Бальмонт Константин Дмитриевич - Николай Банников. Жизнь и поэзия Бальмонта

nbsp;    Хочу густого духа

  

  Сосны, берез и елей.

   Хочу, чтоб пели глухо

  

  Взывания метелей.

   Пастух пространств небесных,

  

  О, ветер далей русских,

   Как здесь устал я в тесных

  

  Чертах запашек узких.

  

   Особенность Бальмонта - бросать как бы небрежно какие-то вдохновенные, редкостно прекрасные отдельные строки - проявляется теперь даже ярче. А некоторые его стихотворения - те же "Дюнные сосны" или "Русский язык" - можно назвать маленькими шедеврами.

   Бальмонт перевел несколько томов П.-Б. Шелли, он переводил Эдгара По, испанских драматургов, древнеиндийскую драму Калидасы "Сакунтала", стихи Уолта Уитмена. Он создал первый полный перевод "Витязя в тигровой шкуре" Шота Руставели, восторженно принятый в Грузии. Но Бальмонт и прозаик: у него имеется немало ярких путевых очерков, художественной и автобиографической прозы. Поздняя его проза читается необыкновенно легко: она чудесно раскована, свободно дышит, полна гибкого языкового движения... "Душевная мощь боярыни Морозовой, широкоплечая сила казачества и необъятная ширь Сибири, где целуется небо с землей..." Эта беглая и тонкая, изобличающая острое внутреннее зрение поэта, характеристика художника Сурикова служит тут неким малым примером. Таков же стиль Бальмонта в его переписке. Можно понять, почему сетовала Марина Цветаева в 1936 году, видя, как пропадают мысли и метафоры Бальмонта, высказанные им в устных беседах. "Если бы сейчас за ним записывали, получилась бы одна из прекраснейших его книг".

  

  

   Поэзия Бальмонта - живое звено истории нашей литературы. Историки литературы не раз писали, что из всех многочисленных книг Бальмонта, оставленных им, можно выбрать и скомпоновать один великолепный сборник. Сам Бальмонт однажды спрашивал: "Но разве было когда-нибудь в человеческой жизни, чтоб не набросал около себя много окалины и праха тот, кто добывал и добыл много золота? Возьмите его золото".

   Поэзию Бальмонта необходимо знать, как творчество других мастеров стиха начала двадцатого века - Брюсова, Блока, Андрея Белого, Анны Ахматовой. Ритмы бальмонтовских стихов, их своеобразный язык, их музыкальность оказывали воздействие на развитие и ход русской поэзии. У Бальмонта многое заимствовали не только его собратья-символисты, но и пролетарские поэты предреволюционной поры, а также поэты Пролеткульта, писавшие уже после Октября.

   Бальмонт любил славу. Он не раз пускался в большие поездки по стране, выступая с чтением лекций и стихов. Бальмонт говорил, что нет города, где у него не было друзей и ждущих его душ. "Мне радостно видеть размер моей славы и глубину влияния, остроту этого влияния в отдельных сердцах,- писал поэт после турне по России в 1915 году.- Я не напрасно люблю мои строки:

  

   Свита моя - альбатросы морей.

   Волны - дорога моя.

  

   Я люблю эти отдельные, отъединенные, тоскующие, влюбленные в Красоту, пронзенные сердца. Для них стоит странствовать".

   "Судьба велела мне быть поэтом лирическим",- писал Бальмонт. Как замечательного лирика-романтика поэта и воспринимали читатели в годы расцвета его славы. Сердцевина поэзии Бальмонта - солнечна, оптимистична, оптимистична до конца. Солнечной пряжей называл он свои стихи. Даже свое предстоящее исчезновение на земле он толкует как подъем по Млечному Пути, как уход в беспредельные пространства, где происходит "новых звезд зачатье". В этой бодрой, светлой ноте таится едва ли не главный залог обаяния поэта. "Когда слушаешь Бальмонта, всегда слушаешь весну,- писал Александр Блок.- Он среди душных городов и событий сохранил в душе весну, сохранил для себя и для всякого, кто верил в его певучую волю..."

   Сознавая свое отступничество, свою горькую разлуку с родиной, свой внутренний долг перед ней, Бальмонт как завещание оставил такие слова: "Да пошлет Судьба той стране, которая дала мне жизнь, многотравные луга, плодородные нивы, счастливых людей, правдивые дни, несчетные стада коров с тяжелым выменем, звонкие табуны коней, что всегда так красивы были в России..."