Башкирцева Мария Константиновна - Жертва самообожания и культ Марии Башкирцевой

  

  

   *) Редакц³я считаетъ нужнымъ заявить, что съ мнѣн³ями, высказанными въ настоящей статьѣ о Мар³и Башкирцевой, она не вполнѣ согласна. Безпощадные критики этой талантливой дѣвушки не принимаютъ во вниман³е тотъ внутренн³й переворотъ, который произошелъ въ ея душѣ не задолго до ея смерти. Для этого надо очень внимательно прочитать весь "Дневникъ" до конца, а часто этотъ трудъ можетъ показаться скучнымъ. Внимательный же читатель увидитъ ясные признаки, что тотъ снобизмъ, который ставится въ вину Мар³и Башкирцевой и дѣйствительно несимпатиченъ, уже замѣтно испарился къ концу ея краткой жизни, и есть всѣ основан³я думать, что если бы смерть не похитила ее такъ преждевременно, душа ея пришла бы въ равновѣс³е, и изъ Башкирцевой вышла бы серьезная и дѣльная женщина. Вѣдь лестное мнѣн³е такого человѣка, какъ Гладстонъ, что-нибудь да звачитъ. Это уже не глупый культъ пустыхъ людей, которые примазываются зачастую къ знаменитостямъ, чтобы составить рекламу самимъ себѣ. Но считая себя не въ правѣ мѣшать людямъ иныхъ воззрѣн³й высказывать ихъ, вѣрная правилу "au choc des opinions jaillit la vérité", редакц³я печатаетъ настоящую статью, тѣмъ болѣе, что за псевдонимомъ ея скрывается имя извѣстнаго журналиста, мнѣн³е котораго имѣетъ вѣсъ. Ред.

  

   "Дневникъ" покойной Мар³и Башкирцевой ("Journal de Marie Bachkirtzeff"), изданный въ Парижѣ ея семьей два года назадъ, съ нѣкотораго времени сталъ у насъ модной книгой. Имъ восхищаются, повторяя слова Гладстона изъ "Nineteenth Century", что это "одна изъ примѣчательнѣйшихъ книгъ нынѣшняго столѣт³я"; о немъ спорятъ, пожалуй, не меньше, чѣмъ спорили въ Парижѣ при появлен³и этой книги, или въ Лондонѣ послѣ статьи Гладстона и въ Америкѣ, гдѣ "Journal" въ англ³йскомъ переводѣ издан³я Cassel and Со разошелся въ десяткахъ тысячъ экземпляровъ. Оставлять безъ вниман³я такое явлен³е совсѣмъ нерезонно. Кстати вслѣдъ за "Journal" въ Парижѣ появилось издан³е "Lettres de Marie Bachkirtzeff", и почитатели покойной, съ Морисомъ Барресомъ во главѣ, объявляютъ, что эти "Письма" вкупѣ съ "Дневникомъ" должны сдѣлаться чуть ли не библ³ей "всѣхъ высшихъ натуръ".

   Но кто такая Мар³я Башкирцева? Русская дѣвушка изъ богатой семьи, уроженка Полтавы, довольно красивая, выросшая и избалованная въ царствѣ роскоши, 21 года выставлявшая свои картины въ парижскомъ Салонѣ, а въ 1884 г. 24 лѣтъ умершая отъ чахотки въ Парижѣ. Одну изъ ея картинъ "Митингъ" (семеро ребятишекъ школьниковъ остановились на углу улицы и ведутъ жарк³й споръ) купило французское правительство для Люксембургскаго музея. Таковы внѣшн³я данныя ея б³ограф³и. Внутренняя личность Башкирцевой познается вполнѣ изъ ея "Дневника".

   Этотъ "Дневникъ" начала она писать 12-ти лѣтъ съ 1873 г., когда поселилась съ матерью въ Ниццѣ. Первая запись его гласитъ слѣдующее: "О, Боже, дай мнѣ въ мужья англ³йскаго герцога В. Его я буду любить и сдѣлаю ечастливымъ, и сама буду счастлива и дѣлать добро*. Чѣмъ же понравился ей герцогъ В.? "Il а du Néron" - ну него есть что-то нероновское". Впрочемъ, мечтами о любви стала она упиваться еще въ раннемъ дѣтствѣ, когда играла въ куклы, и уже въ то время непремѣнно хотѣла быть предметомъ любви перваго лица въ государствѣ. Нѣкая гадалка предсказала ей великую будущность. И такой будущности она ожидала отъ своего голоса, тѣмъ болѣе, что въ Ниццѣ одинъ "знаменитый преподаватель пѣн³я", которому она инкогнито представилась итальянкой, предрекалъ ей блестящую карьеру на сценѣ.

   13-ти лѣтъ Мар³я Башкирцева сама убѣдилась въ несостоятельности воспитательнаго метода своихъ гувернантокъ, и взялась выработать собственный планъ обучен³я. Послѣдн³й удивилъ даже ниццскихъ педагоговъ. Въ 14 лѣтъ ей пришлось подавить въ себѣ любовь къ герцогу В., ибо онъ женился на другой дамѣ. Подъ вл³ян³емъ такой неудачи своего фантазерства 14-тилѣтняя дѣвочка занесла въ "Дневникъ" довольно курьезный афоризмъ: "изъ всѣхъ тварей на землѣ наиболѣе отвратительны мужчины и кошки". Это, однако, не помѣшало ей въ 16 лѣтъ снова влюбиться. На этотъ разъ такой чести удостоился черноок³й молодой римлянинъ, племянникъ одного высоковл³ятельнаго кардинала. Въ то же времд для развлечен³я она читала древнихъ классиковъ въ подлинникѣ, копировала Гамбетту и другихъ ораторовъ.

   Всѣ эти дарован³я въ сущности были только средствомъ въ одной цѣли - блистать въ большомъ свѣтѣ. Но вотъ въ 19 лѣтъ она теряетъ свой голосъ, отъ котораго ожидала столько успѣховъ въ свѣтѣ, и принимается за живопись. Теперь она высчитываетъ напередъ, во сколько времени она можетъ прославиться этимъ искусствомъ, не утративъ молодости и красоты. Успѣхамъ ея въ живописи, правда, выразившимся лишь въ усвоен³и техники дѣла, помогаетъ ея страстная любовь въ знаменитому (нынѣ покойному) французскому живописцу Бастьену Лепажу.

   Въ Парижѣ, говорятъ, доселѣ держится традиц³я "du temps de la Russe", своего рода героической эпохи артистическаго подвижничества богатой русской дѣвушки. Мар³я Башкирцева тамъ, въ кругу юныхъ артистовъ, посѣщавшихъ съ нею мастерскую Жюл³ана, хвасталась своими дорогими платьями, восхищала ихъ своимъ пѣн³емъ и декламац³ей, интересовала всѣхъ своей роскошью. Здѣсь же бывали съ ней истерическ³е припадки. Однажды она предавалась страстному слезоизл³ян³ю при извѣст³и о смерти принца Люлю (сына Наполеона III, погибшаго въ африканской войнѣ англичанъ съ зулусами), за котораго она хотѣла выдти замужъ, вовсе не эная его. Въ другой разъ ее охватилъ пароксизмъ ярости. Это случилось съ ней, когда она угрожала поднятымъ стуломъ одной изъ своихъ соперницъ по живописи.

   Притязательная къ людямъ, эта избалованная дѣвица полагала, что и на небесахъ должны заниматься ею непрестанно и слѣдить за ея желан³ями. Она молится только тогда, когда исполняются ея прихоти. Иначе впадаетъ въ негодован³е и перестаетъ вѣровать. Прихотямъ и причудамъ ея нѣсть предѣловъ.

   Она - блондинка - не могла заснуть иначе, какъ подъ шелвовымъ матово-голубымъ пологомъ, одѣвалась въ бѣлое, послѣ прогулки въ дурную погоду мылась въ благоухающихъ эссенц³яхъ, носила мѣха не дешевле 2.000 фр. A между тѣмъ "Дневникъ" ея переполненъ воплями жалобъ на судьбу. Она третируетъ свысова родителей и близкихъ, называетъ отца "наглымъ и дурно воспитаннымъ", мать "лишенной такта" и ставитъ ей въ большую вину особенно то, что она не умѣетъ пробраться въ большой свѣтъ. По свидѣтельству одного показан³я, напечатаннаго лицомъ изъ числа почитателей покойной, Мар³ю Башиирцеву терзало отчаян³е изъ-за того, что ее не принимали въ самомъ первостатейномъ аристократическомъ кругу, и это-то будто бы явилось и главной причиной ея ранней смерти. Иначе сказать, это была жертва крайняго самообожан³я, которымъ такъ проникнутъ весь "Дневникъ" Башкирцевой, самообольщен³я безсердечнаго, явившагося результатомъ безобразнаго воспитан³я, которое состояло въ поклонен³и балованному ребенку и въ безразсчетливомъ потворствѣ всяческимъ его повадкамъ и прихотямъ.

   О такомъ продуктѣ извращеннаго воспитан³я не стоило бы и распространяться, если бы не находились охотники возводить Мар³ю Башкирцеву въ кумиры и воздавать ей незаслуженное поклонен³е, которое оказывается настолько характернымъ, что начинаетъ возбуждать вниман³е псих³атровъ. Одинъ изъ нихъ, къ тому же весьма остроумный и талантливый писатель-моралистъ, Максъ Нордау счелъ нужнымъ посвятить особый этюдъ культу Мар³и Башкирцевой подъ ядовитымъ заглав³емъ: "Unsere liebe Frau vom Schlafwagen" (Ein Beitrag zur Psyschologie der Zeitgenossen). Эпитетъ "Мадоны спальныхъ вагоновъ" присвоенъ Мар³и Башкирцевой самими ея парижскими почитателями, величающими ее "Notre Dame du Sleeping". Первосвященникомъ этого нелѣпаго культа, разработывающимъ догматику и литургику его, выступилъ вышеупомянутый французск³й писатель Морисъ Барресъ. Онъ объявилъ, что душа Мар³и Башкирцевой опередила развит³е нынѣшняго поколѣн³я и можетъ бытъ понята только благороднѣйшими умами будущаго столѣт³я. Максъ Нордау анализируетъ эту душу по "Дневнику" и "Письмамъ", а затѣмъ пытается опредѣлить умственные и чувственные элементы, изъ которыхъ сложился культъ Башкирцевой. Многое изъ того, что высказываетъ псих³атръ-моралистъ, по своей правдивости и резонности заслуживаетъ полнаго вниман³я.

   "Эта дѣвушка,- пишетъ Нордау,- провела всю свою кратковременную жизнь въ желѣзнодорожномъ вагонѣ, въ именитыхъ гостинницахъ большихъ городовъ, въ модныхъ курортахъ и временныхъ квартирахъ Ниццы и Парижа. Въ дѣтствѣ и ранней юности она получила воспитан³е и образован³е, которое считается обычнымъ для аристократическаго круга всего м³ра и особенно въ Росс³и: она научилась бѣгло и плохо говорить на главныхъ европейскихъ языкахъ, а также училась древнимъ языкамъ, и усвоила себѣ тотъ смѣшанный жаргонъ, который можно слышать въ салонахъ дипломатовъ и на балахъ въ Ниццѣ и Монако. Она читала всѣ знаменитыя книги прошлаго и настоящаго, чтобъ оттуда присвоить себѣ, во-первыхъ, раздирающ³я душу общ³я мѣста и, во-вторыхъ, колк³е и остроумные парадовсы, она видалась во всѣ искусства, позировала въ живыхъ картинахъ, пѣла, играла на фортеп³ано и на мандолинѣ, рисовала, занималась живописью, лѣпила изъ глины и сочинительствовала. Съ годами существован³е Мар³и Башкирцевой было рядомъ баловъ, пр³емовъ, посѣщен³й, обѣдовъ, спектаклей, выѣздовъ, артистическихъ и другихъ поѣздокъ, которому придавали настоящую пикантность всюду завязывавш³еся и опятъ быстро прекращавш³еся любовные романы. Юная годами, но пожилая и истощенная отъ ощущен³й, увидшая сердцемъ и высохшая до дна души, она, когда смерть похитила ее, пережила и испытала все, о чемъ разсказывается въ романахъ библ³отекъ для чтен³я, перевидала все, о чемъ говорится въ спутникахъ Бедекера, на бѣломъ свѣтѣ, насколько его можно объѣздить въ спальныхъ вагонахъ желѣзныхъ дорогъ, для нея не было ничего новаго, что могло бы прельщать ее, и ея разочарованный духъ погасъ среди мучительнѣйшей жажды еще неизвѣданныхъ ощущен³й".

   "Дневникъ" Башкирцевой Нордау называетъ отвратительнѣйшей изъ книгъ, когда либо попадавшихся ему. Эта книга, по его мнѣн³ю, и ужасно безнравственная, не въ смыслѣ непристойности, а въ высшемъ и болѣе вѣрномъ смыслѣ, ибо она систематически обращается только къ самымъ зауряднымъ инстинктамъ читателя и возбуждаетъ въ немъ отвращен³е къ автору "Дневника", къ женщинѣ вообще и почти что къ человѣчеству. "Непонятно, какъ родные могли поставить этотъ памятникъ самообожан³я, поверхностности и ребячества существу, которое они любятъ".

   Но почему же эта книга заставила столько говорить о себѣ? Нордау полагаетъ, что "тщеславные родственники при помощи своего богатства и общественныхъ связей умѣли позаботиться о щедрой рекламѣ". Но есть тутъ и друг³я основан³я, "Женщины, почувствовавш³я въ себѣ родственность души съ этой одурѣвшей кривлякой куклой, возымѣли весьма естественную симпат³ю къ тому создан³ю, котораго наибольш³я радости и горести вызывались удавшимся и во время доставленнымъ или испорченнымъ и запоздалымъ бальнымъ платьемъ, и обнаружили полное пониман³е любовныхъ описан³й модныхъ ухаживателей съ тонкими черными усами и огненными глазами. Мужчины почуяли двусмысленное удовольств³е при видѣ этой дѣвической души, которая съ безсознательной дерзостью ребенка или дикаря раздѣвается передъ ихъ взорами сатировъ и раскрываетъ передъ ними ея самыя таинственныя складки и сокровеннѣйш³я побужден³я".

   Есть еще одна книга, въ которой молодая дѣвушка преспокойно высказываетъ съ такимъ же цинизмомъ то, что она думаетъ о себѣ, что считаетъ задачей своей жизни и как³я ощущен³я пробуждаютъ въ ней окружающ³е ее кавалеры. Это "Chérie" Гонкура. Но "Chérie" - романъ. Всѣ циничныя химеры въ немъ могли быть придуманы и за нихъ отвѣтственъ авторъ романа, старый бородатый господинъ, а вовсе не дѣвушка, которой онъ приписываетъ ихъ. Въ "Дневникѣ" же Мар³и Башкирцевой, напротивъ, вездѣ сама молодая дѣвушка столь хладнокровно разоблачаетъ свою внутреннѣйп³ую сущность. И весьма понятно, что найдется не мало охотниковъ до лицезрѣн³я молодой дѣвушки, которая на открытой площади скидаетъ съ себя послѣдн³я одежды.

   Въ этомъ смыслѣ и "Письма" Башкирцевой достойно дополняютъ "Дневникъ". Покойница, очевидно, изъ авторскаго самолюб³я сохраняла коп³и съ самыхъ ничтожныхъ изъ своихъ писемъ, и мног³я изъ нихъ написаны явно въ виду возможности ихъ появлен³я въ печати.

   Гланная характерная черта, сказывающаяся почти въ каждой строкѣ "Писемъ" - безмѣрное самообожан³е, доходящее даже до своего рода ман³и велич³я. 16 лѣтъ она пишетъ матери изъ Флоренц³и послѣ посѣщен³я палаццо Питти: "ты знаешь, я уважаю старыя картины, но это не мѣшаетъ мнѣ видѣть ихъ недостатки. Венера съ такими дурными ногами, что можно подумать, что она носила башмаки съ высокими каблуками. Мои ноги гораздо красивѣе". По осмотрѣ Венеры Медичейской она пишетъ: "Венера Медичейская возбудила во мнѣ нѣкоторую гордость". Въ другой разъ, пр³ѣхавши въ Ниццу послѣ продолжительной желѣзнодорожной поѣздки, она пишетъ своему брату: "Теперь я моюсь съ головы до ногъ, надѣваю бѣлую, тонкую сорочку, юбку и мое сѣрое батистовое платье, а поверхъ него мантилью изъ бѣлаго фуляра. Ты знаешь, какой обольстительной я бываю въ такомъ костюмѣ". Изъ письма къ воспитательницѣ: "я сегодня красива, и ничто не бываетъ такъ пр³ятно, какъ сознавать свою красоту". Опять къ брату: "я надѣла платье цѣломудренно (!) обнаруживающее формы, изъ матер³и эластичной, плотво облегающей тѣло, я причесалась, какъ Психея... Всѣ говорили мнѣ, что у меня совсѣмъ новый видъ: прическа, туалетъ, ростъ - живая статуя, а не дѣвушка, какихъ существуетъ такъ мнего. Ты долженъ гордиться, любезный другъ, тѣмъ, что у тебя такая сестра". Изъ Рима съ теткѣ: "вчера была въ театрѣ, былъ тамъ и молодой человѣкъ, который разсматривалъ меня и не отрывался отъ бинокля, точно помѣшанный. Я хотѣла разсердиться, но это было бы смѣшно. Я приняла это вполнѣ естественно и сдѣлала видъ, какъ будто ничего не замѣчаю. Мнѣ собственно никто не нравится, но этотъ малый заинтересовалъ меня, потому что онъ таращился на меня, какъ сумасшедш³й, и потому что онъ былъ въ ложѣ и разговаривалъ съ какими-то незнакомцами, которые казались "chic". Здѣсь большое удовольств³е уходить изъ театра. Я люблю эту живую изгородь изъ людей, эти сотни глазъ... Когда я бросаюсь въ глаза многимъ, тогда я обыкновенно не замѣчаю самихъ людей". Къ своей воспитательницѣ, при описан³и знакомства съ однимъ кавалеромъ: "этотъ зеленоватый оттѣнокъ, эта черная борода, этотъ лысый черепъ, эти огромные блестящ³е арабск³е глаза, все это воспламеняется неестественнымъ огнемъ при видѣ моихъ свѣтлыхъ волосъ, моей бѣлой кожи".

   Можно бы привести еще десятки подобныхъ мѣстъ изъ писемъ Башкирцевой, но и этихъ образчиковъ, конечно, вполнѣ достаточно. Позже, когда ей было 23 года, ея самообожан³е распространилось и на ея внутреннюю сущность и свойства характера. Она пишетъ Гюи де-Мопасану: "Почему я написала вамъ? Пробуждаешься въ одно прекрасное утро и находишь, что выдающееся существо окружено глупыми головами. Сожалѣешь, что разбросала столько бисера передъ свиньями". Подъ "глупыми головами" и "свиньями" разумѣется та нѣжная семья, которая издала эти "Письма". Къ извѣстному художнику Жюл³ану она пишетъ: "Я питаю глубокое уважен³е къ своему дарован³ю... Вы поступаете такъ, точно вы не высокаго мнѣн³я обо мнѣ, чтобъ дразнить меня. Въ сущности вы хорошо знаете, что я самое чистое, самое удивительное, самое справедливое, величайшее и честнѣйшее существо въ м³рѣ. Я говорю очень серьезно... Я хвалю себя искренно, ибо моя похвала основывается на сознан³и самой себя, этого единственнаго и очаровательнаго я, которое восхищаетъ меня и которому я поклоняюсь, какъ Нарцисъ".

   Башкирцева съ удовольств³емъ наблюдаетъ, какое дѣйств³е она производитъ на мужчинъ, какъ они перешептываются при видѣ ея, какъ они подходятъ въ ней, какъ они бросаютъ на нее похотливые взгляды, какъ они любуются ея свѣтлыми волосами, ея сѣрыми глазами, ея круглыми бѣлыми плечами, какъ она повидимому опьяняетъ эту толпу. Ей кажется непростительнымъ, когда какой-нибудь мужчина не замѣчаетъ ея.

   Вотъ она въ воздухолѣчебницѣ въ Соденѣ. Одновременно съ ней тамъ обрѣтаются два нѣмецк³е принца, которыхъ она въ письмахъ своихъ называетъ просто "принцъ Гансъ" и "принцъ Августъ*. И ей приходится убѣдиться, что оба эти юные господина не интересуются ею. О такомъ неслыханномъ случаѣ она пишетъ матери слѣдующее: "русск³я дамы нашего круга думаютъ, что равнодуш³е этихъ двухъ маленькихъ нѣмецкихъ принцевъ оскорбляетъ меня. Холодность этихъ господъ, впрочемъ, только кажущаяся! Я не думаю о нихъ, милая мама... Во всякомъ случаѣ я интересовалась этими маленькими принцами не болѣе двухъ дней... Я ихъ никогда не разсматривала какъ слѣдуетъ, Тѣмъ не менѣе я могу тебѣ сказать, что принцъ помоложе (18-ти лѣтъ), Гансъ, высокаго роста, стройный, блондинъ, съ большимъ, изящнымъ носомъ, маленькими глазами, злымъ ртомъ, маленькими усами и смотритъ молодымъ волкомъ. Другой, Августъ (24-25 лѣтъ), маленьк³й, брюнетъ; у него очень красивые глаза, маленьк³е отвисш³е черные усы, бархатная кожа, какой я никогда не видѣла ни у одного изъ мужчинъ, красивый ротъ, правильный носъ съ очень тонкой кожей, очень блѣдный цвѣтъ лица, который былъ бы удивителенъ, если бы это было не отъ болѣзни. У обоихъ красивыя, выхоленныя аристократическ³я руки".

   Мар³я Башвирцева считаетъ себя не только восхитительной и неотразимой, она убѣждена, что и во всѣхъ искусствахъ она ген³й. Сперва, какъ уже знаетъ читатель, она пробовала себя въ пѣн³и и музыкѣ. Пѣн³е пришлось прекратить по болѣзни горла. Не будь этой случайности, она сдѣлалась бы величайшей пѣвицей XIX столѣт³я. Такъ, по крайней мѣрѣ, она сама говоритъ о себѣ. Затѣмъ она кидается на живопись и, конечно, изводитъ массу красокъ и холста. Она выставляетъ въ парижскомъ Салонѣ и добивается, благодаря своимъ свѣтскимъ связямъ, "почетнаго отзыва", той подачки, въ которой жюри салоновъ не легко отказываетъ каждому, кто серьезно проситъ о томъ. Если же ей не удалось получить перворазрядной медали, то тутъ, дескать, виноваты зависть и соперничество. По этому поводу ей, кажется, единственный разъ въ жизни пришлось услыхать правду. Вышеупомянутый Жюл³анъ раскрылъ ей глаза на ея мнимый талантъ. Она пишетъ ему: "я очень обезкуражена и этому вы помогли съ 36 лошадиными силами, за что я на васъ очень зла. Для чего вы играете комед³ю, думая, что я ослѣплена и помѣшана тщеслав³емъ? Въ чему вы преслѣдуете меня вашими отчаянными предвѣщан³ями?.. Чѣмъ больше я думаю объ этомъ, тѣмъ болѣе кажется мнѣ, что вы имѣете какой-то неясный интересъ уничтожать меня. Вы формально утопаете въ утонченнѣйшихъ обезкураживан³яхъ. Вижу, что вы не отдаете себѣ отчета въ томъ, какъ ужасно, могу сказать даже, какъ преступно тому, кто имѣетъ настоящую ярость къ ученью и работѣ, сказать: вы! да вы ничего не можете! Это духовное уб³йство, болѣе жестокое, чѣмъ физическое, ибо вы повторяете его ежедневно". До такой степени ослѣплена эта дѣвица въ своемъ умопомраченномъ самообожан³и, что она убѣждена, что съ ней "играютъ вомед³ю", если говорятъ ей прямо, что она не способна ни въ чему путному и что изъ нея не выйдетъ ничего!

   Мар³я Башкирцева мнила себя не только великой пѣвицей и художницей, но и великой писательницей. Она пишетъ къ барону де-Сенъ-Амандъ, извѣстному автору книгъ о Мар³и Антуанеттѣ: "Я всегда ощущала и все болѣе ощущаю властную потребность писать. Я придумнываю разсказы. Я вижу дѣйствительные и воображаемые факты. Дюма говоритъ, что главное свойство жешцины - угадыван³е или предчувств³е. Ну вотъ и я, угадывая и предчувствуя, понимаю, вижу, знаю необычайныя вещи... Въ то время, какъ я пишу, мои глаза упали на пальцы моей лѣвой руки, которые придерживаютъ почтовую бумагу, эти живые нервные пальцы заставляютъ меня вспомнить о портретѣ Бастьена Лепажа".

   Но, кажется, и писательсв³й талантъ Башкирцевой былъ не выше ея художничесваго дарован³я. Въ этомъ убѣждаетъ внимательное чтен³е ея "Дневника" и "Писемъ". Нордау справедливо говоритъ, что поверхностный читатель можетъ не надолго быть введенъ въ заблужден³е тономъ этихъ книгъ, какой-то ирон³и надъ собой. Въ Парижѣ ему есть своя кличка "bagout" и его можно слышать въ мастерскихъ художниковъ. "Начинающ³е живописцы, актеры мелвихъ театровъ и даже рабоч³е болѣе чистыхъ ремеслъ усердствуютъ по части "bagout", который несвѣдущему человѣку на первый взглядъ можетъ показаться курьезнымъ и даже остроумнымъ, а при нѣкоторой наблюдательности познается во всей своей наготѣ. Это - попугайское повторен³е пошлыхъ остротъ, жалкихъ устарѣлыхъ сравнен³й, истасканныхъ шаржей и самыхъ дешевыхъ насмѣшекъ уличныхъ ребятъ. Мар³я Башкирцева быстро научилась такому "bagout" у растирателей красокъ. Но даже и въ этомъ низшемъ изъ всѣхъ литературныхъ жанровъ она не произвела ничего самостоятельнаго".

   Не безъинтересно ознакомиться и съ тѣмъ, что, помимо самообожан³я и самопоклонен³я, наиболѣе занимало Башкирцеву, когда ей приходилось попасть въ новую обстановку. Вотъ она пр³ѣзжаетй во Флоренц³ю, осматриваетъ художественныя сокровища. Старинныя картины женскихъ типовъ восхищаютъ ее. И къ чему же онѣ вдохновляютъ ее? "О! нынѣшн³я женщины не умѣютъ одѣваться. Самыя элегантныя худо одѣты. Только имѣйте терпѣн³е; если Богъ поможетъ мнѣ сдѣлать то, чего я хочу, то вы увидите нѣсколько лучше одѣтую женщину!" Какая высокая и благородная мечта! Изъ Флоренц³и же она пишетъ: "Пошлите телеграмму къ Ворту, Лаферьеръ, Анбу, Ферри, Вертю" (это все парижск³е портные). "Вы должны мнѣ прислать, что я заказала. Здѣсь, можетъ быть, будетъ какой нибудь балъ и вы можете себѣ вообразить, какъ бы я желала быть на немъ красивой. О лицѣ моемъ не безпокойтесь, оно будетъ восхитительнымъ... Но ужасно не имѣть платья, особенно во Флоренц³и, гдѣ такъ изящны". Изъ Ниццы она извѣщаетъ своего брата: "Прежде всего позволь мнѣ сказать тебѣ, что я озадачена, очарована, преклоняюсь передъ игрой, пѣн³емъ, физ³оном³ей Фора" (извѣстный теноръ). Но самымъ потрясающимъ для нея событ³емъ, которому посвящена цѣлая страница, является то, что въ русской церкви въ Ниццѣ на нее обратила вниман³е одна высовопоставленная особа.

   Башкирцева пыталась завести анонимную переписку съ крупными писателями. Сперва она обратилась въ Александру Дюма-сыну съ письмомъ, которое она считаетъ очень пикантнымъ, оригинальнымъ и остроумнымъ. Умудренный жизненнымъ опытомъ авторъ "Dame aux camélias", очевидно, былъ на этотъ счетъ иного мнѣн³я и, судя по ея второму письму въ нему, отвѣтилъ ей, что романы вскружили ей голову и что она хорошо бы сдѣлала, если бы пораньше ложилась спать. Она мститъ ему за этотъ благоразумный совѣтъ такимъ вовсе неостроумнымъ и неделикатнымъ письмомъ: "Спите сами хорошенько, милостивый государь, и въ частности продолжайте быть такимъ же филистеромъ, какимъ вы остаетесь вообще въ качествѣ художника. Это - отличное средство не состариться. Завтра въ палатѣ депутатовъ я, конечно, увижу васъ. Тамъ будетъ обсуждаться разводъ. A такъ какъ мы говоримъ о разводѣ, то я и возвѣщаю вамъ о разводѣ между моимъ поклонен³емъ и вашей персоной".

   Приставан³е къ Гюи де-Мопасану длилось нѣсколько дольше. Болѣе молодой писатель имѣлъ неосторожность вступить въ переписку съ взбалмошной незнакомкой. Но и ему прискучило, наконецъ, это самообольщенное кривлянье, и онъ пересталъ писать ей. Она оказалась настолько неблаговоспитанной, что заявила ему, что она, дескать, надъ нимъ потѣшалась, что онъ не такъ великъ, какъ воображаетъ о себѣ.

   Когда вы видите передъ собой эту безнадежно банальную натуру съ идеалами швеи, то невольно спросите, что такое особенное нашли въ ней поклонники этой "Notre Dame du Sleeping", для которой цѣлый м³ръ сосредоточивался въ бальномъ платьѣ, для которой жизнь состояла въ выѣздахъ въ свѣтъ, а искусство отожествлялось съ выставочной медалью и газетной рекламой? Нордау даетъ отвѣтъ и на этотъ вопросъ. "Декаденты, символисты, инструменталисты и подобные "исты",- говоритъ критикъ,- нашли въ Мар³и Башкирцевой отражен³е себя самихъ. Эти истеричныя особы мужского пола усмотрѣли въ истеричной росс³янкѣ своего поля ягоду. Эти бездарные кропатели стиховъ и прозы, воображающ³е о себѣ, что у нихъ имѣются всевозможные таланты, потому что они страдаютъ самовозвеличиван³емъ, восхваляютъ въ этой дилетанткѣ бездарной, но питающей необычайныя претенз³и, свою собственную ничѣмъ не оправдываемую погоню за успѣхомъ. Эти "snobs", выскочки, разыгрывающ³е именитыхъ людей или аристовратовъ, хотя они большею частью сыновья лавочниковъ или мелкихъ чиновниковъ, вполнѣ сочувствуютъ Башкирцевой, которая удостоиваетъ своимъ вниман³емъ только людей "chice и "genre" (т. е. попросту франтовъ и дэнди) и для которой разговоръ съ высокопоставленной особой составляетъ "самый свѣтлый день въ жизни". И эти эгоисты, объявляющ³е благороднѣйшей изъ задачъ человѣка "ухаживан³е за своимъ я", цѣнятъ непомѣрное самообольщен³е этой куклы, которая презираетъ боготворящую ее семью, въ теткѣ видитъ только мошну съ деньгами, передъ собой преклоняетъ колѣна и остается чуждой единственно человѣчному побужден³ю - сочувств³ю къ друтимъ, отрадѣ въ самоотвержен³и".

   Не правда ли, что почитатели этого психопатическаго культа fin de siècle нуждаются въ водолѣчен³и холодными душами?

  

  

   На эту тему возбуждаетъ толки въ иностранной печати новѣйш³й этюдъ знаменитаго итальянскаго псих³атра Ломброзо подъ заглав³емъ "Ложь женщинъ и ея происхожден³е". Онъ утверждаетъ, что всѣ женщины должны лгать по самой природѣ своей. Новѣйш³е криминалисты, занимающ³еся статистикой преступлен³й, напротивъ, аттестуютъ женщину болѣе благопр³ятно. Цифра преступницъ оказывается гораздо ниже цифры преступниковъ. Женщины послѣ своего паден³я большею частью не гибнутъ окончательно, тогда какъ число рецидивистовъ среди мужчинъ-преступниковъ достигаетъ ужасающаго процента. Даже если женщина пала очень низко, въ книгѣ ея сердца рядомъ со многими загрязненными листками все-таки обрѣтается нѣсколько чистыхъ листковъ. A вотъ Ломброзо непремѣнно желаетъ установить лживость женскаго характера. Женская ложь, о которой знаютъ всѣ мужчины, обыкновенно маленькая ложь, причемъ она бываетъ очаровательна, пикантна и своеобразна. Но маленькая ложь не есть преступлен³е. Въ наше время она даже въ большомъ ходу и ею, какъ ходячей монетой, пользуются постоянно.

   Можно бы ожидать, что Ломброзо въ данномъ случаѣ докажетъ, что органъ лжи въ женскомъ мозгу развитъ значительно сильнѣе, чѣмъ въ мужскомъ. A онъ касается лишь всколъзь чисто научной стороны вопроса. Ломброзо ссылается на Шопенгауэра, приводитъ безконечное множество цифръ, начиная Библ³ей и кончая Эмилемъ Зола, въ доказательство того, что лживость женскаго характера признавалась во всѣ времена.

   Не безъизвѣстно, что Шопенгауэръ сказалъ, что едва ли найдется на бѣломъ свѣтѣ хоть одна искренняя женщина. Женщина самая глупая и самая умная одинаково искусны во лжи и въ притворствѣ. Сама природа даровала жешцинѣ искусство притворства, въ цѣляхъ ея самоохранен³я и самозащиты. Въ борьбѣ за существован³е женщина пользуется этимъ искусствомъ, какъ звѣрь своимъ оруж³емъ. Это утверждалъ Шопенгауэръ задолго до нарожден³я теор³й Дарвина. Современныя воззрѣн³я стремятся гармонировать съ этими теор³ями, и найдутся немног³е, которые взялись бы отвергать ту истину, что природа поступила очень премудро, если она, дѣйствительно, даровала женщинѣ слабой и беззащитной искусство притворства. И тѣмъ не менѣе органическая неискоренимость женской лжи все-таки подлежитъ спору.

   Искусство притворства вообще и лживость женщины въ частности есть дѣло гораздо болѣе воспитан³я и привычки, нежели природы. "Быть вполнѣ искренней,- по выражен³ю Стендаля,- для женщины значитъ тоже, что показываться на людяхъ безъ платья". "Дневникъ" и "Письма" Мар³и Башкирцевой вполнѣ подтверждаютъ это. A вѣдь казалось бы, вполнѣ естественно ходить безъ одежды! Но нравы признаютъ это непристойнымъ. И столь же непристойно для женщины передъ каждымъ расврывать свои чувства. Можетъ ли женщина сказать, что она любитъ, что она ощущаетъ естественную потребность любить, что она любитъ того или другого и желала бы за него выдти замужъ? Ничего этого она не можетъ сказатъ.

   "Ложь у женщинъ,- говоритъ Ломброзо,- такое органическое явлен³е, что онѣ не могутъ быть искренними, и вслѣдств³е этого всѣ онѣ немножко лживы". Возможно, что это такъ. Но органическое ли это явлен³е - иной вопросъ. Быть можетъ, обычаи и привычки въ течен³е вѣковъ измѣнили въ этомъ направлен³и характеръ женщины, но можетъ быть и то, что воспитан³е здѣсь все еще вл³яетъ значительно.

   Ломброзо далекъ отъ мысли винить самихъ женщинъ. Утверждая, что ихъ характеръ въ основѣ своей лживый, онъ выставляетъ и объяснен³я такого явлен³я, объяснен³я, которыя, однако, могутъ служить лишь оправдан³емъ для женщины. Объяснен³я эти физ³ологическ³я и нравственныя. Физ³ологическихъ поводовъ во лжи касаться здѣсь не мѣсто, да они и всѣмъ извѣстны. Помянутая лживость, по Ломброзо, вытеваетъ изъ слабости женщины: "рабы и угнетенные не обладаютъ силой и вынуждены прибѣгать въ хитрости и лжи". Это точка зрѣн³я Шопенгауэра. Лживость женщины объясняется также ея стыдливостью: "стыдливость,- пишетъ Стендаль,- представляетъ тотъ вредъ, что она пр³учаетъ ко лжи". Считается для жешцины непозволительнымъ раскрывать чувства ея любви. Далѣе принимаются въ разсчетъ: стремлен³е "казаться интересной", "способность къ внушен³ю" и "обязанности материнства".

   Что касается стремлен³я "казаться интересной", его нельзя не признать дѣйствительно существующимъ. Еще Бальзакъ сказалъ: "величайшее искушен³е для женщины состоитъ въ безпрерывномъ обращен³и ея къ великодуш³ю мужчины, въ миловидномъ проявлен³и ея слабости, которой она плѣняетъ мужчину и пробуждаетъ въ немъ великодушныя чувства". Но такое же стремлен³е "казаться интереснымъ" одинаково приложимо и къ мужчинѣ. Вотъ хотя бы сослаться на самого Дарвина ("О происхожден³и видовъ" путемъ полового подбора). У соловьевь поетъ только самецъ и, по Дарвину, единственно для того, чтобы понравиться самкѣ. Тоже наблюдается относительно всѣхъ создан³й.

   Говоря о "способности съ внушен³ю" у женщинъ, что вѣрнѣе было бы назвать фантазерствомъ, Ломброзо указываетъ на то, что женщины легко вѣрятъ тому, что имъ разсказываютъ, что онѣ готовы вѣрить всему, что сами же выдумываютъ, и въ концѣ концовъ убѣждаться въ клеветѣ, какая пускается въ обращен³е ихъ подругами. Но эта "способность" есть въ сущности извѣстная доля фантаз³и, встрѣчающаяся и у мужчины въ одинаковой мѣрѣ, какъ и у женщины. Нѣтъ такого сапожника, который не былъ бы убѣжденъ въ томъ, что его конкуррентъ, живущ³й на одной съ нимъ улицѣ, дѣлаетъ прескверные сапоги. Хотя онъ знаетъ, что товаръ у нихъ одинъ и тотъ же, но онъ такъ часто пускаетъ въ ходъ эту клевету, что самъ сталъ считать ее за истину.

   Въ силу "обязанностей материнства" женщина, по Ломброзо, должна постоянно лгать, чтобъ скрывать отъ дѣтей так³я вещи, которыхъ имъ не полагается знать. Но это уже касается области воспитан³я, на которое итальянск³й ученый обращаетъ вообще слишкомъ мало вниман³я.

   И такъ, на повѣрку выходитъ, что мужчина лжетъ не меньше, чѣмъ женщина, и совершенно по тѣмъ же причинамъ. И мужчина лжетъ вслѣдств³е слабости: подчиненность и раболѣпство суть слѣдств³я не одной только незначительной мускульной силы; мужчина лжетъ по отношен³ю къ тѣмъ, кто его превосходитъ вл³ян³емъ, положен³емъ, богатствомъ. Онъ лжетъ и по физ³ологическимъ причинамъ, и изъ стыдливости: не все то можно говорить, что дѣлаешь. Кавалеръ, ухаживая за дамой, старается возвыситься въ ея глазахъ и преувеличиваетъ свои достоинства, утаивая свои недостатки. Бываетъ, что въ этой "половой борьбѣ" онъ и волосы краситъ, и корсетъ носитъ, и къ иного рода туалетнымъ принадлежностямъ прибѣгаетъ. Мужчина лжетъ изъ желан³я быть интереснымъ, выставляя на показъ свою силу, веливодуш³е, геройство. О сплетничаньѣ и говорить нечего. Имъ усердно занимаются и мужчины.

   Отсюда ясно, что этюдъ Ломброзо можно озаглавить "Ложь мужчинъ и ея происхожден³е" столь же резонно, какъ и "Ложь женщинъ", т. е. одинаково неосновательно. Женщина лжетъ не потому, что она женщина, мужчина не потому, что онъ мужчина; оба лгутъ потому, что ихъ принуждаетъ въ тому общество, которое въ своей боязни того, что истинно, искренно и естественно, понуждаетъ своихь членовъ ихъ дѣйствительныя чувства и мнѣн³я маскировать изысканнымъ лицемѣр³емъ. Если же въ этомъ соревнован³и по части лжи женщина превосходитъ мужчину въ ловкости, то это можетъ свидѣтельствовать только въ пользу женскаго ума.