Белинский Виссарион Григорьевич - (О детских книгах)

и оба кричали так, что по всему лесу раздавалось: "Бедные мы дети, мы не знаем наук!"

  

   Но вдруг они остановились и спросили друг друга с удивлением: "Видишь ли, Кристлиба?" - "Слышишь ли, Феликс?" - В самом темном месте густого кустарника, который находился перед ними, сиял чудный свет и, подобно кроткому лучу месяца, скользил по трепещущим листьям; а в тихом шелесте деревьев слышался дивный аккорд, подобный тому, когда ветер пробегает по струнам арфы и будит спящие в ней звуки. Дети почувствовали что-то странное: печаль их исчезла, но на глазах появились слезы от сладостного чувства, которого они никогда еще не испытывали. Чем ярче становился свет в кусте, тем громче раздавались дивные звуки, и тем сильнее билось у детей сердце. Они глядели внимательно на свет и увидели прелестнейшее в мире дитя, которое им приятно улыбалось и делало знаки. "О, приди к нам, милое дитя!" - вскричали вместе Феликс и Кристлиба, вставая и протягивая к нему свои ручонки с невыразимым чувством. "Я иду, иду!"- отвечал приятный голос из куста,- и, как бы несомое утренним ветерком, неизвестное дитя спустилось к Феликсу и его сестре.

  

   Засим следует целая глава о том, как неизвестное дитя играло с Феликсом и Кристлибою, как оно упрекало их в сожалении о дрянных игрушках и указало им на чудные сокровища, рассыпанные вокруг них, как тогда Феликс и Кристлиба увидели, что из густой травы как бы выглядывали блестящими глазами разные чудные цветы, а между ими искрились цветные камни и блестящие раковины, золотые жуки прыгали и тихо распевали песенки; как после того неизвестное дитя стало строить Феликсу и Кристлибе дворец из цветных камней, с колоннами, крышею и золотым куполом; как потом крыша дворца обратилась в крылья золотых насекомых, колонны - в серебристый ручей, на берегу которого росли красивые цветы, то с любопытством смотрясь в воды, то, покачивая своими маленькими головками, слушая невинное журчание ручья; как потом неизвестное дитя наделало из цветов живых кукол, и куклы резвились около Кристлибы, ласково говоря ей: "Полюби нас, добрая Кристлиба!", и егеря загремели ружьями, затрубили в рога и, крича "Галло! галло! на охоту! на охоту!", помчались за зайцами, которые повыскакали из-за кустов и побежали; как неизвестное дитя понесло Феликса и Кристлибу по воздуху - и чудеса, которые они видели в этом воздушном путешествии. В этой главе каждое слово, каждая черта - чудная поэзия, блещущая самыми дивными цветами, самыми роскошными красками; это вместе и поэзия и музыка,- и какая глубокая мысль скрывается в них!.. Пропускаем главу, где г-н и г-жа Брокель рассуждают о неестественности видения детей, и первый выказывает свою прекрасную натуру в ее грубой коре, а вторая свою добродушную ограниченность. Пропускаем также и дальнейшие свидания Феликса и Кристлибы с неизвестным дитятею и его фантастический рассказ о злом министре при дворе царицы фей: сокращать их невозможно - не подымется рука, а выписывать вполне нам тоже не хочется, чтобы не испортить впечатления для тех, которые, после нашей прозаической статьи, станут читать эту поэтическую повесть.

   Но вот наконец приехал и давно ожидаемый учитель, магистр Тинте, маленького роста, с четвероугольною головою, безобразным лицом, толстым брюхом на тоненьких пауковых ножках - воплощенный педантизм и резонерство. Встреча его с детьми, их к нему отвращение, его с ними обращение - все это у Гофмана живая, одушевленная картина, полная мысли. Вот они сели учиться,- и им все слышится голос неизвестного дитяти, которое зовет их в лес, а магистр бьет по столу и кричит: "шт, шт, брр, брр... тише! что это такое?", а Феликс не выдержал и закричал: "Убирайтесь вы с вашими глупостями, г. магистр; я хочу идти в лес. Ступайте с этим к моему двоюродному брату: он любит эти вещи!" Дети побежали, магистр за ними; но Султан, добрая собака, с первого раза получивший к педанту и резонеру неодолимое отвращение, схватил его за воротник. Педант поднял крик, но г. Брокель освободил его и упросил ходить с детьми в лес. Педанту лес не понравился, потому что в ном не было дорожек и птицы своим писком не давали ему слова порядочного сказать. "Ага, г. магистр,- сказал Феликс,- я вижу, ты ничего не понимаешь в их песне и не слышишь даже, как утренний ветер разговаривает с кустами, а старый ручей рассказывает прекрасные сказки!" Кристлиба заметила, что, верно, г. магистр не любит и цветов, и магистра от этих слов покоробило; он отвечал, что любит цветы только в горшках, в комнате... Пропускаем множество самых поэтических подробностей, дышащих глубокою мыслию целого рассказа, и скажем, что г. Брокель наконец решился его выгнать; но магистр обратился мухой и начал летать - насилу успели задеть его хлопушкою и прогнать. Дети повеселели, пошли в лес, но дитяти там не было. Поломанные ими куклы оживают, осыпают их упреками и грозят магистром. Следует чудесное описание бури, обморок детей, потом прекрасное вёдро. Отец сам пошел с ними в лес и рассказал им, что и он в детстве знал неизвестное дитя. Вскоре после того г. Брокель умер, дети остались сиротами, и в ту минуту, когда им было особенно тяжело и они горько плакали, им явилось неизвестное дитя и утешило их, и сказало им, что, пока они будут его помнить, им нечего бояться злого духа Пепсера, мухи-магистра. Дружески принял их к себе родственник, и "все сделалось так, как предсказало им неизвестное дитя. Что бы Феликс и Кристлиба ни предпринимали, удавалось вполне; они и мать их сделались веселы и счастливы, и долго в отрадных мечтах играли с неизвестным дитятею, которое показывало им чудеса своей родины".

   Основная мысль этой чудесной, поэтической повести, этой светлой и роскошной фантазии, есть та, что первый воспитатель детей - природа и ее благодатные впечатления. И первобытное человечество воспитывалось природою, и душе нашей так отрадно читать все предания о юном человечестве, ее так сладостно убаюкивают и священные сказания о пастушеской жизни патриархов, и колыбельная песня старца-Гомера о царях-пастырях и простодушных героях седой древности... Увы! заботы и суеты жизни, искусственная городская жизнь заслоняют от нас природу, и мы видим на небе фонари, а на земле полезные и вредные травы, прибыльные для торговли леса,- а многие ли из нас знают, что природа жива, что ветер разговаривает с кустами и старый ручей рассказывает прекрасные сказки?.. Неужели же и чистые младенческие души должны быть глухи к живому голосу прекрасной природы и не знать "неизвестного дитяти", которое есть - их же собственный отклик на зов природы, светлая радость и чистое блаженство их же собственных, младенческих сердец?..

   Если в "Неизвестном дитяти" развита мысль о гармонии младенческой души с природою, как об основе воспитания и условии будущего счастия детей, то "Щелкун и царек мышей" есть апотеоз фантастического, как необходимого элемента в духе человека, и цель этой сказки - развитие в детях элемента фантастического. Когда мы приближаемся к общему, родовому началу жизни, разлитой в природе, нас объемяет какой-то приятный страх, мы чувствуем какое-то сладостное замирание сердца. Кто не испытывал этого при входе в большой темный лес или на берегу моря? Шум листьев и колебание волн говорят нам каким-то живым языком, которого значение мы уже забыли и тщетно стараемся вспомнить; лес и море кажутся нам живыми, индивидуальными существами. И вот откуда произошли у греков живые, поэтические олицетворения явлений природы, их дриады и наяды, и их черновласый царь Посидаон²², с трезубцем в руке -

  

  

   Жизнь есть таинство, ибо причина ее явления в ней самой; переходы общей жизни в частные индивидуальные явления и потом возвращение их в общую жизнь - тоже великое таинство, а впечатление всякого таинства - страх и ужас мистический. Вот почему мифы младенчествующих народов дышат такою фантастическою мрачностию и все отвлеченные понятия являются у них в странных образах. Искусство освобождает дух от рабского ужаса, просветляя его предметы светом мысли и эстетической жизни. Образованный человек не боится суеверных видений кладбища, но это немое кладбище тем не менее веет на него таинственною жизнию, от которой сладостно волнуется его дух неопределенным чувством приятного страха. Бывает состояние души, когда и обыкновенные вещи оживотворяются и воскресают фантастическою жизнию: как будто выражаемые этими вещами понятия, отрешаясь от своей отвлеченности, принимают на себя живые образы, начинают мыслить и чувствовать. Дух наш во всем предчувствует жизнь и дает ей определенные индивидуальные образы. Так и в "Щелкуне и царьке мышей" оживают куклы и ведут войну с мышами, и сам Щелкун делается рыцарем Мыши и носит ее цвет. Щелкун проводит ее в рукав шубы,- и там открывается переднею леденцовое поле с конфектными городами, которые населены конфектными людьми,- и в этих городах гремит музыка, ликует радость, кипит жизнь. Мы не будем пересказывать содержания этого чудного создания чудного гения - оно непересказываемо, и нам пришлось бы переписать его все, от слова до слова, а подробный разбор сделал бы нашу статью вдвое больше. Скажем только, что художественная жизнь образов, очевидное присутствие мысли при совершенном отсутствии всяких символов, аллегорий и прямо высказанных мыслей или сентенций, богатство элементов - тут и сатира, и повесть, и драма, удивительная обрисовка характеров - противоречие поэзии с пошлою повседневностию, нераздельная слитность действительности с фантастическим вымыслом,- все это представляет богатый и роскошный пир для детской фантазии. Заманчивость, увлекательность и очарование рассказа невыразимы. Благодарность переводчику, издавшему отдельно эти две превосходные сказки Гофмана - единственные во всемирной, человеческой литературе! ²⁴ Желаем, чтобы родители обратили на них все свое внимание и чтобы не было ни одного грамотного дитяти, который не мог бы их пересказать почти слово в слово!

   В России писать для детей первый начал Карамзин, как и много прекрасного начал он писать первый. К "Московским ведомостям" прилагались листки его "Детского чтения", в котором замечательна "Переписка отца с сыном о деревенской жизни" ²⁵. Много читателей вспоследствии доставил Карамзин и себе и другим, подготовив этим "Детским чтением". После он издал "Детское утешение", которое и теперь еще не изгладилось у нас из памяти, хотя мы читали его в детском возрасте; а это большая похвала для детской книжки: память хранит в себе только то, что поразило душу сильным впечатлением.

   Но в настоящее время русские дети имеют для себя в дедушке Иринее такого писателя, которому позавидовали бы дети всех наций. Узнав его, с ним не расстанутся и взрослые. Мы находим в нем один недостаток, и очень важный: старик или очень стар и уж не в состоянии держать перо в руке, или ленится на старости лет, оттого мало пишет. А какой чудесный старик! какая юная, благодатная душа у него! какою теплотою и жизнию веет от его рассказов, и какое необыкновенное искусство у него заманить воображение, раздражить любопытство, возбудить внимание иногда самым, по-видимому, простым рассказом! Советуем, любезные дети, получше познакомиться с дедушкою Иринеем. Не бойтесь его старости: он не принадлежит к тем брюзгливым старикам, которые своим ворчаньем и наставлениями отнимают у вас каждую минуту веселости, отравляют всякую вашу радость. О нет! это самый милый старик, какого только вы можете представить себе: он так добр, так ласков, так любит детей; он не смутит вашего шумного веселья, не помешает вам играть, но с такою снисходительностию и любовию примет участие в вашей веселости, ваших играх, научит вас играть в новые, не известные вам и прекрасные игры. Если вы пойдете с ним гулять - вас ожидает величайшее удовольствие: вы можете бегать, прыгать, шуметь, а он между тем будет рассказывать вам, как называется каждая травка, каждая бабочка, как они рождаются, растут и, умирая, снова воскресают для новой жизни. Вы заслушаетесь его рассказов, вы сами не захотите шуметь и бегать, чтобы не проронить ни одного слова!

   Лучшие пьесы в "Детских сказках дедушки Иринея" - "Червяк" и "Городок в табакерке". В первой рассказывается история червячка, сделавшегося бабочкою,- самый интересный акт возрождения природы в насекомых. Мы не будем говорить о поэтической прелести этого рассказа, который нам невозможно было бы иначе передать, как переписав его вполне; но чтобы хоть намекнуть на важность его содержания и очаровательность изложения, выпишем несколько строк, которыми он оканчивается:

  

   ...Наконец скинул он (червячок) свою узорчатую шубку, примолвив: "Там в ней не будет нужды",- и заснул сном покойным. Не стало червяка, лишь на листке качался его безжизненный гробок и свернутая в комок шубка.

   Но недолго спал червячок! Вдруг, он чувствует, забилось в нем новое сердце, маленькие ножки пробились из-под брюшка, и на спинке что-то зашевелилось; еще минута - и распалась его могилка; червячок смотрит: - он не червяк, ему не надобно ползать по земле и цепляться за листки; развились у него большие радужные крылья; он жив, он свободен, он гордо поднимается в воздух.

   Так бывает и не с одним червячком, любезные дети; нередко видите вы, что тот, с которым вы вместе резвились и играли на мягком лугу, завтра лежит бледный, бездыханный; над ним плачут родные, друзья - и он не может им улыбнуться; его кладут в сырую могилку,- и вашего друга как не бывало! Но не верьте! ваш друг не умер: раскрывается его могила, и он, невидимо для вас, в образе светлого ангела возлетает на небо.

  

   Отец показал сыну табакерку, на которой был изображен городок с восходящим над ним солнцем. Табакерка была сверх того с музыкою. Мише захотелось побывать в ней - и он вошел. Там увидел он целое царство говорящих мальчиков-колокольчиков, своды, галереи и прочее, словом - весь механизм маленького органа, выходил его всего, понял, как он устроен, и... проснулся. Жалеем, что заговорили об этой поэтической пьеске, которую можно понять только из нее самой, а не отзывом о ней. Она принадлежит к разряду фантастических повестей: через нее дети поймут жизнь машины, как какого-то живого, индивидуального лица, и под нею не странно было бы увидеть имя самого Гофмана. За этими двумя пьесами должны следовать "Анекдоты о муравьях" - в высшей степени живая и интересная пьеска, способная развивать в детях любознательность, наблюдательность и любовь к природе. "Разбитый кувшин", ямайская сказка, обнаруживает в авторе глубокое знание детского характера; в ней развивается практическая истина о необходимости доброты, скромности и послушания, а между тем она - волшебная сказка; но в том и высокое ее достоинство: она действует на фантазию детей, а не на их рассудок, и потому практическая истина является в ней не моральною сентенциею, но живым чувством. К тому же роду должно отнести и "Царь-Девицу", трагедию для марионеток, в которой, в волшебной сказке, автор очень удачно намекнул детям на могущество человеческого разума, победившего, через книгопечатание, порох и паровые машины, законы мертвой, материальной действительности. Три драматические пьесы: "Маленький фарисей", "Переносчица, или Хитрость против хитрости" и "Воскресенье" вводят детей в мир житейской действительности и практической мудрости жизни. Простота и естественность содержания спорят в них с заманчивостию интриги и увлекательностию драматического изложения; характеры очеркнуты в них живо, сентенций нет; действие говорит само за себя. Кроме интересного чтения, эти комедийки - клад детям и для домашнего театра, этого прекрасного и полезного наслаждения. Другие пьесы: "Бедный Гнедко", "Индийская сказка о четырех глухих", "Столяр" и "Сирота" также представляют детям приятное чтение. Но "Отрывки из журнала Маши" не так нравятся нам: эта пьеса слишком односторонняя, в ней слишком много житейской, рассудочной мудрости. Да и неестественно, чтобы маленькая девочка могла вести свой журнал, и еще такой умный и написанный таким прекрасным языком, каким у нас пишут не многие даже и из знаменитых литераторов и опекунов русского языка. Героиня записок, Маша, мало возбуждает к себе участия: она слишком благоразумна, а это в детях большой недостаток, потому что в них величайшее достоинство - игра молодой жизни.

   Избыток практических заметок и нравственных уроков тоже не принадлежит к числу достоинств этой пьесы. Сам дедушка Ириней сказал: "Сказки пишутся не для того, чтобы учить детей, а только чтобы возбуждать их внимание и любопытство"; мы распространяем это правило на всякого рода сочинения для детей, а не на одни сказки. Впрочем, и в "Отрывках из журнала Маши" много прекрасных частностей; только общее впечатление пьесы не совсем в ее пользу.

   Поздравляем детей с прекрасным подарком, который предстоит им получить от своих родителей: "Детские сказки дедушки Иринея" скоро выйдут в свет все вполне. Много, много чистых радостей доставит им этот подарок; многими благодатными впечатлениями усладит он их юные души. Повторяем: такой подарок был бы редкостию во всякой литературе, а в нашей он просто драгоценность.

   Любезный и почтенный дедушка! Из уважения к вашим летам, не смеем думать, чтобы вы так мало писали по лености, но тем не менее не можем и не сердиться на вас. Прежде нежели представите нам причины, оправдывающие вас, войдите и в наше положение и не сердитесь на нас: кому же и писать для детей, как не людям, которым бог дал все, что нужно для этого: и талант, и душу живу, и поэтическую фантазию, и знание дела? А дело это ничуть не ниже и не маловажнее тех, которыми бы угодно было вам оправдываться, каковы бы они ни были. Как хотите, а мы не дадим вам покоя, если вы не будете дарить ежегодно по такому подарку своим маленьким друзьям. Не то мы их поднимем на вас,- и тогда посмотрим, как-то вы устоите... А пока обращаемся с искреннею просьбою ко всем вашим знакомым, которые пекутся о воспитании своих детей, чтобы они обязали вас подпискою - писать, писать и писать!

  

   Примечания к статьям и рецензиям о "Герое нашего времени" и "Стихотворениях М. Лермонтова" к статьям "Сочинения в стихах и прозе Дениса Давыдова", "Русская литература в 1840 году" принадлежат Н. Ф. Филипповой, остальные - А. Л. Осповату.

  

  

   В тексте примечаний приняты следующие сокращения:

   Белинский, АН СССР - В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I-XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953-1959.

   Герцен - А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1954-1963.

   Гоголь - Н. В. Гоголь. Полн. собр. соч. Л., Изд-во АН СССР, 1940-1952.

   КСсБ - В. Г. Белинский. Сочинения, ч. I-XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859-1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).

   КСсБ, Список I, II... - Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное изд. "по незначительности своей".

   ЛН - "Литературное наследство". М., Изд-во АН СССР.

   Марлинский - А. А. Бестужев-Марлинский. Соч. в 2-х томах. М., Гослитиздат, 1958.

   Панаев - И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1950.

   ПСсБ - Полн. собр. соч. В. Г. Белинского под редакцией С. А. Венгерова (т. I-XI) и В. С. Спиридонова (т. XII-XIII), 1900-1948.

   Пушкин - А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10-ти томах. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1962-1965.

   Тургенев - И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1961-1968.

   Чернышевский - Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 15-ти томах. М., Гослитиздат, 1939-1950.

   "Эстетика" - Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Эстетика в 4-х томах. М., "Искусство", 1968-1973.

  

  

   Подарок на Новый год. Две сказки Гофмана, для больших и маленьких детей... Детские сказки дедушки Иринея.

  

   Впервые - "Отечественные записки", 1840, т. IX, N 3, отд. V "Критика", с. 1-36 (ц. р. 14 марта; вып. в свет 15 марта). Без подписи. Вошло в КСсБ, ч. III, с. 483-543. Отсутствующее перед текстом заглавие статьи "О детских книгах" дается по колонтитулу.

   Начало работы над статьей определяется письмом Белинского к В. П. Боткину от 3-10 февраля 1840 года. В части, написанной 9 февраля, он сообщал: "А дня через два надо приниматься за статью о детских книжках, где я буду говорить о любви, о благодати, о блаженстве жизни, как полноте ее ощущения, словом, обо всем, чего и тени и призрака нет теперь в пустой душе моей". 18 февраля в письме к тому же адресату, заявляя, что в статье о Марлинском ему удалось наметить тот тип критических статей, которые "доступны и полезны для нашей публики", Белинский прибавлял: "Но статья о детских книжках - надеюсь - будет так недурна, что понравится и тебе: и ты смело можешь сказать, что ты виноват в ней".

   В этой статье наиболее подробно обоснованы педагогические воззрения критика; как явствует из письма к А. А. Краевскому от 9-10 апреля 1841 года, Белинский намеревался переделать ее в книгу.

  

   ¹ Под псевдонимом Ириней Модестович Гомозейка нередко публиковал свои произведения В. Ф. Одоевский, писатель, ученый, музыковед. По энциклопедичности познаний он был человеком уникальным (о нем см.: П. Н. Сакулин. Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский, т. I, ч. I-II. М., 1913; Ю. В. Манн. Русская философская эстетика (1820- 1830-е годы). М., 1969, с. 104-108). Одоевский являлся автором многих сказок и повестей для детей, печатавшихся - от имени дедушки Иринея - и в периодике, и отдельными книжками. Однако издание 1840 г., о котором идет речь, в свет так и не вышло. Через некоторое время "Отечественные записки" (1841, т. XV, N 3, с. 25) извинились перед читателями за свою ошибку: произошла она потому, что автор, заметив,- очевидно, в сигнальном экземпляре - "тьму тем опечаток", приостановил издание книги на последней стадии. Однако в этот момент "Детские сказки" Одоевского уже числились в списке вышедших книг.

   Перу Одоевского принадлежат также работы, посвященные теории и практике воспитания (см.: В. Ф. Одоевский. Избранные педагогические сочинения. М., 1955; о новаторском характере разработок Одоевского см. во вступительной статье и примечаниях проф. В. Я. Струминского к данному изданию).

   ² Сатирические "Рассуждения" П. Аретино (1534, 1536, 1539), обличающие женские привычки и придворные нравы, содержат немало шокирующих эпизодов. На русском языке произведения Аретино отдельным изданием к 1840 г. не выходили; можно предположить знакомство критика с книгой: Do Pierre Aretin. Notice sur sa fortune, sur les moyons qui la lui ont produree, et sur l'emploi qu il en a fait, par Gabriel Peignot. Paris - Dijon, 1836.

   ³ Об ориентации культурного поведения людей начала XIX в. на театр и театральность см.: Ю. М. Лотман. Статьи по типологии культуры, вып. 2. Тарту, 1973, с. 42-89.

   ⁴ Можно предположить, что, характеризуя светскую девушку, критик использовал соответствующие описания в повестях А. Марлинского. Ольга, героиня повести "Испытание", на взгляд автора, представляет собой редчайшее исключение из круга светских дам: "Она не могла понять, для чего бы ей стыдиться слез умиления при рассказе о великодушном поступке или румянца негодования, слыша о низостях людских..." (А. А. Бестужев-Марлинский. Повести и рассказы. М., "Советская Россия", 1976, с. 116).

   ⁵ Неточная цитата из "Евгения Онегина" (гл. восьмая, строфа XXIX).

   ⁶ Это выражение восходит к названию комедии Ж.-Б. Мольера "Мещанин во дворянстве" (1760).

   ⁷ Цитата из "Горя от ума" (д. III, явл. 3).

   ⁸ Г-жа Простакова, Митрофанушка, Еремеевна - персонажи комедии Д. И. Фонвизина "Недоросль" (1781).

   ⁹ Имеются в виду персонажи "Горя от ума".

   ¹⁰ Евангелие от Матфея, 9, 17.

   ¹¹ Евангелие от Матфея, 19, 14.

   ¹² В данном абзаце и далее в статье критик цитирует (с малыми изменениями) свою раннюю рецензию на "Библиотеку детских повестей... Сочинение Виктора Бурьянова" (1838; см. Белинский, АН СССР, т. II, с. 367-378). Эта рецензия была опубликована в "Московском, наблюдателе" - журнале, по словам Белинского, "малочитаемом", и поэтому критик счел нужным повторить ее главные мысли.

   ¹³ "Гимназические речи" были произнесены Гегелем в период его пребывания на посту директора Нюрнбергской гимназии (1808-1816). На русском языке они появились в переводе и с предисловием М. Бакунина (см.: "Московский наблюдатель", 1838, ч. XVI, кн. 1-2).

   ¹⁴ Белинский цитирует статью В. Боткина "Оле-Буль. Брейтинг. Sing-Academie" ("Московский наблюдатель", 1838, ч. XVI, кн. 2, с. 332-333). Первая фраза в цитате принадлежит Белинскому, который внес в текст статьи Боткина некоторые исправления и дополнения.

   ¹⁵ I соборное послание св. апостола Петра, 3, 4.

   ¹⁶ Евангелие от Матфея, 25, 15; талант - мера серебра.

   ¹⁷ Белинский приводит отрывок из анонимной рецензии: "Чижик. Повесть для детей..."

   ¹⁸ I соборное послание св. апостола Иоанна Богослова, 4, 16.

   ¹⁹ В издании, рецензируемом Белинским, название этой сказки переведено как "Грызун орехов и царек мышей". Современный перевод ее названия - "Щелкунчик и мышиный король".

   ²⁰ У Гофмана - Тадеус Бракель.

   ²¹ У Гофмана - Адельгунда (так и далее в статье).

   ²² Посидаон (Посейдон) - в греческой мифологии бог морей и океанов; римляне называли его Нептуном.

   ²³ Цитата из "Илиады" Гомера в переводе Н. И. Гнедича.

   ²⁴ В издании, о котором пишет критик, имя переводчика не было указано, но на основании слов А. В. Станкевича можно предположить, что им являлся Н. X. Кетчер (см.: А. В. Станкевич. Н. X. Кетчер. Воспоминания. М., 1887, с. 6). В 1830-1840-х гг. Кетчер перевел много произведений Гофмана ("Кот Мурр", "Крошка Цахес" и др.).

   ²⁵ Белинский имеет в виду первый русский журнал для детей "Детское чтение для сердца и разума" (1785-1789), выходивший еженедельно как приложение к "Московским ведомостям". Его издателем до 1787 г. был Н. И. Новиков. Высоко оцененная Белинским "Переписка отца с сыном о деревенской жизни" (1785, ч. Ii, с. 113-125; 129-142; 145-170) написана, однако, не Н. М. Карамзиным (который стал одним из основных сотрудников журнала с 1787 г.), а, по всей вероятности, самим Новиковым или кем-либо из его единомышленников (см.: П. Н. Берков. История русской журналистики XVIII века, М.-Л., Изд-во АН СССР, 1952, с. 427-428).