Добролюбов Николай Александрович - Внутреннее обозрение

Мои одесские приятели, люди с кротким сердцем и вечно весеннею душою, выражали твердое убеждение, что пытка одесской грязи более к ним не возвратится. Во уважение того, что они много терпели, мне не хотелось разбивать их мечты: в самом деле, по их описанию, каждый год происходили в Одессе ужасы неслыханные. Вся страшная пыль, вошедшая в число интереснейших достопримечательностей Одессы, с началом осенних дождей превращается в грязь. Пыль эта, вроде шоссейной, образуется с мягкого, беловатого камня, которым так богата Одесса; когда сильный ветер гонит ее, то от нее надо спасаться в какую-нибудь ближайшую лавочку, иначе через несколько минут, когда ураган промчится, вы будете представлять из себя подобие трубочиста, только серого цвета, и будете чувствовать, что у вас засело что-то чрезвычайно неприятное и в ушах, и в носу, и под галстуком, и главное - в горле. Тогда вам остается одно средство - купаться: простое мытье не поможет... Это - когда вас ураганом захватит. Но когда и нет урагана, каждый божий день вы чувствуете на себе оседание этого тонкого каменного слоя: тяжелая пыль, поднятая ветром, не может держаться на воздухе и падает дождем, частым и ровным, на который иногда можно любоваться, став против солнца, так, чтобы лучи его прямо освещали этот дождь. Тут имеете удовольствие уразуметь, чем вы дышите в Одессе в течение лета... Я полагал, что уж хуже пыли ничего не может быть, но мои приятели уверили меня, что грязь еще хуже. Она имеет там какое-то липкое и всасывающее свойство, так что улицы превращаются в топи. На маленькой грязи вы непременно оставляете калоши, на большой - сапоги; многие улицы закрываются временно для пешеходов; мелкие домашние животные, вздумавшие перебежать через улицу, тонут; в прошлом году, говорят, двое маленьких детей утонули в грязи...

   Неужели же нельзя вымостить прочным образом такой город? "А вот теперь будут мостить" - отвечали мне мои приятели и принимались создавать самые радужные фантазии относительно будущего благолепия одесских улиц. Вот теперь г. Волохову освещение Одессы газом разрешено, ходят слухи о преобразовании лицея в университет, мостовая будет новая...³⁹ Все это в их воображении сливалось как-то в одно целое, и мечты их до того мне прискучили, что я решился из блаженной весны неведения вызвать их к суровой осени практического взгляда (читатель не забывает, что я пишу все только об осени, в противоположность весне моего товарища, которой негодность я уже доказал).

   - Помилуйте,- возражал я,- чем же вы тут восхищаетесь? Что Одессу будут мостить - это дело не новое. Не знаю, как раньше, а тридцать пять лет тому назад ее точно так же мостили и точно так же возбуждали всеобщие радостные надежды. Еще Пушкин в "Евгении Онегине" говорит об этом... Неужели вы не читали Пушкина?

   - Как же не знать - за кого вы нас принимаете,- возразил один из собеседников, наиболее увлекавшийся. И он прочитал наизусть:

  

   В году недель пять-шесть Одесса

   По воле бурного Зевеса

   Потоплена, запружена,

   В густой грязи погружена.

   Все домы на аршин загрязнут,

   Лишь на ходулях пешеход

   По улице дерзает вброд;

   Кареты, люди - тонут, вязнут,

   И в дрожках вол, рога склоня,

   Сменяет хилого коня...

  

   - Эта картина как будто вчера написана,- заметил другой,- исключая разве вола в дрожках... Мы осенью каждый день раз по двадцати повторяем эти стихи.

   - Ну, вот видите, тридцать пять лет было все то же; и еще, значит, тридцать пять лет может остаться то же.

   - Нет, уж вот вы в этом ошибаетесь: тогда никаких мер не принималось против зла, а теперь они принимаются очень деятельно. Уж мы видим груды камней на улицах, мощенье начинается серьезным образом. Вот посмотрите - скоро будет совсем другое.

   - Ах, боже мой, какой вы странный, однако, человек. Как же вы это полагаете, что во все тридцать пять лет ничего не было предпринято для улучшения проезда и прохода по одесским улицам? А еще живете здесь! Да я вам могу указать десятки статей и извещений об этом за одно последнее десятилетие. Вы скажете, что то были меры несерьезные; ну, а теперь что же особенного делается? Ведь на улицах накидан и приготовлен для работ все тот же мягкий камень, которым и прежде мостили... Ведь не граниту вам привезли из Финляндии... Вы сами же говорите, что камень этот через два месяца истирается... Впрочем, что вы восхищаетесь, я этим не удивлен; во все времена были люди, способные к безграничному восторгу пред всяким началом, не ожидая конца.

   - Однако же при Пушкине не восхищались, а бранили...

   - Как так? Значит, вы не дочитали у Пушкина конца описания... Как же, помилуйте,- ведь оно оканчивается таким образом:

  

   Но уж дробит каменья молот,

   И скоро звонкой мостовой

   Покроется спасенный город,

   Как будто кованой броней...

  

   Видите, решительно то же самое, что теперь: и работы начались, и надежды те же... Нет, надежды даже больше: вы не говорите по крайней мере, что Одесса покроется "кованой броней".

   Все рассмеялись, но, видимо, были смущены своим литературным невежеством: как, в самом деле, не знать, что еще Пушкин описывал начало тех работ, которые хотят начать теперь.

   - Впрочем, говоря серьезно,- заключил я,- надо сознаться, что в эти тридцать пять лет мы много двинулись вперед, и, судя по этому, следует ожидать, что теперь и работы одесских мостовых пойдут в уровень с общим движением.

   Собеседники остались очень довольны моим заключением.

   Надеются также, что и дороги к пристаням будут очень скоро устроены. А то теперь путь от одесских пристаней в Европу - самый привольный; только до пристани добраться трудно. Мне рассказывали, что был тут такой год, когда за перевоз пшеницы из одесских амбаров по Пересыпи до корабля приходилось платить вдвое более, чем затем весь фрахт от Одессы до Марселя. Говорят даже, что некоторые почти разорились от такого казуса, вовсе не входившего в их соображения.

   Из Одессы во все стороны, впрочем, вы можете ехать отлично. Например, мне нужно было в Нижний; самый удобный путь - через Таганрог и Ростов, по Дону, потом переезд в 70 верст до Царицына, а дальше по Волге. По этому пути везде заведены пароходные сообщения; чего бы, казалось, лучше? Однако же я предпочел ехать сухим путем на Харьков и Москву. Сухой путь, видите, хоть и очень беспокоен, но все же имеет некоторую определенность: можно рассчитывать добраться до Нижнего, например, в 12-14 дней. Относительно пароходного сообщения этого никогда не высчитаешь. Я уже не говорю о "корреспонденции пароходов", какая в употреблении, например, в Швейцарии: этого, конечно, нельзя и требовать от наших пароходных компаний... Устрой-ко такую корреспонденцию - такая катавасия пойдет в расчетах и отчетах, что акционеры последних денег своих лишатся... Половина доходов, например, Черноморского пароходства окажется в Кавказе и Меркурии⁴⁰, а три четверти выручки Меркурия - в Волжско-Донском пароходстве, которое всю сумму издержит на поимку беглых работников, а потом г, Кокорев объявит акционерам, что все зло от того, что по Волге телеграфов не устроено...⁴¹ Нет, до корреспонденции разных компаний куда же нам. Но хоть бы каждая компания сама-то по себе вела дело не для собственной утехи, а для удобства публики - так и того нет. Как вы думаете, например, сколько времени нужно, чтобы доехать до Таганрога от Одессы на пароходе Черноморского общества?.. Сутки полторы, двои?.. Нет, неделю!.. От Марселя до Константинополя вы едете неделю, я тут почти столько же! А затем в Таганроге ждите, пока пароход пойдет до Ростова, в Ростове ждите опять, и никто не ведает заранее, сколько времени; доехав до Царицына, опять ждите, и по самому короткому расчету - вы путь этот совершите в три недели, а то, пожалуй, и в четыре, то есть так, что пока вы едете от Одессы до Нижнего, можно в Америку съездить и назад вернуться.

   И предпочел я сухой путь, и хорошо сделал. Дорога, правда, была убийственная до самого Харькова, но зато разнообразная: иную станцию всю трясет вас довольно равномерно, так что к концу ее вы даже подлаживаетесь к дороге и в такт подскакиваете, как верховые ездоки на английский манер; а на другой станции вас время от времени только подбрасывает, так что вы невольно вскрикиваете, воображая, особенно с непривычки, что вас совсем выкинет из телеги... Последний род тряски самый неудобный для "сближения с народом", о котором так хлопочет г. Пиотровский⁴² и другие господа: я хотел было завести разговор с моим ямщиком, но только что раскрыл рот, меня подбросило и я прикусил язык; оправившись, я опять решился сделать какой-то вопрос, но не успел кончить, как меня снова подбросило и опять я прикусил язык, да на этот раз уж так, что чуть не всплакал от боли... Тем и кончилась на тот раз моя попытка сближения с народом.

   Но если дорога беспокоила меня, зато отрадно было патриотическому сердцу смотреть вокруг - на этот безграничный пустырь, на эту степь, которой действительно глазом не окинешь...

   Еще отраднее встречать повсюду работы для исправления дороги... Работали так деятельно, что в иных местах даже проезд остановлен был, а ездили в объезд, через лес или через топи какие-то. Хоть это и составляло обыкновенно несколько верст лишних, но я с удовольствием делал крюк, думая, что делаю его для общественного блага. Когда дорога объездом была уж очень плоха, я только спрашивал ямщика: "Что это, как здесь ехать-то скверно! Всегда такая дорога?" - "Нет, это время всё дожди шли, оттого больно и попортилась дорога".- "Что ж это вздумалость поправлять дороги именно теперь, тотчас после дождей? Разве прежде-то не было времени?" - "А бог их знает. Стало быть, приказано... Известно, своей волей мужик теперь не пойдет дорогу работать: своего дела вдоволь". Несмотря на некоторую неблагосклонность этого отзыва, мне все-таки приятно было видеть усовершенствование наших путей сообщения. Моя приверженность к общему благу была так велика, что я не возроптал, будучи раз, по случаю исправлений дороги, в самых критических обстоятельствах. Ехали мы вечером, часов в девять, пошел дождь; я спрашиваю, много ли до станции, и получаю в ответ, что вот только мосток переехать, а там сейчас и станция... Между тем дождь превратился в ливень; я снял шапку, обвернулся с головою в пальто и сижу. Слышу - остановились; я открываюсь, думая, что станция; но вообразите мое разочарование: мостик только что загородили для езды по случаю поправки!.. "Что же теперь делать?" - "Да надо в гору объезжать, вон там".- "А много?" - "Да с версту будет".- "Ну, валяй..." И проехал я версту в гору, под жесточайшим ливнем, в темноте, без всякого прикрытия. Приехал на станцию - все белье хоть выжми, зуб стучит об зуб, и всего лихорадка бьет... А не возроптал! Ибо знал, что поправка моста производится не для частной прихоти, по для общественного блага... Жалел только, что не было повещено о том по соседним станциям; но, верно, дело было спешное - не успели повестить.

   Впрочем, зачем это я все о себе говорю? Ведь сейчас войдут в претензию систематические литераторы: вот, скажут, нашелся еще господин - взялся внутреннее обозрение писать, а рассказывает, как он на дожде промок. В самом деле, нехорошо, буду лучше говорить о другом и о других. Но ведь вот беда-то, о себе я мог бы рассказать хоть что-нибудь утешительное, так как я человек характера кроткого, довольствуюсь малым и всегда благодушествую, хоть и не доверяю весне нашей. А вокруг меня все как-то такое печальное, недовольное - кто сам собою, кто акциями, кто житейскими неудачами, а кто бог знает чем... Впрочем, может, оно будет даже и кстати для осеннего обозрения, тем более что все, что я хочу теперь припомнить, явно говорит в пользу моего мнения о вреде весенних увлечений и неразумной доверчивости.

   Ну вот, например, на дороге между Полтавой и Харьковом встретил я труппу странствующих актеров. Труппа имеет и оседлость, но теперь отправлялась в Полтаву на ярмарку. В числе актеров нашел я, к удивлению, одного из моих бывших университетских товарищей. Он всегда имел страсть к театру, но я знал, что он имел в Харькове обеспеченное место, и никак не думал, что он бросит его для сцены. Однако же бросил. Новой своей обстановкой он не мог быть довольным: все, что читали мы в "Мертвом озере", "Перелетных птицах"⁴³ и других рассказах и что я считал преувеличенным, оказалось, напротив, хуже⁴⁴ действительности. Целый мир грязи, подлостей, интриг, оскорблений и невидных, темных страданий открылся предо мною после разговора с товарищем⁴⁵. Пересказывать подробностей не берусь, потому что не имею на то права; но, чтобы дать понятие вообще о подобных труппах, приведу несколько строк из физиологического очерка, попавшегося мне недавно в "Прибавлениях к Харьковским губернским ведомостям". Автор говорит о временах прошлых и рисует, например, личность антрепренера такими чертами:

  

   Южное небо, сало, деревня и полк взлелеяли антрепренера ***ского театра. Фигура его напоминала толстеньких лысых китайских божков и всегда очень мило и вежливо шныряла между посетителями театра, как бы говоря: "Как я рад, что ваши рубли перешли в кассу". Сильным города никто не умел так услужить, как он. Благодаря этой милой способности публика обязана ему была милыми талантами г-ж А * и Б *. Он держал их единственно из угождения его превосходительству действительному статскому советнику, его высокоблагородию полковнику... Доброта неописанная; и сильные были довольны, А * с Б * были довольны, а если муж находился, то и таковому было тепло! Услужливость антрепренера доходила до того, что он даже отдавал свой театр по субботам под благородные спектакли в пользу сирот, школ и т. п. От этого во 1) любители драматического искусства всласть тешились своими дарованиями; 2) сироты и пр. получали, на худой конец, по полкопейки на душу, и 3) сам-то он, сам - ведь по субботам спектаклей не бывало, а вдруг... вместо нуля - в кармане полсбора (он только на этих условиях отдавал театр); наконец, в 4) судите же о восторге публики: она узнавала из отчетов, что половину рубля, пожертвованного ею в пользу сирот, убогих и пр.... шла в пользу экстренной убогой сироты - антрепренера!.. Заботы его простирались до того, что даже мизерный актеришка имел полубенефис (на его театре не было полных бенефисов). Актер хлопотал, мыкался по городу, тратился на извозчиков, совал билеты встречным-поперечным, глядишь - театр и полуполон. Опять довольство: и актер счастлив и антрепренер счастлив, потому что последний возьмет себе половину сбора, следовательно, окупит жалованье актера, да в прибавку поставит в счет и веревки. Трагик Р * за этакую штуку прилично ругнул его, а веревки велел отнести домой: "белье, дескать, буду вешать". Но это одно предание. Неужели антрепренер был до того нелогичен, что не рассудил: нельзя же, мол, покупать веревки к каждому бенефису: бенефисов набиралось в год штук двести - сколько же накопилось бы веревок?.. Любовь и доброта его сквозили и в тех нежных попечениях о труппе, которые он имел о ней во время отъезда на ярмарки. По контракту следовали приличные экипажи, он и давал жидовские фуры - чем не приличный экипаж? В день прокатишь "ажно с сорок верст", а ради развлечения и выдумаешь привалы у каждого шинка, а тут уж и пошло: отливание павших под бременем жажды, пьяные хористки, крик, брань... для контраста к этой нелепости можно прибавить два-три лица, понятия и жизнь которых идут сюда, как цветы к морозу. А там, далеко впереди, мчится в покойном тарантасе сам с помощником, и сладко колеблются их животики, и витают милые барыши над ними! Век и понятия всё оправдывают: коли насажать актеров в тарантасы - в каком же тогда экипаже должен сам ехать? Как бывший помещик, он хорошо понимает, что актер - ест, антрепренер - кушают, актер - спит, антрепренер - почивают... Привычка!- "Фуру нельзя называть приличным экипажем!" - ворчал как-то уважаемый всеми ветеран сцены Д *. Антрепренер мило возразили: "Для мещанина и это хорошо!"

  

   Конечно, я не могу этих "воспоминаний" отнести к той труппе, где был мой товарищ; но... провинциальные нравы не скоро меняются, а нравы всякого рода антрепренеров бывают обыкновенно еще устойчивее, нежели всякие другие... Я расстался с моим товарищем, пожелав ему успеха и пожалев его.

   Вдруг, через несколько дней, он является в Харькове. "Отчего ж вы не с труппой?" - "Я ее оставил".- "Как, почему? А место, а отставка?.." В ответ на свои вопросы я узнал, что приятель мой - человек, до сих пор не излечившийся от весеннего направления. Он был приглашен, мало того - упрошен антепренером поступить в его труппу (его знали по игре на благородных спектаклях), и, полагаясь на доброту и честность антрепренера, он подал прошение об отставке прежде заключения формального обязательства с театром. Потом антрепренер начал оттягивать дело под тем предлогом, что у поступавшего не было документов... Таким образом, он дождался того времени, когда приятель мой, получив отставку, остался без всяких средств, и тут принялся прижимать и оскорблять его. Бедняжка увидел вред своей доверчивости, но уже поздно... А тут еще подоспел крупный разговор с помощником антрепренера, помогавшим ему составлять отчеты по спектаклям и вследствие того привыкшим говорить дерзости всем актерам... Я не знаю, был ли талант у моего товарища, но, во всяком случае, он должен был играть умно. Но для антрепренера это было все равно: он не ужился даже с одним актером, который потом производил фурор в Москве и Петербурге и считался заменою Мартынова; а антрепренер говорил на первых порах: "Слава богу, что N. назвался в Петербурге актером О. театра, а не моего, а то осрамил бы нас..." Стало быть, если бы у моего товарища был и громадный талант, он бы не стал его удерживать при непокорстве его характера и особенно при ссорах его с помощником, составлявшим отчеты. Притом же он знал, что человек остался решительно без средств по его милости. И вышла сцена, после которой непокорный не мог более оставаться в труппе. Актеры сначала зашумели, некоторые хотели протестовать, требовать, чтобы помощник извинился пред их собратом, но все, разумеется, кончилось смирным молчанием.

   Это молчание очень огорчало моего друга, и - странное дело - однако не отнимало у него надежды, что за него встанет само общество. Как я его ни убеждал, что этого не бывает,- нет, ничем его не уверишь. "Как же, говорит, общество промолчит, когда в его глазах оскорбляют человека?.." Да так и промолчит! При таких ли вещах молчит оно. Посмотрите хоть газеты наши - вы увидите, что хотя у нас и есть господин Лев Камбек, защитник всех оскорбленных, но и этот более по части писания обличений, нежели действительной защиты⁴⁶. А то - как обыкновенно делаются дела? Постоянно так, как рассказано было недавно в "Одесском вестнике": в общественном саду компания молодых людей обступает дам, рекомендуют друг друга, привязываются, дамы обижены, хотят уйти, молодые люди окружают их, требуют шампанского, с громом откупоривают, ставят перед дамами на стол, а сами удаляются... Сотни людей это видели, многие не одобряли нахальства молодых людей, нашлись даже такие, что "возмутились до глубины души" их поведением. И что же? Ведь никто за обиженных не вступился, никто нахалов не проучил, а только один из "возмутившихся душою" написал через несколько дней письмо, которым украсился фельетон "Одесского вестника" (No 77). Вот и все... А то, например, другого рода происшествие - это уж далеко отсюда, в западном крае где-то. Вздумали клуб открыть; одно сильное лицо требовало, чтобы клуб был исключительно дворянский, а людей среднего рода не пускали в него; иначе грозило не удостаивать клуба своим участием. Но по какому-то чуду на этот раз требование сильного лица не было выполнено. И что же? В день открытия клуба другое сильное лицо города, видя, куда ветер дует, сказало первому сильному лицу речь, в которой изобразило, что клуб, дескать, собственно вам обязан своим существованием, ибо некоторые хотели дворянского только участия, и лишь благодаря вашим настояниям он открыт теперь для всех... Сильное лицо выслушало не поморщившись, публика выпила тост, провозглашенный за его здоровье, и все тут. А после, конечно, ходят и рассказывают, что вот-де как с нами нехорошо было поступлено, в глазах дело переврали... А кто же позволил переврать?.. Да чего уж, когда на свои собственные интересы ваше общество не обращает внимания?.. У нас как-то выходит совершенно противоположное пословице: l'union fait la force; {В единении - сила (фр.).- Ред.} у нас, напротив, попробуй, например, ограбить отдельного человека - закричит, искать будет, дело затеет; а в массе, например в акционерной компании, делай с ним что хочешь: пропадают его денежки, а он себе и ухом не ведет...

   Так успокоивал я моего друга; но он не переставал волноваться надеждами. Что ж, пусть надеется; после покается. Надеяться на все можно. Вон "Санкт-Петербургские" и другие ведомости надеялись, что новый султан Абдул-Азис Турцию преобразует и восстановит, а через неделю сами же стали опровергать свои надежды⁴⁷. Или мои одесские друзья надеялись, что у них скоро железная дорога будет, что уж и запасы сделаны и земляные работы произведены, а потом (в No 92 "Одесского вестника") вдруг и прочитали, что главное общество не будет строить феодосийскую железную дорогу... То же вот, пишут, в Саратове было по случаю ожиданий, возбужденных проектом тамошней дороги. Там всеобщее увлечение не на одних словах, а даже и практически выразилось, как показывает одна корреспонденция в "С.-Петербургских ведомостях" (No 150):

  

   Давно мы говорили, что в первое время, когда стало известным об утверждении проекта проведения железной дороги между Москвою и Саратовом, пустопорожние городские места в этом последнем городе, лежащие в той части, где должны быть станция дороги и дебаркадер, раскупались с торгов нарасхват. До 100000 квадратных сажен было взято под постройки людьми всех званий и состояний, начиная от богатых торговых домов, помещиков, чиновников всех рангов и кончая мещанами и крестьянами. Брались места не одними местными обывателями, но и приезжими за тысячи верст, хотя таких, конечно, было меньше, чем первых. Перепродажа мест вызвала самую усиленную спекуляцию. Выгодные места поднялись с ничтожной цены до неумеренно высокой. Но теперь вот уже более года, как все успокоилось и охладело. Горячка приобретения пустопорожних мест прошла. Целые площади стоят незастроенными; иные места обнесены только жалкими заборами. Спекуляторы охладели к своему делу, потому что нет охотников на рискованные покупки; а рискнувшие на них, кажется, сожалеют о минутах увлечения: место застроивать нечем, да и зачем?

  

   Что жалеть-то, когда поздно? Лучше бы не увлекаться прежде. Как ни заманчива мысль о наших великих прогрессах, о железных дорогах и пр.- все лучше бы порассудительнее быть.

   А впрочем, у нас не разберешь даже и того, какое влияние, например, железная дорога будет иметь даже на скорость сообщений. У нас законы природы, законы пространства и времени как-то определяются совсем иначе, чем в других местах. У нас телеграф передает депешу по пяти, по шести дней, эстафета из Херсона, отправленная 5-го числа (как недавно объявлялось), приходит в Одессу 20-го, открыли теперь дорогу от Москвы до Владимира - езда от Москвы до Нижнего сделалась затруднительнее и дольше прежнего. Прежде почтовый экипаж привозил вас из Нижнего в Москву в 36-38 часов; теперь вы едете 40 часов до Владимира, а здесь должны ночевать, потому что почта, отправляясь из Нижнего утром, приходит во Владимир вечером, а железная дорога уходит в 2 часа пополудни. Таким образом, с открытием железной дороги сообщение Нижнего с Москвой замедлилось на целые сутки - не говоря уж о тех мучениях, которые выносит проезжающий на отживающем свой век шоссе между Владимиром и Нижним.

   Однако я замечаю, что начинаю сбиваться на тон фельетонов "С.-Петербургских ведомостей", и это меня привело бы в немалое сокрушение, если бы я не сам первый это заметил. А вы, вероятно, и после моей оговорки еще не вдруг узнаете, в чем я похожу на фельетониста "Ведомостей"?.. В общем тоне, в пустоте содержания, в отсутствии новых и живых идей?.. Нет, совсем нет: в этом-то все мы больше или меньше друг на друга похожи. Все болтают о пустяках - одни важно, другие игриво, одни с весенним настроением, другие с осенним, но все-таки похоже один на другого. Нет, я нахожу, что сбиваюсь на фельетонистов академической газеты переходами. Если вы читывали фельетоны "Ведомостей", то помните, конечно, замысловатость их переходов: например, фельетонист говорит о зверинце Крейцберга и к самому концу прибережет львов, а потом и перейдет: кстати о львах; львы нынешнего сезона носят... и пойдет рассказывать, что они носят... Кончив тем, что ныне не в большом ходу духи, он продолжает: кстати о других духах - и пойдет о Юме⁴⁸. Рассказав, как Юм подымает на воздух тяжелые столы, опять переходит: кстати, легкий и здоровый стол предлагается в новом ресторане... И пойдет о ресторане. Выходит таким образом и разностронне и связно, да еще читатель награждается несколькими каламбурами.

   Я чуть было не попал на эту колею, метаясь от осени к безденежью, от него к дорогам, от дорог к театру, от театра к общественным нравам и т. д. Но, слава богу, вовремя заметил и теперь спешу кончить...

   А где же внутреннее-то обозрение? Что произошло замечательного в эти месяцы? Так и не будет об этом ничего?..

   Об этом так ничего и не будет, читатели.

  

  

  

   Белинский - Белинский В. Г. Полное собр. соч., т. I-XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953-1959.

   БдЧ - "Библиотека для чтения".

   ГИХЛ - Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч., т. I-VI. М., ГИХЛ, 1934-1941.

   ЖМНП - "Журнал министерства народного просвещения".

   Изд. 1862 г. - Добролюбов Н. А. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), т. I-IV. СПб., 1862.

   ЛН - "Литературное наследство".

   Материалы - Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861-1862 гг. (Н. Г. Чернышевским), т. 1. М., 1890 (т. 2 не вышел).

   МВед - "Московские ведомости".

   ОЗ - "Отечественные записки".

   РБ - "Русская беседа".

   РВ - "Русский вестник".

   РСл - "Русское слово".

   СПб Вед - "Санкт-Петербургские ведомости".

   Совр. - "Современник".

   Чернышевский - Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15-ти томах. М., Гослитиздат, 1939-1953.

  

  

   Впервые - Совр., 1860, No 3, отд. III, с. 231-235, без подписи.

   Статья является вступлением к первому "Внутреннему обозрению" "Современника", написанному С. Т. Славутинским (см. о нем примеч. к статье "Повести и рассказы С. Т. Славутинского" - наст. т., с. 680-681), и представляет собой программу нового отдела. Предлагая Славутинскому вести "Внутреннее обозрение", Добролюбов видел в нем своего единомышленника, но первое же обозрение Славутинского показало, что между ним и критиком имеются серьезные разногласия. "Помилуйте, мы вот уже третий год из кожи лезем, чтобы не дать заснуть обществу под гул похвал, расточаемых ему Громекой и К⁰,- писал Добролюбов Славутинскому;- мы всеми способами смеемся над "нашим великим временем, когда", над "исполинскими шагами", над бумажным ходом нашего современного прогресса... А тут у Вас такой розовый колорит всему придан, таким блаженством неведения все дышит, точно будто Вы в самом деле верите, что в пять лет... с нами чудо случилось, что мы поднялись, точно сказочный Илья Муромец..." (IX, 407-408). В связи с этим Добролюбову пришлось полностью переписать начало статьи Славутинского.

   В одном из писем Славутинскому, советуя ему смелее проводить в обозрениях свои убеждения, Добролюбов заметил, что вступление к первому обозрению, беспрепятственно прошедшее через цензуру, "в сущности, очень дерзко" (IX, 411). Действительно, в этой небольшой работе нашли выражение основные элементы революционно-демократического мировоззрения Добролюбова: мысль о негодности всего общественного здания России и бессмысленности его частичных перестроек, вера в народ как единственную силу, способную коренным образом изменить жизнь.

   Рассуждение о необходимости отличать "дела от слов, факты от предположений, живые явления быта от мертвых... законоположений", составляющее стержень статьи, направлено против либеральной оценки происходящего и связанного с ней оптимизма, которые, как показывает критик, находятся в противоречии с действительным положением народа. В противовес толкам либеральной печати об "отрадных начинаниях", критик ставит задачу рассказывать читателю о "печальных явлениях быта". Более откровенно он формулирует эту задачу в письме к Славутинскому: "...Надо колоть глаза всяческими мерзостями, преследовать, мучить, но давать отдыху - до того, чтобы противно стало читателю все это богатство грязи и чтобы он, задетый наконец за живое, вскочил с азартом и вымолвил: "Да что же, дескать, это наконец за каторга! Лучше уж пропадай моя душонка, а жить в этом омуте не хочу больше" (IX, 408).

   Указанная антитеза имеет и другой, более широкий смысл: противопоставляя "разглагольствования, исследования, комитеты, правления" как нечто поверхностное, беспочвенное - "твердому и могучему ходу" народной жизни, Добролюбов стремился подорвать представление, будто судьбы страны решаются исключительно в "верхах", и утвердить мысль о решающей исторической роли народа. Однако во взгляде на образованные классы как на нечто искусственное, "ненужное" в истории сказалась, наряду с "мужицким демократизмом", и ограниченность материализма Добролюбова в подходе к общественным явлениям.

  

   ¹ О намерении редакции журнала организовать отдел хроники общественной жизни говорилось в объявлении об издании журнала в 1860 г. (Совр., 1859, No 10).

   ² На публичном диспуте о деятельности акционерного общества "Русское пароходство и торговля", проходившем 13 декабря 1859 г. в Петербурге в зале Пассажа, супер-арбитр спора экономист Е. И. Ламанский, увидев, что обсуждение принимает нежелательный для кампании оборот, заявил, что "мы еще не созрели для публичных диспутов", и закрыл заседание. Как первый опыт публичного обсуждения общественного вопроса диспут привлек огромное внимание. Добролюбов посвятил ему специальную статью - "Любопытный пассаж в истории русской словесности" (см. наст. изд., т. 2).

   ³ Публичные лекции о банковском деле Е. И. Ламанский читал в зале 2-й петербургской гимназии с 26 декабря 1859 г.

   ⁴ Добролюбов цитирует, отчасти перефразируя, строки из оды Г. Р. Державина "Бог" (1784).

   ⁵ Акционерное Петербургское общество для улучшения помещения рабочего и нуждающегося населения было основано в 1858 г. группой высокопоставленных лиц. Его создание широко освещалось в печати.

   ⁶ Публичные лекции (проводившиеся обычно с благотворительной целью) были характерным явлением конца 1850-х - начала 1860-х гг.- эпохи "всеобщего стремления к образованию" (Шелгунов Н. В., Шелгунова Л. П., Михайлов М. Л. Воспоминания, т. 1. М, 1967, с. 133).

   ⁷ Откупщики приобретали право на откуп с публичных торгов на четыре года. Проведенные в 1858 г. торги на четырехлетие 1859-1862 гг. были объявлены правительством последними. В 1863 г. должна была вступить в силу новая система сбора косвенного налога на вино. В связи с этим торги 1858 г. вызвали небывалый ажиотаж: рассчитывая максимально использовать этот уплывающий из рук легкий способ наживы, откупщики взвинтили цепы на торгах, а затем пытались вознаградить себя ухудшением качества вина и повышением цен. Эти злоупотребления вызвали мощное трезвенное крестьянское движение 1858-1859 гг., привлекшее внимание прессы к деятельности откупов (см. статью Добролюбова "Народное дело" - наст. изд., т. 2).

  

  

   Впервые - Совр., 1861, No 8, отд. II, с. 393-434, без подписи.

   Раздел "Внутреннее обозрение" в "Современнике" с февраля 1861 г. вел Г. З. Елисеев, придавший ему ироническую тональность, близкую фельетонам "Свистка". Тем самым как бы заведомо снижалось значение главных "новостей" момента - тех обстоятельств внутренней жизни страны, которые были связаны с "великими реформами" и которым либеральное общественное мнение придавало особую важность. Мартовское обозрение открывалось словами: "Вы, читатель, вероятно, ожидаете, что я поведу с вами речь о том, о чем трезвонят, поют, говорят теперь все журналы, журнальцы и газеты, то есть о дарованной крестьянам свободе. Напрасно. Вы ошибаетесь в ваших ожиданиях. Мне даже обидно, что вы так обо мне думаете. Я не подал вам никакого, даже малейшего повода думать, что... я безустанно буду гоняться за новостями, какие бы они ни были..." (Совр., 1861, No 3, с. 101-102). Августовское обозрение, написанное Добролюбовым, выдержано в той же тональности и содержит прямые переклички с апрельским обозрением Елисеева, пародировавшим "весенние мечты", вызванные в русском обществе манифестом 19 февраля 1861 г. Вместе с тем, в отличие от Елисеева, черпавшего материал для своих обозрений главным образом из текущей прессы, Добролюбов придал статье характер художественного очерка, широко использовав в нем впечатления своей недавней поездки по стране (июль - август 1861 г.; Одесса - Харьков - Нижний Новгород - Москва - Петербург). Придерживаясь принятой "Современником" тактики демонстративного молчания о реформе и ходе ее осуществления на местах (ср., напр., аналогичное по типу обозрение "Современная хроника России" в августовском и предшествующих номерах "Отечественных записок", посвященное преимущественно этой теме), Добролюбов тем не менее рядом выразительных штрихов создает живую и конкретную картину жизни страны летом 1861 г. Некоторые детали этой картины, например характеристика особенностей русского нищенства, указывают на то, что взгляд критика на народ и его нравственное состояние заметно усложняется, освобождается от элементов "дедуктивиости", становится более открытым пониманию парадоксов русской жизни.

  

   ¹ Говоря о том, что он "не одобряет" Елисеева - составителя предшествующего обозрения, Добролюбов обыгрывает высказывания противников "Современника" о том, что между сотрудниками журнала нет единства взглядов. Тот же прием использовал Елисеев во "Внутреннем обозрении" (Совр., 1861, No 3, отд. II, с. 103), а также Н. Г. Чернышевский в начале статьи "Полемические красоты" (Совр., 1861, No 6).

   ² См. примеч. 20 к рецензии "Перепевы" (наст. т., с. 716-717). Весенние гимны - стихотворение Н. Ф. Щербины "Весенний гимн" (Совр., 1860, No 2).

   ³ Из стихотворения В. В. Крестовского "А весна, как струна, занывает в груди" из цикла "Весенние ночи" (ОЗ, 1860, No 4), вызвавшего град пародий.

   ⁴ "Ты знаешь край?" (нем.) - начальные слова песни Миньоны из романа Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера" (кн. 3, гл. 1; 1795-1796).

   ⁵ Дачное место под Петербургом.

   ⁶ Из поэмы Пушкина "Цыганы" (1824).

   ⁷ Неточная цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева "Весенние воды" (1830).

   ⁸ Из стихотворения А. Н. Майкова "Весна" (1854).

   ⁸ Из стихотворения Н. Ф. Щербины "Смерть весны" (1859).

   ¹⁰ Неточная цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева "Давно ль, давно ль, о юг блаженный" (1837).

   ¹¹ Добролюбов имеет в виду апрельское "Внутреннее обозрение" Елисеева.

   ¹² Из стихотворения А. В. Кольцова "Что ты спишь, мужичок?" (1839).

   ¹³ Из стихотворения Пушкина "Русалка" (1819).

   ¹⁴ Добролюбов почти буквально передает рассуждения Н. Н. Страхова в статье "Еще о петербургской литературе" (Время, 1861, No 6, с. 142), в которой речь идет о статье Н. Г. Чернышевского "О причинах падения Рима" (Совр., 1861, No 5) и статье Д. И. Писарева "Схоластика XIX века" (РСл, 1861, No 5,9),

   ¹⁵ Фельетон "Бюрократ-идиллик" был опубликован в журнале "Искра", 1859, No 20, за подписью И. И. Панаева, но в следующем номере было заявлено, что его имя было поставлено под фельетоном по ошибке.

   ¹⁶ Возможно, Добролюбов намекает на молчание "Современника" по поводу крестьянской реформы, от обсуждения которой журнал устранился с конца 1859 г., когда лидеры "Современника" окончательно убедились в невозможности сколько-нибудь удовлетворительного решения крестьянского вопроса "сверху". Особенно выразительным было молчание журнала в марте 1861 г. на фоне славословий либеральной печати по поводу Манифеста 19 февраля 1861 года.

   ¹⁷ Неточная цитата из поэмы Пушкина "Медный всадник" (1833).

   ¹⁸ Добролюбов цитирует свое стихотворение "Цвела весна... в столице душной..." (1856).

   ¹⁹ В конце марта - начале апреля 1861 г. крестьяне более чем 20-ти деревень Одесского уезда Херсонской губернии отказались выполнять барщину, считая себя совершенно свободными после Манифеста 19 февраля. Для подавления волнений была введена военная команда. Об этих событиях 15 мая 1861 г. было сообщено в "Колоколе".

   ²⁰ Изображение обвала морского берега на территории дачи графини Ланжерон близ Одессы было помещено в газете "Иллюстрация" 22 июня 1861 г.

   ²¹ Недостаток серебряных и медных денег, особенно в провинции, вызвал обращение квитанций - расписок, которые давались местными дельцами вместо сдачи. В данном случае упоминаются расписки одесского откупщика Абазы и купца Алексеева, хозяина гостиницы и ресторана в городском саду.

   ²² Имеется в виду статья М. П. Погодина "Три вечера" (Акционер, 1861, No 22, 16 июня, и No 23, 23 июня), в которой в частности, описывался богатый бал в Петербурге и говорилось об обилии предметов роскоши в магазинах Невского проспекта.

   ²³ Из песни И. И. Дмитриева "Всех цветочков боле Розу я любил" (1795).

   ²⁴ См. примеч. 7 к статье "Внутреннее обозрение" (наст. т., с. 701).

   ²⁵ Добролюбов имеет в виду статью "Торговый кризис и нужды нашего внутреннего рынка" (Вестник промышленности, 1861, No 6, подпись "Московский купец") и "Заметки о текущей экономической жизни России" А. Козлова (МВед, 1861, No 165, 29 июля). Отток денежных средств в связи с поездками за границу упоминается в этих статьях как второстепенный фактор дефицита денежных знаков и капиталов.

   ²⁶ Заметка В. Бочарова "Вот куда девается звонкая монета" была опубликована в "Одесском вестнике" 15 июня 1861 г. (No 66), а затем перепечатана в некоторых центральных газетах (см., напр.: Северная пчела, 1861, No 143, 28 июня).

   ²⁷ "Миллиард в тумане" - статья В. А. Кокорева (СПб Вед, 1859, No 5-6), в которой он предлагал накопить миллиард, необходимый, по его рассчетам, для выкупа государством у помещиков крестьянской земли, за счет увеличения подати помещичьих крестьян.

   ²⁸ "Credit mobilier" (кредитование движимости) - крупный акционерный банк в Париже, основанный в 1852 г. братьями Перейр.

   ²⁹ Имеются в виду книги Н. X. Бунге "Теория кредита" (Киев, 1852), "Биржевые операции" В. П. Безобразова (М., 1856) и его же статья "Поземельный кредит и его организация в Европе" (Совр., 1859, No 2, 6, 8, 10, 12).

   ³⁰ Добролюбов имеет в виду "Le Dictionnaire d'economie politique" ("Политэкономический словарь"), составленный французским буржуазным экономистом Ш. Кокленом и изданный в 1852 г. парижским издателем и книготорговцем У.-Ж. Гильоменом. По характеристике Н. Г. Чернышевского, словарь "составлен в духе самой крайней реакции против гуманных стремлений нового времени", то есть против социализма, однако имеет определенные научные достоинства (Чернышевский, IV, 372).

   ³¹ Речь идет о книге И. С. Аксакова "Исследование о торговле на украинских ярмарках" (СПб., 1858), о которой Добролюбов одобрительно отозвался в специальной рецензии (III, 348-360).

   ³² Добролюбов имеет в виду буржуазную политэкономию, воплощением которой является словарь Коклена и Гильомена. Книжный магазин последнего находился на улице Ришелье в Париже.

   ³³ В. А. Кокорев выступал против разглашения коммерческой тайны в объяснениях по поводу акционерного общества "Сельский хозяин", одним из учредителей которого он был и которое было ликвидировано из-за плохого ведения дел (см.: СПб Вед, 1860, No 263, 2 декабря).

   ³⁴ Ученый друг Кокорева - М. П. Погодин. В статье "Три вечера" (см. примеч. 22) он рассказал о том, что на вечере у Кокорева он слышал жалобы крупнейших русских предпринимателей на упадок их дел, слухи о возможности банкротств некоторых крупных фирм. Статья вызвала страшный переполох: иностранные корреспонденты сообщили о ней в свои газеты, и курс рубля на европейской бирже резко упал; предприниматели, названные в статье Погодина, жаловались на него властям; цензор, пропустивший статью, был подвергнут взысканию; сам Погодин жаловался в письме к С. П. Шевыреву, что его за эту статью "снаряжали в Вятку" (Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 18. СПб., 1904, с. 510).

   ³⁵ Главное общество российских железных дорог - акционерное общество, основанное в 1857 г. группой иностранных банкиров; получило от русского правительства концессию на строительство и эксплуатацию сети железных дорог на чрезвычайно льготных условиях. Все высшие и большинство прочих должностей занимали в Обществе французские инженеры и техники, получавшие огромные оклады, бесконтрольно тратившие средства Общества на личные нужды и плохо знавшие хозяйственные и бытовые условия России. В результате - расходы на строительс