ские приговоры перейдут к потомству; говорят, будто под ними стоит подпись Вашего Величества. Сколько гибнет жертв! Охранителям Вашим выгодно раздувать каждое дело: это доказательство усердия, приносящего чины, оклады и крупные суммы на секретные расходы, в которых отчетность невозможна. На суммы, поглощенные такой системой охраны, можно бы было в ином случае основательно улучшить быт народа и отнять у революционеров хоть один повод упрекать правительство.
Политические преступники - беззащитные жертвы произвола, доходящего до зверства. Сам гр. Толстой ужаснулся бы, видя всю меру превышения власти, грабежа и насилия, обрушивающуюся безнаказанно на несчастных, когда из столицы отдан приказ о строгих мерах. В силу забегания каждого низшего чиновника перед начальником, желания отличиться, паники быть заподозренным в сочувствии к политическим, если даст волю состраданию, каждый тюремный смотритель, этапный офицер, каждый сторож может безнаказанно грабить, зверски бить и истязать арестантов, даже женщин. Чем ниже падает камень, тем более растет сила удара, и каждая репрессивная мера, спускаясь все ниже и ниже по лестнице чиновничества, увеличивает в прогрессии свою губящую силу и падает на беззащитные жертвы. Жалобы оказываются бесплодными, и жертвы протестуют добровольной голодовкой или актом насилия, вызванным часто припадком сумасшествия. Все меры устрашения и исправления, начиная с административной ссылки и кончая виселицей и расстреливанием, не достигают цели. Является, конечно, известный процент сломленных и оподленных ссылкой, но люди эти внесут только разложение в общество и опорой власти быть не могут. Число политических преступников будет расти с временными колебаниями, расти, потому что воображение молодежи свыкнется с ссылкой, с казнями, расти, потому что в корне государственного порядка и общественного строя лежат причины, рождающие политические преступления. Правительство, охраняющее себя безнравственными средствами - административной ссылкой, сонмами шпионов, розгами, виселицей и кровью, - само учит революционеров наших принципу: "Цель оправдывает средства". Там, где гибнут тысячами жертвы произвола, где народ безнаказанно грабится и засекается, там жгучее чувство жалости будет всегда поднимать мстителей.
Наконец, во имя чего в действительности принимаются все меры стеснения и пресечения? Во имя чего задавлено слово, уничтожена гласность суда, задавлена кроха самоуправления и плодятся новые власти - во имя ли мирного развития России, улучшения быта народа, просвещения общества или самодержавия дома Романовых, то есть, в сущности, для усиления власти чиновничества, этой современной опричнины? Хотя века изменили форму, принцип тот же: с одной стороны, опричнина, с другой - безгласная, всевыносящая земщина. Злоупотребления опричнины сознавали сами цари: Александр I, Николай I, Александр II бесплодно пытались искоренить их. Впрочем, всегда казнокрады подходили под манифесты, приносившие политическим преступникам очень жалкое облегчение участи. Вы сами, Ваше Величество, окажетесь бессильным в борьбе с злоупотреблениями, если и осуществится учреждение суда, имеющего судить и министров: бессилие неизбежно, потому что в основе всех царских мер лежит все то же бесправие, все та же безгласность общества.
Внутренняя политика Николая I стоила дорого России. Реформы Вашего Величества отодвигают Россию назад к этой мрачной поре. Горькие уроки Крымской войны заставили Александра II в конце 50-х и начале 60-х годов изменить политику. Неужели нужны еще такие же горькие уроки, чтобы вывести наружу всю гнилость государственного порядка? Спасение только в возвращении к реформам отца Вашего и дальнейшем развитии их. Свобода слова, неприкосновенность личности, свобода собраний, полная гласность суда, образование, широко открытое для всех способностей, отмена административного произвола, созвание земского собора, к которому все сословия призвали бы своих выборных, - вот в чем спасение.
Мера терпения переполняется. Будущее страшно. Если до революции, ниспровергающей монархию, далеко, то очень возможны местные пугачевщины, и вновь назначенное Вами земское начальство, которое еще лишним бременем неудобоносимым ляжет на плечи сельского мира, сделает, чтобы вызвать их более, чем могли бы то сделать революционеры наши. Народ будет привыкать к крови. Честные граждане с ужасом предвидят бедствия, которые в более или менее отдаленном будущем несет порядок опричнины, всевластной над земщиной, - и молчат, но дети и внуки их молчать не будут.
Вы самодержный царь, ограниченный законами, которые сами издаете и отменяете, ограниченный еще более не исполняющим законы эти чиновничеством, которое Вы сами назначаете. Одно слово Ваше - и в России переворот, который оставит светлый след в истории. Если Вы захотите оставить мрачный, Вы не услышите проклятий потомства, их услышат дети Ваши, и какое страшное наследство передадите Вы им!
Вы, Ваше Величество, один из могущественнейших монархов мира; я рабочая единица в сотне миллионов, участь которых Вы держите в своих руках, и тем не менее я в совести своей глубоко сознаю свое нравственное право и свой долг русской сказать то, что сказала.