ustify"> А теперь - чорт, не житье, волочись по свету,
Все бы рубашка бела, а вымыть чем нету;
Ходи в штанах, возися с ружьем пострелым,
А где до смерти всех бьют, надобно быть смелым.
Ни выспаться некогда, часто нет что кушать;
Наряжать мне все собой, а сотерых слушать.
Чернец тот, кой день назад чрезмерну охоту
Имел ходить в клобуке, и всяку работу
В церкви легку сказывал, прося со слезами.
Чтоб и он с небесными в счете был чинами, -
Сегодня не то поет: рад бы скинуть рясу,
Скучили уж сухари, полетел бы к мясу:
Рад к чорту в товарищи, лишь бы бельцом быти,
Нет мочи уж ангелом в слабом теле слыти.402
Шестая сатира, написанная в 1738 году, рассуждает "о истинном блаженстве". Сатирик доказывает в ней, что истинное счастие заключается в благоразумной середине и в беседе с музами. Седьмая сатира, "к князю Никите Юрьевичу Трубецкому", написанная в 1739 году, в Париже, рассуждает "о воспитании". Эта сатира исполнена таких здравых, гуманных понятий о воспитании, что стоила бы и теперь быть напечатанною золотыми буквами; и не худо было бы, если бы вступающие в брак предварительно заучивали ее наизусть.
Вот несколько отрывков на выдержку:
Завсегда детям твердя строгие уставы
Наскучишь: истребишь в них всяку любовь славы,
Если часто пред людьми обличать их станешь:
Дай им время и играть; сам себя обманешь,
Буде станешь торопить лишно спеша дело;
Наедине исправлять можешь ты их смело.
Ласковость больше в один час детей исправит,
Нежь суровость в целый год; кто часто заставит
Дрожать сына пред собой, хвальну в нем загладит
Смелость, и безвременно торопеть повадит.
Щастлив, кто надеждою похвал взбудить знает
Младенца; много тому пример пособляет:
Относят к сердцу глаза весть уха скоряе.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не одни те растят нас, коим наше детство
Вверено; со всех сторон находит посредство
Вскользнуться внутрь сердца нрав: все, что окружает
Младенца, произвести в нем нрав помогает.403
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Обычно цвет чистоты первый увядает
Отрока в объятиях рабыни; и знает
Унесши младенец, что небом и землею
Отлыгаться пред отцом, наставлен слугою.
Слуги язва детей; родителей злее
Всех пример. Часто дети были бы честнее,
Если б мать с отцом пред младенцем знали
Собой владеть, и язык свой в узде держали.
Повторяем: такие мысли о воспитании и теперь скорее новы, нежели стары.
Восьмая сатира, "На бесстыдну нахальчивость", написанная в 1739 году, в Париже, заключает в себе понятие сатирика о скромности. Он говорит о том, как осторожно пишет свои стихи, не ленится их херить, прячет надолго в ящик и, сбираясь печатать, выправляет.
Стыдливым, боязливым, и всегда собою
Недовольным быть во мне природы рукою
Втиснено, иль отческим советом из детства.
В параллель себе сатирик противопоставляет людей наглых и бесстыдных.
Кантемир начал было и девятую сатиру, но за болезнию не мог ее написать.
Мелкие стихотворения Кантемира любопытны, но не столько, как поэтические произведения, сколько как произведения человека с умом и сердцем. Если хотите, в них есть своя гармония, свой ритм, заметна поэтическая, или, лучше сказать, стихотворческая замашка; но поэзии мало. Кантемир писал песни, басни и эпиграммы. Песни его разделяются на любовные и на нравственные. Первые остались ненапечатанными и, вероятно, погибли для потомства, - что очень жаль, потому что, по словам самого Кантемира, они имели большой успех: по крайней мере, он сам говорит в четвертой сатире:
Довольно моих поют песней и девицы
Чистые, и отроки, коих от денницы
До другой колет любви жало.404
А в примечании к этим стихам сказано: "сатирик сочинил многие песни, которые в России и поныне поются". Кантемир как бы раскаивается в этих песнях, как в грехе своей юности; в той же, четвертой, сатире он говорит:
Любовны песни писать, я чаю, тех дело,
Коих столько ум не отел, сколько слабо тело.
Вот образчик нравственных песен Кантемира:
Видишь, Никита, {*} как крылато племя
Ни землю пашет, ни жнет, ниже сеет;
От руки вышней однак в свое время
Пищу довольну, жизнь продлить имеет.
Лилеи в поле, как зришь, многоцветной
Ни прядет, ни тчет царь мудрый Сиона;
Однако в славе своей столь приметной
Не имел одежды. Ты голос закона,
В сердцах природа кой от век вложила,
И бог во плоти подтвердил, внушая,
Что честно, благо, пусть того лишь сила
Тобой владеет, злости убегая, и пр.
{* Князь Н. Ю. Трубецкой.}
Из этого отрывка достаточно видно, что преобладающее направление Кантемира было не поэтическое, а дидактическое, и что трудность выражаться на языке не только необработанном, даже нетронутом, много мешала ясности и красоте его слога. Басни Кантемира интересны, как первые опыты в этом роде - не самого автора, а русского языка. Их, впрочем, немного - всего шесть. Из девяти эпиграмм, выпишем одну для образчика:
На что Друз Лиду берет? - Дряхла уж и седа,
С трудом ножку воробья сгрызет в полобеда.
К старине охотник Друз, в том забаву ставит:
Лидой медалей число собранных прибавит.
Наконец к числу стихотворческих трудов Кантемира принадлежат еще "Десять писем Горациевых", стихами без рифм, с приложением письма о русском стихосложении, под вымышленным именем Макентина (напечатаны в Санктпетербурге 1744 и 1788 г.); "Оды Анакреонтовы" (были ли напечатаны, когда, и где, или не были напечатаны, - неизвестно). 405 Сверх того, Кантемир предупредил Ломоносова в намерении - воспеть в эпической поэме подвиги Петра Великого: поэма Ломоносова называлась "Петриадою", Кантемира - "Петреидою" и, подобно первой, не была кончена. {Труды Кантемира в прозе были следующие: 1) "Разговоры о множестве миров", сочинение Фонтенелла, перев. с франц. Санктпетербург; три издания (когда вышло первое издание, неизвестно; второе в 1761, третье - 1802); оставшиеся в рукописи: 2) "Юстинова история"; 3) "Корнелий Непот"; 4) "Кевита таблица"; 5) "Письма Персидские" Монтескье; 6) "Епиктетово нравоучение"; 7) "Итальянские разговоры г. Алгеротти о свете". Все эти переводы интересны, как живой памятник первой борьбы русского языка с европейскими идеями и как факты истории русского языка. Сверх того, осталось в рукописи сочинение Кантемира "Руководство к алгебре", и никогда не были обнародованы его дипломатические из Лондона и Парижа реляции, письма, замечания, вероятно, очень любопытные не в одном литературном отношении. Из напечатанных его сочинений известно еще "Симфония, или согласие на боговдохновенную книгу псалмов царя и пророка Давида" (Санктпетербург, 1727, второе издание 1821). Это свод всех стихов псалтыря, по азбучному порядку, для удобнейшего приискания текстов.406}
Все эти стихотворные, равно как и прозаические труды Кантемира, очень важны, как первые опыты, которые должны были и других подвигнуть к литературной деятельности; важны они еще и как первый памятник тяжелой борьбы умного, ученого и даровитого писателя с трудностями языка, не только не разработанного, но и не тронутого, подобно полю, которое, кроме диких самородных трав, ничего не произращало. Перо Кантемира было первым плугом, который прошел по этому полю. Скажут: у нас и до Кантемира была словесность. Так, но какая? теологически-схоластическая, или летописная, или, наконец, состоявшая из произведений народной поэзии. Но честь усилия - найти на русском языке выражение для идей, понятий и предметов совершенно новой сферы - сферы европейской - принадлежит прямее всех Кантемиру. И еще большее и высшее значение имеют его сатиры. Здесь Кантемир является первым писателем, вызванным реформою того Петра Великого, образ и дух которого глубоко впечатлелся еще в юношеской душе будущего сатирика. Таким образом, Кантемир был первым сподвижником Петра на таком поприще, которого Петр не дождался увидеть, но которое, как и все в России, приготовлено им же. О, как бы горячо обнял великий преобразователь России двадцатилетнего стихотворца, если бы дожил до его первой сатиры! Но за Петра это сделал один из птенцов его орлиного гнезда - Феофан Прокопович.407 Сатиры Кантемира - подражание и, большею частию, то перевод, то переделка сатир Горация, Буало и, частию, Ювенала; но тем не менее они - в высшей степени оригинальные произведения; так умел Кантемир применить их к быту и потребностям русского общества! Он не нападает в них на пороки, свойственные созревшим или перезревшим цивилизациям: нет, он нападает на фантизм невежества, на предрассудки современного ему русского общества. Во второй сатире он осмеивает дворянскую спесь - порок, столько же свойственный русским, сколько и всякому другому народу в Европе; но колорит этого порока, равно как манера нападать на него, в его сатире - чисто русские. Короче: подражая Горацию и Буало, Кантемир до того обрусил их в своих сатирах, что аббат Гуаско не усомнился перевести их на французский язык, как произведения, которые для французов могли иметь всю прелесть оригинальности. И вот в чем состоит великая заслуга Кантемира не только перед русским языком или русскою литературою, но и перед русским обществом его времени. Теперь вопрос: как велико было влияние сатир Кантемира на русское общество, в котором грамотность была мало распространена, а о литературности не было и помина? Сатиры Кантемира изданы гораздо после его смерти (в 1762 году), но с его собственноручного списка, посланного им из Парижа к императрице Елизавете Петровне, с посвящением ей. Они снабжены многочисленными подробными примечаниями в выносках, кем писанными - неизвестно, но, кажется, не самим Кантемиром. При каждой сатире в примечании говорится: издана в такое-то время; но, кажется, здесь слово издана значит ни больше, ни меньше, как - написана, и при жизни Кантемира, кажется, ни одна сатира его не была напечатана.408 Но тем не менее не подвержено никакому сомнению, что сатиры Кантемира, как и все его стихотворные произведения, пользовались большою известностью в обществе того времени. Сам Кантемир говорит о большом успехе его любовных песен. Рукописные сатиры свои он прислал императрице: значит, они были ей известны и прежде, а если так: значит, на них все смотрели, как на что-то важное. Если их читала императрица, то читал и двор. Сверх того, они нашли себе большую известность и большое одобрение в духовенстве, между которым было тогда много людей ученых и образованных. Феофан Прокопович до того был восхищен первою сатирою Кантемира, что написал к их автору, не зная его, известное послание, которое начинается стихом: "Не знаю, кто ты, пророче рогатый", и которое дышит неподдельным восторгом. Новоспасский архимандрит Феофил Кролик приветствовал Кантемира тоже посланием в стихах, только на латинском языке. О чем говорят и чем интересуются высшие представители общества по уму, образованности и знатности, - о том, разумеется, говорит и общество. Поэтому очень могло быть, что сатиры Кантемира скоро пошли разгуливать в стихах по всей России, между грамотным народом. Это тем естественнее, что в сатирах Кантемира почти вовсе нет, или есть очень мало риторики, что в них говорится только о том, что у всех было перед глазами, и говорится не только русским языком, но и русским умом. В жизнеописании Кантемира сказано, что все сатиры его имели большой успех и что "многие его стихи вошли в пословицы", И не мудрено: в сатирах Кантемира попадаются стихи до того забавные и наивно-остроумные, что невольно остаются в памяти. Таковы, например, эти два стиха в первой сатире:
И просит свята душа с горькими слезами
Смотреть, сколь семя наук вредно между нами.
Таковы же стихи, которые приведем мы из разных сатир:
Ябеда и ее друг дьяк или подьячий.
. . . . . . .Без всякой украсы
Болтнешь, что не делают чернца одни рясы.
Сегодня один из тех дней свят Николаю,
Для чего весь город пьян от края до краю.
Вино должен перевесть, кто пьяных не любит.
Пространный стол, что семье поповской съесть не трудно,
В тридцать блюд, еще ему мнилось ество скудно.
Мне ли в таком возрасте поправлять довлеет
Седых, пожилых людей, кои чтут с очками,
И чуть три зуба сберечь могли за губами;
Кои помнят мор в Москве, и как сего года,
Дела Чигиринского сказуют похода?409
Последний стих невольно приводит на память стихи Грибоедова:
Известья черпают из забытых газет
Времен очаковских и покоренья Крыма.
Кантемир, по своему болезненному сложению, меланхолическому характеру, был наклонен к нравственному дидактизму. Немножко суровый моралист (что доказывает его раскаяние в любовных песнях) и весьма остроумный человек, Кантемир любил только избранное общество, следовательно, не любил общества вообще, которое оскорбляло его своими пороками и недостатками; такой характер предполагает раздражительность и любовь к уединению. Все эти обстоятельства необходимо делали Кантемира сатириком. По языку, неточному, неопределенному, по конструкции часто запутанной, не говоря уже о страшной устарелости в наше время того и другого, по стихосложению, столь несвойственному русской просодии, сатиры Кантемира нельзя читать без некоторого напряжения, тем более нельзя их читать много и долго. Но, несмотря на то, в них столько оригинальности, столько ума и остроумия, такие яркие и верные картины тогдашнего общества, личность автора отражается в них так прекрасно, так человечно, что развернуть изредка старика Кантемира и прочесть которую-нибудь из его сатир есть истинное наслаждение. По крайней мере для меня гораздо легче и приятнее читать сатиры Кантемира, нежели громозвучные оды Ломоносова, поэмы Хераскова и даже многие оды Державина (как, например, "На взятие Измаила", "Целение Саула", и т. п.); от всех этих од и поэм можно заснуть, а от сатир Кантемиоа проснуться... Вообще, для меня Кантемир и Фонвизин, особенно последний, самые интересные писатели первых периодов нашей литературы: они говорят мне не о заоблачных превыспренностях по случаю плошечных иллюминаций, а о живой действительности, исторически существовавшей, о нравах общества, которое так непохоже на наше общество, но которое было ему родным дедушкою...
Посвящение сатир Кантемира императрице Елизавете Петровне, по своему изобретению, напоминает оду Державина: "По следам Анакреона".410
О Кантемире, кроме статьи Жуковского, напечатанной в "Вестнике Европы" 1809 года, почти ничего дельного писано не было. Сочинения и переводы его большею частию остались ненапечатанными, а напечатанные изданы врознь. В 1836 г. кем-то было предпринято издание "Русских классиков", началось с Кантемира, да на нем и остановилось, кажется, на пятой сатире. Издание это было красивое и снабженное биографией Кантемира и необходимыми примечаниями. Жаль только, что примечания не были слово в слово перепечатаны с издания 1762 года: они необходимы, потому что характеризуют дух времени, состояние русского языка и общества того времени.411
Подготовка текста статей: "Разделение поэзии на роды и виды", "Идея искусства", "Общее значение слова литература", "Общий взгляд на народную поэзию и ее значение" - Г. С. Черемина; комментарии к этим статьям - М. Я. Полякова; статей: "Русская литература в 1841 году", "Стихотворения Аполлона Майкова", "Педант", "Руководство к всеобщей истории", "Стихотворения Полежаева", "Похождения Чичикова или мертвые души", "Несколько слов о поэме Гоголя "Похождения Чичикова или мертвые души", "Библиографическое известие", "Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке", "Объяснение на объяснение по поводу поэмы. Гоголя "Мертвые души", "Речь о критике", "Стихотворения Баратынского", "Русская литература в 1842 году" и комментарии к ним - С. И. Машинского. Подготовка текста статей: "Параша", "Русская литература в 1843 году", "Парижские тайны" и комментарии к ним - С. П. Бычкова. Подготовка текста статей: "Сочинения Державина", "Русская литература в 1844 году", "Иван Андреевич Крылов", "Кантемир", "Вступление к "Физиологии Петербурга", "Петербург и Москва". "Физиология Петербурга", часть первая и часть вторая", "Тарантас" - и комментарии к ним - А. П. Дубовикова.
"Литературная газета", 1845, N 6 от 8 февраля (стр. 103-105), N 7 от 15 февраля (стр. 125-127), N 8 от 1 марта (стр. 139-141). Даты цензурного разрешения отсутствуют. Подпись: В. Б.
Статья была напечатана под заголовком "Портретная галлерея русских писателей. 1. Кантемир" и должна была явиться первой из задуманной серии литературных портретов крупнейших русских писателей. Тексту статьи было предпослано краткое редакционное предисловие, написанное, повидимому, самим Белинским и озаглавленное "Несколько слов вместо предисловия":
"Редакция "Литературной газеты" давно уже имела намерение представить своим читателям очерк русской литературы в лицах. Подобное предприятие принадлежит ей по праву и некоторым образом входит в круг ее обязанностей перед публикою: самое название нашей газеты показывает, что русская литература составляет ее главный предмет; а в качестве иллюстрованного издания она и может и должна представить публике полную, по возможности, коллекцию портретов наиболее известных русских писателей. Таким образом, мы начинаем ряд статей, из которых каждая будет содержать в себе критическую характеристику одного из известных русских писателей, и при каждой из них будет находиться политипажный портрет разбираемого автора. Статьи наши - не критики, но только критические очерки, по возможности легкие и краткие. Так как в порядке этих статей мы намерены держаться строгой исторической последовательности, то из наших многих очерков русских писателей со временем должен выйти один очерк истории русской литературы, тем более что все они, как составленные одним лицом, будут отличаться единством воззрения и изложения. Редакция "Литературной газеты" не налагает на себя никакой обязанности в отношении к числу, времени появления и времени окончания этих статей: числа их теперь нельзя определить; кончиться они могут и в нынешнем и в будущем году - как придется; появляться же будут не в каждом нумере, но от времени до времени".
Обещание, данное в этом предисловии, осталось, однако, невыполненным. Напряженная журнальная работа и развивающаяся болезнь не позволили Белинскому и на этот раз осуществить свой замысел "Критической истории русской литературы", первое упоминание о котором мы находим в письме к Боткину от 12 августа 1840 года ("Письма", т. II, стр. 145).
Однако в статье о Кантемире мы находим ряд важнейших положений, составляющих историко-литературную концепцию Белинского: разделение литературы XVIII века на сатирическую и риторическую, утверждение сатирического направления как наиболее важного и значительного, свидетельствующего о постоянном стремлении русской литературы сблизиться с жизнью и тем самым стать литературой самобытной, национальной. Если Белинский в своих оценках писателей риторического направления (и прежде всего Ломоносова) ошибочно придал преувеличенное значение элементу подражательности, то в творчестве писателей сатирического направления, начиная с Кантемира, Белинский неизменно подчеркивал их оригинальность и самостоятельность. В этом заключалась наиболее ценная и глубокая идея в воззрениях Белинского на историю русской литературы.
Настоящую статью Белинский открывает утверждением, что русская литература началась с Ломоносова. Эта мысль связана с общеисторической оценкой Белинским реформ Петра I как решительного отрицания всего, чем жила старая Московская Русь. Односторонность и неполнота этого воззрения заключались в недооценке того, что культурный переворот начала XVIII века был в значительной мере подготовлен предшествующим развитием России. Нужно иметь также в виду, что наиболее значительные памятники бытовой и сатирической литературы XVI-XVII вв. не были еще известны во времена Белинского, а с другой стороны, изучение древней русской литературы находилось в руках ученых реакционного направления, которые всеми силами подчеркивали в ней "самобытные" начала православия и покорности царю, против чего Белинский решительно должен был восставать.
Блестящая оценка исторического значения Кантемира в этой статье снимала ранние пренебрежительные высказывания критика о нем (см. "Литературные мечтания", "Русская литература в 1840 году" и "Русская литература в 1841 году").
В многочисленных цитатах из произведений Кантемира, которые Белинский приводит по изданию 1762 года ("Сатиры и другие стихотворческие сочинения князя Антиоха Кантемира; с историческими примечаниями и кратким описанием его жизни"), имеется много неточностей, в большинстве своем не меняющих смысла, но нередко нарушающих правильность 13-сложного стиха. В комментариях мы оговариваем только наиболее существенные разночтения или исправления ошибок, искажающих смысл стиха, сохраняя, как правило, текст в таком виде, как он приведен у Белинского.
388 (Стр. 732). В действительности сатиры Кантемира, в их последней редакции, были написаны не традиционным, а реформированным силлабическим стихом, основные принципы которого были сформулированы им в "Письме Харитона Макетина к приятелю о сложении стихов русских" (1742).
389 (Стр. 733). Объективно-историческая оценка Сумарокова была дана Белинским в 1847 году в рецензии на роман Н. Кукольника "Два Ивана, два Степаныча, два Костылькова" (см. Полн. собр. соч., т. X, стр. 489-190).
390 (Стр. 734). Первая биография Кантемира была составлена его другом, аббатом Венути, и напечатана на французском языке при лондонском издании сатир Кантемира (1749) под заглавием "Vie du prince Antiochus Cantemir". Она легла в основу всех последующих биографических статей о Кантемире. В названной Белинским книге Беера (Байера) на стр. 330-358 был помещен русский перевод биографии Венути (с некоторыми исправлениями и дополнениями). Заимствуя из этой книги данные о жизни сатирика, Белинский, очевидно, не обратил внимания на справку об источнике биографии на стр. 330-331. Ускользнуло от его внимания и то обстоятельство, что другой перевод этой же работы был помещен в 1815 году в журнале П. Строева "Современный наблюдатель российской словесности" (N 7, стр. 137-146, N 8, стр. 153-164 и N 9, стр. 169-175).
391 (Стр. 735). Недоумение Белинского объясняется тем, что одному из старших братьев Антиоха, Константину, удалось использовать влияние своего тестя, члена верховного тайного совета, кн. Д. М. Голицына и добиться указа Петра II о признании его единственным наследником вопреки прямому указанию в завещании Дмитрия Кантемира на Антиоха, как на "достойнейшего" из его сыновей.
392 (Стр. 735). Несостоятельность казенной легенды о награждении Кантемира за его сатиры была показана уже В. Я. Стоюниным в его статье о Кантемире, напечатанной при "Сочинениях" Кантемира, СПБ, 1867, т. I (ред. П. Ефремова). Но тот же Стоюнин еще разделяет традиционную версию о почетном характере назначения Кантемира в Лондон. Однако можно с полным основанием рассматривать это назначение как своего рода ссылку, бывшую следствием желания удалить из Петербурга неугодного бироновскому режиму молодого писателя, уже достаточно обнаружившего независимость своих общественно-политических взглядов.
393 (Стр. 736). В статье К. Н. Батюшкова "Вечер у Кантемира" (1816) ("Опыты в стихах и прозе", 1817, ч. I).
394 (Стр. 736). Цитируемый отрывок взят из начала VI сатиры.
395 (Стр. 738). В тексте "Литературной газеты" явная типографская ошибка ("В 1739 году"), которую мы и исправляем.
396 (Стр. 738). Нами исправлена грубая опечатка "Литературной газеты": "что боги прокляли девять сестер". Это исправление было внесено уже в издание Солдатенкова и Щепкина, но в новейшем издании (М., 1936) мы находим восстановленным ошибочный текст.
397 (Стр. 741). Отмечаем неточности, допущенные Белинским при цитировании:
Строка 6 - должно быть: "Смотреть, сколь семя наук вредно между нами".
Строка 14 - "Не прибьешь их палкою к соленому мясу".
Строка 46 - "Дает, хотя внутрь никто видел живо тело".
Строка 57 - "Румяный, трожды рыгнув, Лука подпевает".
Строка 80 - "Тогда, оставя стакан, примуся за книгу".
398 (Стр. 741). Нужно: "Судит за красным сукном, смело полки водит". Выше, во второй строке, нами исправлена обессмысливающая опечатка "Литературной газеты" ("Науку невежеством место уж посело").
399 (Стр. 772). Строка 20 - должно быть: "В две мозоли и тебе краса становится".
Строка 22 - "Деревню взденешь потом на себя ты целу".
400 (Стр. 743). Должно быть: "Ни сморкнуть, ни кашлянуть смея".
401 (Стр. 745). Строка 8 - должно быть: "Всяк уму наперерыв чудному дивится".
В строке 10 - восстанавливаем пропущенное Белинским слово "легко", необходимое для сохранения стиха.
В заглавии пятой сатиры в "Литературной газете" допущена грубая опечатка ("Старик и Периерг"), которую мы исправляем.
402 (Стр. 746). Последние две строки были в тексте "Литературной газеты" выброшены цензурой и заменены двумя строками точек. Восстановлены уже в издании Солдатенкова и Щепкина.
403 (Стр. 747). Строкой точек указываем на границу между цитируемыми разными отрывками, не отмеченную в тексте "Литературной газеты".
В 4-й от конца строке должно быть: "Слуги язва суть детей..."
404 (Стр. 747). В последней строке должно быть: "До другой невидимо колет любви жало".
405 (Стр. 748). Переведенные Кантемиром песни Анакреона сохранились в рукописи и были впервые напечатаны в издании сочинений Кантемира 1867 года (под ред. П. Ефремова). "Письмо Харитона Макетина к приятелю о сложении стихов русских" (обычное до последнего времени написание "Макентин", как указано Д. Д. Благим в его "Истории русской литературы XVIII века", является ошибочным) было написано в 1742 году в ответ на трактат Тредьяковского "Новый и краткий способ к сложению российских стихов". Напечатано впервые в 1744 году при издании перевода "Писем Горация Флакка".
406 (Стр. 749). Перевод книги Фонтенеля "Разговоры о множестве миров", сделанный в 1730 году, был впервые напечатан в 1740 году, но через несколько лет, по требованию синода, был уничтожен. Большинство названных здесь переводов Кантемира до нас не дошло. "Таблицы Кевика философа" частично напечатаны во II томе "Сочинений" под ред. П. Ефремова, 1868 (у Белинского повторена ошибка Беера и издания 1762 года - "Кевита"). Дипломатические письма Кантемира из Лондона за 1732-1734 гг. были опубликованы В. Н. Александренко в 1892-1893 гг. (два тома). До того "Депеши и политические письма Кантемира из Лондона (1732-1738) и из Парижа (1739-1744)" были в извлечениях напечатаны во II томе ефремовского издания 1868 года.
407 (Стр. 749). Феофан Прокопович приветствовал первую сатиру Кантемира стихотворным посланием: "Не знаю, кто ты, пророче рогатый..." (напечатано в "Сочинениях А. Д. Кантемира", изд. 1867 года; см. ниже у Белинского упоминание об этом послании).
408 (Стр. 750). Действительно, при жизни Кантемира ни одна сатира его не была напечатана. Подробные примечания к сатирам, помещенные в издании 1762 года, принадлежали самому Кантемиру, но были сильно переделаны редактором издания И. С. Барковым. Им же было внесено много смягчающих изменений и в самый текст сатир.
409 (Стр. 751). Указываем источники приводимых Белинским отрывков: 1-й - из второй сатиры; 2-й - из четвертой сатиры; 3-й, 4-й и 5-й - из пятой сатиры; 6-й - из седьмой сатиры.
410 (Стр. 752). У Державина нет оды под таким заглавием.
411 (Стр. 752). Критическая статья В. А. Жуковского о сатирах Кантемира была напечатана в "Вестнике Европы", 1810, NN 2, 4 и 5. Оставшееся незаконченным издание сатир Кантемира (напечатано восемь сатир и две песни) в серии "Русские классики" было предпринято в 1836 году Д. Толстым, Г. Есиповым и М. Языковым (см. рецензию Н. Полевого на это издание в книге "Очерки русской литературы", СПБ, 1839, ч. I, стр. 355-382).