Главная » Книги

Богданович Ангел Иванович - О г. Куприне и других молодых беллетристах.- Еще о г. Короленке

Богданович Ангел Иванович - О г. Куприне и других молодых беллетристах.- Еще о г. Короленке


  

А. И. Богдановичъ

  

О г. Купринѣ и другихъ молодыхъ беллетристахъ.- Еще о г. Короленкѣ.

  
   Годы перелома (1895-1906). Сборникъ критическихъ статей.
   Книгоиздательство "М³ръ Бож³й", Спб., 1908
  
   Цѣлый потокъ художественныхъ сборниковъ хлынулъ на читательск³й столъ: произведен³я гг. Короленки, Горькаго, Бунина, Куприна, Серафимовича, Телешова, Юшкевича, Чирикова, новый томъ (III) Вересаева, - все имена нашихъ лучшихъ современныхъ художниковъ, изъ которыхъ каждый выдѣляется вполнѣ опредѣленной, яркой литературной физ³оном³ей. Не говоря уже о гг. Короленкѣ и Горькомъ, принадлежащихъ теперь не только русской, но и европейской литературѣ, и остальные упомянутые писатели въ любой литературѣ явились бы замѣтной величиной и вызвали бы не меньш³й потокъ критическихъ статей и замѣтокъ. И притомъ, какъ въ сущности недавно каждый изъ нихъ создалъ свое имя и занялъ опредѣленное мѣсто въ художественной литературѣ. большинство ихъ выступили не больше десяти лѣтъ тому назадъ; нѣкоторые, какъ гг. Купринъ и Юшкевичъ, и того меньше, и выросли на нашихъ глазахъ за послѣдн³е 3-4 года, не поощряемые критикой, которая или игнорировала ихъ, или съ высокомѣрнымъ пренебрежен³емъ изрѣдка "поощряла". Мы не можемъ указать ни одной статьи, посвященной такимъ крупнымъ дарован³ямъ, какъ г. Купринъ, или такому оригинальному писателю, какъ г. Юшкевичъ. Каждый изъ нихъ выдвинулся исключительно самъ и обязанъ только читателю, который сразу же оцѣнилъ и отмѣтилъ ихъ.
   Одно изъ замѣчательнѣйшихъ явлен³й нашего времени - это свобода читательскаго выбора. Современный читатель руководствуется своимъ вкусомъ и самъ выбираетъ своихъ любимыхъ авторовъ, иногда совершенно въ разрѣзъ съ установившимися въ критикѣ взглядами и требован³ями, какъ случилось, напр., съ произведен³ями г. Чирикова, котораго правовѣрная критика предала "проклят³ю" за его "Инвалидовъ", а его сборники повѣстей и разсказовъ выходятъ третьимъ и четвертымъ издан³емъ на протяжен³и трехъ лѣтъ. Очевидно, произошелъ большой расколъ между критикой и читателемъ. Не то, чтобы читатель окончательно извѣрился въ правовѣрности критиковъ,- онъ просто пересталъ руководствоваться ихъ мнѣн³емъ, зная напередъ, что можетъ сказать тотъ или иной изъ присяжныхъ критиковъ. Издавна они усвоили себѣ точные образцы и шаблоны, по которымъ и примѣряютъ художниковъ,- подошелъ, хорошо, нѣтъ - отметается. Привыкнувъ къ такой подгонкѣ и примѣркѣ, читатель, въ концѣ концовъ, заскучалъ, и отъ критики обратился къ самимъ художникамъ, отчего оказался въ несомнѣнномъ выигрышѣ. Тутъ онъ находитъ жизнь, если и не со всѣми ея переливами, то все же не поддѣлку ея по рецептамъ того или иного присяжнаго цѣнителя, съ выговоромъ автору, зачѣмъ онъ не далъ того-то и какъ осмѣлился писать то и то. Читатель, несомнѣнно, съ жадностью ищетъ этой жизни и поглощаетъ все, въ чемъ находитъ отголоски ея. Ярче и громче всего говорятъ объ этомъ цифры издан³й, какихъ раньше не зналъ книжный рынокъ. Повѣсть, напр., В. Короленки "Безъ языка", вышедшая мѣсяца три тому назадъ въ 6,000 экз., уже разошлась, или "На днѣ" М. Горькаго, вышедшее въ 85,000 экз., разошлось въ 2 мѣсяца.
   Успѣхъ всѣхъ этихъ писателей, столь различныхъ по своимъ дарован³ямъ, но яркихъ и опредѣленныхъ по своимъ талантамъ, нельзя подвести подъ какое-либо модное течен³е, и въ немъ проявляется нѣчто болѣе глубокое и важное. Съ одной стороны, предъ нами несомнѣнный ростъ читательской массы, что сказывается хотя бы въ общемъ спросѣ на книгу и журналы, за исключен³емъ, впрочемъ, доблестнаго органа "Русскаго собран³я" - "Русскаго Вѣстника*, который даже въ ловкихъ рукахъ г. Конарова еле влачитъ дни свои. Должно быть, ревнители новѣйшаго нац³онализма не очень-то любятъ собственную литературу, предпочитая поучаться у своихъ противниковъ, и только платонически готовы поддерживать своихъ пророковъ.
   Съ другой стороны, помимо численнаго роста, въ этомъ сказывается и свѣжесть новаго читателя, который непосредственнымъ чутьемъ схватываетъ правду художественныхъ произведен³й, не руководствуясь ничьей указкой. Непосредственное чутье правды даетъ новому читателю свободу выбора и дѣлаетъ его совершенно недоступнымъ для лицемѣрныхъ запугиван³й разныхъ защитниковъ читательской нравственности. Яркимъ примѣромъ безсил³я такого похода противъ таланта теперь можетъ служить комическая травля, начатая г. Буренинымъ противъ г. Андреева и привлекшая къ себѣ вниман³е, какъ ни странно такое сочетан³е, только... графини С. Толстой и - г. Розанова. А читатель, на котораго была разсчитана вся эта комед³я возмущеннаго цѣломудр³я нововременскихъ весталокъ, остался глухъ и продолжаетъ раскупать произведен³я г. Андреева.
   Въ то же время читательская свобода отнюдь не свидѣтельствуетъ, чтобы новый читатель совсѣмъ былъ противъ критики. Только свой выборъ онъ не подчиняетъ ей, но критику an und für sich онъ читаетъ и раскупаетъ так³я дорог³я сравнительно издан³я, какъ полное собран³е сочинен³й Бѣлинскаго, вышедшихъ одновременно въ нѣсколькихъ издан³яхъ, Добролюбова, выдержавшаго въ послѣдн³е годы три издан³я, и цѣлый рядъ небольшихъ критическихъ брошюръ мало извѣстныхъ авторовъ, какъ, напр., гг. Новополинъ, Волжск³й и др. Каждый мѣсяцъ въ спискѣ новыхъ книгъ читатель нашего журнала можетъ найти нѣсколько критическихъ брошюръ, которыя, несомнѣнно, имѣютъ спросъ, что доказывается вторыми ихъ издан³ями (напр., Новополинъ или третье издан³е г. Андреевскаго). Для новаго читателя эти критики - не судьи его вкуса, не "властители думъ", онъ и въ нихъ цѣнятъ также, если находитъ, свѣжую мысль, вѣрное историческое освѣщен³е или тонк³й литературный вкусъ.
   Такъ постепенно создается новая литературная атмосфера, гдѣ "³удеи и эллины" свободно соприкасаются, каждый внеся свое, самое дорогое и оригинальное, индивидуальное, неизломанное, согласно требован³ю того или иного критика. Свободная атмосфера создаетъ свободное искусство и вызоветъ, въ свою очередь, и свободную критику, которой наша литература еще не знаетъ, но уже предчувствуетъ. Эта критика не станетъ распинать художника на прокрустовомъ ложѣ шаблона, а будетъ брать у него то, что онъ далъ истинно-художественнаго, слѣдовательно, правдиваго, стоющаго быть увѣковѣченнымъ.
   Останавливаться на всѣхъ новыхъ сборникахъ разсказовъ, выпущенныхъ издательствомъ "Знан³е", мы не станемъ. Не потому, что бы не всѣ авторы заслуживали вниман³е читателя. Напротивъ, каждый имѣетъ оригинальныя, ему одному присущ³я черты, отличительный знакъ несомнѣнной талантливости. У г. Серафимовича, напр., хороши по яркости и художественности его очерки изъ жизни рыбаковъ и крайняго сѣвера. Разсказъ "Месть", въ которомъ сжато и сильно описанъ самосудъ надъ воромъ, выкрадывавшимъ рыбу изъ сѣтей товарищей, или "Тундра" съ прекраснымъ описан³емъ снѣжной бури, несомнѣнно, сдѣлали бы честь любому художнику. Или повѣсть г. Телешова "Сухая бѣда" (первоначально была помѣщена на страницахъ нашего журнала въ 1898 г.), дающая живую и оригинальную группу типовъ ирбитской ярмарочной жизни и яркую психолог³ю бѣднаго черемиса, который собственною смертью мститъ за великую обиду. У обоихъ авторовъ, наряду съ тонкой наблюдательностью, читатель находитъ и недурную художественную отдѣлку, и умѣлую обрисовку характеровъ, и литературный, образный языкъ. Но ни г. Серафимовичъ, ни г. Телешовъ не представляютъ въ этомъ отношен³и чего-либо особаго, потому что мы уже избалованы по части художественности, къ которой насъ пр³учила русская литература предшествующаго пер³ода. Оба они, несомнѣнно, талантливые и ярк³е художники, но въ нихъ мы не чувствуемъ современности съ ея нервностью, тревожнымъ искан³емъ новыхъ путей въ осложнившейся жизни и чуткостью къ безпокойному настроен³ю, переживаемому нами теперь. Оба представляются намъ вполнѣ законченными художниками, которые умѣютъ нарисовать прекрасный пейзажъ или бытовую картину, что, конечно, очень много, но еще не все. Мы не чувствуемъ въ нихъ того проникновен³я въ глубину даннаго образа, которое вдругъ невѣдомымъ способомъ открываетъ въ немъ нѣчто новое, близкое, родное и въ то же время общее всѣмъ и для всѣхъ важное.
   Въ этомъ отношен³и въ новой сер³и издан³й "Знан³я" два писателя выдѣляются особенно рѣзко - гт. Юшкевичъ и Купринъ. Такъ какъ съ произведен³ями перваго наши читатели знакомы довольно близко, у насъ были напечатаны "Кабатчикъ Гейманъ", "Ита Гайне" и "Студентъ Павловъ", то мы ближе остановимся только на большой повѣсти "Распадъ", представляющей двойной интересъ - и бытовой, и какъ произведен³е, раскрывающее вѣчный разладъ между "отцаии и дѣтьми", но не въ обычной для русскаго читателя обстановкѣ. Между прочимъ, слѣдуетъ отмѣтить, что весь сборникъ г. Юшкевича посвященъ изображен³ю жизни еврейской среды, въ которой авторъ находитъ цѣлую галлерею живыхъ и любопытныхъ типовъ, какихъ до него никто еще не вводилъ въ русскую литературу. Послѣдняя знаетъ отдѣльные типы, внѣ связи съ ихъ средой, причемъ всегда интересовалась ими съ особой, специфической точки зрѣн³я, не столько ради нихъ самихъ, сколько для цѣлей скорѣе публицистическихъ. Враждебные еврейству авторы выводили типы евреевъ для доказательства излюбленной ими теор³и объ отверженности этого народа. Противники стремились доказать обратное, указывая на общ³я черты, сближающ³я насъ съ изображаемыми еврейскими типами. Но художественнаго описан³я еврея и его жизни ради него самого, вполнѣ художественнаго и свободнаго отъ всякой публицистики, мы до г. Юшкевича не имѣли. Вотъ почему сборникъ его, помимо всего прочаго, заполняетъ очень существенный пробѣлъ въ литературѣ. Въ изображен³и этого м³ра г. Юшкевичъ велик³й мастеръ, и его кабатчикъ Гейнанъ, философъ Мотя или Ита Гайне так³е ярк³е и сильные образы, что могутъ по праву занять мѣсто наряду съ лучшими образами въ русской литературѣ изъ народной среды. С. Юшкевичъ сумѣлъ схватить въ яркихъ чертахъ ихъ оригинальную психолог³ю, ихъ языкъ, смѣсь жаргона съ яркой восточной живостью въ изображен³и повседневной жизни, со всею сложностью бытовой и психической жизни въ чертѣ осѣдлости.
   "Распадъ" - это широкая картина того глубокаго переворота, который происходитъ въ еврейской семьѣ средней буржуаз³и. Жизнь послѣдней сложилась давно и, повидиному, прочно, благодаря той замкнутости, которой еврейство обязано особымъ услов³ямъ черты осѣдлости, не позволявшимъ естественнаго обмѣна и соприкосновен³я постороннихъ элементовъ и внутренней жизни еврейской среды. Но жизнь не могла остановиться въ этой средѣ, она только замедлила свое течен³е, благодаря искусственнымъ перегородкамъ, и на истор³и семейства Розеновыхъ мы видимъ все то, что раньше привыкли встрѣчать въ русской буржуазной семьѣ. Распадъ семьи идетъ съ двухъ, такъ сказать, сторонъ - извнутри и извнѣ. Съ одной стороны, старики Розеновы, по своему хорош³е, обыкновенные люди, всю жизнь посвятивш³е дѣтямъ, чувствуютъ, что между ними и послѣдними все шире и шире раздвигается какая-то щель, отдѣляющая ихъ другъ отъ друга. Это - внутренняя причина распада, выростающая сама собой, благодаря различ³ю во взглядахъ на жизнь и въ пониман³и ея задачъ и цѣлей. Съ другой стороны, упадокъ семейнаго благосостоян³я, такъ какъ дѣла Розенова пошатнулись, ускоряетъ распадъ семьи, внося острые раздоры изъ-за средствъ къ существован³ю. И то, и другое продуктъ новыхъ жизненныхъ услов³й, съ которыми старики не умѣютъ сладить, что мучитъ ихъ и вызываетъ острое чувство боли при видѣ непониман³я этихъ мукъ дѣтьми. Но и послѣдн³я мучаются и страдаютъ не менѣе, такъ какъ и они видятъ, и чувствуютъ все шире раздвигающуюся щель семейной жизни. Ихъ пониман³е и требован³я къ жизни и возвышеннѣе, и глубже, и проще въ то же время, но они не мирятся и не могутъ примириться съ упрощенными семейными традиц³ями. Съ особой страстностью относится къ распаду семейнаго уклада мать, Соня Розенова, для которой семья - все, и внѣ семьи - ничего. Это - истая древляя Рахиль, для которой въ мужѣ и дѣтяхъ - весь м³ръ, а все, что его окружаетъ, или возбуждаетъ въ ней вражду, или желан³е употребить на пользу той же семьи. И мать яростно отстаиваетъ цѣльность семьи противъ дѣтей и противъ угрожающаго м³ра, надвигающагося на нее со всѣхъ сторонъ со своими новыми, злыми и безжалостными требован³ями.
   Отецъ еще готовъ понять это требован³е своей жизни и только скорбитъ, что грозящее разорен³е дѣлаетъ его безсильнымъ помочь дѣтямъ на первыхъ шагахъ ихъ самостоятельности. Мать, какъ настоящая хранительница стараго завѣта "все для семьи", до конца не мирится съ требован³ями дѣтей, и если понимаетъ что, то лишь стремлен³я старшаго сына Якова, который является въ повѣсти типичнымъ образцомъ интеллигентнаго еврея-буржуа. Онъ получилъ среднее образован³е, имѣетъ аттестатъ зрѣлости, и его мечта кончить университетъ и стать докторомъ, завести широкую практику и, жить для себя. Узк³й и низменный эгоизмъ Якова, требующаго всякихъ жертвъ отъ отца и матери для осуществлен³я своего идеала, ей понятенъ. Онъ прямо вытекаетъ изъ стараго уклада семьи - все для себя, и мать не о томъ скорбитъ, что Яковъ эгоистъ, а лишь о томъ, что онъ не вполнѣ согласенъ на тѣ мѣры, которая она рекомендуетъ ему, въ родѣ женитьбы на богатой невѣстѣ. Сама готовая на все во имя семьи, даже на преступлен³е, она не можетъ понять нѣкоторой его брезгливости. Розенова это цѣльная натура, вся изъ одного куска, не знающая колебан³й тамъ, гдѣ рѣчь идетъ о благѣ семьи. Эту ея цѣлостность рельефно оттѣняетъ дряблость мужа, добраго и по своему умнаго дѣльца, который запутался въ противорѣч³яхъ жизни, понимаетъ и дѣтей, и ее, и свое безвыходное положен³е, но вѣчно колеблется, много говоритъ и ничего не дѣлаетъ.
   И дѣти тоже представляютъ двѣ разновидности. Яковъ весь въ мать по силѣ своего эгоизма. Онъ добивается своей цѣли и заставляетъ отца сколотить нужную сумму для поѣздки его за границу, чтобы тамъ докончить образован³е и вернуться съ дипломомъ врача. Давидъ это сколокъ отца, рефлектирующ³й, порывистый, но слабый и потому такой же жалк³й. Онъ женится по увлечен³ю на бѣдной дѣвушкѣ и съ первыхъ же шаговъ начинаетъ такую же семейную жизнь, отъ которой ушелъ изъ дому, какъ бы продолжая дѣло распада, который не въ одной семьѣ Розеновыхъ начался и не на ней одной окончится, какъ бы героически ни были усил³я такихъ желѣзныхъ натуръ, какъ мать.
   Все для той же семьи, для своего жестокаго Бога и тирана, которому она служила всю жизнь, она поджигаетъ свой домъ, чтобы высокой страховой платой спасти то, что ей кажется возможнымъ спасти. Въ повѣсти это самое яркое и сильное мѣсто, когда эта мать, обезумѣвшая отъ распада семьи, крадется на чердакъ, чтобы совершить поджогъ, а потомъ ея мужъ, знающ³й истину, съ невыразимой мукой видитъ, какъ, спасая ихъ, его жена губитъ жалк³е остатки другихъ семей, еще болѣе несчастныхъ и пришибленныхъ.
   "Какъ жалко, ничтожно его горе предъ этимъ огромнымъ горемъ. Какой ужасъ совершить преступлен³е на спинѣ беззащитныхъ, безсильныхъ людей. Розеновъ схватился за грудь, чувствуя, что вотъ, вотъ самъ онъ крикнетъ, чтобы связали его, преступника, чтобы бросили на этотъ костеръ, который онъ самъ зажегъ. Но жена, грозная, стойкая, какъ рулевой въ бурю, смѣло направляла къ виднѣвшимся берегамъ. Пусть не дрожитъ Исаакъ. Она, она стоитъ на стражѣ, и нѣтъ той дорогой цѣны, которой она не дала бы за спасен³е своей семьи. Довольно уже страдан³й, безсонныхъ ночей, страховъ, мучен³й. Пусть горитъ этотъ старый проклятый домъ, ибо съ нимъ сгоритъ все ужасное прошлое. Здѣсь погибли люди, и вотъ они окружаютъ ее, молятъ, стонутъ, но развѣ она мало плакала въ жизни? Пусть каждый думаетъ о себѣ..." И она чувствуетъ себя глубоко правой, какъ волчица, задавившая овцу, чтобы прокормить своихъ дѣтенышей, и равнодушно смотритъ на пожаръ. "А пожаръ разгорался все больше подъ вл³ян³емъ не стихавшаго вѣтра и, казалось, грозилъ сжечь до корня эти дома безпредѣльной нищеты и горя. Все небо было освѣщено его пламенемъ, и видно было, какъ быстро уходили облака, зажженныя по краямъ. И точно гигантск³я скорбныя руки, сплетаясь и разнимаясь, столбы огня поднимались вверхъ все выше, чтобы умилостивить божество, молить его о спасен³и, умиротворить его всегда карающую десницу, передавая небу своимъ горячимъ дыхан³емъ огонь мукъ и страдан³й, сжимавш³й эти бѣдныя сердца ихъ жажду о каплѣ счастья, о кускѣ обезпеченнаго хлѣба; а между тѣмъ внизу, тамъ, гдѣ стояли уставш³е и обезсиленные люди, крики о спасен³и, плачъ, стоны не переставали смѣшиваться съ воемъ вѣтра, хищнымъ воемъ праздновавшаго побѣду чудовища*.
   Въ чемъ же лежитъ коренная, внутренняя причина распада? Отвѣтъ даетъ письмо сына Левы, который уходитъ изъ дому въ невѣдомую даль, чтобы "служить народу". Лева тоже цѣльная, прямая натура, какъ и мать. Если для нея семья все, ея Богъ и тиранъ, для него Богомъ является неподкупная совѣсть, которая не мирится съ жизнью только для себя, для семьи, чего бы это ни стоило другимъ. Мать приноситъ м³ръ въ жертву семьѣ, Лева жертвуетъ семьей во имя интересовъ м³ра, которые несовмѣстимы, по его мнѣн³ю, съ интересами современнаго семейнаго уклада. Въ письмѣ къ отцу онъ говоритъ: "Спрашиваешь ли ты себя еще, кто правъ изъ насъ? Знаешь, что я скажу тебѣ, отецъ. При настоящихъ услов³яхъ, всяк³й изъ нашей семьи поступилъ, какъ могъ, и въ прямомъ смыслѣ слова виноватыхъ нѣтъ, всѣ правы. Ты могъ бы поставить другой вопросъ: должно ли оно было такъ случиться, не было ли возможности избѣгнуть этого распада? Я отвѣчу тебѣ увѣренно: нѣтъ, оно не могло быть иначе. Настоящая семья всегда носила въ себѣ зародышъ распаден³я, а ея идеалы, внушаемые дѣтямъ, только углубляли эту пропасть. Если она еще не погибла, то она начинаетъ уже погибать, и она погибнетъ. Есть одно спасен³е отъ этого разгрома, ты его не захочешь, это работа для народа. Если бы ты воспиталъ насъ въ этой мысли, мы бы, можетъ быть, не разбрелись, твоя жизнь была бы иной, и всѣ бы мы работали другъ подлѣ друга, связанные не зоологически, не кровной связью, которая, ты видишь, разрывается отъ перваго усил³я, какъ сгнившая нитка, а общими интересами народнаго дѣла, которые не сравняются съ родственными связями. Но безъ этого семья и общество, которое образуетъ эти семьи, должны разрушиться. Это неизбѣжно, какъ день послѣ ночи".
   Идея повѣсти, ясно выраженная въ письмѣ Левы, далеко выходитъ за предѣлы истор³и семьи Розеновыхъ, и такъ въ каждомъ почти разсказѣ г. Юшкевича. Напомнимъ хотя бы истор³ю Иты Гайне, одной изъ безчисленныхъ "замѣстительницъ", составляющихъ огромный кадръ несчастныхъ, осужденныхъ на поддержан³е современной семьи цѣною отказа отъ собственной семейной жизни и радостей материнства. Въ каждомъ произведен³и г. Юшкевича идейность содержан³я преобладаетъ, что рѣзко выдѣляетъ его среди современныхъ беллетристовъ. До сихъ поръ въ его произведен³яхъ почти исключительно захваченъ м³ръ еврейства, кромѣ "Студента Павлова", въ которомъ авторъ сдѣлалъ попытку нарисовать неустойчивую психолог³ю одного изъ представителей современной молодежи, попытку, по вашему мнѣн³ю, удачную, хотя выведенный имъ типъ и не вполнѣ законченъ.
   Если идейность составляетъ преобладающую черту въ характерѣ таланта г. Юшкевича, то художественность является главнымъ элементомъ въ творчествѣ г. Куприна. Изъ десяти небольшихъ разсказовъ, составляющихъ сборникъ, трудно сказать, который лучше. Исключен³е составляетъ самый большой изъ нихъ "Молохъ". Неомотря на отдѣльныя превосходныя мѣста, напр., описан³е общей картины завода, въ разсказѣ, скорѣе повѣсти, чувствуется какая-то связанность, словно художникъ работаетъ подъ чуждымъ вл³ян³емъ.
   Но стоить только отъ "Молоха" перейти къ слѣдующему разсказу "Ночная смѣна", и впечатлѣн³е сразу мѣняется, словно предъ нами новый авторъ. И далѣе это новое впечатлѣн³е все растетъ и усиливается, не ослабѣвая до конца этой небольшой книги. Это впечатлѣн³е необычайной свѣжести, чистоты и яркости. Читая эти небольш³я сцены, этюды и очерки, испытываешь такое ощущен³е, какъ въ ясный весенн³й день, когда воздухъ расширяетъ грудную клѣтку и дышется легко и свободно, а на ясномъ до прозрачности небѣ съ удивительною отчетливостью вырисовываются мельчайш³я детали молодой зелени деревьевъ. Жизнь радуетъ въ так³я минуты, и этою безсознательною радостью, что жизнь интересна, полна и глубока самыми разнообразными ощущен³ями, проникнута вся книга. Художникъ, словно ребенокъ, выбѣжавш³й въ поле, не можетъ натѣшиться непосредственностью быт³я и передаетъ ее читателю, который и самъ заражается его здоровымъ, бодрящимъ настроен³емъ и невольно восклицаетъ: "Господи, какъ хорошо жить на свѣтѣ!" А между тѣмъ содержан³е разсказовъ вовсе не изъ веселыхъ. Въ нихъ, какъ и въ жизни, печаль и радость, смѣшное и грустное перемѣшиваются въ причудливыхъ узорахъ, слагаясь въ общую, пеструю и яркую картину, живую почти до осязательности.
   Прекрасно, напримѣръ, описан³е тетеревиной охоты изъ разсказа "Въ лѣсной глуши".
   Или описан³е болота и вымирающей на немъ семьи, кругомъ застывш³й въ туманѣ лѣсъ и дикая колыбельная пѣсня, которую, быть можетъ, тянули еще предки этой затерянной въ болотѣ семьи. Авторъ безсознательно подымается въ этомъ чудесномъ разсказѣ до высшаго символа, въ которомъ художественность изображен³я проникнута глубокою идеею. Такое же глубокое впечатлѣн³е производятъ и друг³е разсказы, какъ "Ночная Смѣна", "Ночлегъ", "Дознан³е". Нѣсколько въ иномъ родѣ два послѣднихъ прекрасныхъ разсказа - "Въ циркѣ" и "На покоѣ", въ которыхъ тонкая психолог³я дѣйствующихъ лицъ изображена съ рѣдкимъ мастерствомъ, доступнымъ только настоящимъ художникамъ. Что особенно выдѣляетъ г. Куприна, это его сжатая манера,- ни одного лишняго штриха, ни одного шаблоннаго эпитета, во всемъ строгая соразмѣрность. Увѣренность и твердость рисунка, умѣн³е сразу найти сущность изображаемаго явлен³я и нужную для даннаго образа точку освѣщен³я, обнаруживаютъ въ г. Купринѣ художника, идущаго своею самостоятельною дорогою. Его послѣдн³й разсказъ "Трусъ", напечатанный въ январьскомъ номерѣ "Журнала для всѣхъ", по оригинальности задачи и художественному выполнен³ю - лучшая вещь, напечатанная за послѣднее время. Психолог³я труса, еврея-актера, отправляющагося въ экспедиц³ю съ суровымъ и смѣлымъ контрабандистомъ, это настоящ³й шедевръ. Цирельманъ - нервная и тонкая натура, чуткость и раздражительность которой дѣлаютъ его превосходнымъ артистомъ, увлекающимъ зрителей неподдѣльностью выражаемыхъ имъ чувствъ, и его товарищъ - Файбишъ, грубый и смѣлый, благодаря тупости, съ которою относится къ окружающимъ явлен³ямъ, два поистинѣ превосходныхъ образа. Настроен³е Цирельмана въ бойкой корчмѣ, гдѣ онъ увлекаетъ зрителей своею игрою, и ночью, во время злополучной экспедиц³и, передано съ полнотою и законченностью, удовлетворяющею самую придирчивую критику.
   Въ лицѣ г. Куприна русская литература, по нашему мнѣн³ю, обогатилась новой крупной силой, отъ которой мы можемъ ожидать многаго. Всѣ эти небольш³е разсказы, так³е изящные, законченные, цѣльные и глубок³е, показываютъ, что авторъ можетъ дать и нѣчто болѣе крупное, чѣмъ отдѣльный этюдъ или картинка. Въ "Молохѣ" видна уже попытка поставить себѣ большую задачу. Съ тѣхъ поръ прошло шесть лѣтъ, талантъ автора выросъ, окрѣпъ и сложился, и новая попытка въ этомъ направлен³и, для насъ несомнѣнно, дастъ лучш³й результатъ. Съ тѣхъ поръ г. Купринъ освободился отъ несвойственныхъ ему пр³емовъ въ искусствѣ, глушившихъ его самостоятельный талантъ и извращавшихъ его свободное влечен³е къ разносторонности и полнотѣ жизни. Въ "Молохѣ" онъ еще подражалъ, въ разсказахъ, послѣ того написанныхъ, въ особенности послѣдняго времени, какъ "Въ циркѣ", "Болото" и "Трусъ", талантъ г. Куприна свободенъ вполнѣ, нашелъ свою дорогу и идетъ крупными шагами впередъ.
   Куда онъ поведетъ его, увидимъ, но для настоящаго художественнаго дарован³я жизнь на каждомъ шагу открываетъ такую глубину и ширь, что темъ не оберешься.
   Въ текущей беллетристикѣ послѣдняго времени, къ сожалѣн³ю, эта жизнь почти не отразилась. И на ея блѣдномъ фонѣ, гдѣ мелькаютъ слабыя, какъ тѣни въ сумеркахъ, отражен³я жизни, яркимъ до боли пятномъ выступаетъ "Не страшное" Короленки. "Не страшное" - это мелочи жизни, которыя незамѣтно обволакиваютъ душу, постепенно усыпляютъ голосъ недовольства и гасятъ огонь свободы и чести, пока человѣкъ нечувствительно для себя не погрузится въ дремотное состоян³е, изъ котораго выходъ одинъ - въ могилу. "Не страшное" - потому что незамѣтное, будничное, притупляющее вниман³е своей обыденностью, тѣмъ, что все это "въ порядкѣ вещей", какъ, напр., этотъ сонный машинистъ, который , ведетъ поѣздъ, гдѣ разсказчикъ монотонно передаетъ несложную драму, разыгравшуюся на глазахъ у него, бокъ-о-бокъ, и которую онъ бы проглядѣлъ, если бы не ея трагическ³й конецъ, заставивш³й его проникнуть въ страшную силу "не страшнаго".
   "- Да, я, знаете, на одной изъ станц³й пошелъ къ локомотиву. Машинистъ человѣкъ отчасти знакомый... Хронически, доложу вамъ, сонный субъектъ, даже глаза опухш³е.
   "- Да?- спросилъ собесѣдникъ равнодушно.
   "- Положительно-съ. Теперь представьте себѣ, такъ сказать, картину. Мы вотъ всѣ заснемъ. Поѣздъ несется на всѣхъ парахъ, а управляетъ имъ, все, такъ-сказать, держитъ въ рукахъ человѣкъ нѣкоторымъ образомъ совершенно осовѣлый.
   "Собесѣдникъ завозился на своемъ мѣстѣ и сказалъ съ признаками безпокойства.
   "- Да... вы это вотъ съ какой стороны? Дѣйствительно, чортъ возьми... Положен³е!
   "- Вотъ видите. А вѣдь тоже какъ просто выходитъ и какъ обыкновенно въ Петербургѣ тамъ или гдѣ... вообще въ какомъ-нибудь управлен³и сидитъ человѣкъ и передъ нимъ - таблицы. Въ извѣстной графѣ - машинистовъ столько-то. Жалован³я имъ, замѣтьте, столько-то, а поверстныхъ столько-то. Ну, поверстныя-то эти, это пробѣгъ, соотвѣтственно потребности. Цифра, такъ сказать, полезная, доходная. А вотъ жалованье людямъ величина уже перемѣнная, непрочная. Если взять меньше машинистовъ - меньше жалованья... Понимаете: простая, такъ сказать, математика свободная игра цифръ, чернильный значокъ въ вѣдомости. Чего проще! А отъ этого по полямъ и равнинамъ вотъ въ этак³я лунныя ночи мчатся вотъ этак³е же поѣзда, и съ машинъ тускло глядятъ впередъ полусонные, запухш³е глаза... Минута какая-нибудь... естественное дѣйств³е сна.- И вотъ-съ, можетъ быть, надъ нами уже, такъ сказать, виситъ то, что всего таинственнѣе и неразгаданнѣе на свѣтѣ... Толчекъ какой-нибудь, трескотня, все кувыркомъ, стоны эти, крики тамъ...
   "- Ну васъ, ей-Богу, съ вашимъ карканьемъ, - сказалъ собесѣдникъ и, приподнявшись съ подушки, сѣлъ на скамью.
   "- Да нѣтъ, я, вѣдь, это такъ, для пояснен³я, такъ сказать, своей мысли, съ оттѣнкомъ невольной досады сказалъ первый.- Я не о физическомъ страхѣ говорю... Дастъ Богъ, доѣдемъ благополучно... Я это къ нашему разговору: и тутъ вѣдь все вполнѣ обыкновенно. Въ концѣ то вѣдь, если сказать по чистой совѣсти, непремѣнно простой значокъ на бумагѣ, сдѣланный гдѣ-нибудь въ Петербургѣ какимъ-нибудь господиномъ. И господинъ то опять самый обыкновенный: и сюртучокъ, и галстучекъ, и видъ порядочности... И дѣточекъ любитъ, и женѣ сувенирчики, разумѣется, даритъ...*
   Да, вотъ какъ все просто и ничуточку не страшно, а жизнь то ау! Какъ оно и случилось съ разсказчикомъ. Нужна катастрофа, "стоны эти, крики тамъ", чтобы человѣкъ встряхнулся, съ недоумѣн³емъ и ужасомъ увидѣлъ, что ничего у него въ душѣ не осталось, все не то что ушло, а одеревенѣло, застыло и заглохло, и счастливъ, кого катастрофа еще можетъ разбудить, оживить въ немъ человѣческое и поднять его надъ "нестрашной" будничной жизнью. Вотъ и Семенъ Николаевичъ Будниковъ, о которомъ идетъ разсказъ, въ началѣ жизни тоже имѣлъ "гдѣ-то тамъ, позади что-то этакое... идейное". А тамъ наслѣдство, хлопоты объ устройствѣ, жизнь, текучая изо дня въ день, и засосало, сталъ человѣкъ самымъ обыденнымъ, заправскимъ животнымъ. Цѣль жизни, смыслъ ея, "идейное" исчезло, осталось накоплен³е безцѣльное и безсмысленное.
   "И ничего этого... трагическаго что ли, страшнаго... Я и говорю,- дѣло самое обыкновенное: пр³ѣхалъ въ глухой городишко человѣкъ, который говоритъ о томъ, что деньги только средство, что жизнь наша ненормальна, что онъ будетъ работать для достижен³я какихъ-то цѣлей, ну и прочее въ этомъ родѣ... И понемногу превращается въ Семена Николаевича Будникова".
   И самъ разсказчикъ тоже, пр³ѣхавъ учителемъ въ городъ, кипѣлъ и разныя цѣли имѣлъ въ виду, просвѣщать, вл³ять на юношество, а потомъ, по маленьку да полегоньку, послѣ нѣкоторыхъ указан³й начальства, безъ всего трагическаго и страшнаго, затихъ, замолкъ и сталъ обыденнымъ учителемъ, который учитъ, но никого не просвѣщаетъ. Отвѣтственность, связь людей другъ съ другомъ, идейность все ушло куда-то, пропало, осталось "нестрашное", тихое жит³е. У Будникова была такъ себѣ, "нестрашная", самая обыденная въ жизни стараго холостяка истор³я - связишка съ дѣвушкой, съ течен³емъ времени сама собой прекратившаяся. А тутъ еще кстати подвернулся дворникъ Гаврила, который все дѣло прикрылъ вѣнцомъ по любви. Все, значитъ, и совсѣмъ благополучно бы было. Если бы не то, что все одно съ другимъ связано, одно за другое цѣпляется и такъ или иначе, но требуетъ завершен³я. И у Будникова былъ одинъ моментъ, когда будто что-то человѣческое въ немъ шевельнулось къ обольщенной Еленѣ, что онъ и думалъ утишить тоже обыденномъ образомъ, проще говоря уплатить. Онъ предложилъ ей выбрать и взять себѣ одинъ изъ выигрышныхъ билетовъ, а когда она не взяла, самъ намѣтилъ ей карандашомъ билетъ, который и долженъ былъ считаться ея собственностью. Билетъ этотъ вдругъ и выигралъ... Дѣло темное, но Будниковъ деньги оставилъ, какъ и билетъ, у себя, а Елена вышла замужъ за Гаврилу. И шло все хорошо, пока не пошли сначала слухи объ этомъ выигрышѣ и не ввязался въ дѣло пропащ³й человѣкъ, ходатай по дѣдамъ изъ темныхъ дѣльцовъ, Роговъ, бывш³й ученикъ разсказчика, когда-то въ гимназ³и подававш³й больш³я надежды и сильно привязавш³йся къ разсказчику въ тотъ его пер³одъ, когда и тотъ еще горѣлъ огнемъ свободы и чести. Но потомъ, испугавшись неудовольств³я начальства, онъ не сумѣлъ отстоять начатыя имъ задушевныя бесѣды съ учениками и утратилъ вл³ян³е на чуткаго, но неустановившагося юношу. Мальчикомъ, а потомъ въ университетѣ Роговъ выдавался и способностями, и стремлен³ями, но потомъ свихнулся послѣ смерти любимой матери, сказалась и наслѣдственность отъ отца алкоголика, и въ родной городъ Роговъ вернулся уже проходимцемъ. Онъ постепенно сближался съ мужемъ Елены и подбиваетъ того выкрасть злополучный билетъ. Но Гаврила, подъ вл³ян³емъ разбуженной ревности къ Будникову и злости за утаенный выигрышъ, убиваетъ Будникова. И тогда въ душѣ разсказчика возстановляется вся незамѣтная цѣпь причинъ и слѣдств³й, изъ которыхъ слагается "нестрашное", то, что "затопляетъ, затопляетъ всѣ уголки души..." Какъ могъ онъ жить бокъ-о-бокъ съ людьми, у которыхъ шла драма, а онъ даже не интересовался ею? Какъ могъ допустить, чтобы хорош³й мальчикъ, котораго онъ просвѣщалъ, сталъ мерзавцемъ? Зачѣмъ отъ страха передъ вздорными требован³ями начальства отказался отъ благодарной роли просвѣтителя и превратился въ учителя - машину?
   Нашъ блѣдный пересказъ не даетъ представлен³я о прелести выдержанной формы этого замѣчательнаго произведен³я. Въ предыдущей книгѣ мы говорили о г. Короленкѣ по поводу III-го тома его разсказовъ. "Не страшное" вноситъ въ знакомый образъ писателя новую черту, о которой намъ, вѣроятно, еще придется говорить. Это - неспокойный тонъ новаго разсказа, нѣкоторая тревожность, проникающая его, не ощущавшаяся въ его прежнихъ, всегда такихъ ясныхъ и спокойныхъ по настроен³ю, разсказахъ. Художникъ является тутъ не живописцемъ, а лирикомъ. Учитель, отъ лица котораго ведется разсказъ, не просто наблюдатель, онъ человѣкъ съ сложной и глубоко интересной душевной жизнью, и передавая намъ абрисъ простой драмы, участникомъ которой онъ считаетъ и себя, онъ пробуждаетъ и въ душѣ читателя сложныя и глубок³я настроен³я. Вслѣдств³е этого его разсказъ волнуетъ до глубины души, возбуждая жгучее чувство боли за ту жизнь, что "нестрашно" и постепенно "затопляетъ всѣ уголки души". Просыпается сознан³е отвѣтственности и встаетъ вопросъ, а что если и каждый изъ насъ тоже Будниковъ въ своей жизни. Что если смыслъ жизни и цѣль ея тоже потеряны и осталось только увлечен³е средствами, осталось "нестрашное", незамѣтное прозябан³е изо дня въ день... А жизнь не стоитъ и быть можетъ близка у каждаго своя катастрофа, когда и онъ услышитъ призывъ, что сдѣлалъ онъ для осуществлен³я своихъ идеаловъ, для того идейнаго, которое у каждаго было "гдѣ-то тамъ, позади?..."
  

Другие авторы
  • Борн Иван Мартынович
  • Цертелев Дмитрий Николаевич
  • Пешков Зиновий Алексеевич
  • Елисеев Григорий Захарович
  • Никитин Андрей Афанасьевич
  • Высоцкий Владимир А.
  • Байрон Джордж Гордон
  • Бодянский Осип Максимович
  • Мурзина Александра Петровна
  • Илличевский Алексей Дамианович
  • Другие произведения
  • Розанов Василий Васильевич - Orientalia Мариэтты Шагинян
  • Фонвизин Павел Иванович - Назидательные правила
  • Коллоди Карло - Приключения Пиноккио
  • Блок Александр Александрович - Георгий Иванов. "Стихи о России" Александра Блока
  • Брюсов Валерий Яковлевич - Зоилам и Аристархам
  • Тургенев Иван Сергеевич - Современные заметки
  • Луначарский Анатолий Васильевич - О Театре Мейерхольда
  • Минаев Дмитрий Дмитриевич - Из "Песни о Нибелунгах"
  • Пумпянский Лев Васильевич - Медный всадник и поэтическая традиция Xviii века
  • Бульвер-Литтон Эдуард Джордж - Бабух С. Бульвер-Литтон
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
    Просмотров: 732 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа