Белинский Виссарион Григорьевич - Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета, Страница 2 - Книги

оте мелочных интересов внешней жизни; ты знаешь, как провести за нос и недруга и друга, когда это тебе нужно; ты умеешь кланяться низко и говорить сладко перед сильнейшими тебя; держать себя достойно и прилично перед равными себе и снисходительно и ласково уничтожать своим мишурным величием низших себя; но скоро горестным опытом уверишься ты, что ты ничего не знал, ничего не понимал, и твоя опытная мудрость, твое изведанное благоразумие и осторожность не только не спасут тебя от роковой минуты, но еще помогут тебе сделать неизбежное salto mortale {Смертельный прыжок. - Ред.}. Да, бедный Полоний, твоя собственная дочь и Гамлет скоро растолкуют тебе все это, хотя и бесполезно и поздно для тебя, старый ребенок, глупый умник...

Во втором явлении второго акта король и королева просят двух придворных, бывших товарищей по учению и друзей Гамлета, Розенкранца и Гильденштерна, рассеять грусть молодого принца. Гильденштерн и Розенкранц обещают употребить все свои силы выведать причину его грусти и рассеять ее. Входит Полоний и объявляет королю две новости: первую, что Вольтиманд и Корнелий, отправленные послами к норвежскому королю, дяде молодого Фортинбраса, возвратились с успехом, и вторую, что он, Полоний, от прозорливости которого ничто в мире не может укрыться, открыл причину гамлетова расстройства, которую и объявит ему, когда он отпустит послов. По отпуске послов начинается сцена, в которой особенно выражается весь характер Полония. Он предлагает Королю устроить встречу Гамлета с своею дочерью и подслушать его разговор с нею. Король и королева соглашаются и уходят. Полоний идет навстречу Гамлету и заводит с ним разговор, из которого, увы, ничего не узнает положительного, и только еще более уверяется в приятной для его самолюбия мысли, что Гамлет по уши влюблен в его дочь. Это одна из превосходнейших сцен. Гамлет притворяется сумасшедшим и ловко сбивает с толку Полония своими неожиданными ответами, проникнутыми желчною ирониею, грустию и презрением к Полонию, которого он глубоко понимает. "Принц, позвольте "взять смелость проститься с вами", - говорит, наконец, Полоний. "Из всего, что вы можете взять у меня, ничего не уступлю я вам так охотно, как жизнь мою, жизнь мою, жизнь мою", - отвечает Гамлет: о, видно эта жизнь сделалась для него уж слишком тяжелою ношею!..

За этим начинается другая превосходнейшая сцена: разговор Гамлета с Гильденштерном и Розенкранцем. Гамлет продолжает представлять из себя помешанного и злобно дурачит этих двух пошляков своими неожиданными, лукавыми и желчными ответами и вопросами; наконец заставляет их признаться, что они подосланы к нему королем и королевою. Изобличенные и одураченные, они сворачивают речь на комедиянтов, только что прибывших ко двору.

Гамлет. Да какие это комедиянты?

Розенкранц. Те самые, принц, которые некогда вам очень нравились и будут очень довольны, если и теперь понравятся вам.

Гамлет. Почему же не так? Тут еще не будет таких чудес, какие сделались с моим дядей, нынешним датским королем: те, кто считал его ничтожным при жизни моего отца, платят теперь 10, 20, 40 дукатов за маленький портрет его. Тут надобно бы философии постараться открыть: отчего маленькие человечки становятся великими, когда великие переводятся.

Входят комедиянты; главный из них, по вызову Гамлета, читает монолог из плохой трагедии, в котором надутыми стихами описывается неистовство Пирра и бедствие Гекубы. Гамлет спрашивает главного комедиянта, может ли он представить "Смерть Гонзага" и можно ли ему, Гамлету, вставить в эту пьесу стишков десяток своих? Получивши удовлетворительный ответ, отпускает комедиянтов и всех, находящихся на сцене, и остается один.

Бог с вами! Я один теперь...

Какое я ничтожное созданье!

Комедиянт, наемщик жалкий, и в дурных стихах,

Мне выражая страсти, плачет и бледнеет,

Дрожит, трепещет... Отчего?

И что причина? Выдумка пустая,

Какая-то Гекуба!

Что ж ему Гекуба?

Зачем он делит слезы, чувства с нею?

Что, если б страсти он имел причину,

Какую я имею? залил бы слезами

Он весь театр, и воплем растерзал бы слух,

И преступленье ужаснул, и в жилах

У зрителей он заморозил кровь!

А я?

Ничтожный я, презренный человек,

Бесчувственный - молчу, молчу, когда я знаю,

Что преступленье погубило жизнь и царство

Великого властителя - отца!.. Или я трус?

Кто смеет словом оскорбить меня

Или нанесть мне оскорбленье без того,

Чтоб за обиду не вступился я,

Не растерзал обидчика, не кинул

На растерзанье вранам труп его? И что же?

Чудовище разврата и убийцу вижу я,

И самый ад зовет меня к отмщенью,

А я - бесплодно изливаю гнев в слезах,

И он безвреден, он, когда я жив,

Я, сын убитого отца, свидетель

Бесславья матери!.. О Гамлет! Гамлет!

Позор и стыд тебе!.. Размыслим:

Слыхал я, что порок и преступленье,

Увидев страшную себя картину

В игре искусного художника, невольно

Высказывали стыд свой и позор

И сознавались в преступленьях. Да,

Без языка, без слов все будет ясно.

Актеров этих я играть заставлю

Изображение ужасного убийства,

Подобного злодейству дяди,

И стану замечать - и если

Смутится он - я знаю, что мне делать!

Быть может, привиденье это было,

Мечта, коварство духа тьмы?

Он может в разных образах являться.

Он, может быть, влечет меня на грех,

И дух мой и подозрительный и слабый,

Употребляет сетью для погибели души?

Остерегусь - и хитрость пусть моя

Мне выскажет всю совесть короля!

В этом монологе, вырвавшемся из глубины души, как вырывается поток лавы из глубины земли, высказался весь Гамлет. Он сравнивает себя с комедиянтом, и сравнивает так невыгодно для своей личности; он отвергает предположение о своей трусости, говоря, что за личную обиду он готов мстить кровью; наконец он хочет узнать истину посредством актеров: видите ли, он не верит духу. Но здесь представляется вопрос: потому ли он медлит мщением, что не верит духу, или потому не верит духу, что медлит мщением? Мы сейчас увидим, что он уже несомненно верит духу, но еще долго не увидим, что он не медлит более мщением... Бедный Гамлет!..

Первое явление третьего акта открывается разговором короля и королевы с Гильденштерном и Розенкранцем, которые доносят им о неуспехе своей рекогносцировки при Гамлете. Встреча Гамлета с Офелиею уже улажена Полонием. Король высылает королеву и придворных, а сам скрывается за дверью, чтобы подслушать разговор Гамлета с Офелиею. Офелия прохаживается по сцене с книгою в руках, как будто углубившись в чтение. Является Гамлет.

Быть или не быть - вот в чем вопрос.

Что доблестнее для души: сносить

Удары оскорбительной судьбы,

Или вооружиться против моря зол

И победить его, исчерпав разом?

Умереть - уснуть - не больше, и окончить сном

Страданья сердца, тысячи мучений -

Наследство тела - как не пожелать

Такого окончанья!.. Умереть, уснуть -

Уснуть, быть может - грезить. Вот и затрудненье!

Да! в этом смертном сне какие сновиденья

Нам будут, когда буря жизни пролетит?

Вот остановка, вот для чего хотим мы

Влачиться лучше в долгой жизни -

И кто бы перенес обиды, злобу света,

Тиранов гордость, сильных оскорбленья,

Любви отверженной тоску, тщету законов,

Судей бесстыдство, и презренье это

Заслуги терпеливой за деянья чести.

Когда покоем подарить нас может

Один удар? И кто понес бы это иго,

С проклятием, слезами, тяжкой жизни?..

Но страх: что будет _там? - Там_,

В той безвестной стороне, откуда

Нет пришельцев... Трепещет воля

И тяжко заставляет нас страдать,

Но не бежать к тому, что так безвестно.

Ужасное сознанье робкой думы!

И яркий цвет могучего решенья

Бледнеет перед мраком размышленья,

И смелость быстрого порыва гибнет,

И мысль не переходит в дело... Тише!

Милая Офелия!.. О нимфа!

Помяни грехи мои в молитвах!..

За этим начинается его разговор с Офелиею, в котором он, оскорбительными и саркастическими насмешками над нею, высказывает болезненное состояние своего духа и заставляет ее выносить на себе его презрение к женщине, возбужденное в нем матерью. Король выходит из-за своей засады и говорит, что не любовь, а что-нибудь другое причиною расстройства гамлетова: совесть короля догадливее дипломатической тонкости Полония. "Так решено, - говорит король, - Гамлет поедет в Англию". Полоний не противоречит этой мере, но предлагает еще и свою: после представления, на которое Гамлет пригласил короля и королеву, позвать его к королеве, которая бы его порасспросила, а ему, Полонию, подслушать их разговор, и если он из него ничего не узнает, тогда уже и отправить его в Англию.

Второе явление третьего акта заключает в себе разрешение гамлетова сомнения, разрешение, которое для Гамлета горше и тяжелее прежнего сомнения. Эта сцена гнетет ужасом душу зрителя, как какое-то неясное могильное видение: в ней выражено все ужасное целой драмы, сосредоточенное в одном моменте. Но об этом мы поговорим после, потому что глубокая и сосредоточенная сила этой сцены понята и перечувствована нами не столько в чтении, сколько в представлении: великий актер объяснил нам Шекспира в этой сцене, которой, без посредства этого актера, невозможно постигнуть во всей бесконечности ее скрытой и подавляющей душу силы. Гамлет дает советы актеру, как ему должно играть. Потом, объявляя несколько о своем плане Горацио, умоляет его наблюдать за королем.

Входят король и королева в сопровождении двора. Гамлет прикидывается сумасшедшим весельчаком и в этой ужасной веселости осыпает сарказмами короля и Полония. Все садятся; Гамлет против короля и королевы, у ног Офелии, на которую изливает свою саркастическую желчь.

Офелия. Вы веселы, принц?

Гамлет. Кто? я?

Офелия. Да, вы, принц.

Гамлет. Да, я иду в ваши шуты. Чего лучше, как не веселиться? Посмотрите на мать мою, какая она веселая. А отец мой умер за два часа.

Офелия. Разве за два месяца.

Гамлет. Так давно уже? Хорошо я сам ношу траур потому, что он мне очень идет. Скажите! Два месяца и еще не забыт! Стало быть, можно надеяться на полгода людской памяти, а там все равно, что человек, что овечка.

Схоронили,

Позабыли!

Начинается представление. На сцене дряхлый король, сидя в креслах, разговаривает с своей женою. Его томит предчувствие о близкой смерти, и он с грустию воспоминает о тридцати годах блаженства, проведенного им в супружестве с нею. Королева отвечает ему желанием, чтобы их взаимное блаженство продолжилось еще на столько же лет. Король возражает предчувствием скорой смерти и желанием, чтобы вторичная любовь осчастливила спутницу его жизни. Надутыми, гиперболическими клятвами отрицает королева возможность вторичной любви для себя. Они расстаются; король засыпает в креслах.

Гамлет (королеве). Как вы находите комедию, королева?

Королева. Мне кажется, она слишком много надавала обещаний.

Гамлет. О, да ведь она их сдержит!

Король. Известно ли тебе содержание комедии? Нет ли тут чего-нибудь оскорбительного?

Гамлет. Ничего, ничего! Тут немножко отравляют, так для шутки!

Король. А название как?

Гамлет. Мышеловка. Почему? спросите вы. Это риторическая фигура, метафора. Представляется убийство, которое было где-то в Италии. Старика зовут Гонзаго, а королеву Баптиста. Вы тотчас увидите... самое гадкое дело, да что нам до этого! У вас и у меня совесть чиста, и до нас дело не касается. Кричи тот, кого это щекочет.

Между тем на сцену входит злодей с чашкою, наполненною ядом, который он и вливает в ухо спящему королю.

Гамлет. Он отравляет его, когда тот спал в саду, чтобы завладеть его королевством. Его зовут Гонзаго. Это быль - я сам читал ее по-италиянски. Вы тотчас увидите, как убийца успеет овладеть сердцем вдовы отравленного короля.

Король встает с гневом. Общее смятение. Все выходят.

Гамлет (вскакивая).

Оленя ранили стрелой,

Тот охает, другой смеется;

Один хохочет - плачь другой.

И так на свете все ведется!

За эти стихи, стоит только одеться в платье комедиянта, меня примут в лучшие актеры.

Горацио. На половинное жалованье?

Гамлет. Нет! на полное.

Был у нас в чести немалой

Лев, да час его пришел -

Счастье львиное пропало,

И теперь в чести... петух!

Горацио. Последняя рифма не годится, принц.

Гамлет. О добрый Горацио! теперь слова привидения я готов покупать на вес золота! Заметил ли ты!

Горацио. Очень заметил, принц.

Гамлет. Только что дошло до отравления...

Горацио. Это было слишком явно!

Гамлет. Ха, ха, ха! Эй! музыкантов сюда, флейщиков!

Когда король комедий не полюбит,

Так он - да просто, он комедии не любит!

Входит Гильденштерн и объявляет Гамлету, что королева, мать его, желает с ним говорить. Эта сцена превосходна, и мы не можем удержаться, чтобы не выписать из нее хоть отрывка.

Гамлет. Мне кажется, будто вы слишком гоняетесь за мною?

Гильденштерн. Поверьте, принц, что всему причиною любовь моя к вам и усердие к королю.

Гамлет. Я что-то не совсем это понимаю. Сыграй мне что-нибудь (подает ему флейту).

Гильденштерн. Не могу, принц!

Гамлет. Сделай одолжение!

Гильденштерн. Право, не могу, принц!

Гамлет. Ради бога, сыграй!

Гильденштерн. Да я совсем не умею играть на флейте.

Гамлет. А это так же легко, как лгать. Возьми флейту так, губы приложи сюда, пальцы туда - и заиграет.

Гильденштерн. Я вовсе не учился.

Гамлет. Теперь суди сам: за кого же ты меня принимаешь? Ты хочешь играть на душе моей, а вот не умеешь сыграть даже чего-нибудь на этой дудке. Разве я хуже, простее, нежели эта флейта? Считай меня чем тебе угодно: ты можешь мучить меня, но не играть мною.

После представления король решил, что ему надо сбыть c рук Гамлета во что бы то ни стало. Мучения совести страшно раздирают его душу, и он высказывает их в одном из тех монологов, в которых поэзия и лиризм выражений и образов удивительно сливаются с самым высшим драматизмом и которые умел* писать только один Шекспир - один он, и больше никто. Опасаясь сделать статью нашу слишком большою, мы не выписываем этого превосходного монолога. В нем, после продолжительной борьбы, король не решается отказаться от выгод своего злодейства, то есть от короны и королевы, но решается молиться и становится на колена. В это время входит Гамлет, минута благоприятна: один удар шпагою - и совершен подвиг и нет камня на душе... Он так и хочет сделать, но вдруг ему приходит в голову превосходная мысль.

И с молитвой

Погибнет он! Отмщенье ль это будет!

Остановись, подумай! Твоего отца

Зарезал он. Ты, сын, ты мститель смерти,

В раскаяньи застал его, и смерть теперь

Ему благодеянье, но не мщенье будет!

Нет, не мщенье!..

Он брата погубил в грехах,

В беспечном усыпленьи чувства,

И тяжек был погибшему расчет.

Отмщу ли я, когда молитвой он

Готов на путь далекий, невозвратный?

Нет, нет!

(Влагает кинжал в ножны.)

В ножны, мститель. Твой удар ужасен будет,

Когда его застану пьяным, спящим, гневным,

И в нечестивом пиршестве греха,

В игре, в божбе, в таком души порыве,

Когда погибель за могилою верна.

Тогда удар его повергнет вверх пятами,

Чтоб с кровью черною душа его упала

В ад, темный, как грехи его темны!

Мать ждет меня - живи, но без надежды,

Чтоб жизнь твоя продлилась, - ты мертвец!

Остановите ваше внимание на этом монологе; он покажет вам, что если прекрасная душа не может и не умеет обманывать других, то может и умеет обманывать себя и свою нерешительность и слабость объяснять себе жаждою мести, которая должна быть ужаснее и удовлетворительнее, когда ей предстанет удобнейший случай. А между тем его слова не пустая фраза: напротив, они исполнены силы и поэзии, потому что он верит своей мысли, по крайней мере в эту минуту. Не забудьте к этому, что после представления недоверчивость к духу уже кончилась...

Итак Гамлет, сказавши эти слова, уходит, вполне убежденный, что для того только отсрочил месть, чтоб сделать ее ужаснее, а совсем не по недостатку силы воли... Король, окончив свою молитву, встает с убеждением, что

Слова на небо - мысли на земле!

Без мысли слово недоступно к богу!

Вот уже и третье явление третьего действия; драма идет все кресчендо: сейчас только убедился Гамлет в ужасной истине насчет смерти своего отца, сейчас только колебался он между своею нерешительностью и порывом мщения; и вот ему предстоит решительный разговор с матерью. Полоний, давши королеве совет быть с Гамлетом строже, украдкой от нее прячется за занавеской; старый дуралей не предчувствует, что лезет в западню, которую сам себе устроил, на зло своему благоразумию и своей опытности. Входит Гамлет.

Гамлет.

Что вам угодно, мать моя? Скажите.

Королева.

Гамлет! ты оскорбил меня жестоко.

Гамлет.

Мать моя, отец мой вами оскорблен жестоко.

Королева.

Ты говоришь со мной, как сумасшедший.

Гамлет.

А вы со мной, как злая мать.

Королева.

Что говоришь ты, Гамлет?