Бурачок Степан Онисимович - Стихотворения М. Лермонтова

"justify">   Растений радужный наряд

   Хранил следы небесных слез,

   И кудри виноградных лоз

   Вились, красуясь меж дерев

   Прозрачной зеленью листов;

   И грозды полные на них,

   Серег подобье дорогих,

   Висели пышно, и порой

   К ним птиц летал пугливый рой,

   И снова я к земле припал

   И снова вслушиваться стал

   К волшебным, странным голосам

   Они шептались по кустам,

   Как будто речь свою вели

   О тайнах неба и земли;

   И все природы голоса,

   Сливались тут; не раздавался

   В торжественный хваленья час

   Лишь человека гордый глас.

   Все, что я чувствовал тогда,

   Те думы,- их уж нет следа;

   Но я б желал их рассказать,

   Чтоб жить, хоть мысленно опять.

   В то утро был небесный свод

   Так чист, что ангела полет

   Прилежный взор следить бы мог:

   Он так прозрачно был глубок

   Так полон ровной синевой!

   Я в нем глазами и душей

   Тонул, пока полдневный зной

   Мои мечты не разогнал,

   И жаждой я томиться стал.

  

   Курсивных слов нет в лексиконе дикарей, если же он владел уже всеми этими тонкостями слова, то он не мог быть таким дикарем. Что-нибудь одно.

   Картина пятая: удалое карабканье по крутизнам и обрывам гор.

   Картина шестая: эротическая, встреча с Грузинкой молодой.

   Картина седьмая: утомление, отдых, сон, тоска после пробуждения. Картина лунной ночи.

   Картина осьмая. Заблудился в мрачном лесу. Напрасно взлезал на вершины дерев: конца леса - не видно: отчаяние и бешенство.

  

   Тогда на землю я упал

   И в исступлении рыдал,

   И грыз сырую грудь земли,

   И слезы, слезы потекли

   С нее горячею росой

   Но верь мне, помощи людской

   Я не желал.... Я был чужой

   Для них навек, как зверь степной.

   И если б хоть минутный крик

   Мне изменил - клянусь старик,

   Я б вырвал слабый мой язык.

  

   Воля ваша - противная картина. Да в начале сказано, что он в исступлении рыдал: рыдания всегда сопровождаются криком, а здесь за минутный крик хочет вырвать себе язык.

   Картина девятая: борьба с барсом и победа над ним. Славно написана. Это верх молодечества.

  

   Я ждал, схватив рогатый сук,

   Минуту битвы, сердце вдруг

   Зажглося жаждою борьбы

   И крови.... да, рука судьбы

   Меня вела иным путем....

   Но нынче я уверен в том,

   Что быть бы мог в краю отцов

   Не из последних удальцов.

   Я ждал. И вот в тени ночной

   Врага почуял он, и вой

   Протяжный, жалобный как стон,

   Раздался вдруг.... И начал он

   Сердитой лапой рыть песок,

   Встал на дыбы, потом прилег

   И первый бешеный скачок

   Мне страшной смертию грозил...

   Но я его предупредил.

   Удар мой верен был и скор.

   Надежный сук мой, как топор,

   Широкий лоб его рассек....

   Он застонал как человек,

   И опрокинулся. Но вновь,-

   Хотя лила из раны кровь

   Густой, широкою волной,-

   Бой закипел, смертельный бой!

   Ко мне он кинулся на грудь;

   Но в горло я успел воткнуть

   И там два раза повернуть

   Мое оружье... Он завыл,

   Рванулся из последних сил,

   И мы, сплетясь как пара змей,

   Обнявшись крепче двух друзей,

   Упали разом и во мгле.

   Бой продолжался на земле.

   И я был страшен в этот миг

   Как барс пустынный зол и дик,

   Я пламенел, визжал, как он;

   Как будто сам я был рожден

   В семействе барсов и волков

   Под свежим пологом лесов.

   Казалось, что слова людей

   Забыл я,- и в груди моей

   Раздался тот ужасный крик,

   Как будто с детства мой язык

   К иному звуку не привык....

   Но враг мой стал изнемогать,

   Метаться, медленней дышать,

   Сдавил меня в последний раз....

   Зрачки его недвижных глаз

   Блеснули грозно - и потом

   Закрылись тихо вечным сном

   Но с торжествующим врагом

   Он встретил смерть лицом к лицу:

   Как в битве следует бойцу!

  

   Гениальные ужасы! и все для чего? ответ в последних трех строках. Вы избрали "натурщиков" с такими крупными, резкими чертами; характеры их такие жилистые, мускулистые, что только пересчитай все подробности умненько и дело с концом! верьте мне, это самый легкий род скульптуры!

   Далее, картины неудачных усилий выйти из лесу, постепенного изнеможения тела и возрастание "могучего" духа, наконец он увидел жилье - то был монастырь, из которого он убежал. Досада, отчаяние, истома, все в картинах. Предпоследняя картина - предсмертные грезы чудные где-то на дне реки, и золотая рыбка нашептывает ему песню. Наконец он обмер.

  

   Пересказав все это с таким напряжением воображения и всего жизненного снаряда, он указал место, где похоронить его, и - умер.

   И так это галерея скульптурных орнаментов молодечества, самого колоссального во всех родах. Все это прекрасно где либо в целом, где это нужно, где есть цель, причина, мысль. А тут какая мысль,- разве та, что грузинские старинные монастыри не делали людей лучшими?- Так вы и этого не показали. Вы хотели показать мастерство свое писать картины молодечества во всех родах Я, и мы отдаем вам справедливость - удивляемся! Но одно удивление - награда честолюбца, а не поэта: жертва ума, а не сердца; поэзия - по сердечной части.

   Согласен, что стих, - то мастерство! О каждом стихе можно написать по странице комментарий, рассмотреть в микроскоп все его грани, жилки, отражения, игру; но дело вот в чем. Стихи - не ваша вина: вы родились с ними; для вас писать хорошие стихи - такая же заслуга, как для человека ходить на двух ногах, для птицы летать на двух крылах, - это Божий дар, Ему и благодаренье и слава, а вам тут - не за что. Ваше - выбор материала и употребление стиха. Вот почему критик останавливается не на стихе, а на выборе материала, на употреблении стиха. Припомните все ваши материалы - достойны ли они такого прекрасного стиха? Сделайте вы прекрасный выбор сюжета, не ограничиваясь одною сферой Я, сделайте вы прекрасное употребление стиха - какие бы чудные, мировые вещи могли бы вы создать! Род вами избранный - самый легкий: предоставьте его легким стихотворам, которые только и выезжают, что на крупных, колоссальных страстях, ужастях и дикостях. Их тупое зрение не способно уловлять мелкие черты добра, истины и красоты, рассыпанные внутри и вне вас, только не в Я. Род вами избранный - не новый; поверьте, он и не поэтический. Нынешние книжники и поэтоучители везде находят поэзию: на бойне быков, в битье собак фурманщиками¹⁷, в драке пьяных мужиков, в разрушении, уничтожении, истреблении, истязании - это ложь, убедитесь! Здесь отрицание поэзии. Ежели тот богач, у кого 500 000 долгу и ни гроша в кармане, то, пожалуй, я соглашусь, что и в резне есть поэзия. Ежели есть вкусы, которым это нравится, то ведь есть и звериные, и дикие вкусы. Есть же вкусы, которым нравится сивуха и листовой тютюн за губой; но у добрых людей такие вкусы называются испорченными! И кто уже нацело испортил свой вкус, с тем и говорить нечего: он не поймет, не убедится, потому что в этих вещах убеждаются не умом, а вкусом. Но пока вкус еще не допорчен до конца - здравый ум может способствовать к его очищению и исправлению. Поставьте человека между зверем и ангелом, как оно и есть: чей вкус ему должно иметь? Согласитесь, от скотского вкуса ему надо мало-помалу переходить ко вкусу ангела. Это путь его образованности. А если так, то род, вами избранный, - ошибка. Я это же самое говорил вам по случаю "Героя нашего времени". "О<течественные> з<аписки>" написали в защиту вашу длинную статью, распространились в исчислении внешних красот рассказа, выражения - я то же самое сказал в двух словах: "Внешнее построение хорошо, слог хорош, содержание - романтическое по превосходству, т. е. ложное в основании" {Т. IV, гл. IV, стр. 210, столб. 2.}¹⁸, потому что все принесено в жертву Я, олицетворенному Печориным, копией Онегина. Но дело в том, что после самых пышных защищений вашего героя "О<течественные> з<аписки>" в конце своей статьи повторили, другими только словами, все мои заключения. Они согласились, что вы славно представили мир Я, тоже доказывали, с присовокуплением, что это только одна сторона человеческой действительности, в которой, кроме темного мира Я, есть еще и светлый мир Божий; в него-то вы и не заглянули! В этом-то вся и ошибка! оглядитесь: этот светлый Божий мир в вас и около вас - как же можно миновать его? Ту же ошибку повторили вы и в стихотворениях своих.

   Булгарин вступился своим манером за "Героя" и превознес вас паче всех веков и времен. Вы первые, конечно, улыбнулись. Если сообразить то, что говорил Булгарин о "Мещанине", что говорили Булгарину за "Мещанина"¹⁹, то уже можно было заранее отгадать, что он скажет о "Герое" после сказанного о нем в "Маяке". Несмотря на все это, само по себе не постороннее, я от души верю, что Булгарин пришел в восторг от "Героя", что он точно не спал за ним целую ночь, что он прочел его дважды залпом. Все это очень натурально: вы так красиво изобразили Я, это Я так всем нам любезно, это Я так мило водит всех нас за нос, что чуть не остерегись - при встрече с портретом, - наш оригинал увлечет нас в самые колоссальные восторги, в самые напыщенные восклицания. Впрочем, Булгарин не вошел ни в опровержение моих доводов, ни в разбор и доказательство красот "Героя". Он поступил гораздо "экономнее" - просто на целом печатном листе разлил свои восторги и восклицания, довольствуясь, в замену доказательств, своим авторитетом долголетнего романиста, рассказчика, критика, которому нечего и думать о возражениях.

   Ко всему этому, Булгарин другой раз повторил {"Сев<ерная> п<чела>". 1840. No 271.}, что он не разделяет мнений одного из редакторов "Маяка", Бурачка, насчет изящной словесности, философии и критики. "Об изящной словесности мы с Бурачком имеем с_о_в_е_р_ш_е_н_н_о п_р_о_т_и_в_о_п_о_л_о_ж_н_ы_е "м_н_е_н_и_я", как то можно было видеть из разборов романа "Герой нашего времени", помещенных в "Северной пчеле" и "Маяке"²⁰.

   Булгарин и не догадывается, что этими немногими словами он ставит всю 20-летнюю литературную службу на одну карту, - и карта его убита. Не мнения предложил Бурачок, а логические доводы, не доводы предложил Булгарин, а мнения, основанные на сочувствии к тому, что "в его вкусе". Против доводов Бурачка Булгарин ни слова не сказал, и не скажет, помяните мое слово! Он очень хорошо знает, что Бурачок прав; но сознаться в этом не может; иначе надо ему сознаться, что его 20-летняя теория и практика романов - неверна. Вот он и спрятался под защиту вашего "Героя" в полной уверенности, что, как "Герой" понравился многим, и, может быть, лицам, имеющим вес в общественном мнении, то и думает себе: "Если теория словесности, философия и критика Бурачка приводит к тому, что "Герой" дурен, а "Герой" нравится, значит, "мнения" Бурачка - вздор! а "наши" мнения - истинны. Какого еще доказательства!"

   Нет, не так, отец-командер: иное дело читатель, иное дело критик. Читатель думает лишь о себе, рад, если вещь доставляет ему удовольствие, завтра он ее бросит, забудет; критик думает обо всех, а пуще о законах искусства, и говорит: "Вы нравитесь, доставляете удовольствие - прекрасно, да зачем идете кривой дорогой. К этой же цели вы могли бы довести прямым путем". И вслед за этим доказывает, что "Герой" - огромный софизм, составленный из тысячи софизмов. Истина беспокоит, софизмы льстят и нравятся. Истинный художник - вечный раб Истины, а не лжи. Вкус общества состоит под влиянием тысячи вещей, и прямых и кривых; он переходчив! На него нельзя опираться. Истина же Господня пребывает вовеки! На нее-то и должно опираться. Вот только и всего.

   В заключение, честный автор, согласитесь, корень всему - вдохновение; а вы же сами произнесли незабвенный приговор такого рода вдохновению:

  

   Оно - тяжелый бред души твоей больной,

  

  Иль пленной мысли раздраженье.

   В нем признака Небес напрасно не ищи:

  

  - То кровь кипит, то сил избыток!

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

  Разлей отравленный напиток!

  

   Булгарин будто и не слышит, что есть на свете вдохновение погибельного Я, кроме вдохновения божественного.

  

   Скажите ж мне, о чем писать?

   К чему толпы неблагодарной

   Мне злость и ненависть навлечь,

   Чтоб бранью назвали коварной

   Мою пророческую речь?

   Чтоб тайный яд страницы знойной

   Смутил ребенка сон покойный

   И сердце слабое увлек

   В свой необузданный поток?

   О нет! преступною мечтою

   Не ослепляя мысль мою,

   Такой тяжелою ценою

   Я вашей славы не куплю!

  

   Посмотрите же, какую огромную славу купили вы! Сам Булгарин ратует за вас.

   "Маяк" вам говорит одно, "О<течественные> з<аписки>" и "С<еверная> п<чела>" - другое: впереди вас с одной стороны бессмертие и благословение, с другой - минутное увлечение и забвение: выбирайте, пока время есть!

  

  

   Белинский - Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.; Л., 1953-1959.

   ВЕ - журнал "Вестник Европы".

   Висковатый - Висковатый П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество. М., 1891 (факс, изд.: М., 1989; в качестве приложения к этому изданию напечатан обширный комментарий, составленный В. А. Мануйловым, Л. Н. Назаровой и В. А. Захаровым).

   ВЛ - журнал "Вопросы литературы".

   Гоголь - Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М.; Л., 1937-1952.

   Достоевский - Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972-1990.

   ЖМНП - Журнал Министерства народного просвещения".

   ИВ - журнал "Исторический вестник".

   ЛГ - Литературная газета".

   ЛН - сборник "Литературное наследство".

   Л. в восп. - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост. М. И. Гиллельсон и О. В. Миллер. М., 1989.

   ЛЭ - Лермонтовская энциклопедия / Ред. В. А. Мануйлов. М., 1981.

   МВед. - газета "Московские ведомости".

   МИск. - журнал "Мир искусства".

   Москв. - журнал "Москвитянин".

   НВр. - газета "Новое время"

   ОЗ - журнал "Отечественные записки".

   Пушкин - Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л., 1937- 1949.

   РА - журнал "Русский архив".

   РЛ - журнал "Русская литература".

   РМ - журнал "Русская мысль".

   PC - журнал "Русская старина".

   РСл. - журнал "Русское слово".

   СО - журнал "Сын отечества".

   Совр. - журнал "Современник".

   СПч. - газета "Северная пчела".

  

  

   Впервые: Маяк. 1840. Ч. 12. Отд. 4. С. 149-171. Печатается с незначительными сокращениями.

   В настоящей статье Бурачок развил некоторые положения, уже высказанные им в рецензии на "Героя нашего времени" (см. выше). Разбор "Стихотворений М. Лермонтова" встретил полное сочувствие еще одного сотрудника "Маяка" - П. П. Ильина, который уже после смерти Лермонтова вернулся к оценке его лирики в статье "Заграничная критика на "Маяк"" (Маяк. 1842. Т. 1. Кн. 1. Гл. 4. С. 1-63; подпись: Панкратий Угрюмов). Автор статьи утверждал, что в рецензии Бурачка "дело идет не об унижении даровитого писателя и его произведений - нет, мы увидели в ней человека, каков он есть, а не таким, каким воображают его наши поэты и философы, а главное - вся статья, от первой до последней страницы, представляет глубокое развитие теории Прекрасного" (С. 62).

   Тонкий анализ статьи Бурачка был дан А. А. Григорьевым в статье "Оппозиция застоя. Черты из истории мракобесия" (Время. 1861. No 5; также: Григорьев А. Эстетика и критика. М., 1980. С. 301-307).

  

   ¹ Атлант - в греческой мифологии титан, древнее божество, отличавшееся мощной силой. Вместе с другими титанами Атлант участвовал в войне с богами-олимпийцами, а потом, в наказание, должен был поддерживать на плечах небесный свод.

   ² Карл Максимович Бэр (1792-1876) - физиолог, естествоиспытатель, основатель русской эмбриологии; с 1817 г. преподавал в Кенигсбергском университете; с 1828 г. ординарный академик Петербургской Академии наук. Федор Федорович Брандт (Иоганн Фридрих Брандт; 1802-1879) - известный зоолог; получил образование в Берлинском университете; в 1830 г. был избран адюнктом Петербургского университета и в 1831 г. переехал в Россию; организовал и возглавил Зоологический музей Академии наук в Петербурге. Степан Семенович Куторга (1805-1861) - один из выдающихся русских профессоров естествознания; с 1833 г. занимал кафедру зоологии в Санкт-Петербургском университете.

   ³ Подразумеваются строки из басни И. А. Крылова "Зеркало и обезьяна" (1816): "Про взятки Климычу читают, / А он украдкою кивает на Петра".

   ⁴ Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807-1873) - поэт; пользовался чрезвычайной популярностью в конце 1830-х - начале 1840-х гг.

   ⁵ В данном случае слово тропический произведено от слова троп (образный оборот речи).

   ⁶ Цитата из басни И. И. Дмитриева "Чижик и Зяблица" (1793).

   ⁷ Речь идет о Пушкине. Более подробно Бурачок излагает свое мнение в статье "Книги литературные": "Что мне будет, если я не обинуясь скажу, что тот, кто призван был воссоздать русскую поэзию, именно тот уронил ее, по крайней мере, десятилетия на четыре, - это Пушкин. <...> Первый стих его, могучий, умный, звучный, возбудил общий восторг и удивление. Литературные старики на руках его носили, молодежь гурьбой бежала за ним <...>. Слава готова - к чему ученье и труд? И Пушкин не воспользовался всеми предоставленными ему средствами учения и просвещения <...> и разлился - олицетворенной эпиграммой. Просто - его захвалили до полусмерти" (Маяк. 1840. Ч. 4. Гл. 4. С. 188).

   ⁸ Бурачок намекает на критику морализаторства, предпринятую Белинским в статье "Менцель, критик Гете". Ср.: Бурачок С. О. Система философии "Отечественных записок". Статья I // Маяк. 1840. Ч. IX. Гл. 4. С. 15-22, 29-32.

   ⁹ Отсылка к статье Бурачка "Книги литературные".

   ¹⁰ Отсылка к статье "Система философии "Отечественных записок"" (см. примеч. 8).

   ¹¹ Книга Федора Николаевича Глинки (1786-1880) "Очерки Бородинского сражения. (Воспоминания о 1812 г.)" (Ч. 1-2. М., 1839) встретила восторженный отзыв редактора "Маяка" П. А. Корсакова (Маяк. 1840. Ч. 11. Гл. IV. С. 124-130; рецензия заканчивалась словами: "В заключение скажем: беспримерная эта битва народов нашла в творце "Очерков" своего народного Гомера!" - С. 130). В панегирическом тоне были выдержаны и все остальные печатные отзывы о книге Глинки, включая рецензию Белинского (Белинский. Т. 4. С. 7-9).

   ¹² Неточная цитата из притчи Александра Петровича Сумарокова "Феб и Борей" (1762).

   ¹³ "Я, матерь божия, ныне с молитвою..." (1837).

   ¹⁴ См.: Эккерман И. П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. М., 1986. С. 245 (запись от 24 сентября 1827 г.).

   ¹⁵ Луи-Филипп Сегюр (1753-1830) - французский историк, дипломат, государственный деятель; автор "Древней истории", "Римской истории", "Истории Византийской империи", а также обширного труда под названием "Картина историческая и политическая Европы в конце XVIII века" (1800), содержащего изложение событий Французской революции.

   ¹⁶ Луи-Доминик Картуш (1693-1721) - знаменитый разбойник, долгое время наводивший ужас на Париж и его окрестности.

   ¹⁷ Фурманщик - владелец или возчик фуры, фургона.

   ¹⁸ См. наст, изд., с. 54.

   ¹⁹ "Мещанин" Башуцкого (см. примеч. 12 к статье Бурачка о "Герое нашего времени") стал одним из важных предметов полемики между "Маяком" и "Северной пчелой". Булгарин отозвался о романе достаточно прохладно прежде всего из-за "философских" длиннот. По его мнению, изложение повести "весьма бы много выиграло, если б происшествия и сцены <...> не разделялись огромными пространствами, наполненными рассуждениями, размышлениями и философскими выкладками. <...> Гораздо лучше, если изложенными событиями автор заставит читателя самого размышлять и рассуждать, нежели если автор начиняет читателя, как пастет, своими рассуждениями и размышлениями" (СПч. 1840. 1 апр., No 73. С. 291). Бурачок считал, что "Булгарин напустился на Башуцкого за нарушение теории легкого чтения" (Маяк. 1840. Ч. 4. Гл. 4. С. 201).

   ²⁰ В номере "Северной пчелы" от 29 ноября 1840 г. (No 271; рубрика "Русская литература") был помещен критический отзыв о журнале "Маяк". Указывая, что "издание сие заслуживает в полной мере благодарность всех благомыслящих любителей наук и словесности по цели своей, по добросовестности, с какою издается, и по весьма многим замечательным статьям, в нем помещенным", рецензент не склонен был разделять мнения Бурачка "насчет изящной словесности, философии и критики". "Об изящной словесности, - писал он, - мы с С. О. Бурачком имеем совершенно противоположные мнения, как можно было видеть из разборов романа "Герой нашего времени", помещенных в "Северной пчеле" и в "Маяке"" (С. 1082-1083).