Арватов Борис Игнатьевич - Маркс о художественной реставрации

с французской буржуазией 1789 г., можно, однако, опаивать с целью обезволить человека, - так случилось в эпоху 1848 года. Необходимо было лишь наличие в оба периода таких общественных отношений, которые, исключая сознательное преодоление действительности, нуждались бы поэтому в дурмане, т.-е. буржуазных общественных отношений. В этом корень вопроса. Только полное непонимание идей Маркса могло продиктовать некоторым из марксистов некритическую пропаганду нормальных для буржуазии форм творчества в среде пролетариата: либо "драпирование" в античные костюмы, в тоги с чужого плеча, либо бегство к "египетским горшкам с мясом".

   Ирония и научное анатомирование, далекое от какого бы то ни было восторга перед искусством прошлого, а тем более его реставрацией, - вот что имеется у Маркса. И для того, чтобы подчеркнуть и вместе с тем прорезюмировать его позицию в этом больном для нашей современности вопросе, - я немного поспешу и процитирую:

  

   "Прежние революции нуждались в великих исторических воспоминаниях, чтобы обмануть самих себя относительно своеги истинного содержания". (стр. 137).

  

   стр. 91

  

   Тем классом, который, по убеждению Маркса, придет организовать "сознательный и планомерный контроль", является пролетариат. Уже этого одного было-бы достаточно, чтобы отвергнуть для пролетариата необходимость каких бы то ни было, иллюзий, в виде ли мифологии, или в виде реставрации, хотя бы это лишило пролетарскую революцию того ореола "красоты", в котором там нуждаются эстеты.

   Маркс констатирует:

  

   "Буржуазные революции, как, например революции XVIII века быстрее стремятся от успеха к успеху, их драматические эффекты импозантнее, люди и события как бы озарены бенгальским огнем, экстаз является господствующим настроением каждого дня: но они быстротечны, скоро достигают своего высшего пункта, и продолжительное настроение похмелья охватывает общество, прежде чем оно успевает трезво усвоить себе результаты периода бури и натиска. Напротив, пролетарские революции, каковы революции XIX века, непрерывно критикуют самих себя, то и дело прерывают свой ход, возвращаются назад и заново начинают то, что, повидимому, уже совершено, с беспощадной суровостью осмеивают половинчатость, слабость, недостатки своих первых попыток, низвергают противника как будто бы только для того чтобы он набрался новых сил и встал перед ними еще более могучим, все снова и снова отступают назад, пугаясь неопределенной колоссальности своих собственных задач, пока, наконец не будут созданы условия, исключающие возможность всякого отступления, пока сама жизнь не заявит властно: Hie Rhodus, hie salta! ("18 Бр.", стр. 138 и сл.).

  

   Откуда взялась такая разница? Объясняя ее на примере искусства, Маркс бросает крылатую мысль, которую, к сожалению, успели уже исковеркать всевозможные "критики":

  

   "Там фраза была выше содержания, здесь содержание выше фразы" (стр. 138).

  

   Обычно эта цитата приводится марксистами от эстетики для того, чтобы доказать, что, по Марксу, "содержание определяет форму", или иначе говоря, в понятие содержание здесь вкладывается идеологическая сторона художественного произведения, его сюжет в широком смысле слова. Что Маркс никоим образом не мог приписывать форме такое происхождение, видно из того места, где он об этом говорит совершенно прямо и определенно. В первом томе "Капитала", в главе пятой сказано:

  

   "Человек не только изменяет формы вещества, данного природой: он воплощает также в этом веществе свою сознательную цель, которая, как закон, определяет его способ действия, и которой он должен подчинить свою волю".

  

   Не воля, не идеология, пресловутое "содержание" ("Juhalt" немецкой кантианской эстетики, заразившей почему-то марксистскую критику), а осознанная цель определяет форму. Поэтому очевидно, что слово "содержание" употреблено Марксом в каком-то другом, отличном от эстетического истолкования, смысле. В каком-же именно?

  

   стр. 92

  

   Из контекста видно, что под содержанием Маркс понимал содержание того революционного процесса, который создает те или иные художественные формы, т.-е. социальные задачи, социальные цели этого процесса: в то время, как в эпоху буржуазных революций формы сообщают "чрезмерное значение данной задаче", скрывают "буржуазное ограниченное содержание" борьбы, - в эпоху пролетарской революции они могут выковываться только в процессе самой борьбы, в процессе сознательного достижения сознательно же поставленных задач; там они были "средством самообмана", "бенгальским огнем", эстетической красотой, - здесь они будут служить социальной целесообразности.

   Так, и только так надо понимать мысль Маркса о фразе и содержании.

   Приведу еще одно место. В исторических очерках "Борьба классов во Франции" (цитирую по тому же изданию, что и "18-ое Брюмера") Маркс снова сравнивает буржуазную революцию с пролетарской революцией:

  

   "Февральская революция была красивая революция общих симпатий, потому что противоречия, которые выразились в ней, как борьба против июльской монархии, оставились еще в неразвитом состоянии и мирно одно возле другого, а социальная борьба, составлявшая их подоплеку, приобрела лишь воздушное существование, существование фразы, слова. Июньская революция, напротив, некрасивая, отталкивающая революция, потому, что на место фразы выступило дело, потому, что республика обнажила голову у чудовища; сбив с него защищавшую и прикрывавшую его корону" (стр. 50).

  

   Об искусстве пролетарской революции Маркс пишет:

  

   "Социальная революция XIX века может почерпать для себя поэзию не из прошлого, а только из будущего. Она не может даже начаться, пока не вытравлены все суеверия прошлого. Прежние революции нуждались в великих исторических воспоминаниях, чтобы обмануть самих себя относительно своего истинного содержания. Революция XIX столетия, чтобы найти свое истинное содержание, должна предоставить мертвым погребать своих мертвецов. Там фраза была выше содержания, здесь содержание выше фразы" ("18-ое Бр.", стр. 137 и сл.).

  

   Прежде всего маленькое отступление для непосвященных: под "социальной революцией XIX века" Маркс разумеет, - это известно всякому внимательному читателю Маркса, - пролетарскую социалистическую революцию, которая, по его предположению, должна была наступить в XIX веке.

   А затем по существу.

   Итак, искусство революционного пролетариата должно жить будущим; мало того: только будущим. Пусть запомнят, пусть хорошо запомнят это те, кто на каждом шагу навязывает пролетариату прошлое, кто именем Маркса узаконяет и славословит стихийное паломничество неокрепших пролетарских художников на кладбище всех времен и народов, называя эти

  

   стр. 93

  

   похоронные процессии исканиями. Пусть они, ссылающиеся на Маркса, поучатся у него умению ставить художественные проблемы так же, как ставятся все другие проблемы. Пусть поймут, что для Маркса быть "будущником" в политике, в экономике, в морали, значило быть таким же "будущником" в искусстве. Пусть прислушаются к Марксу и другие, - те, кто проповедует пассивное отображение реальной действительности, мотивируя его материалистическим мировозрением и забывая, что материализм Маркса диалектичен, что речь у него идет не об иллюзорной красоте "мирно дремлющих" противоречий, не о любовании настоящим, а о реальном овладении будущим.

   Но может быть не пролетариату, может быть пред-пролетарским художникам необходимо использование прошлого; может быть, они этим свеобразным образом как-то помогут пролетариату встать на свои собственные ноги...

   Маркс имел в виду других предтечей пролетарской революции:

  

   "Она не может даже начаться, пока не вытравлены все суеверия прошлого".

  

   Не реставраторы античности или ренессанса, не жрецы "египетских горшков с мясом"*1 должны занять почетное место предшественников рабочего класса; это место принадлежит только тем, кто в неумолимой, суровой, подлинно - революционной смелости готов вытравлять "все суеверия прошлого". Что же, в таком случае, делают "классицисты"?

   Они мешают, они тормозят дело пролетарского искусства, а значит и дело культурной революции, потому что при господстве их творчества "она не может даже начаться".

   Не буду дальше анализировать сказанное Марксом. Еще раз:

  

   "Революция XIX столетия (нам надо говорить: Октябрьская революция. В. А.), чтобы найти свое истинное содержание, должна предоставить мертвым погребать своих мертвецов".

  

   Даже, если эти мертвецы называются фидиями и шекспирами, даже если мы готовы принять их там, где им надлежит быть, т.-е., в их прошлом.

  

   ВЫВОДЫ.

  

   В рядах пролетариата "воскрешение мертвых" не может быть "средством для того, чтобы возвеличить новую борьбу" (см. раздел "Искусство буржуазных революций") по той простой причине, что его борьба далеко не "новая". Если для буржуазии революция не была никогда естественным

   _______________

   *1 Невольно вспомнился "египетский" обелиск на Советской площади г. Москвы, что же, - и он - предшественник?

  

   стр. 94

  

   фактом, а только временным состоянием, то для пролетариата революция является нормальной формой его существования, вытекающей из его положения в капиталистическом обществе. Если буржуазия характеризуется "отсутствием героизма" и потому в героические эпохи должна "заимствовать... язык, страсти и иллюзии", то пролетариат, класс органического героизма, черпает силы для борьбы в самой борьбе, в ее современных формах и в ее грядущих результатах, иначе говоря, - в себе самом.

   Буржуазное общество стихийно, от его сознания скрыт действительный процесс исторической эволюции, действительные его цели, и оно заменяет их целями иллюзорными. В те же периоды, когда история требует от буржуазии такой практики, которая выходит за пределы нормальных буржуазных возможностей, - эти иллюзии приобретают особенно яркий характер. Без них немыслимо было бы существование буржуазии. Для того, чтобы совершить подвиг, надо поставить себе достойную этого подвига задачу; мало этого: надо облечь ее в соответствующую конкретную форму, так как никакая абстрактная фразеология не способна вдохновить человека. Но в своем собственном бытии буржуазия не могла найти этих форм: внешний размах буржуазной революции не отвечал ее подлинному содержанию, - Он был, по выражению Маркса "буржуазно ограниченным". Что сталось бы с Робеспьерами и Маратами, если бы они знали, к чему приведет их революционная деятельность?.. Разве не сломился бы немедленно их волевой порыв, если бы они поняли, что "свобода, равенство и братство" скрывают в себе патент на эксплоатацию немногими многих? И разве их революционный пафос не держался на том, что за всеми этими Брутами и Гракхами они не видели, не могли и, - объективно рассуждая, - не должны были видеть Сеев и Кузенов? Нет революций просто. - Есть революции того или другого класса. "Тени древнего Рима" и всякие иные тени нужны революции только такого класса, который вслепую борется и вслепую побеждает, который не смеет взглянуть прямо в лицо своему будущему, и потому неврастенически спешит, окружает "драматическими эффектами", "преодолевает, подчиняет и формирует силы природы в воображении и при помощи воображения", обращенного не вперед, а назад. Класс этот - буржуазия. В периоды своего революционного подъема она так же цеплялась за прошлое, как цепляется за него сейчас, в период своего исторического банкротства. В другие же периоды, в периоды относительного равновесия, она, никогда не умевшая сознательно преодолевать современность обращалась с нею так, как это свойственно всякому трезвому буржуа: считалась с ней, констатировала ее, отражала ее, в крайнем случае, приукрашала извне фейерверками "бенгальского огня".

  

   стр. 95

  

   Здесь именно кроется основной смысл реставрационного буржуазного искусства: ему дорого прошлое, потому что у него нет опоры в настоящем; оно выкапывает из могил мертвецов, потому что не надеется на собственную жизнеспособность.

   В противоположность буржуазии, пролетариат идет по предназначенному ему историей пути сознательно и прямо, объективно учитывая тенденции социального развития. Чем туманнее, "неопределенная колоссальность его задач, тем беспощаднее вскрывает он действительное содержание своих действий, потому что он идет туда, куда стремится "сама жизнь". Если пролетариат, в той или иной своей части, готов еще питаться иллюзиями, то для революционного марксиста отсюда может последовать только один вывод: надо эти иллюзии не подогревать, а разрушать; надо прояснять сознание, а не запутывать его дальше. Иначе пролетариат будет сбиваться со своего пути и сворачивать на чужие дороги. Насколько иллюзии были полезны буржуазии, настолько же они вредны пролетариату. Подделки под прошлое, когда они создавались буржуазией, были исторически целесообразны, так как они толкали буржуазию туда, куда бы она не решилась пойти сознательно; те же подделки преподносимые пролетариату, становятся для него тормозом, так как в фальшивом свете изображают ему то будущее, которое он должен разглядеть реально-отчетливо и за которое он и без того открыто и бесстрашно борется.

   Пролетариату нечего бояться своих целей, - они не ограничены, подобно буржуазным. Пролетариату незачем преодолевать "в воображении и при помощи воображения", - он может и должен преодолевать в действительности. Правда, пока не достигнуто "действительное господство" (см. "Введение"), ему придется образно воздействовать на свои собственные ряды, но образы эти будут возникать в его реальной борьбе, а не браться из запаса покрытых пылью столетий; они будут глядеть вперед, а не назад. И еще больше: для того, чтобы победоносно завершить свою революцию, революцию великого прыжка из царства необходимости в царство свободы, - рабочий класс вынужден будет освободиться от всех пут, так или иначе связывающих его, и прежде всего от пут, притягивающих его к прошлому, т.-е., от пут традиции. "Традиции всех умерших поколений", - этот, по терминологии Маркса, кошмар, тяготеющий "над мозгом живущих", должны быть низвергнуты революционным пролетариатом, если он хочет победить. Прошлое хорошо только в прошлом, только как использованный опыт, - живя в настоящем, прошлое становится "суеверием".

   Пролетарский, еще лишь нарождающийся художник, не станет укрываться в тени изжитых веков; он не будет обманывать ни себя, ни свой класс, он будет откровенен в своих

  

   стр. 96

  

   действиях, а действия эти будут направлены не в сторону иллюзий, а в сторону реального и коллективного пересоздания жизни. Реальные задачи пролетариата слишком велики для того, чтобы можно было прикрывать какой бы то ни было иллюзией.

   В последний раз напоминаю: "там фраза была выше содержания, здесь - содержание выше фразы", так как "на место фразы выступило дело".

  

   III. Заключение.

  

   Ни минуты не сомневаюсь, что статья не только не исчерпала темы, но даже не развила ее достаточно широко.

   Главное, чего мне хотелось, это разбудить спящую мысль марксистской эстетики. У нас часто бывает принято затушевывать разногласия. Думаю, что нам следует свернуть на другую дорогу: беспощадно вскрыть эти разногласия с тем, чтобы покончить с ними, избрав какой-нибудь один путь.

   Традиции прошлого, действительно, "кошмаром" тяготеют над нашим художественным сознанием, и нужно безбоязненно открыть им бой. В противном случае о многом у нас можно будет сказать то же самое, что сказал Маркс по поводу стиля буржуазной революции:

  

   "Гегель заметил где-то, что все великие всемирно-исторические события и лица появляются в истории, так сказать, два раза. Он забыл прибавить: в первый раз, как трагедия, во второй раз как фарс". ("18-ое Брюмера").

  

   Источник текста: Леф. 1923. N 3. С.76-96

   http://www.ruthenia.ru/sovlit/j/2862.html