунистических идей. В последнем "Парижском письме", разбирая статью Шарля Луандра "De la production-intellectuelle en France depuis quinze ans (1830-1845)", опубликованную" в "Revue des Deux Mondes", автор подвергает критике предложенную Луандром систему классификации взглядов французских писателей по-вопросам политики и экономики. Анненков предлагает свое деление {См. наст. издание, с. 154.}, в котором нашла отражение оценка Марксом особой роли Прудона в общественной мысли Франции: "...г-ну Прудону принадлежит заслуга быть научным выразителем французской мелкой буржуазии; это - действительная заслуга, потому что мелкая буржуазия явится составной частью всех грядущих социальных революций" {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 27, с. 412.}.

   Анненков прямо заимствует критику Марксом эклектического метода Прудона, например, при разборе книги Берналя "Демократия в XIX веке" {См. наст. издание, с. 136, 137.}. Эту критику Анненков также распространяет на многочисленные издания, претендовавшие на решение социального вопроса, на брошюры и памфлеты, которые заполняли книжный рынок Франции и Германии и на которые с жадностью набрасывались русские путешественники за границей.

   Анненков знал о работе Маркса над книгой о Прудоне и, после выхода ее в свет, с нетерпением ждал от Маркса экземпляра с автографом. Любопытное свидетельство мы находим в письме Гервега Марксу от 1 ноября 1847 г.: "Анненков, по-видимому, несколько уязвлен тем, что ты не прислал ему своей книги. Если у тебя есть экземпляр, то ты доставишь ему радость, прислав ее" {MRGA. Dritte Abt., Bd. 2, S. 372.}.

   Судя по письму Анненкова Марксу от 8 декабря 1846 г., он не дождался личного экземпляра. С некоторой обидой он писал в Брюссель: "Я еще не имел в руках Вашей брошюры о Прудоне и его доктрине, так как единственный экземпляр, известный мне в Париже, принадлежит Гервегу, и он передается из рук в руки. Когда придет моя очередь, я прочту ее самым внимательным образом" {К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия, с. 144-145.}.

   Позднее в известных нам упоминаниях о Прудоне Анненков оценивает его довольно объективно, никогда не поднимаясь до восторженного тона первого парижского письма.

   В "Замечательном десятилетии" Анненков дает наиболее полную и достаточно положительную характеристику письма Маркса ему от 28 декабря 1846 г.: "...по поводу известной книги Прудона "Systeme des contradictions economiques" Маркс написал мне по-французски пространное письмо, где излагал свой взгляд на теорию Прудона. Письмо это крайне замечательно: оно опередило время, в которое было писано, двумя своими чертами - критикой положений Прудона, предугадавшей целиком все возражения, какие были предъявлены на них впоследствии, а потом новостью взгляда на значение экономической истории народов. Маркс один из первых сказал, что государственные формы, а также и вся общественная жизнь народов с их моралью, философией, искусством и наукой суть только прямые результаты экономических отношений между людьми и с переменой этих отношений сами меняются или даже и вовсе упраздняются. Все дело состоит в том, чтобы узнать и определить законы, которые вызывают перемены в экономических отношениях людей, имеющие такие громадные последствия. В антиномиях же Прудона, в его противопоставлении одних экономических явлений другим, произвольно сведенным друг с другом и, по свидетельству истории, нисколько не вытекавшим одно из другого, Маркс усматривал только тенденцию автора облегчить совесть буржуазии, возводя неприятные ей факты современных экономических порядков в безобидные абстракции a la Гегель и в законы, будто бы присущие самой природе вещей. На этом основании он и обзывает Прудона теологом социализма и мелким буржуа с головы до ног (Лит. воспоминания, с. 304-305).

   Приведенный отрывок не оставляет никаких сомнений в том, что изложенные в письме к Анненкову критика Прудона и некоторые положения исторического материализма были в определенной мере поняты и усвоены корреспондентом Маркса, об этом же свидетельствует и его рукопись "Записки о французской революции 1848 года", анализ которой будет дан ниже.

   Взгляды Маркса и Энгельса сказались не только на оценке русским литератором Прудона, но и на более широком круге его представлений о тогдашней действительности. В этой связи следует рассмотреть вопрос о влиянии Энгельса на "Парижские письма" Анненкова. Пребывание Анненкова в Париже совпало по времени с пребыванием там и Энгельса, который с некоторыми перерывами жил в столице Франции с 15 августа 1846 г. до высылки из нее в конце января 1848 г. Трудно предположить, чтобы за это время, имея общий круг знакомых (Эвербек, Бернайс, Сазонов, Гервег и др.), они ни разу не видели друг друга. Более того, по косвенному упоминанию в письме Бернайса Марксу, посланном из Сарселя в Брюссель после 20 мая 1847 г., можно утверждать, что между Энгельсом и Анненковым существовали в это время прямые контакты {MRGA. Dritte Abt., Bd. 2, S. 337.}.

   Возможно, что Анненков был знаком с публицистикой соратника Маркса. Энгельс сотрудничал в это время в парижской газете "La Reforme", в органе чартистов "The Northern Star" и в "Deutsche-Briisseler-Zei-tung", в которой с сентября 1847 г. фактическим редактором стал Маркс. Две последние газеты получались в Париже Союзом справедливых и были вполне доступны Анненкову, который читал на этих языках. По-видимому, при работе над "Парижскими письмами" могли помочь ему статьи Энгельса из "The Northern Star": "Правительство и оппозиция во Франции", "Закат и близость падения Гизо. - Позиция французской буржуазии" и некоторые другие.

   Первая статья Энгельса о Франции была опубликована в "The Northern Star" в сентябре 1846 г. под названием "Правительство и оппозиция во Франции". В статье давалась оценка новой палате депутатов, состоящей из финансовых дельцов, полемике во французской прессе в связи с появлением памфлета Ж. Дернвиля, направленного против Ротшильда и Кo, и другим событиям.

   Анненков пишет свою первую статью двумя месяцами позже, 4 ноября 1846 г., вернувшись в Париж после своего путешествия по Ломбардии вместе с Боткиным. Любопытно, что он начинает свое письмо с тех же самых фактов, анализ и оценка которых составили содержание статьи Энгельса "Правительство и оппозиция во Франции" (см. прим. к первому парижскому письму, п. 1 и 2). Можно было бы предположить, что такое совпадение в отборе фактов носит случайный характер. Однако анализ последующих "Парижских писем" Анненкова заставляет усомниться в этом.

   При разборе упомянутой выше статьи Ш. Луандра "Интеллектуальная продукция Франции за пятнадцать лет (1830-1845)" Анненков выявляет характер и особенности внутренней политики Июльской монархии за последние пятнадцать лет. Суждения Анненкова по этому вопросу перекликаются с мнением, высказанным Энгельсом: "...после революции 1830 г. буржуазия во Франции, - писал Энгельс, - достигла всей полноты власти, этому правящему классу осталось только изживать самого себя. Именно это он и делал. Вместо того чтобы прогрессировать, буржуазия была вынуждена пятиться назад, ограничить свободу печати, упразднить свободу ассоциаций и собраний, издать всякого рода исключительные законы, чтобы держать в подчинении рабочих. И скандальные истории, преданные гласности за последние несколько недель, доказывают со всей очевидностью, что правящая буржуазия Франции окончательно одряхлела, полностью "пришла в негодность"" {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 192.}.

   Анненков, видимо, не оставил без внимания также и статью Энгельса для "The Northern Star" "Движение за реформу во Франции": ее влияние прослеживается не в "Парижских письмах", а позднее, в очерке "Февраль и март в Париже 1848 года", который начинается как раз с подробного анализа этого движения. Понимание его характера Анненковым совпадает с пониманием и характеристикой Энгельса.

   Возможно, что знакомство со статьями Энгельса помогло Анненкову глубже понять природу Июльской монархии вообще, признать наличие во французской буржуазии нескольких социальных групп, что нашло свое отражение не только в "Парижских письмах", но и в той полемике о буржуазии, которая возникла в кружке Белинского и Герцена во время пребывания Белинского в Париже в августе 1847 г. и продолжалась затем как в частной переписке, так и на страницах "Современника", в связи с публикацией "Писем из Avenue Marigny" Герцена. Эта полемика, как и позиция сторон, достаточно хорошо освещена в лите