Данилевский Григорий Петрович - Данилевский Г. П.: Биобиблиографическая справка

   ДАНИЛЕВСКИЙ, Григорий Петрович, псевдоним - А. Скавронский [14(26).IV.1829, с. Даниловка Изюмского у. Харьковской губ.- 6(18). XII.1890, Петербург] - прозаик, переводчик. Принадлежал к старинному роду украинских помещиков. Детские годы прошли в атмосфере патриархальной старины. Большую роль в раннем развитии ребенка сыграли простые дворовые - няня Аграфена, ее муж Анисим. "Сказки этих стариков производили глубокое впечатление. Бывало, рассказ давно кончен... а у детского изголовья всю ночь до утра отзывается жалобный голос рыбки, бывшей когда-то красавицей-хуторянкой, стучит-гремит по лесу страшная кобылья Голова, шепчутся и шелестят степные травы, которым внимает казак-пленник в Крыму, плачет переселенная в свирель душа зарезанной девочки..." (Соч.- Т. 8.- С. 94-95). Поэтический мир народных преданий Украины и ее природы, во многом определивший детские впечатления Д., отразился впоследствии и в его творчестве. Мальчик рано потерял отца. Его воспитанием занималась мать- Екатерина Григорьевна Купчинова, женщина образованная, начитанная, талантливая музыкантша, оказавшая влияние на духовный склад сына. Подробные письма Д. к матери заключают богатый материал для его биографии.

   В 1841 г. Д. был определен в Московский дворянский институт - знаменитое учебное заведение, освященное именами В. А. Жуковского, А. С. Грибоедова, М. Ю. Лермонтова, К. Ф. Рылеева, Ф. И. Тютчева. Гуманитарное направление института способствовало формированию литературных способностей Д., который в эту пору "до безумия влюбился в поэзию" (Т. 14.- С. 219). К этому времени относятся и его первые литературные опыты. Но жизнь в Москве кажется ему "беззаботной". Его манит Петербург, привлекает чиновничья карьера. В 1846 г. по окончании института он поступает в Петербургский университет на камеральное отделение юридического факультета, изучает экономические и естественные науки и не оставляет литературных занятий. В 1849 г. Д. был неожиданно арестован по делу петрашевцев и заключен в Петропавловскую крепость. Вся его переписка была конфискована и представлена в III отделение. Поводом к аресту послужило его знакомство со слушателем университета петрашевцем В. П. Катеневым. Сам Д. к кружку петрашевцев никогда не принадлежал. Почти через 4 месяца он был освобожден за недостатком улик, но еще некоторое время находился под надзором полиции. В 1850 г. Д. успешно закончил университет. С 1850 по 1857 гг. служил в министерстве народного просвещения. Выезжая по роду своей деятельности в командировки, Д. работал в монастырских архивах, знакомясь с древними рукописями исторического содержания в Курской, Харьковской, Екатеринославской губ., собирая материалы о Петровской эпохе в Полтаве. Впечатления от командировки 1856 г. по изучению истории и этнографии прибрежных районов юга России отразились в дальнейшем на творчестве Д., определив как типы героев, так и место действия его первых романов. Он вхож в литературные салоны Петербурга и Москвы, сходится с М. П. Погодиным, посещает вечера поэтессы гр. Е. П. Ростопчиной, бывает у С. П. Шевырева и А. Ф. Вельтмана, находится под покровительством П. А. Плетнева, встречается с А. Н. Майковым, Н. Ф. Щербиной, Я. П. Полонским, Л. А. Меем, О. И. Сенковским, А. В. Дружининым и др. Неизгладимое впечатление на Д. производит знакомство с его кумиром - Н. В. Гоголем (1851), описанное в литературных воспоминаниях ("Знакомство с Гоголем", 1886). Интерес Д. к украинской национальной культуре проявился в этот период в работе над биографией писателя Г. Ф. Квитки-Основьяненко, в изучении жизни и творчества философа XVIII в. Г. Сковороды, статьи о которых впоследствии вошли в цикл очерков "Украинская старина" (1866). В конце 50 гг. Д. сотрудничал во многих периодических изданиях: "Московские ведомости", "Северная пчела", "Голос", "Санкт-Петербургские ведомости", "Одесский вестник", "Биржевые ведомости" и др. Увлечение литературой привело к убеждению, что "литератор выше всякого чиновника" (Т. 1.- С. 61), а обращение к историческому прошлому и настоящему Украины заставило бросить чиновничий Петербург и уехать на родину. Там в 1857 г. Д. женился на дочери местного помещика Ю. Е. Замятиной. Общественная деятельность, в которую он включился в период подготовки крестьянской реформы, став выборным от дворян в Харьковский губернский комитет по улучшению быта помещичьих крестьян, дает обильный материал для изучения жизни крепостных и их отношений с помещиками. Относясь сочувственно к тяжелому положению крестьян и иронически изображая их хозяев, Д. тем не менее не видит антагонизма между этими классами (рассказ "Село Сорокопановка", 1859; очерк "Пенсильванцы и каролинцы", 1860). Он призывает к "полюбовному" разделу земли (статья "Харьковский крестьянин в настоящее время", 1858). С 1865 г. Д. состоит членом Харьковского земства, почетным мировым судьей Змиевского у. (1867) и пр. В 1860 г. Д. выезжает за границу. Свои впечатления о пребывании во Франции, Англии, Германии, Италии, Венгрии он изложил в "Письмах из-за границы" (1867). С 1869 г. писатель вновь в Петербурге. Он становится членом Совета по делам печати и бессменным сотрудником, а потом редактором газеты "Правительственный вестник". Дослужился до чина тайного советника. Умер от болезни почек, похоронен в с. Пришиб Харьковской обл.

   Д. дебютировал как поэт в середине 40 гг. В 1849 г. была опубликована поэма "Гвайя-Ллир" ("Библиотека для чтения") о завоевании Мексики испанскими колонизаторами. Ища свой путь в литературе, Д. обрабатывает в стихотворной форме слышанные в детстве украинские сказки, пробует себя и в драматургии: пьеса "Пир у поэта Катулла" (1852) шла на сценах Петербурга и Москвы. Он также много работает над переводами произведений Байрона, Шиллера, Лонгфелло, Новалиса, Мицкевича и драм Шекспира "Ричард III" и "Цимбелин". Своеобразным рубежом, как бы завершающим подготовительный период творчества Д., явился рассказ "Повесть о том, как казак побывал в Бахчисарае" ("Современник", 1852). Несмотря на явное влияние "Вечеров на хуторе близ Диканьки", в нем определились оригинальные черты, характерные для ряда рассказов Д., составивших его первый сборник "Слобожане" (1853),- национальный колорит пейзажных и бытовых зарисовок, сделанных с мягким юмором и наблюдательностью. Автору кажется, что он нашел себя. "Сказки были мои только по форме, Шекспир - по языку, а это все мое". "Я теперь узнал, ... в чем могут состоять мои силы",- пишет он матери о "Слобожанах" (Т. 1.- С. 57).

   В 1862 г. вышел первый роман Д. "Беглые в Новороссии" ("Время") под псевдонимом А. Скавронский, действие которого происходит накануне крестьянской реформы. Его герои - крестьяне, бежавшие в поисках воли от крепостной зависимости и своих хозяев-притеснителей и попавшие в новую, еще более ужасную кабалу. Таков Левенчук, вызывающий сочувствие автора. Вначале нерешительный, тихий и робкий, он, доведенный до отчаяния, поднимается до активного протеста, готовый на убийство богача-душегуба Панчуковского за поруганную невесту, за искалеченную жизнь. Бесправие беглых писатель сравнивает с положением черных невольников в Америке, а украинских "плантаторов" - с американскими рабовладельцами. Ярый крепостник Панчуковский, отвергая необходимость крестьянской реформы, находит крепостному праву даже "нравственное" оправдание: "Ведь рабство - это труд, а труд - кусок хлеба, а хлеб - честь, нравственность!" (Т. 2.- С. 49). Выход в свет первого романа Д. был сопряжен с цензурными осложнениями, возникшими, в частности, из-за образа священника Павладия - защитника всех сирых и обездоленных, ставящего выше духовных книг сочинения В. Г. Белинского. О публикации "Беглых в Новороссии" хлопотали бр. М. М. и Ф. М. Достоевские, в чьем журнале роман был напечатан. Содержание романа раскрывается при помощи запутанной фабулы, излишних нагромождений в сюжете, изобилующем приключениями и немотивированными, случайными эпизодами. Это дало повод М. Е. Салтыкову-Щедрину подвергнуть произведение резкой критике и упрекнуть его автора в отсутствии "признаков жизненной правды" (Щедрин Н. Полн. собр. соч.- Т. 5.- С. 356).

   Написанный вскоре второй роман Д. "Воля" ("Время", 1863) является своеобразным продолжением "Беглых в Новороссии", на что указывает и подзаголовок "Беглые воротились". Характеры и события "Воли" складываются непосредственно под влиянием реформы о крепостном праве, обманувшей надежды крестьян. Возвращаясь в свои родные места к крестьянскому труду, беглые не получали земельных наделов. Сомнение крестьян в их освобождении в период подготовки реформы ("Село Сорокопановка") заменяется в "Воле" открытым возмущением: "Нас надули, обманули! Настоящий закон спрятан" (Т. 3.- С. 71). Д. в новом романе удалось отразить логику событий, приводивших к пореформенным крестьянским волнениям. "Воля та, когда сам ее взял",- поучает горький бродяга Зинец Илью Танцура - главного героя книги. Судьба Зинца, рассказанная в своеобразной вставной новелле, напоминает историю Левенчука, отомстившего своему барину. Илья Танцур уже не бунтарь-одиночка, а крестьянский вожак, способный повести за собою массы. Танцур, ставящий дело народного отмщения выше личного благополучия, противопоставлен в нравственном плане персонажам, представляющим местную дворянскую среду. Изображенная в сатирических тонах земельная тяжба между генералом Рубашкиным и местной помещицей Перебоченской позволяет показать взяточничество, махинации и подкуп властей. Однако либерал Рубашкин и крепостница Перебоченская объединяются перед лицом крестьянского бунта, отстаивая свои сословные интересы. По своей форме роман "Воля" выгодно отличается от "Беглых в Новороссии": его сюжет в значительной степени утрачивает авантюрность.

   Первые романы Д. были написаны в период демократического подъема в России, и сам писатель подчеркивал решающую роль в их создании "освободительной поры пятидесятых годов" (Т. 1.- С. 94). Обращение к народной жизни, разработка крестьянской темы, интерес к этнографическому материалу, положенному в основу повествования, сатирическое изображение представителей дворянства было данью Д. литературной демократической традиции начала 60 гг. и претерпело впоследствии трансформацию в его творчестве. В его последующих произведениях социальные противоречия были значительно сглажены. В романах "Новые места" ("Русский вестник", 1867) и "Девятый вал" ("Христова невеста") ("Вестник Европы", 1874) главный герой уже не человек из народа, а буржуазный предприниматель, "честно" отдающий свой труд на пользу России. Писатель не видит зла и разрушительной силы, которые несет с собой капиталистический строй. По его представлениям, будущее - за "деловым человеком", сменяющим в общественном плане "лишних людей". Мотив народного бунта вновь возникает у Д. в его последнем романе "Черный год" ("Пугачевщина") ("Русская мысль", 1888-1889), где он обратился ко времени Крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева (1773-1775). Но в народном движении Д. увидел лишь случайность. Он не понял истинных социальных причин восстания и пытался разрешить психологическую задачу: "Почему <...> наш бедный, темный народ, сбитый с толку самозванцем, в коем он видел царя... пролил столько крови, будучи от природы добрым?" (Институт русской литературы. Рукописное отделение.- Ф. 559.- No 36.- Л. 13). Отношение автора к пугачевскому восстанию подчеркнуто и в заглавии книги. Сатирические типы крепостников первых романов Д. уступают место идеализированным героям из дворян, отечески заботящимся о своих подопечных.

   В романе "Черный год" Д. продолжает освоение исторической тематики, которая с 70 гг. становится ведущей в его творчестве. Интерес к историческим сюжетам проявлялся у писателя еще в 50 гг. (рассказы "Вечер в тереме царя Алексея", "Царь Алексей с соколом", "Екатерина Великая на Днепре"). К началу 70 гг. относится цикл художественных очерков "Семейная старина" из истории рода Д., к 1878 г.- роман "Потемкин на Дунае". Широкую известность Д. принес роман "Мирович" (первоначальное название "Шлиссельбургский узник"), написанный в 1875 г. Он был запрещен цензурой и напечатан только в 1879 г. ("Вестник Европы") с измененным заглавием. В нем писатель обратился к эпизоду из истории российского престола середины XVIII в.- убийству при попытке освобождения офицером Мировичем таинственного Шлиссельбургского узника Ивана Антоновича, провозглашенного в младенчестве императором и низложенного вскоре гвардейцами Елизаветы.

   Использование Д. документальных источников, лежащих в основе повествования, отразило уровень развития отечественной историографии 70 гг., когда, наконец, стали доступны многие запрещенные материалы. Писателя отличает внимательное отношение к историческим сведениям. Роман "Мирович" включает непосредственно документы эпохи (Д. был известен, напр., дневник Мировича, он первым установил факт посещения принца Петром III, неизвестный даже историку С. М. Соловьеву), различные версии событий (особенно ценными из них писатель считал записки В. П. Кочубея (1860) и Д. Н. Блудова (1871), работы историков М. И. Семевского (1866), А. Г. Брикнера (1874), С. М. Соловьева (в 1875 г. вышел 26 т. "История России"), Д. интересовался мнением академика Я. К. Грота и преданиями своего рода (прадед писателя, земляк Мировича, воспитывался с ним в одном корпусе). Единственным литературным источником был план к роману о Мировиче Г. Ф. Квитки-Основьяненко (Русский архив.- 1863.- Вып. 2.- С. 160-170), откуда Д. заимствовал некоторые сюжетные ходы.

   Авторская трактовка исторических лиц и событий романа не выходила за рамки дозволенного. Трагедию ни в чем не повинного Иоанна Д. не связывал со злой волей монархов, которые, как оказывается, даже проявляли к нему сочувствие (Елизавета плачет, глядя на него, Петр III собирается разделить с ним трон и пр.). Несчастный принц показан игрушкой в руках судьбы, невольной жертвой роковых обстоятельств. Тем не менее объективно речь шла о преступной природе самой монархической власти, утверждающейся на крови. Перед новой императрицей вновь неминуемо встает дилемма - сострадание или спокойствие трона, и она поощряет Панина за жесткое ее решение: "Империум мой <...> всегда будет крепок с такими слугами" (Т. 10.- С. 23).

   Герои "Мировича" не производят впечатления людей, искусственно перенесенных в чуждую для них среду. Они представляют конкретную историческую эпоху. Особое мастерство Д. проявилось в изображении внешних черт эпохи - ее предметного мира и быта. Этнографический материал романа и занимательность и драматизм фабулы, "сочиненной самой исторической действительностью", были, по мнению критики, причиной его популярности (Михайловский Н. К. К теории вольницы и подвижников.- С. 726). Отмечая "добросовестность" Д. в обращении с историческим материалом, критика в то же время указывала на "злоупотребление историческими лицами", которые произвольно сближаются в сюжете, что нарушает историческую достоверность романа (Авсеенко В. Г.) Мирович. Исторический роман в трех частях Григория Данилевского // Русский вестник.- 1879.- No 9.- С. 398-423; Скабичевский А. М. История новейшей русской литературы.- С. 371). Резко отозвался о Д. в статье "Бесплодная нива" Н. В. Шелгунов, упрекая его за отсутствие "историко-политической точки зрения" и измерение исторических героев "моральным аршином" (Дело.- 1880.- No 10.- С. 41-53).

   Своеобразным продолжением "Мировича" был роман "Княжна Тараканова" (1883), разрабатывающий сходную проблематику на материале той же эпохи. В основе его сюжета лежит авантюрная история самозванки - претендентки на царский престол, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы. Вновь применяя нравственный критерий к оценке исторических событий, Д. симпатизирует своей героине, жертве борьбы за власть, и осуждает ее врагов. При создании образа А. Орлова Д. отступает от стереотипа в изображении личности графа как исполина века и показывает его жестокость и вероломство. Форма дневника очевидца событий лейтенанта Концова, в которой дана I часть романа, свидетельствует о мастерстве авторской стилизации. Сведения о княжне Таракановой, на которые опирался Д. в романе, стали доступны в России только в 60 гг.: доклад В. Н. Панина, опубликованный в "Чтениях Московского общества Истории и Древностей" (М., 1867.- Кн. 1); "Заметки о самозванцах в России" С. М. Соловьева (Русский архив.- 1868.- No 2) и др. Особое влияние на Д. оказал очерк П. И. Мельникова-Печерского "Княжна Тараканова и принцесса Владимирская" (Русский вестник.- 1867.- Т. 69-70). В отличие от "Мировича" у "Княжны Таракановой" были литературные параллели (Карнович Е. П. Самозванные дети. Историческая повесть из времен императрицы Екатерины II.- Спб., 1880; Салиас Е. А. Принцесса Володимирская.- Спб., 1882; Сухонин П. П. (А. Шардин). Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы.- Спб., 1883). Произведения Д. выделялись на фоне массовой исторической беллетристики этого периода деликатным отношением автора к историческому факту, умением воссоздать колорит эпохи и своей гуманистической направленностью. Особенно часто писатель обращался к эпохе XVIII в. Современники считали Д. "большим знатоком XVIII в." (Некролог.-- С. 11). Но он отдал дань и другим периодам русской истории. Петровскому времени посвящен роман "На Индию при Петре" (1880) и последнее незаконченное произведение "Царевич Алексей". В 1883 г. Д. публикует отрывки из незавершенного романа о декабристах "Восемьсот двадцать пятый год". Лучшим его произведением часто называют роман "Сожженная Москва" ("Русская мысль", 1886) на тему Отечественной войны 1812 г. В "Сожженной Москве" Д. остался по-прежнему верен своему излюбленному способу отражения исторической действительности, в основе которого лежит авторский интерес к отдельному эпизоду из прошлого. Поэтому внимание автора сосредоточено на перипетиях личной жизни героев, на их переменчивых в условиях войны судьбах, сами же исторические события составляют фон повествования. В центре сюжета "Сожженной Москвы" - романтическая история исключительной любви Авроры и Базиля Перовского. Война властно вторглась в их судьбы, разрушила их счастье. Базиль испытывает все тяготы плена, Аврора становится партизанкой и погибает при попытке убить Наполеона. Характер героини дан в романтическом ключе и своими идеальными чертами напоминает пушкинскую Полину из "Рославлева" - обеих сближает смелость души и страстная любовь к Отечеству, их вдохновляют одни и те же примеры библейской Юдифи, Марфы Посадницы, Шарлоты Корде.

   Традиции "Рославлева" ощутимы и в изображении настроений русского аристократического общества, претерпевшего эволюцию в своем отношении к Наполеону. Сохранена пушкинская ирония в адрес великосветского "патриотизма" тех, чьи чувства выражались в нюханий русского табака и предпочтении щей лафиту. Так, княгиня Шелешпанская выдворяет из молельни портрет своего бывшего кумира Наполеона и велит привесить надпись "Убийца и злодей". Развенчание культа Наполеона не приводит Д. к потере чувства меры, как, напр., это происходит с Д. Л. Мордовцевым в романе "Двенадцатый год" (1879). Но, оценивая личность Наполеона с нравственных позиций и развеивая миф о его величии, Д. в то же время считает его единственным виновником войны. В этом, в частности, сказалось противоречие писателя в понимании роли личности в истории.

   Разоблачение завоевателя составляет часть антивоенной темы, которая раскрывается в изображении патриотической борьбы с ним защитников России. Символом ее является образ спаленной, но не покоренной Москвы. В ряде выразительных эпизодов показана самоотверженность простых людей - старосты Клима, дворецкого Сокова, дворника Карпа, мельника Петра, поджигающего свою избу с находившимися в ней французами, и др. "Вот он, русский-то народ! Они вернее и проще нас поняли просвещенных наших завоевателей", - думает Перовский (Т. 13.- С. 91). Его образ навеян личностью В. А. Перовского, участника событий 1812 г., знакомого Д. по его "Запискам" о пребывании в плену у французов (Русский архив.- 1865.- No 3), непосредственно использованных в романе, и по рассказам о нем историка М. П. Погодина. Обращение писателя к эпохе, прочно ассоциировавшейся с романом-эпопеей Л. Толстого "Война и мир", стало предметом обсуждения в критике 80 гг. (В. П. Буренин, Е. М. Гаршин, А. М. Скабичевский и др.). Однако подчеркивалось, что Д. удалось осветить "незатронутый Толстым уголок тогдашней эпохи" (Русское богатство.- 1886.- No 4.- С. 216. Анонимно).

   Находясь под обаянием творения Толстого, писатель ездил в Ясную Поляну (1885) с целью показать ему свое сочинение, и Толстой, по свидетельству Д., просил его напечатать роман. Явное влияние книги Толстого на "Сожженную Москву" проявилось не только во внешнем сходстве некоторых героев и положений, но и в своеобразном обращении Д. к толстовской традиции в трактовке войны как национального бедствия, в изображении народного сопротивления, в развенчании личности Наполеона. "Сожженная Москва" была сочувственно встречена современниками. Ее причисляли к "лучшим историческим романам, какие в последние годы являлись в нашей литературе" (Исторический вестник.- 1887.- No 1.- С. 208. Подпись: А. М.). Это произведение Д. не утратило читательского интереса и до наших дней.

   Сочинения Д., одного из самых популярных исторических романистов 70-80 гг., выдержали 6 прижизненных изданий (с 1876 г.), с 1874 г. они переводились на многие европейские языки.

  

   Соч.: Соч.: В 24 т. / Биограф, очерк С. Трубачева.- 9-е изд. - Спб., 1902; Мирович. Княжна Тараканова, Сожженная Москва / Подгот. текста и примеч. Б. В. Яковлева.- М., 1961; Мирович. Княжна Тараканова. Сожженная Москва.- М., 1977; Сожженная Москва / Вступ. ст. Г. Богуславского.- М.. 1968; Сожженная Москва: Исторический роман/ Примеч. Э. С. Виленской.- М., 1979; Беглые в Новороссии. Воля. Княжна Тараканова / Послесл. Э. Виленской.- М., 1983.

   Лит.: Сокальский П. П. Поэзия труда и борьбы // Русская мысль.- 1885. No 11.- С. 149-167; No 12.- С. 25-43; Гаршин К. Критические опыты. Спб., 1888.- С. 131-134, 138-140; Левин С. С. Григорий Петрович Данилевский // Исторический вестник.- 1890.- No 4.- С. 154-170; Григории Петрович Данилевский. Некролог.- Спб., 1890 (оттиск из No 268 "Правительственного вестника", 1890); Скабичевский А. М. История новейшей русской литературы.-Спб., 1891.- С. 233-235, 371-373; Данилевский М. Г. Г. П. Данилевский, по личным его письмам и литературной переписке.- Харьков, 1893; Трубачев С. С. Г. П. Данилевский: Биографический очерк.- Спб., 1893; Михайловский Н. К. К теории вольницы и подвижников: Мирович. Исторический роман в трех частях Г. П. Данилевского // Михайловский Н. К.- Спб., 1897.- Т. IV.- С. 722-735; Черкас А. Г. П. Данилевский // Русский биографический словарь под наблюдением А. А. Половцева.- Спб., 1905.- Т. 6.- С. 63-66; Салтыков-Щедрин М. Е. Литературная подпись // Щедрин Н. Полн. собр. соч.- М., 1937.- Т. 5.- С. 284-286; Он же. Воля. Два романа из быта беглых А. Скавронского // Там же.- С. 354-362; Он же. Новые сочинения Г. П. Данилевского (А. Скавронского, автора "Беглых в Новороссии") // Там же.- Т. 8.- С. 308-311; Апостолов Н. Н. Л. Н. Толстой и Г. П. Данилевский // Лев Толстой и его спутники.- М., 1928.- С. 215-218; Лотман Л. М. Роман из народной жизни. Этнографический роман // История русского романа: В 2 т.- М.; Л., 1964.- Т. 2.- С. 390-415; Петров С. Русский исторический роман XIX века.- М., 1964.- С. 434-435; Кимова Л. X. Исторический роман Г. П. Данилевского "Мирович".- Нальчик, 1979; Она же. Нравственное и историческое в романе Г. П. Данилевского "Княжна Тараканова" // Филологические науки.- 1981.- No 1.- С. 68-72; Она же. "Сожженная Москва" и "Война и мир": Традиции Льва Толстого в романе Г. П. Данилевского // Вестник МГУ им. М. В. Ломоносова. Филология.- М., 1984.- No 1.- С. 44-49.

  

  

   Источник: "Русские писатели". Биобиблиографический словарь.

   Том 1. А-Л. Под редакцией П. А. Николаева.

   М., "Просвещение", 1990

   OCR Бычков М. Н.