Дружинин Александр Васильевич - Вступление к переводу "Короля Лира"

чается. И читатель и зритель должны жить жизнью Лира, плакать его слезами, восхищаться его радостями. Король приходитъ въ себя послѣ долгаго сна, въ палаткѣ у Кордел³и. Ясный солнечный лучъ на время разрѣзалъ черныя тучи, висѣвш³я надъ страдальцемъ, и какъ радуемся мы этому лучу, какъ привѣтствуемъ мы его появлен³е! Постель короля окружена лицами преданныхъ ему слугъ; всюду встрѣчаетъ онъ умиленно-благоговѣйные взгляды. Надъ его изголовьемъ рыдаетъ его меньшая дочь или небесный ангелъ, на нее похож³й. Старикъ Лиръ приходитъ въ себя и тихо опускается на колѣни предъ существомъ, когда-то имъ непонятымъ. Хвалить мастерство, съ какимъ поэтъ выполнилъ всю эту нѣжную сцену, придалъ исцѣлен³ю Лира колоритъ вѣрный и трогательный, наконецъ, говорить о томъ искусствѣ, съ какимъ окружилъ онъ небеснымъ свѣтомъ свое любимое создан³е, принцессу Кордел³ю,- мы считаемъ не только лишнимъ, но смѣшнымъ даже. Пробужден³е Лира въ палаткѣ есть картина, воспоминан³е о которой возноситъ человѣка, понимающаго поэз³ю, въ м³ръ неземной, въ область духовъ свѣта.

   Если Кордел³я явилась достойною дочерью въ отношен³и къ бѣдному своему родителю, то какъ и платитъ ей король Лиръ за ея преданность, какъ заглаживаетъ онъ самый слѣдъ своей прежней ошибки? Натура старца, необузданная въ гнѣвѣ, не знаетъ предѣловъ въ дѣлѣ любви. Все ею выстраданное, ею перенесенное за послѣднее время, только могло увеличить эту способность къ отцовской привязанности, эту потребность любви, доходящую до изступлен³я. Никогда ни одинъ изъ отцовъ цѣлаго м³ра не любилъ своей дочери такъ, какъ Лиръ любитъ Кордел³ю. Любовь Гамлета къ Офел³и - стоящая любви сорока тысячъ братьевъ,- меркнетъ передъ такой страстью. Отцовск³е восторги Лира доходятъ до ребячества, до высокаго сладостраст³я, до безпредѣльнаго старческаго эгоизма, невыразимаго словомъ. Когда войска Кордел³и побиты Эдмундомъ, когда король Лиръ и дочь его попались въ руки злѣйшему своему гонителю, любящ³й отецъ, сопровождаемый стражами, лишенный свободы, не можетъ думать ни о свободѣ, ни о царствѣ, ни о своемъ проигранномъ дѣлѣ. Онъ забылъ даже о старшихъ дочеряхъ и о ихъ злобѣ; при напоминан³и о нихъ онъ только говоритъ съ отвращен³емъ, но безъ гнѣва:

  

   Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Скорѣй уйдемъ въ темницу;

   Мы будемъ пѣть въ ней, будто птицы въ клѣткѣ!

  

   Для него темница вдвоемъ съ Кордел³ей стоитъ рая. Въ своей трогательной слѣпотѣ, онъ даже не горюетъ за Кордел³ю. Быть возлѣ нея, стоять передъ ней на колѣняхъ, благословлять ее, сказывать ей старыя сказки, смѣяться надъ всѣмъ свѣтомъ, лишеннымъ такого блаженства: - вотъ всѣ стремлен³я отца, живаго въ одной только своей отцовской любви. Онъ не можетъ наглядѣться на Кордел³ю, не можетъ придумать для нея достаточно ласковыхъ назван³й; онъ даетъ волю своему страстному сердцу, потому онъ великъ и въ неволѣ, и въ цѣпяхъ, и передъ лицомъ своего побѣдителя. Эдмундъ, желѣзный Эдмундъ, опьяненный славой и черными помыслами, не можетъ глядѣть хладнокровно на эти радостныя слезы, на эти поцѣлуи, на эти восторги, на эти высок³я безумства родительской нѣжности. "Взятъ ихъ скорѣй!" говоритъ онъ воинамъ. Что значатъ эти коротк³я слова: взять ихъ скорѣй? Шекспиръ скупъ на пояснен³я ролей. Намъ кажется, что самъ Эдмундъ, собираясь умертвить Лира и Кордел³ю не можетъ видѣть ихъ ласкъ безъ какого-то непонятнаго ему чувства.

   О послѣдней сценѣ драмы, въ которой Лиръ является, съ мертвой Кордел³ей въ своихъ объят³яхъ, мы многаго сказать не въ силахъ; передъ подобными моментами едва ли не безсильны всѣ восторги цѣнителей. Съ поразительной физ³ологической вѣрностью идутъ одинъ за другимъ всѣ признаки окончан³я Лировыхъ страдан³й. Зрѣн³е великаго мученика померкаетъ; онъ не узнаетъ вида и голоса своихъ друзей; на трупы Реганы и Гонерильи смотритъ онъ беззаботными глазами. Связь его съ землей разорвана; одна мысль и одна любовь, какъ послѣднее звено, еще держатся въ его сердцѣ. Онъ не отходитъ отъ трупа Кордел³и и умираетъ глядя на останки всего, что было ему всего драгоцѣннѣе въ цѣломъ свѣтѣ. Примирительная жертва совершилась. Воля небесъ исполнилась вполнѣ, и на мѣсто прежняго несправедливаго короля Лира, м³ру остался идеалъ великаго страдальца, на вѣчныя времена просвѣтленнаго чрезъ свои страдан³я.

  

  

   Отзывъ нашъ о личности принцессы Кордел³и мы должны начать замѣткою мистриссъ Джемисонъ, лучшею замѣткою изъ всѣхъ, когда либо сказанныхъ этой даровитой писательницею. Разбирая характеры героинь Шекспира, она говоритъ слѣдующ³я слова по поводу Кордел³и: "Между образомъ меньшой дочери короля Лира, какъ поэтическимъ создан³емъ и между лицами лучшихъ мадоннъ Рафаэля, какъ произведен³ями величайшаго живописца, я вижу поразительное "сходство. Кордел³я, при первомъ чтен³и драмы Шекспира, поражаетъ читателя такъ же мало, какъ мало поражаютъ Рафаэлевск³я мадонны зрителя, непривыкшаго къ пониман³ю высшихъ проявлен³й искусства. Мимо героинь Шекспира и мимо картины Рафаэля пройдетъ съ холодностью не одинъ поверхностный цѣнитель. И той и другой часто предпочитались создан³я, замѣчательныя лишь по эффектности исполнен³я и по яркости красокъ. Но при внимательномъ взглядѣ и при добросовѣстномъ изучен³и, дѣло принимаетъ оборотъ инаго рода. Строгая, небесная, идеальная прелесть Кордел³и приковываетъ къ себѣ цѣнителя точно такъ же, какъ мадонна Сикстинская привлекаетъ къ себѣ всѣхъ художниковъ, посѣщающихъ Дрезденскую Галлерею. Передъ ей красотами меркнетъ красота героинь, созданныхъ великими поэтами и самимъ Шекспиромъ. Каждый взглядъ открываетъ въ ней новое совершенство, и послѣ нѣкотораго времени, посвященнаго изучен³ю всего характера, принцесса Кордел³я дѣлается истиннымъ идеаломъ женщины, великолѣпнѣйшимъ проявлен³емъ того высшаго искусства, какое давалось только, можетъ быть двумъ художникамъ въ цѣлой вселенной, а именно - Рафаэлю и Шекспиру".

   Мы передали своими словами мысль госпожи Джемисонъ,- мысль, съ которой соглашаются едва ли не всѣ критики. Мы, съ своей стороны, не способны найти въ ней ни малѣйшаго преувеличен³я. При каждой фразѣ, вложенной Шекспиромъ въ уста своей героини, мы вспоминаемъ о женщинахъ Рафаэля; при взглядѣ на каждую Кордел³ю, изображенную великимъ итальянскимъ артистомъ, грезится намъ идеалъ женщины, созданной творцомъ "Короля Лира". Меньшая дочь короля Лира, первая изъ Шекспировскихъ женщинъ, очерчена поэтомъ съ умѣренностью, повидимому доходящей до бѣдности. Только въ четырехъ сценахъ драмы Кордел³я является на сцену, и изъ числа этихъ сценъ въ двухъ она произноситъ по нѣскольку словъ. Второе, третье дѣйств³е происходитъ безъ Кордел³и; въ пятомъ она является на одно мгновен³е; въ послѣдней сценѣ пятаго дѣйств³я передъ нами одинъ трупъ Кордел³и. А, между тѣмъ, безъ нея не было бы ни драмы, ни даже всѣхъ почти эпизодовъ драмы. Подобно тихому дневному свѣту, спокойно заполняющему собою все, что мы различаемъ вокругъ себя, Кордел³я живетъ и свѣтитъ небеснымъ с³ян³емъ во всей истор³и короля Лира, страшной и поучительной истор³и. Кордел³я - свѣтлый ангелъ, кроткое божество дивной драматической поэмы. Все, что только есть чистаго и прекраснаго въ создан³и Шекспира, или соединено съ Кордел³ей, или сгруппировано около Кордел³и, или говоритъ про Кордел³ю, или тоскуетъ о Кордел³и. Вѣстники отзываются о ней, какъ объ ангелѣ; Кентъ ставитъ одно ея ласковое слово выше всѣхъ наградъ; Лиръ умираетъ, лишившись ея; возмутительныя сцены злодѣйства изглаживаются изъ памяти читателя при первомъ словѣ, сказанномъ Кордел³ею. По объему своему, роль Кордел³и меньше, чѣмъ роль второстепенной любовницы въ небольшой Скрибовской комед³и, а между тѣмъ, до сознан³ю знатоковъ дѣла, ни одинъ театръ въ м³рѣ не имѣлъ въ лучшей своей актрисѣ настоящей Кордел³и. Лучш³я героини Шекопира вообще говорятъ немного; но изъ нихъ Кордел³я - самая молчаливая, стыдливая, самая скупая на рѣчи. По какому же волшебству творчества эта самая Кордел³я, въ строгомъ смыслѣ слова являющаяся лишь въ двухъ сценахъ "Короля Лира", близка и знакома всѣмъ намъ, какъ только можетъ быть намъ близка самая несравненная, самая восхитительная женщина, обожаемая первымъ обожан³емъ молодости?

   Если Кордел³я говоритъ мало, дѣйствующ³я лица "Короля Лира" своими рѣчами помогаютъ намъ составить портретъ Кордел³и въ физическомъ отношен³и. Она красавица: у ней лазурные голубые глаза, не смотря на тихую стыдливость характера, ея лицо даже при слезахъ хранитъ ясную улыбку, у ней тих³й, милый, нѣжный голосъ, "большая прелесть въ женщинѣ", сказываетъ намъ Шекспиръ, величайш³й знатокъ женскихъ прелестей. Болѣе намъ ничего не надобно: вся Кордел³я передъ нами. Еслибъ мы имѣли страсть къ тонкостямъ, вводившимъ въ так³я смѣшныя крайности многихъ нѣмецкихъ поклонниковъ Шекспира, мы прибавили бы, что Кордел³я высока ростомъ и имѣетъ бѣлокурые волосы. Мадонны Рафаэля всѣ со свѣтлыми волосами. Рафаэль не писалъ мадоннъ мин³атюрнаго стана. Маленьк³я женщины всегда бываютъ слишкомъ живы и подвижны. Сверхъ того, у короля Лира едва ли могла родиться дочь малаго роста.

   Если когда либо читатель, увлекаясь нравственными красотами героини драматическаго произведен³я, забывалъ о ея красотахъ физическихъ, то это, вѣроятно, происходило съ нимъ при изучен³и Шекспировой Кордел³и. Изображать нравственное совершенство, болѣе чѣмъ трудно; можетъ быть, эта задача по силамъ одному Шекспиру. Нравственная прелесть Кордел³и далеко оставляетъ за, собою всѣ примѣры въ подобномъ родѣ. Главное, основное достоинство молодой принцессы,- постоянство слитое со всею ея жизнью, со всѣми ея словами и помыслами, есть безпредѣльная честность сердца. Прямота всѣхъ поступковъ, истекающая изъ этой честности, совокупившаяся со всею поэз³ею юности, красоты, преданности, добра, безкорыст³я, какъ будто разливаетъ небесное с³ян³е вокругъ всей фигуры Кордел³и. Только въ обществѣ, гдѣ, не смотря на его темныя стороны, мужчина могъ быть рыцаремъ безъ страха и упрека, имѣли право существовать дѣвушки, подобныя меньшой дочери Лира. Въ поэтическихъ средневѣковыхъ легендахъ изрѣдка мелькаютъ красавицы, какъ будто сходныя съ Кордел³ей. Для добыван³я ихъ, паладины убиваютъ чудовищъ, сражаются съ богатырями и цѣлые годы воюютъ въ Святой Землѣ, нося у сердца ленту или перчатку даны, достойной ихъ привязанности.

   Посмотримъ теперь на друг³я достоинства и, можетъ быть, недостатки Шекспировой Кордел³и,- недостатки и достоинства, обусловленныя той сферой, гдѣ ей приходится дѣйствовать. Съ перваго взгляда моженъ мы распознать, что семейство и дворъ короля Лира не подходятъ къ нравственнымъ сторонамъ Кордел³и. Въ этомъ семействѣ Регана и Гонерилья считаются добрыми дочерьми; при этомъ дворѣ честнымъ сердцамъ мало почета. Самовласт³е, гордость, ложь, пышныя рѣчи, раболѣпство - вотъ основные элементы, жизни, посреди который выросла молодая принцесса. Прекрасная натура Кордел³и не можетъ поддаться нравственной порчѣ; но все зло, окружающее дѣвушку, не проходитъ безъ сильнаго вл³ян³я на ея характеръ. Стыдливость и застѣнчивость составляющ³я основу ея нрава, принимаютъ характеръ той сосредоточенной сдержанности, которая всегда неразлучна съ упорствомъ. По натурѣ своей, Кордел³я богата нѣжной гибкостью и терпимостью ума, составляющими высшую силу женщины: иначе, она не могла бы до несчастнаго раздѣла областей быть обожаемымъ сокровищемъ своего гордаго родителя. Но женственно кроткая вообще, она, по временамъ, бываетъ склонна къ тихому, несокрушимому упрямству натуръ честныхъ. Она не умѣетъ приласкаться гдѣ надобно обезоружить ласковой рѣчью, угловатость отцовскаго характера, польстить капризу старика, избалованнаго общей угодливостью. Въ ея душѣ - океанъ дѣтской любви; но, когда у ней требуютъ торжественныхъ проявлен³й этой любви, Кордел³я вся сосредоточивается въ своей стыдливости. Слова не слушаются ея сердца и ея сердце возмущается невинной фразой, будто преступлен³емъ.

   Одною застѣнчивою кротостью мы еще не можемъ объяснить себѣ поведен³я Кордел³и въ первой сцены драмѣ. Послѣ гордаго приказан³я выказать свои чувства къ отцу передъ сотнею постороннихъ людей, послѣ обѣщан³я нарады за свою преданность, послѣ высокопарно-льстивыхъ рапсод³й Гонерильи и Реганы, молодая принцесса ощущаетъ въ себѣ не одну стыдливость, но но прямодушное негодован³е. Страстно любя отца, она, по причинѣ этой самой любви, глубоко чувствуетъ его безум³е; сознавая въ себѣ сокровища дѣтской преданности, она истинно возмущена рѣчами сестеръ, смѣющихъ надѣвать на себя маску любви къ родителю. Пусть всяк³й прямодушный человѣкъ припомнитъ чувство, съ которымъ когда нибудь ему приходилось слушать выражен³я глубокой лусти, относящейся къ лицу очень сильному, и тогда ему будетъ понятенъ молчаливый протестъ Кордел³и. При всей своей стыдливости, меньшая дочь Лира съумѣла бы или сказать отцу на его вызовъ нѣжное слово, или, просто, броситься къ его ногамъ; но Кордел³я не желаетъ сказать или сдѣлать что нибудь подобное. Наединѣ съ отцомъ, въ часъ испытан³я или простой откровенности, она отдастъ ему свою душу; но при этомъ блескѣ, при этой толпѣ народа, при этой горделивой кичливости, при этихъ возгласахъ, исполненныхъ лжи, Кордел³я не скажетъ своего слова. Оттого и Лиръ разгнѣвался на нее не изъ одного мимолетнаго каприза. Старикъ понялъ протестъ и отвѣтилъ на него "безобразной злобой", по выражен³ю Кента.

   Вся первая сцена перваго дѣйств³я исполнена прелестью Кордел³и. Молча и безропотно сноситъ она незаслуженное наказан³е; молча и безропотно выноситъ она низость одного изъ своихъ поклонниковъ, жаднаго герцога Бургундскаго. Но принцессѣ предстоитъ еще одно, самое тяжкое испытан³е. Нѣтъ сомнѣн³я въ томъ, что стыдливая дѣвушка уже давно сдѣлала выборъ между обожателями. Ея сердце лежитъ къ пылкому, юному и задорному королю Франц³и. Что можетъ сказать король, когда ему объявляютъ о томъ, что дама его сердца - отверженная дочь, лишенная приданаго? Но это еще не все: честь Кордел³и страдаетъ, дѣвушку стыдятъ передъ молодымъ властителемъ, ее называютъ позоромъ природы, ее провозглашаютъ чудовищемъ достойнымъ презрѣн³я. Кордел³я вынесла все; но унижен³я передъ любимымъ юношей вынести она не въ силахъ. Непорочная голубка должна защищаться. О любви своей она говорить не смѣетъ; но никто не можетъ помѣшать ей заступиться за свое доброе имя. Кордел³я превозмогла свою застѣнчивость и обратилась къ отцу съ той простою рѣчью, которая для всѣхъ людей понимающихъ поэз³ю, есть высокое совершенство:

  

                   Государь!

   Хоть нѣтъ во мнѣ умѣнья говорить... и проч.

  

   Она проситъ только объявить о томъ, что не изъ-за какого нибудь преступлен³я или порока, недостойнаго дѣвицы, Кордел³я лишена отцовской милости. Успѣхъ ея краткихъ словъ огроменъ. французск³й король влюбляется въ Кордел³ю болѣе прежняго. Радостно называетъ онъ бѣдное изгнанное дитя королевой Франц³и. Сцена кончается прощан³емъ между сестрами. Кордел³я, предугадывая участь отца, поручаетъ его старшимъ дочерямъ. Съ мысл³ю объ оскорбившемъ ее отцѣ уходитъ она за своимъ счастливымъ любовникомъ.

   Во второй половинѣ перваго дѣйств³я и въ двухъ дѣйств³яхъ еще, какъ мы уже сказали, читатель не видитъ Кордел³и. Но Шекспирь знаетъ это дѣло: его героини никто не забудетъ и послѣ одной сцены, ею украшенной. Сверхъ того, какъ мы тоже сказали, во все время дѣйств³я драмы, почти каждое изъ дѣйствующихъ лицъ тянется къ Кордел³и "Я оскорбилъ ее!" задумчиво говоритъ Лиръ послѣ разрыва со старшей дочерью: не трудно понять, кого разумѣетъ здѣсь несчастный старецъ. Кентъ въ злую минуту получивъ тайное послан³е, знаетъ, что оно отъ Кордел³и, чувствуетъ, что въ немъ есть слово надежды и утѣшен³я. Французы высадились въ Доверѣ; мы знаемъ: кто съ французскимъ войскомъ, чьи горюч³я слезы побудили молодаго короля поднять свои знамена въ защиту короля Лира. Самый шутъ печалится о Кордел³и и похудѣлъ послѣ ея отъѣзда! Всюду, какъ свѣтлое видѣн³е первой любви, какъ мелодическ³й основный мотивъ гранд³озной оратор³и, проходитъ нѣжный образъ королевы французской. Она не измѣнилась ни въ чемъ, эта кроткая, преданная, стыдливая дѣвушка! При первой вѣсти о несчаст³яхъ родителя, она летитъ къ нему на помощь. При первомъ послан³и по поводу ужаснаго поступка своихъ сестеръ, она заливается горькими слезами. Она не можетъ прощать отца, мириться съ отцомъ, потому что даже отъ его несправедливости, не могла питать никакого враждебнаго чувства въ своемъ сердцѣ. Вѣстникъ, относивш³й къ ней письмо Кента, говоритъ о ней, какъ Гомеръ говоритъ объ Андромахѣ троянской, и въ его разсказѣ опять видна вся Кордел³я, вся ея женская прелесть, вся ея несокрушимая преданность. Какъ борется она со своей тоскою, какъ возмущается она противъ зла, какъ быстро убѣгаетъ она къ себѣ, чуть замѣтивъ, что на ея плачущ³е голубые глаза устремлены взоры посторонняго зрителя:

  

             Разъ иль два

   Прерывисто и шопотомъ сказала

   Она: отецъ, какъ будто это слово

   Давило сердце ей. Потомъ вскричала:

   - Ахъ, сестры, сестры! женщины! стыдитесь!

   Отецъ мой!.. Сестры!.. Кентъ!.. Какъ? въ бурю? ночью?!.

   Гдѣ жъ въ м³рѣ жалость?" Тутъ изъ глазъ лазурныхъ

   Святая влага хлынула рѣкой,

   И съ плачемъ кинулась она отъ насъ, чтобъ съ горемъ

   Наединѣ остаться...

  

   Найдемъ ли мы хотя въ одномъ изъ величайшихъ поэтовъ м³ра что нибудь выше этого описан³я?

   Цѣль нашего этюда состоитъ, между прочимъ, въ томъ, чтобы артисты, которые когда нибудь будутъ участвовать въ исполнен³и "Короля Лира", съ большей легкостью могли изучать свои роли. Поэтому мы считаемъ нужнымъ сказать одно замѣчан³е: - Сцена четвертаго дѣйств³я, когда король Лиръ просыпается въ палаткѣ меньшой своей дочери, приходитъ въ себя отъ помѣшательства и проситъ прощен³я у Кордел³и, требуетъ почти невозможнаго искусства отъ актрисы, играющей роль принцессы. Король спасенъ отъ уб³йцъ; онъ спитъ посреди своихъ друзей; сильная рать идетъ защищать его права; но вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ лишился разума. Его усыпили, ему дали врачебное пособ³е; - минута его пробужден³я должна показать: вернется ли къ старику-страдальцу его сознан³е. Вся участь Кордел³и зависитъ отъ сказанной минуты. Приготовляясь къ рѣшительному испытан³ю, принцесса снова является во всемъ блескѣ своей сдержанно-страстной натуры. Она робко говоритъ съ Кентомъ, робко совѣтуется съ врачемъ, боязливо проситъ его, чтобы онъ первый заговорилъ съ больнымъ, боязливо подходить къ изголовью страдальца. Но тутъ видъ любимаго старца, видъ этой почтенной сѣдой головы, извѣдавшей так³я бѣдств³я, неотразимо дѣйствуетъ на Кордел³ю. Она преображается въ небеснаго ангела, и за тѣмъ уже должна оставаться божественнымъ существомъ до конца сцены. За тонкими и нѣжными чертами характера должно слѣдовать с³ян³е, почти невыносимое для взгляда смертнаго. Плачъ Кордел³и надъ спящимъ отцомъ, поцѣлуй, съ которымъ она хочетъ послать ему исцѣлен³е, ея рѣчь о "собакѣ моего врага", ея тревога при пробужден³и Лира, ея первое привѣтств³е, исполненное безпредѣльнаго обожан³я...

  

   Здоровъ ли мой велик³й повелитель,

   Какъ чувствуетъ себя король?

  

   все это трудности изумительныя для артистки, но, вмѣстѣ съ тѣмъ,- перлы возвышеннѣйшей поэз³и. Когда Лиръ говоритъ: "неужели эта лэди - дитя мое, Кордел³я?" въ отвѣтѣ Кордел³и: "я! я!" должна звучать струна поразительнаго восторга. Съ такою же и, можетъ быть, большею страстностью долженъ слѣдовать отвѣтъ ея на слова короля:

  

   Сестрами твоими безъ причины

   Я оскорбленъ былъ. Нѣтъ у нихъ причины;

   Но у тебя, я знаю, есть!

  

   Нѣжный, восторженный, радостный отвѣтъ Кордел³и: "нѣтъ; нѣтъ причины!" долженъ быть началомъ одной изъ разительнѣйшихъ нѣмыхъ сценъ въ драмѣ. Сказавъ: "нѣтъ, нѣтъ причины!" артистка, играющая Кордел³ю, должна кинуться къ Лиру, покрывать поцѣлуями его руки, не отрывать, своей головы отъ груди старика и судорожно рыдать до тѣхъ поръ, пока врачъ не скажетъ: "успокойтесь, кроткая государыня!" Эти коротк³я минуты должны потрясти весь театръ. Неземная сторона Шекспировой героини должна с³ять до послѣднихъ словъ сцены; - театръ какъ будто померкаетъ въ ту минуту, когда страдалецъ-Лиръ тихо уходитъ изъ палатки, держась за руку своей преданной дочери.

   Въ пятомъ актѣ Кордел³я говоритъ лишь нѣсколько словъ, сообразныхъ съ своимъ положен³емъ. Дѣло стараго короля погибло, французск³я войска разбиты, злодѣйство восторжествовало. Она тоскуетъ о бѣдномъ родителѣ; - для нея же самой нетрудно встрѣчать бѣду съ холодностью. О томъ, какое впечатлѣн³е производитъ на зрителя смерть Кордел³и, многаго говорить мы не будемъ. Англ³йская публика первой половины прошлаго столѣт³я не могла мириться съ участью Шекспировой мадонны. При всякомъ представлен³и "Лира", когда старецъ-король выноситъ трупъ Кордел³и на авансцену, театръ дрожалъ отъ рыдан³й, отчаянныхъ криковъ и воплей негодован³я. Драматическ³й писатель Тетъ, человѣкъ не бездарный, по приглашен³ю директоровъ театра, попробовалъ дать "Королю Лиру" другое окончан³е, болѣе счастливое: Кордел³я, идолъ публики, оставалась жива и спасала своего родителя. "Но передѣлка не имѣла никакого успѣха - говоритъ намъ Джонсонъ: - публика поняла, что съ лучшей изъ женщинъ Шекспира нельзя было обращаться какъ съ героиней какой-нибудь трогательной мѣщанской драмы".

  

  

   Шутъ, или дуракъ (fool) короля Лира, лицо весьма эффектное и въ особенности любимое зрителями; но взятый, какъ отдѣльное лицо въ драмѣ, по нашему мнѣн³ю, не вполнѣ заслуживаетъ своей популярности. Для хода пьесы онъ необходимъ: онъ оттѣняетъ главное лицо короля-страдальца, онъ наводитъ насъ на возвышеннѣйш³я мысли о нищетѣ всего земнаго велич³и,- это совершенная правда. Но по значен³ю своему,- значен³ю отдѣльной и живой поэтической личности,- знаменитый шутъ короля Лира не есть цѣлое поэтическое создан³е. Рѣчи его однообразны и часто натянуты, его остроты унылы и грубы, пѣсни его иногда непонятны, иногда неблагопристойны безъ всякой надобности. Въ немъ нѣтъ рѣзвости и веселости, какая, какъ кажется, должна быть во всякомъ шутѣ старыхъ временъ: это самый непривлекательный и печальный изо всѣхъ шутовъ. Король Людовикъ XIII, имѣвш³й при своемъ дворѣ шута, безпрерывно толкующаго о смерти, гробѣ и ничтожествѣ земнаго быт³я, одинъ могъ бы найти увеселен³е въ выходкахъ мрачнаго шута, Лирова любимца. Его грубость къ несчастному королю, его постоянные намеки объ одномъ и томъ же предметѣ, его безжалостныя насмѣшки надъ старцемъ, слишкомъ дорого поплатившимся за свое заблужден³е, намъ почти непонятны, не говоря уже о томъ, что они часто насъ возмущаютъ. Тонк³е комментаторы могутъ говорить намъ, что въ ядовитость шута проявляется понятное чувство торжества, которое онъ, униженное и жалкое создан³е, чувствуетъ при видѣ бѣдств³й высочайшаго изъ смертныхъ. Мысль хороша; но мы видимъ того же ядовитаго шута преданнымъ слугой Лира, спутникомъ его въ самыя тяжк³я минуты. Друг³е истолкователи говорятъ намъ, что роль шута есть роль хора въ древней трагед³и, что въ ней сосредоточивается resume воззрѣн³я зрителей на положен³е короля Лира. Едва ли оно такъ можетъ быть, потому что ясный ходъ драмы не нуждается ни въ хорахъ, ни въ объяснен³и. Антиквар³и, основываясь на привычкахъ старыхъ драматурговъ, объясняютъ создан³е шута потребностью въ клоунѣ. Отчего же клоуна нѣтъ въ "Макбетѣ" и "Отелло"? Намъ кажется, что ничего подобнаго не имѣлъ въ виду велик³й поэтъ, написавш³й "Лира". Шутъ ему прежде всего былъ надобенъ для сценическихъ распоряжен³й, потому что мы должны помнить о томъ, что велик³й Шекспиръ былъ не только поэтомъ, но актеромъ и режиссеромъ своего собственнаго театра.

   Въ самомъ дѣлѣ, взглянемъ на драму "Король Лиръ" съ точки зрѣн³я чисто театральной. Актеръ, играющ³й Лира, почти безпрерывно на сценѣ. Не считая первой половины перваго акта, гдѣ онъ все-таки долженъ играть съ большимъ напряжен³емъ, весь конецъ перваго дѣйств³я, вся вторая половина втораго и все третье дѣйств³е (въ степи) исполнены сценъ потрясающихъ, трудныхъ, требующихъ отъ артиста усил³й почти нечеловѣческихъ. Весь трет³й актъ въ особенности вертится на проклят³яхъ, отчаянныхъ вопляхъ, страдан³и, безум³и короля Лира. Этотъ трет³й актъ въ особенности важенъ для драматурга съ точки зрѣн³я театральной. Въ первыхъ двухъ актахъ Лиръ былъ не одинъ: реплики многихъ лицъ давали отдыхъ артисту, нѣсколько развлекали вниман³е публики, иногда позволяли переводить духъ, взволнованный ужасными перипет³ями творен³я. Въ третьемъ актѣ нѣтъ ничего подобнаго. Лиръ долженъ быть одинъ, а, между тѣмъ, потрясающая сторона его роли разрослась до того, что можетъ сокрушить собой и силу актера и сердце зрителей. Говоря словами драмы, "нѣтъ силы человѣку снесть всего этого". Кого могъ бы поэтъ въ так³я минуты поставить на сцену съ Лиромъ, для облегчен³я роли артиста, его играющаго, для избѣжан³я однообраз³я въ положен³и, до оттѣнки главнаго дѣйств³я и для доставлен³я отдыха зрителю? Вѣрнаго Кента? но Кентъ съ своей трогательной преданностью только будетъ еще болѣе волновать зрителя. Глостера? но уже самъ Глостеръ есть предметъ для сострадан³я. Одного изъ ничтожныхъ рыцарей Лировой свиты? но тутъ надо безъ нужды создавать новое лицо;- Шекспиръ не умѣетъ возиться съ личностями безцвѣтными. Шутъ, уже нѣсколько разъ оттѣнявш³й особу Лира,- и тутъ подходитъ какъ нельзя лучше. Его рѣчи составляютъ поэтическ³й контрастъ съ рѣчами короля-страдальца, его видъ пр³ятенъ зрителю, самая его наружность идетъ къ дѣлу лучше всякой другой наружности.

   Остановясь на разсчетѣ, сейчасъ нами переданномъ, Шекспиръ (такова сила его великаго ген³я) немедленно создалъ изъ простой необходимости рядъ сценъ, истинно необыкновенныхъ по своему значен³ю. Даже не обработавъ своего шута, какъ все цѣлое лицо, онъ извлекъ изъ него то, чего не могъ бы извлечь другой драматургъ, положивъ всѣ свои силы на отдѣлку шутовой личности. Данъ шутъ - какой бы ни было шутъ; - Шекспиру довольно этого. И шутъ дѣлается великою частностью величайшихъ сценъ, когда либо написанныхъ рукой человѣка, когда либо созданныхъ творчествомъ человѣка. Велик³й король и ничтожнѣйш³й изъ смертныхъ, шутъ, созданный для посмѣян³я,- одни въ дикой степи, подъ громомъ небеснымъ, одни въ своей общей, человѣческой слабости. Оба одинаково безпомощны;- оба равны передъ Богомъ и природой. Король и шутъ,- король, шутъ и сумасшедш³й нищ³й,- король, шутъ, нищ³й и преданный рабъ (ибо Кентъ укрывается подъ одеждой раба);- что за мудрость, что за уроки нашей гордости, переданные языкомъ непреодолимой поэз³и! Вотъ гдѣ значен³е шута, какъ одного изъ участниковъ этого страннаго собран³я, въ глухую ночь, подъ бурей, подъ грозной десницей сокрушающаго Промысла.

   Больше отъ шута намъ нечего требовать; но все-таки не мѣшаетъ намъ, хоть бы для личной своей прихоти, поглубже всмотрѣться въ личность этого страннаго персонажа, очертанную небрежнымъ взмахомъ великой кисти. Что такое шутъ короля Лира, или, вѣрнѣе: къ какого разряда людямъ должны мы отвести этого шута? Ядовитъ ли онъ, или просто глупъ, преданъ онъ своему господину или слѣдитъ за нимъ только для того, чтобъ огорчать его еще болѣе? Смотритъ ли на него поэтъ какъ на лицо живое, или какъ на простую подставку, неважную, хотя и нужную подробность въ общемъ создан³и? Какъ согласить намъ противорѣч³я въ рѣчахъ и поступкахъ шута - его язвительную рѣчь съ вѣрностью королю, его болтовню съ молчан³емъ въ послѣднихъ сценахъ, его насмѣшки надъ Кентомъ съ тѣмъ повиновен³емъ, которое онъ выказываетъ, когда Кентъ вышелъ ему помогать при переноскѣ соннаго Лира? Сознаемся откровенно, мы не разъ задумывались надъ этимъ. Противорѣчащ³е отзывы комментаторовъ, съ одной стороны, и артистовъ, игравшихъ шута, съ другой, не во многомъ уяснили намъ предметъ догадокъ нашихъ. Лучшее объяснен³е Лирова шута нашли мы въ творен³яхъ человѣка, воспользовавшагося этой личностью для создан³я художественнаго пастичч³о, имѣющаго заслуженную славу. Вамба Вальтеръ-Скотта въ романѣ "Айвенго" навелъ насъ на нѣсколько мыслей, которыя мы сейчасъ сообщимъ читателю. Скоттъ, такъ много бравш³й у старыхъ поэтовъ, особенно у Шекспира и Чаусери, состроилъ своего безсмертнаго шута, думая о шутѣ короля Лира: Вамба, во всей его мастерской оконченности - прямой потомокъ этого недодѣланнаго, небрежно набросаннаго джестера (jester). Онъ такъ же не дуракъ, какъ и дуракъ Лира; онъ юмористъ и сатирикъ по натурѣ; онъ преданъ своему господину и часто обижаетъ своего господина; онъ способенъ на больш³е подвиги и на дѣла полнаго неразум³я; и, наконецъ, въ немъ ярко обозначена та сторона характера, которая сдѣлала его шутомъ и поставила его въ невозможность быть ничѣмъ инымъ, кромѣ шута. Вамба есть человѣкъ, "не имѣющ³й царя въ головѣ", не пустоголовый, но взбалмошно-головый болтунъ, у котораго языкъ не способенъ быть на привязи, потому что голова его не способна твердо остановиться на одномъ какомъ нибудь предметѣ.

   Именно къ такому разряду людей, не глупыхъ, но безнадежно взбалмошныхъ, принадлежитъ шутъ короля Лира. Его мозгъ вовсе не мозгъ тупоумнаго смертнаго; но въ этомъ мозгу вѣчно гуляетъ вѣтеръ. Отъ крайней подвижности, воспр³имчивости, сопряженныхъ съ такимъ состоян³емъ разсудка, нашъ шутъ постоянно находится въ безпокойномъ и напряженномъ состоян³и. Онъ не умѣетъ молчать и держать своего языка на привязи; всякое событ³е, печальное и радостное, дѣйствуетъ на него гораздо сильнѣй, чѣмъ на всякаго другаго человѣка. Когда съ нимъ ничего не случается, онъ поетъ и болтаетъ, находя въ своихъ мимолетныхъ впечатлѣн³яхъ и наблюден³яхъ надъ людьми пищу своей болтливости. Онъ очень похудѣлъ отъ печали, когда Кордел³я уѣхала во Франц³ю; но случись той же Кордел³и невзначай огорчить его, тотъ же шутъ выбранилъ бы свою любимицу и не пересталъ бы ей надоѣдать до тѣхъ поръ, пока впечатлѣн³е досады не замѣнилось бы новымъ впечатлѣн³емъ. Онъ говоритъ дерзости Гонерильѣ не изъ-за одного того, что та не права въ своихъ отношен³яхъ къ родителю, даже не изъ-за того, что онъ возмущенъ ея неправотою, но просто изъ-за того, что его поразилъ необыкновенный ея переходъ отъ льстивой и преданной дочери къ грубой и жестокой повелительницѣ.

   Представьте же себѣ теперь, какое впечатлѣн³е должна была произвести на эту взбалмошную и воспр³имчивую натуру великая перемѣна въ положен³и его господина и повелителя, на котораго онъ втечен³е столькихъ лѣтъ глядѣлъ, какъ на полубога. Лиръ разсорился съ лучшей своей дочерью, изъ короля сдѣлался обременительнымъ приживальщикомъ, лишился власти и почета, самъ сошелъ съ высоты велич³я на путь нужды и горя. Весь мозгъ шута перевернулся отъ такого зрѣлища. Во все продолжен³е первыхъ двухъ актовъ мы видимъ шута подъ неотступнымъ вл³ян³емъ одной и той же мысли, которой онъ скрыть не можетъ и не умѣетъ. Всѣ его шутки направлены въ одну сторону, всѣ его мысли стремятся по одному течен³ю. Король уже не король: - на Лира никто не смотритъ какъ на прежняго грознаго Лира, вотъ волшебный кругъ, изъ котораго шутъ выйти не можетъ. Тутъ, разгадка всѣхъ пѣсенъ, всѣхъ его колкостей, всѣхъ его намековъ, странныхъ какъ по своему однообраз³ю, такъ и по безжалостности, недостойной преданнаго слуги. Шутъ пораженъ тѣмъ же, чѣмъ поражены и всѣ дѣйствующ³я лица; но воспр³имчивая натура его поражена ими гораздо больнѣе. Онъ не можетъ не говорить о томъ, о чемъ друг³е молчатъ или изъ страха, или изъ осторожности, или изъ любви къ государю. Для шута нѣтъ ни страха, ни осторожности,- онъ любитъ Лира, но терзаетъ его, не умѣя думать о положен³и другаго человѣка, не имѣя возможности молчать о томъ, что наполняетъ всю его вѣтренную голову.

   Если бы послѣ ссоры Лира со старшей дочерью до окончательной катастрофы, въ какой проявилась неблагодарность его дѣтей, прошло побольше времени, шутъ нашъ, высказавъ все, что взволновало его подвижную натуру, могъ-бы успокоиться, позабыть о предметѣ, такъ его занимавшемъ, и приняться за свои обычныя шутовства. Но ходъ пьесы не даетъ ему отдыха, событ³я, быстро слѣдующ³я одно за другимъ, непреодолимо дѣйствуютъ на него въ одномъ и томъ же духѣ, съ силой, постоянно возрастающею. За Гонерильей идетъ Регана, за первымъ оскорблен³емъ короля слѣдуетъ рядъ дѣлъ еще ужаснѣйшихъ. Лиръ, велик³й Лиръ, наконецъ является предъ шутомъ во всей безпомощности, во всемъ потрясающемъ свѣтѣ своего родительскаго отчаян³я. Повелитель, котораго взглядъ кидалъ въ дрожь каждаго британца, выгнанъ въ бурю, изъ дома своей дочери, подобно послѣднему нищему. Съ нимъ нѣтъ никого, кромѣ шута, ошеломленнаго тѣмъ, что онъ видѣлъ и что предъ нимъ дѣлается. Намъ немудрено теперь сообразить, отчего одноѳбразное настроен³е духа въ шутѣ поддерживается такъ постоянно. Онъ не въ силахъ развлекать короля и отшучиватъ тоску его, еслибъ даже Лиръ могъ его слушаться. Кромѣ того, что шутъ весь занятъ одной мыслью, самое его положен³е къ тому влечетъ бѣднаго дурака. Ему холодно, ему жутко посреди лѣса, наконецъ, ему страшно въ темнотѣ, ибо шутъ, какъ всѣ натуры ему подобныя, есть трусишка, полный ребяческой воспр³имчивости на ужасныя ощущен³я и ребяческой способности пугаться. Вспомните, съ какимъ страхомъ выскочилъ отъ изъ шалаша, увидавъ тамъ сумасшедшаго нищаго. Эта черта драгоцѣнна: она объясняетъ намъ шута лучше всѣхъ диссертац³й.

   Волнен³е дурака, не утихающее ни на минуту во все время третьяго дѣйств³я, наконецъ достигаетъ высшаго пункта тогда, какъ Лиръ начинаетъ мѣшаться въ разсудкѣ. Во время воображаемаго суда надъ Реганой и Гонерильей шутъ еще смѣялся, потому что его фантаз³я развлекалась мыслью о скамьѣ, принятой за женщину, и другими такими же несообразностями; но этотъ отводъ дѣйствовалъ лишь на минуту. Когда сумасшеств³е Лира начало принимать бѣшенный характеръ, когда Глостеръ принесъ извѣст³е, что государя хотятъ убить, съ шутомъ происходитъ то, чего ожидать надлежало. Событ³я, предъ нимъ происходящ³я, сокрушаютъ его окончательно. Онъ прикусилъ языкъ, которымъ все время распоряжался такъ усердно. На него находитъ столбнякъ, молчаливое недоумѣн³е, изъ котораго онъ уже и не выбивается. Молча слушаетъ онъ слова Глостера. Когда Кентъ велитъ ему взять своего господина съ постели, шутъ повинуется молча. Поэтому намъ кажется, что актеръ, играющ³й шута, не долженъ вы засыпать, ни вертѣться на сценѣ во все довольно значительное пространство времени, которое ему около конца третьяго дѣйств³я, приходится стоять предъ зрителемъ безъ всякихъ рѣчей.

   Ему надо въ это время думать о выражен³и своего лица и о своихъ тѣлодвижен³яхь. Онъ долженъ присмирѣть, умалиться и представлять изъ себя нѣчто въ родѣ шумливаго ребенка, вдругъ пораженнаго ужаснымъ зрѣлищемъ, смыслъ котораго только въ настоящую минуту имъ окончательно понятъ.

  

  

   Кентъ, играющ³й во всей драмѣ роль далеко не первостепенную, принадлежитъ, однако же, къ числу безсмертнѣйшихъ создан³й Шекспира. Охарактеризовать Кента можно немногими словами: это типъ преданнаго слуги, идеалъ истиннаго вѣрноподаннаго. Онъ стоитъ живой передъ читателемъ. Для актера съ высочайшимъ дарован³емъ небольшая роль Кента можетъ быть торжествомъ самымъ полнымъ. Впродолжен³е всей драмы онъ не измѣняетъ себѣ ни однимъ словомъ, не говоритъ ни одной фразы, не совмѣстной со своимъ значен³емъ. Можно сказать утвердительно, что надъ лицомъ Кента Шекспиръ мало трудился, хотя и любилъ, его той любовью, которой Кентъ не можетъ не возбуждать во всякомъ, кто его знаетъ. Все создан³е цѣло, стройно и просто, выражая собой высочайшую степень творчества - творчества легкаго, почти безсознательнаго и почти беззаботнаго.

   Кенту сорокъ-восемь лѣтъ; по всей вѣроятности, онъ человѣкъ военный и непривычный къ придворнымъ тонкостямъ; у него золотое сердце, нравъ крутой и честный; умомъ большимъ онъ не отличается, но безцѣнная душа Кента дальновиднѣе головы, по прекрасному выражен³ю Карлейля. Онъ непремѣнно человѣкъ одинок³й; у него нѣтъ семьи и привязанности: его привязанность - "велик³й Лиръ, котораго имя поминаетъ онъ въ своихъ молитвахъ"; его семья - семья его государя, въ которой, конечно, всѣхъ милѣе для Кента кроткая Кордел³я. Кентъ имѣетъ бездну недостатковъ; но эти недостатки - по чужеземному выражен³ю - недостатки его качествъ. Честность его доходитъ до грубости, преданность - до угловатости безстраш³е - до задорности. Часто услуги его принимаютъ характеръ невѣжливости, и это всего чаще бываетъ въ тѣхъ случаяхъ, когда лица, имъ обожаемый, своимъ неразум³емъ готовятъ себѣ бѣдственныя затруднен³я. Тутъ уже Кентъ не помнитъ себя и превращается въ медвѣдя, у котораго хотятъ отнять дѣтенышей. Лиръ, по своему великому несчаст³ю, испытываетъ отъ вѣрнѣйшаго изъ своихъ слугъ такую грубость. При самомъ началѣ драмы, вовремя раздѣла королевства и ссоры Лира съ Кордел³ей, Кентъ забываетъ всѣ прилич³я, всѣ практическ³я соображен³я и изъ любви къ своему старому государю идетъ на этого самого государя такъ, какъ бы шелъ на злѣйшихъ его непр³ятелей. Не принимая въ соображен³е ни Лирова самовласт³я, ни его раздражительности, ни капризнаго настроен³я духа, въ которомъ король находится, Кентъ передъ всѣмъ дворомъ заступается за Кордел³ю. "Ты сдѣлалъ худо", говоритъ королю упрямый рыцарь. "Опомнись старикъ", продолжаетъ онъ, даже не соблюдая вѣжливости въ своей рѣчи,- останови въ себѣ порывы гнусной злобы; меньшая дочь твоя лучше всѣхъ твоихъ дочерей; ты напрасно злишься и призываешь боговъ въ подтвержден³е своего безум³я!" Самъ Лиръ, не взирая на свое раздражен³е и самовласт³е, гораздо мягче Кента до тѣхъ поръ, пока грубая правда спорщика не побуждаетъ его схватиться за мечъ и потерять все терпѣн³е. Легко понять, что не одна жесткая угловатость нрава причиною суровыхъ рѣчей Кента: его грубыя рѣчи полны любви безпредѣльной; ими защищаетъ онъ двухъ самыхъ обожаемыхъ смертныхъ, изъ которыхъ одинъ требуетъ защиты отъ самого себя. Кентъ портитъ все дѣло: онъ доводитъ Лира до изступлен³я, замышляя все лучшее для Кордел³и и для самого Лира. Даже разставаясь съ королемъ и отправляясь въ изгнан³е, старый слуга обращается къ Лиру съ жесткимъ прощан³емъ, а старшимъ дочерямъ его говоритъ нѣсколько словъ, въ которыхъ весь ходъ послѣдующихъ событ³й обрисовывается съ пророческой ясностью:

  

   А вамъ желаю я, чтобъ вы на дѣлѣ

   Всю правду пышной рѣчи показали!

  

   Таковъ Кентъ при началѣ драмы; но взгляните, какимъ человѣкомъ является тотъ же суровый Кентъ во весь пер³одъ пьесы, начавш³йся раздоромъ Лира съ дочерьми и кончающ³йся смерт³ю несчастнаго короля! При первомъ извѣст³и о бѣдахъ, грозящихъ его повелителю, Кентъ, на зло изгнан³ю, подъ одеждой слуги, презирая смерть и опасность, является къ Лиру. За всякое оскорблен³е, сдѣланное его старому властелину Кентъ спѣшитъ мстить съ обычной своей необузданностью: горе дворецкому Освальду, осмѣлившемуся сказать при королѣ непочтительное слово, горе всякому человѣку, который смѣетъ итти противъ того самого старца, котораго Кентъ еще такъ недавно называлъ безумцемъ, исполненнымъ безобразной злобы! Рѣзко говорить съ Лиромъ Кентъ позволяетъ только Кенту, да и то въ эпоху полной Лировой власти. Чуть король огорченъ и встревоженъ, чуть его небо заволоклось тучами, чуть злыя дочери подняли противъ него свои змѣиные языки, Кентъ уже не скажетъ Лиру суроваго слова, не оскорбитъ его безплоднымъ попрекомъ. Страстная, любящая женщина,- женщина самая деликатная по натурѣ, не станетъ ухаживать за дорогимъ юношей такъ, какъ Кентъ ухаживаетъ за старикомъ, когда-то отвергнувшимъ его совѣты и заплатившимъ за нихъ постыдною ссылкою. Преданный дуракъ поминутно язвитъ Лира намеками на его положен³е; ни одного подобнаго намека Кентъ не скажетъ и даже не подумаетъ. Безропотно сноситъ онъ всѣ неудобства своего новаго положен³я, служитъ государю, "какъ самый рабъ служить не согласится", отъ себя самого начинаетъ сношен³я съ Кордел³ей и въ то же время развозитъ письма отъ Лира, какъ какой нибудь конюхъ или дворецк³й. Въ такихъ занят³яхъ застаетъ его страшная катастрофа всей драмы. Лиръ выгнанъ своими дочерьми. Старый король, исполненный отчаян³я, бродитъ по безпредѣльной степи, въ ночную пору, подъ проливнымъ дождемъ, льющимся на его обнаженную сѣдую голову. Съ Лиромъ одинъ только шутъ,

  

                   Который отшутить

   Старается тоску его.

  

   Съ нимъ нѣтъ Кента: Кентъ сидѣлъ въ колодкахъ, испытывая наказан³е раба въ то время, когда дочери его господина позорили природу человѣческую. Освободясь, вѣрный слуга кинулся искать своего государя. Онъ посылаетъ встрѣчнаго рыцаря въ Доверъ повѣстить обо всемъ Кордел³ю; онъ нѣсколько разъ стучится у дверей "проклятаго дома", освѣдомляясь о государѣ. По всей вѣроятности, его выгоняютъ и оскорбляютъ; но что ему за дѣло до оскорблен³й! Наконецъ встрѣчаетъ онъ Лира, подъ бурей, близкого къ помѣшательству. Ни словомъ, ни намекомъ честный Кентъ не прибавляетъ новыхъ мучен³й страдальцу: онъ не изъ тѣхъ людей, которые, видя исполнен³е своихъ горестныхъ предсказан³й, говорятъ съ нѣкоторымъ самодовольств³емъ: "Я предвидѣлъ это!" Утѣшать Лира Кентъ только можетъ дѣлами своими, своей рѣчью, исполненной невыразимой преданности, своимъ присутств³емъ, своей готовностью вынести отъ него всѣ муки ада. Онъ приводитъ Лира къ шалашу и совѣтуетъ ему укрыться отъ непогоды, собираясь снова итти въ замокъ, гдѣ сейчасъ лишь стучался понапрасну. "Тамъ я силой всѣхъ подниму!" восклицаетъ неукротимый слуга и онъ способенъ выполнить свое обѣщан³е, не думая о его безполезности. Неловко и дубовато Кентъ упрашиваетъ Лира войти поскорѣе въ шалашъ; но какая бездна истиной, честной любви въ этой дубоватости и неловкости. "Войдите, добрый государь!" повторяетъ онъ три или четыре раза, пока несчастный старецъ задумавшись, стоитъ подъ ливнемъ и молн³ей.

  

             Ты хочешь сердце

   Мнѣ разорвать?

  

   спрашиваетъ Лиръ, теряя терпѣн³е. "Мое пусть рвется прежде!" отчаянно восклицаетъ Кентъ и вслѣдъ затѣмъ опять пускается надоѣдать своему повелителю. "Войдите, добрый государь!" опять повторяетъ онъ, и на этотъ разъ голосъ его не теряется напрасно. Сердце Лира, истерзанное своимъ горемъ, все-таки тронуто терзан³емъ Кента. Бѣдный король говоритъ:

  

   Самъ войди, прошу тебя,