ители и объяснители летописей, и тем более уважаю подобные труды, что они в наше время мало представляют выгод известности и обогащения. Пусть каждая строка Истории Карамзина, каждое слово летописей и хронографов будут рассмотрены, но с духом терпимости, при помощи прямой логики и при светильнике истинной критики, не отдаляющейся от прямого пути для того, чтобы удовлетворить какому-нибудь мелкому чувству униженного самолюбия. Требую для Карамзина строгих критиков: но противников его никогда не признаю достойными уважения.
Теперь слово о защитниках сего писателя. - Но что сказать о них? Их так мало, они так робки и безгласны, что почти совестно говорить против них: однако ж справедливость того требует.
Странная участь сопровождала Карамзина во все продолжение его авторского поприща; но это участь людей необыкновенных! С самого начала до конца оного ему всегда больше вредили подражатели и поклонники, нежели самые решительные критики и порицатели. Вспомним о множестве вялых чувствительных путешественников по России {Исключая, по всей справедливости, Путешествие в полуденную Россию г-на Измайлова, где много исторических воспоминаний, замечаний о нравах и описаний, занимательных для читателей.}, явившихся после Писем русского путешественника, столь занимательных и красноречивых; вспомним о множестве плаксивых сказок, написанных в подражание бедной Лизе: во всем этом винили не бессилие подражателей, а Карамзина, как будто он виноват в том, что силою таланта увлек за собою множество бесталанных почитателей. Вспомним, напротив, о том времени, когда один комик написал комедию, в которой представил карикатуру, снятую с сих подражателей, и которую, однако же, он метил на самого Карамзина:51 долго ли она забавляла публику, и какую? - На язык Карамзина были написаны томы: и эти томы еще более утвердили язык его между писателями. - Таким образом, и теперь, когда об его Истории никто из критиков, так сказать, не скажет доброго слова, ему вредят не столько сии критики, сколько или безгласность его почитателей, или тот способ, которым берут его сторону.
Противники Карамзина разделяются на два рода: 1) на изыскателей, которые неутомимо роются в летописях, чтобы найти что-нибудь или к пользе русской истории, или против сего писателя; сих людей, чтобы убедить в чем-нибудь, надобно тоже преследовать неутомимо и тем же оружием, т. е. указывать пальцем на страницы, на годы, на числа, на азы и проч. Для большей части из них (не для всех однако) нет доказательств логических, а еще менее можно убедить красноречием и чувством сих людей, почитающих за излишнюю роскошь все, что не покрыто пылью и не пахнет гнилью. - 2) на крикунов, которые сами не читают ни Истории, ни рецензий на оную, а верят всегда журнальному заглавию: Критика, и на кого написана критика, тот у них и виноват. Эти противники сами собой отстанут, когда увидят сильный отпор первым.
Итак, вы хотите защищать Карамзина? - Сличите места критик с источниками историческими; докажите на деле, что не правы критики. Если вы не имеете к тому достаточных сведений, признаться в этом не стыдно, ибо не всякий посвящает себя одному и тому же роду знания. Но для вас как для защитников великого писателя остается еще обширное и благородное поприще: уличите его противников логически в несправедливых их нападках на сего писателя по части неисторической, как-то: в их незнании языка, в их несправедливости, в незнании логики, в слабости их доказательств, в неравнодушии, не похожем на беспристрастие, и проч. и проч. Поверьте, они не столь сильны, чтобы могли противустоять доказательствам: это заметно потому, что они сами слабы в сей важнейшей части критики, чему я показал не один пример в сем рассуждении.
Но вы говорите им и, может быть, красноречиво о заслугах сего писателя, о уважении, которое должны хранить к нему благодарные соотечественники? - Как убедить их напоминанием о заслугах, которых не признают они? Как говорить о уважении тем людям, которые, увлекаясь своею запальчивостью и неудовлетворенным самолюбием, забывают и то уважение, коим обязаны к самим себе и к своим читателям! - Надобно им доказать еще, что Карамзин оказал заслуги, что он заслуживает уважение!
Еще менее выиграете вы в мнении публики и еще вернее подадите против себя оружие, ежели будете требовать, чтоб из уважения к историографу ничего не говорили об нем: тогда и те, которые не были явными противниками стороны справедливой, будут подозревать ее, если не в неправости, то по крайней мере в слабости! Впрочем, я не думаю, чтобы могли найтись такие партизаны между истинными почитателями заслуг славного сего писателя! Я не почел бы даже нужным говорить об этом, если бы недавно не было напечатано в "Московском Вестнике" (No 21 и 22, с. 186) Письмо к издателю52, которое оправдывает мои увещания. Впрочем, я готов усумниться даже в достоверности письма сего и думаю, что оно написано или в насмешку над требованиями безусловных поклонников, или одним из самых отважных противников, с тем, чтобы удалить истинных защитников правого дела, представив их заранее со стороны для них невыгодной, или для того, напротив, чтобы дать повод сказать предварительно мнение против всех возражений, коих могли бы ожидать статьи г-на Арцыбашева.
"Но нужно ли защищать Карамзина?" скажут некоторые из холодных его почитателей или из жарких его противников: "Если вы считаете его выше критики, то критика не может повредить ему". - Я буду отвечать первым: Нет, милостивые государи! Я не считаю сего писателя не подлежащим истинной критике; ибо подобное совершенство не принадлежит человеку. Пусть находят недостатки в его Истории, там, где есть они. Ни один из самых ревностных его почитателей, если он рассудителен, не оскорбится указанием на сии недостатки; но всякий должен оскорбляться тем неуважением, которое оказывают к целому труду его, тою непритворною радостию, которой не могут скрыть сии критики при малейшем пятне, найденном ими в труде его! - Что касается до возражений вторых: будто тем менее должно защищать Карамзина, чем более мы. уверены, что критики несправедливы и что они не могут повредить ему - то ответствую им следующим: Ваша неумеренность, г-да порицатели, переходит все границы: молчание истинных почитателей только что ободряет вас! Я понимаю, что вы желали бы сего молчания; но оно также может ввести в заблуждение публику, как вводит ее в заблуждение крик ваш. Итак, истинные, беспристрастные почитатели заслуг сего писателя не должны молчать, должны вам противиться, должны защищать его!
Но при сей горестной уверенности невольно рождается следующее размышление, которым и заключу статьи мои.
Когда Карамзин начинал писать Историю, с полной уверенностию в важности своего дела, с благородною недоверчивостью к своим силам (ибо я знаю, что он не скоро уступил сему намерению); когда он писал ее, наслаждаясь и трудом своим и надеждою принести пользу своим соотечественникам, посвящал безмолвно сему тягостному труду лучшие лета своей жизни, которые другой с его талантом употребил бы на ежедневное легкое приобретение литературной славы; когда он совершил, наконец, большую часть труда своего и предложил его России, в ожидании по крайней мере благодарности, предложил его тем же, которые некогда восхищались его прекрасными безделками: думал ли он, что через два года после его смерти нужно будет
защищать его?
Впервые: Атеней. 1829. No 3. С. 295-312; No 4. С. 424-444; No 5. С. 524-535. Печатается по первой публикации.
Дмитриев Михаил Александрович (1796-1866) - критик, поэт, переводчик, мемуарист, племянник И. И. Дмитриева. Н. М. Карамзина Дмитриев знал еще с 1812 г.
М. А. Дмитриев выступил в "Атенее" М. Г. Павлова с разбором критических выступлений против "Истории государства Российского".
В 1829 г. в обстановке все более обострявшихся выступлений (Арцыбашев, Руссов, Строев, Сомов и др.) М. А. Дмитриев попытался в серии из трех статей, посвященных противникам и защитникам Карамзина, обосновать некую нейтральную позицию. Критик отметает крайности как свидетельства низкого уровня просвещения и формулирует пять важнейших обвинений против историка, выдвинутых его противниками: 1) надо было писать не историю, а критический свод летописей и других источников. - Никто не вправе требовать от автора другой цели, чем та, которую он сам предположил себе, отвечает на это М. А. Дмитриев. 2) В "Истории" отсутствуют система и единство. - Но русский народ еще не достиг такой степени развития, которую можно взять за точку отсчета и за основание системы. 3) Отсутствует картина международных связей русского государства и внутреннего политического развития. - Однако во время, описанное Карамзиным, внешние сношения с европейскими странами были весьма скудными, а внутренняя политика всегда зависела от воли государей. 4) В "Истории" Карамзина нет "всеобщего философского взгляда". - Но в русской истории до Петра I не было явлений, характерных для истории других европейских государств. 5) Неверность "в своде и изъяснении летописей". - В этом случае необходимо провести тщательное сопоставление "Истории" с летописями. Имеющиеся же сопоставления (проведенные Арцыбашевым) из-за их грубости и неприличия нельзя считать беспристрастными.
Дмитриев демонстрирует незнание Арцыбашевым русского языка, логики, риторики и т. д. "История" Карамзина заслуживает более достойных критиков.
Что же касается "защитников" и подражателей Карамзина, то они всегда более вредили ему, нежели самые противники, не умея доказать заслуг Карамзина, не умея внушить к нему уважение (см.: Козлов В. П. "История государства Российского" Н. М. Карамзина в оценках современников. М., 1989. С. 137-138).
1 "Замечания на Историю государства Российского" Н. С. Арцыбашева были помещены в "Московском вестнике", издаваемом М. П. Погодиным No 21-22 и 23-24 за 1828 г. (см. наст. изд., с. 165-170).
2 Французский философ, математик, физик и физиолог Рене Декарт (1596-1650) видел конечную задачу знания в господстве человека над силами природы, в открытии и изобретении технических средств, в познании причин и действий, в усовершенствовании природы человека. Для достижения этой цели Декарт считал необходимым предварительно усомниться во всем наличном существовании. Это сомнение не сеть неверие в непознаваемость всего сущего, а лишь прием для нахождения безусловно достоверного знания.
3 См. прим. 13 на с. 870.
4 См. прим. 15 на с. 870.
5 См. прим. 16 на с. 870.
6 М. А. Дмитриев подразумевает разнообразие дарований А. П. Сумарокова, автора комедий, трагедий, басен, лирических песен. Расин прославился своими трагедиями, Лафонтен - баснями, Мольер - комедиями.
7 См. прим. 1 на с. 904.
8 См. прим. 13 на с. 918.
9 Жомини Антуан Анри (Генрих Вениаминович; 1779-1869) - военный теоретик и историк, русский генерал от инфантерии, автор "Трактата о великих военных действиях" ("Traite des grandes operations militaries", 1804).
10 См. прим. 14 на с. 870.
11 Тасс (Тассо) Торквато (1544-1595) - итальянский поэт Возрождения.
12 См. прим. 3 на с. 869.
13 См. прим. 13 на с. 879.
14 Галлер Альбрехт фон (1708-1777) - швейцарский естествоиспытатель и поэт.
15 Клейст Генрих фон (1777-1811) - немецкий писатель.
16 См прим. 26 на с. 919.
17 Окен Лоренц (1779-1851) - немецкий естествоиспытатель и философ, последователь Шеллинга.
18 Ансильон Шарль (1659-1715) - французский историк и писатель.
19 Ватте Шарль (1713-1780) - французский эстетик, представитель классицизма.
20 Аст Фридрих (1778-1841) - немецкий ученый-эстетик.
21 См. прим. 24 на с. 870.
22 Лессинг Готхольд Эфраим (1729-1781) - немецкий драматург, теоретик искусства и литературный критик.
23 Винкельман Иоганн Иоахим (1717-1768) - немецкий историк искусства.
24 См. прим. 24 на с. 911.
25 Сисмонди Жан Шарль Леонар Симонд де (1773-1842) - швейцарский экономист и историк.
26 См. прим. 22 на с. 905.
27 См. прим. 19 на с. 919.
28 Аристид (ок. 540 - ок. 467 до н. э.) - афинский полководец.
29 Ксеркс (?-465 до н. э.) - царь государства Ахеменидов, возглавлявший поход персов в Грецию, окончившийся их поражением.
30 Аристарх Самофракийский (ок. 215 - ок. 143 до н. э.) - александрийский филолог.
31 Имеется в виду высказывание М. П. Погодина из его предисловия к публикации статей Н. С. Арцыбашева: "...в предлагаемых замечаниях есть несколько выходок, лично относящихся к Карамзину, писанных как будто бы не с хладнокровием..." (Московский вестник. 1828. No 21-22. С. 287).
32 Имеется в виду философско-утопический роман французского писателя Ф. Фенелона "Приключения Телемака" (1699).
33 "Тилемахида" (1766) - поэма В. К. Тредиаковского.
34 "Сорит (греч. sorit - куча) - вид сложного силлогизма, в котором приводится только последнее заключение, проводимое через ряд посылок; остальные же промежуточные заключения не высказываются, а подразумеваются" (Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1975. С. 562).
35 Юстиниан I (482 или 483-565) - византийский император с 527 г.
36 Велисарий (ок. 504-565) - византийский полководец.
37 Блуд - боярин и воевода великого князя Киевского Ярополка Святославича, считающийся родоначальником дворянского дома Блудовых.
38 См. прим. 20 на с. 911.
39 Свенельд (? - после 977) - воевода князей Игоря и Святослава.
40 Аристотель (384-322 до н. э.) - древнегреческий философ и ученый.
41 "Риторика" - название одного из сочинений Аристотеля.
42 См. прим. 7 на с. 907.
43 Имеется в виду "История России с древнейших времен" кн. М. М. Щербатова. См. прим. 7 на с. 907.
44 См. прим. 38 на с. 919.
45 См. прим. 10 на с. 926.
46 Тохтамыш (7-1406) - хан Золотой Орды с 1380 г.
47 Предваряя публикацию "Замечаний на Историю государства Российского" Н. С. Арцыбашева, М. П. Погодин, в частности, писал: "Смотря на Историю Карамзина в отношении к исторической критике, ее можно в некотором смысле назвать указательницею задач, которых разрешение необходимо для будущей истории. Друзья истины и науки должны желать, чтоб задачи сии разрешались более и более и чтоб мы таким образом скорее узнали великое свое отечество. С сею целию просил я у Н. С. Арцыбашева замечаний на сочинение историографа. Кто имеет право делать такие замечания более человека, который двадцать пять лет, отшельником, занимается российскою историею, и так коротко знаком с нашими летописями?..." (Московский вестник. 1828. No 21-22. С. 286).
48 См. прим. 23 нас. 911.
49 См. прим. 21 на с. 870.
50 Цитата из комедии Д. И. Фонвизина "Недоросль" (д. IV, явл. VIII).
51 Имеется в виду комедия А. А. Шаховского "Новый Стерн" (1805, опубл. 1807). См. в "Записках" Ф. Ф. Вигеля о Шаховском: "Карамзин ... приводил его в ярость, и он хватил в него "Новым Стерном". Он уверял, что хочет истребить отвратительную сентиментальность, порожденную будто бы им между молодыми писателями, и в то же время сознавался, что метит прямо на него" (Русские мемуары. М., 1989. С. 463).
52 См. наст. изд., с. 182-184.