Добролюбов Николай Александрович - Стихотворения Ивана Никитина

v align="justify">   Я зашью казну,

   Сберегу казну,

   Ворочусь в село -

   Прямо к старосте:

   Не разжалобил

   Его бедностью,

   Так разжалоблю

   Золотой казной...¹⁶

  

   Мы нарочно сделали это сравнение, чтобы показать, до какой степени холодно, обдуманно, головным образом берется г. Никитин за свои изображения и каким образом желание показаться умным дитятей пересиливает в нем живые чувства и ослабляет энергию его внутренней жизни. От постоянной привычки высказывать только вещи, принятые в хорошем литературном обществе, самая восприимчивость г. Никитина как-то притупилась: он работает не из сырого материала, а почти всегда уже из того, который был в обделке. Не жизнь вдохновляет его, а умные изображения жизни у поэтов и мыслителей. Двадцать раз на разные лады он повторяет, что он измучен жизнью, что не знает, куда деваться от пошлых, грязных сцен, от невежественных оскорблений и проч. Но все это говорится в общих чертах, как вывод из чего-то давно известного; а как это давно известное отразилось именно лично на поэте, этого и нет нигде. Он постоянно "уединяется от нас в холодное величье" и как будто силится показать, что у него в сердце сидит знаменитая Weltschmerz {мировая скорбь (нем.).- Ред.}, печаль о бедствиях человечества. Но ведь, чтобы иметь право высказывать такую печаль, надо, во-первых, мыслью своей уйти подальше, чем г. Никитин, и не писать стихотворений вроде "Молитвы дитяти", "На кладбище" и т. п. А во-вторых, и мировая печаль должна же непременно иметь свою "точку отправления", должна же начинаться с каких-нибудь частных впечатлений и мотивов, которые непременно и выскажутся в стихах поэта, истинно и глубоко проникнутого горем хотя бы и о бедствиях человечества. В противном же случае выходят либеральные фразы, как, например, в следующем стихотворении г. Никитина:

  

   Покой мне нужен.

   Грудь болит,

   Озлоблен ум, и ноет тело.

   Все, от чего душа скорбит,

   Вокруг меня весь день кипело.

   Куда бежать от громких слов?

   Мы все добры и непорочны!

   Боготворить себя готов

   Иной друг правды безупречный!

   Убита совесть, умер стыд,

   И ложь во тьме царит свободно;

   Никто позора не казнит,

   Никто не плачет всенародно!..

   Меж нами мучеников нет,

   На крик "спасите!" нет ответа!

   Не выйдем мы на божий свет:

   Наш рабский дух боится света!

   Быть может, в воздухе весь вред:

   Чему бы гибнуть,- процветает,

   Чему б цвести,- роняет цвет

   И жалкой смертью умирает.

  

   Все это прекрасно; но все это не впечатления прожитой жизни, а фразы, к которым способны и г. Бенедиктов, и г. Розенгейм, и даже г. Минаев, и которые решительно никому не нужны и ничего не объясняют. У г. Никитина эти фразы тем более лишены всякого значения, что они не выражают даже его собственного, прочного миросозерцания. Например, в приведенном стихотворении он жалуется на громкие слова при отсутствии настоящего дела; еще яснее это выражено в стихотворении "Разговоры", которое оканчивается следующими куплетами:

  

   Как поверить словам,-

   По часам мы растем;

   Закричать "помоги!" -

   Через пропасть шагнем!

   В нас душа горяча,

   Наша воля крепка,

   И печаль за других

   Глубока, глубока!

   А приходит пора

   Добрый подвиг начать,-

   Так нам жаль с головы

   Волосок потерять:

   Тут раздумье и лень,

   Тут нас робость возьмет...

   А слова - на словах

   Соколиный полет!..

  

   А между тем он же пишет стихотворение, в котором восхищается современными начинаниями и находит, что уже -

  

   Мертвые в мире почили,

   Дело настало живым¹⁷.

  

   В другом стихотворении он настаивает, чтобы поэт

  

   Не говорил, что жизнь ничтожна...¹⁸- и пр.

  

   Все это заставляет нас желать, чтобы г. Никитин как можно менее поддавался очарованию текущей изящной словесности, как можно менее заботился об опрятных, вылощенных и звучных фразах, а обратился прямо к жизни, проходящей у него пред глазами. Наше желание всего более основываем мы на поэме "Кулак", доказывающей, что г. Никитин не чужд живой наблюдательности. Но и в лежащей пред нами книжке можно находить - если не целые стихотворения, то хоть отдельные места, доказывающие то же самое. К сожалению, заботясь всего более о художественности (которую он, притом, смешивает с красивостью описаний), г. Никитин до сих пор очень небрежно пользовался этой стороной своего таланта. Например, у него есть стихотворение, в котором является перед нами крестьянская девочка-приемыш. Она подходит к детям, те ее отталкивают и гонят прочь, а отец пускается в рассуждения о том, как ему неприятно и тяжело кормить чужую девчонку, у которой мать - "чай поди гуляет"... К этому старик прибавляет:

  

   И девчонка-то больная:

   Сохнет, как трава,

   Да все плачет... дрянь такая!

   А на грех жива...¹⁹

  

   Девочка все это слышит и понимает... Кажется, для полного, художественного представления такого явления вовсе не нужно описывать, как, например, "лебеди плывут по равнине вод", как "луг зеленеет, подобно бархату", как "влага брызжет жемчугом" и т. п. А у г. Никитина половина стихотворения состоит из описания всех этих прелестей, а во второй появляется девочка. Стихотворение очень длинно,- стихов сто,- обе части ничем не связаны внутренне, особенной энергии изображения нет ни в той, ни в другой части, и потому ни картина озера, ни печальное положение девочки не производят на нас полного впечатления, на какое рассчитывал, конечно, поэт. Таким образом, из ложного убеждения (поддерживаемого, впрочем, некоторыми критиками), что у него есть талант пластической поэзии, и из привязанности к рутине, требующей подробного изображения места и всей обстановки действия, г. Никитин часто пренебрегает развитием существенно важной стороны стихотворения и тем чрезвычайно вредит себе. Он, например, в другом стихотворении хочет выставить несчастное положение девушки, остающейся одинокою и беспомощною после смерти бедняка отца ее. Для этого он удачно выбирает тот самый момент, когда отец ее лежит на столе, а она, одна, ночью сидит у его трупа. Но что же г. Никитин делает с этим содержанием? Он начинает:

  

   В глубине бездонной

   Полны чудных сил,

   Идут миллионы

   Вековых светил,- и т. д.²⁰.

  

   Половина стихотворения посвящена описанию того, как ночью светят звезды и как спит весь город, а потом уже переход к тому, как дочь не спит, и пр. Этим недостатком сосредоточенности поэта на одном чувстве или мысли, этой разбросанностью и как будто бесцельностью страдает большая часть стихотворений г. Никитина, имеющих повествовательное содержание. А это очень неприятно действует на читателя, потому что показывает, как будто поэт сам-то очень мало интересуется предметом своего рассказа: таково бывает впечатление от рассказчиков, которые начинают всегда издалека, беспрестанно бросаются в сторону, заговариваются и за ненужными подробностями нередко забывают главное дело, о котором толкуют.

   А есть у г. Никитина вещи, обличающие в нем если не сильный талант, то по крайней мере присутствие силы воображения и теплого чувства. Нам нравится, например, у него изображение старика, который, переживши всех своих детей и внучат, живет один в избушке, только с старым котом, занимается плетеньем лаптей и постоянно ходит в храм божий:

  

   К стенке, около порога,

   Станет там кряхтя

   И за скорби славит бога,

   Божие дитя...²¹

  

   Понравились нам и несколько стихов в "Пряхе", где старушка в бурную зимнюю ночь, сидя в холодной избушке, вспоминает об умершем муже и сыне:

  

   Плач да стон она все слышит

   И, припав к стеклу,

   На морозный иней дышит.

   Смотрит - по селу

   Кто-то в белом пробегает

   С белой головой,

   Горстью звезды рассыпает

   В улице пустой;

   Звезды искрятся... А вьюга

   В ворота стучит...

   И старушка от испуга

   Чуть жива сидит...

  

   Довольно горячо и живо показалось нам выражение чувства сострадания к беднякам в нескольких стихах пьесы "Опять знакомые виденья". Поэт вспоминает разных лиц, от которых приходится терпеть всевозможные прелести, и потом обращается к бедному люду:

  

   И ты, в своей одежде грязной,

   Наш бедный труженик народ,

   Несущий крест свой терпеливо,

   Ты,- за кого красноречиво

   Ведем мы спор, добро любя,

   Пора ль на свет вести тебя,-

   И ты мне вспомнился... Угрюмо,

   В печальной доле хлебу рад,

   Ты мимо каменных палат -

   Идешь на труд с тупою думой,

   Полуодет, полуобут,

   Нуждой безжалостной согнут...

  

   Удачные стихи нередко попадаются у г. Никитина; но это большею частью - комбинации из нескольких удачных стихов других поэтов; потому особенного впечатления они не производят. Впрочем, лучше других, то есть более обнаруживают внутренней работы, стихотворения: "Ах, у радости быстрые крылья", "Ах ты, бедность горемычная", "Ехал с ярмарки ухарь-купец", "Пахарь", "Соха", "Нищий"²². Последнее - едва ли не лучшее в книжке. Вот оно все:

  

   И вечерней и ранней порою

   Много старцев, и вдов, и сирот

   Под окошками ходит с сумою

   Христа ради на помощь зовет.

   Надевает ли сумку неволя,

   Неохота ли взяться за труд,-

   Тяжела и горька твоя доля,

   Бесприютный, оборванный люд!

   Не откажут тебе в подаянье,

   Не умрешь ты без крова зимой,-

   Жаль разумное божье созданье,

   Человека в грязи и с сумой!

   Но беднее и хуже есть нищий:

   Не пойдет он просить под окном;

   Целый век, из одежды и пищи,

   Он работает ночью и днем.

   Спит в лачужке на грязной соломе

   Богатырь, в безысходной беде,

   Крепче камня в несносной истоме,

   Крепче меди в кровавой нужде.

   По-смерть зерна он в землю бросает,

   По-смерть жнет, а нужда - продает;

   О нем облако слезы роняет.

   Про тоску его буря поет...

  

   Хорошо также по своей основе стихотворение "Ехал с ярмарки ухарь-купец", хотя рассказ поэта показался нам слишком холодным и даже вычурным. Дело в том, что ухарь-купец задумывает в хороводе, при всем честном собранье, соблазнить девушку; та в стыде рвется от него, но отец и мать, прельщенные деньгами купца, сами ему помогают. Вот конец стихотворения:

  

   Звездная ночь и ясна и тепла,

   Девичья песня давно замерла.

   Шепчет нахмуренный лес над водой,

   Ветром шатает камыш молодой.

   Синяя туча над лесом плывет,

   Темную зелень огнем обдает.

   В крайней избушке не гаснет ночник,

   Спит на печи подгулявший старик,

   Спит в зипунишке и в старых лаптях,

   Рваная шапка комком в головах.

   Молится богу старуха жена;

   Плакать бы надо,- не плачет она.

   Дочь их красавица поздно пришла,

   Девичью совесть вином залила...

   Что тут за диво? И замуж пойдет...

   То-то, чай, деток на путь наведет!

   Кем ты, люд бедный, на свет порожден?

   Кем ты на гибель и срам осужден?

  

   В этих стихах, разумеется, г. Никитин не мог уберечься от обычных своих фиоритур и мировых вопросов, вовсе нейдущих к делу. Что делать? Это его слабость, утвержденная в нем нынешним состоянием нашей поэзии. Но нам кажется, что, имея в своем распоряжении богатый запас подобных впечатлений и наблюдений над жизнью и дошедши в своей мысли до известной степени смелости и широты воззрений, г. Никитин хорошо сделал бы, если бы посвятил все свое дарование, каково оно ни есть, на разработку этого запаса, на воспроизведение тех живых образов, из которых выработались лучшие его воззрения. Как бы ни слабы выходили его изображения, но все-таки это будет несравненно лучше, живее и проще, а следовательно, и поэтичнее, нежели удачнейшие копии с наилучших подражаний картинам природы, написанным нашими талантливейшими поэтами... Пусть отложит г. Никитин в сторону всякую мысль о силе своего "пластического" таланта: в нем нет этой силы, да и сожалеть об этом очень много не стоит. Пластика в поэзии - роскошь, прихоть, аксессуар; поэтам, ничего не имеющим, кроме пластического таланта, мы можем удивляться, но удивляться точно так же, как блестящему виртуозу, которого все достоинство состоит в искусном преодолении технических трудностей игры... Дело поэзии - жизнь, живая деятельность, вечная борьба ее и вечное стремление человека к достижению гармонии с самим собою и с природой. Давно замечен разлад человека со всем окружающим, и давно поэзия изображала его. Но причины разлада искали прежде то в таинственных силах природы, то в дуалистическом устройстве человеческого существа, и сообразно с этим поэзия разрабатывала внешнюю природу и психологический антагонизм человека. Теперь более простой взгляд входит в общее сознание: обращено внимание на распределение благ природы между людьми, на организацию общественных отношений. Во всех науках поэтому разработывается понятие об обществе; поэзия (в обширном смысле) тоже давно взялась за этот предмет: роман, создание нового времени, наиболее распространенный теперь изо всех видов поэтических произведений, прямо вытек из нового взгляда на устройство общественных отношений, как на причину всеобщего разлада, который тревожит теперь всякого человека, задумавшегося хоть раз о смысле своего существования. В лирике нашей мы видели до сих пор только начатки и попытки в этом роде; но отсюда вовсе не следует, чтобы новое содержание поэзии было недоступно для лирики или несовместно с нею. Нет, оно рано или поздно овладеет всей областью поэзии; оно одушевит собою и лирику, но только несколько позднее. Вслед за открытием, что человек мучится и томится, увлекается и падает, подымается и веселится - не от власти темных сил и неизбежной судьбы и не от того, что в нем сидят два противные начала, а просто от большей или меньшей неправильности общественных условий, под которыми он живет,- вслед за этим сознанием необходимо должно было последовать изучение всех общественных неправильностей. Для такого изучения прежде всего оказался весьма удобным роман и вообще эпический род; вместе с тем и драма, прежде имевшая своей задачей раскрытие психологического антагонизма, также подверглась существенному изменению и под влиянием новых воззрений превратилась тоже в изображение общественных отношений. Теперь очередь за лирикой: она давно уже порывается в ту же область, то прямо избирая эпический сюжет для маленького стихотвореньица, то пытаясь воспевать чувства, возбужденные в душе известными явлениями общественной жизни. Но все это пока еще довольно слабо, потому что поэты наши считают почему-то нужным сторониться от общественной деятельности, повторяя вслед за Пушкиным:

  

   Служенье муз не терпит суеты²³.

  

   Критики, зараженные слухами об эстетических теориях, поддерживают их в этом убеждении, уверяя, что, когда идет ломка и перестройка общественного здания, тогда поэт должен быть ни при чем, ибо он рожден не для житейского волненья и пр. ... Но само собою разумеется, что слабость лирики нового содержания происходит вовсе не от увещаний эстетиков, а просто от того, что еще в обществе никакой существенной ломки и перестройки нет, а идет только изучение и изучение. Когда же изучение приведет наконец к чему-нибудь, когда действительно придет возможность какой-нибудь переделки в общественных нравах и отношениях, тогда, конечно, посреди рабочих практиков не преминет явиться и энергический лирик с поэтическим словом одушевления и ободрения.

   А теперь пока мы должны хоть мало-помалу привыкать к сознанию бесплодности фантазерства и малярства в современной поэзии, должны не пропускать без внимания хоть тех несовершенных попыток, в которых сказывается возможность для нее нового содержания. В этом отношении нам любопытны были и опыты г. Никитина, тем более что они относятся к той части общества и к таким положениям, которые составляют самую важную задачу и жизни, и науки, и литературы современного общества.

  

   * Составлены редакцией на основании примечаний к Собранию сочинений Н. А. Добролюбова в трех томах, Гослитиздат, М. 1950-1952.

  

   Тексты настоящего однотомника печатаются по изданию Собрания сочинений Н. А. Добролюбова в трех томах, Гослитиздат, М. 1950-1952 гг. В прямых скобках [] приведены те места, которые были изъяты по требованию цензуры из первоначальных журнальных публикаций статей и восстановлены впоследствии в первом издании Сочинений Добролюбова, подготовленном к печати Н. Г. Чернышевским в 1862 г. Все редакционные уточнения журнального текста даны в угловых скобках.

  

  

   "Современник", 1860, кн. IV (ценз. разр. 23/IV), отдел "Новые книги", стр. 367-391; без подписи.

  

   ¹ И. С. Никитин начал печататься в 1853 г.; его первым печатным произведением было стихотворение "Русь" ("Воронежские губернские ведомости", 1853, No 47, стр. 283-284).

   ² Первое Собрание стихотворений И. Никитина, изданное в Воронеже, вышло в 1856 г. С этого времени его стихотворения стали появляться в столичной печати: в "Отечественных записках", "Русской беседе", "Библиотеке для чтения" и других журналах.

   ³ См. рецензию Н. А. Добролюбова: "Кулак. Поэма И. Никитина" ("Современник", 1858, кн. VI; без подписи).

   ⁴ Речь идет о рецензии Н. Г. Чернышевского на первое издание стихотворений И. Никитина, опубликованной в апрельской книжке "Современника" за 1856 г.

   ⁵ Первые две строфы первой редакции (1854) стихотворения "Полно, степь моя, спать беспробудно...".

   ⁶ Пятая строфа этого же произведения.

   ⁷ Из стихотворения Никитина "Война за веру" (1854).

   ⁸ Из стихотворения Огарева "Когда встречается со мною..." (1842).

   ⁹ Цитируются стихотворения: Пушкина "На холмах Грузии..." (1829), Лермонтова "Журналист, читатель и писатель" (1840), Фета "В долгие ночи..." (1851), Огарева "Домой я воротился очень поздно" (1850).

   ¹⁰ Добролюбов цитирует стихотворение Н. Щербины "Нимфа вьюги".

   ¹¹ Из оды Державина "Фелица" (1782).

   ¹² Русскую словесность в Главном педагогическом институте, где учился Добролюбов, читал проф. С. Лебедев.

   ¹³ Из стихотворения А. В. Кольцова "Разуверение" (1829).

   ¹⁴ Из стихотворения Никитина "Разговоры" (1857).

   ¹⁵ Цитируется "Русская песня" ("Не на радость, не на счастие...") Кольцова (1840).

   ¹⁶ Из стихотворения Кольцова "Косарь" (1836).

   ¹⁷ Из стихотворения Никитина "Медленно движется время" (1857).

   ¹⁸ Строчка из стихотворения "Поэту" (1853).

   ¹⁹ Из стихотворения "Утро на берегу озера" (1854).

   ²⁰ Из стихотворения "Тишина ночи" (1849).

   ²¹ Из стихотворения "Дедушка" (1858).

   ²² Все перечисленные стихотворения Никитина написаны в 1857-1858 гг.

   ²³ Из стихотворения Пушкина "19 октября" (1825).