Главная » Книги

Ершов Петр Павлович - В. П. Зверев. Автор не только "Конька-горбунка", Страница 2

Ершов Петр Павлович - В. П. Зверев. Автор не только "Конька-горбунка"


1 2

Вскрикнул громко воевода,
  
  
   Кровь рукою зажимая. И опять же, какая гордость, какое человеческое достоинство и великодушие поражают нас в умирающей Сузге:
  
  
   Вдруг царица задрожала,
  
  
   На Грозу она взглянула...
  
  
   Это не был взор отмщенья,
  
  
   Это был - последний взор!
  Такое же добросердечие и обостренное чувство справедливости лежат в основе удалой сказки о Коньке-горбунке и Иванушке-дурачке, что, пожалуй, и обеспечило ей столь широкую популярность и заслуженную славу ее автору. Ершов точно подметил и затейливо развил те черты характера Иванушки, которые так ценит во всяком человеке наш народ и которые делают этого героя действительно национальным, любимым русскими людьми. Ведь Иванушка в сказке Ершова обладает желанными русскому сердцу чертами: он благороден и по-доброму ироничен, умен и бескорыстно лукав, смекалист и в просьбах безотказен. Вспомним хотя бы сцену, когда братья украли у него коней и он их разоблачил:
  
  
   А Иван им стал кричать:
  
  
   "Стыдно, братья, воровать!
  
  
   Хоть Ивана вы умнее,
  
  
   Да Иван-то вас честнее:
  
  
   Он у вас коней не крал..."
  К сожалению, до сих пор в "Коньке-горбунке" многие ценят прежде всего внешнюю занимательность повествования и относят эту сказку в разряд детских (что подтверждается однонаправленностью изданий этого произведения Ершова). Она и впрямь увлекательна по сюжету, и простота ее рассказа может показаться такой же легкой по мысли, а вернее, мысль в ней как бы теряется в этой очаровательной простоте и сказочности событий (тем более если издание еще украсить впечатляющими картинками). Здесь уместно привести слова А. Ярославцова: "Некоторые говорят - в сказке этой нет никакой идеи; ко может ли это быть по самому складу человеческого и русского ума, в этом случае в особенности? Сказка эта служит не для забавы только праздного воображения; в основе ее лежит идея нравственная, данная ей первыми слагателями ее, простыми детьми природы. Смысл сказки является таким; простодушное терпение увенчается, наконец, величайшим возмездием на земле; а необузданные желания губят человека даже и на высочайшей ступени земного величия" (с. 3). В этой мысли заключена глубокая истина. Поэтически выраженная Ершовым с гениальной легкостью и свободой, "идея нравственная" обрела особую силу и привлекательность.
  Легкость и простота сказа Ершова родственны поэтике народного эпоса, и рождались эти достоинства сочинения у начинающего поэта непринужденно и органично, из души. Русская сказка была неотъемлемой частью жизни Ершова и лучшими токами вошла в его поэтический дар. Именно органичную слиянность таланта молодого сибиряка с миром народной сказки, видимо, почувствовал А. С. Пушкин в "Коньке-горбунке". В этой связи существенное замечание сделала И. П. Лупанова: "Слушая сказки, Пушкин, по собственному его признанию, вознаграждал "недостатки проклятого своего воспитания". Он подошел к сказочному фольклору как писатель, восхищенный его красотой и глубиной, и как исследователь, ученый, которому хотелось, чтобы русское образованное общество тоже открыло для себя народную сказку и вслед за ним сказало восхищенно: "Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!" Для Ершова сказочная поэзия была родной стихией. Она входила необходимым компонентом в его образование и воспитание. Она присутствовала в его жизни как ее особая волшебная грань. Думается, что восемнадцатилетний юноша, писавший "Конька-горбунка", не ставил перед собой задачи, которой в значительной степени руководствовался Пушкин: популяризировать народную сказку, облачив ее в литературную форму, дать ей права гражданства. Он просто поделился с "честным народом" одной из тех "драгоценностей", обладателем которых оказался сызмальства. Поделился, как делится со своими слушателями истово влюбленный в свое дело русский сказочник" {Цит. по: Ершов П. П. Конек-горбунок. Стихотворения. - С. 11.}.
  И все же каким недюжинным талантом нужно было обладать, чтобы сказка такого юного и еще безвестного автора вызвала восторг просвещенных и авторитетнейших умов русской культуры, да еще в то время, когда литературно обработанная народная сказка и сочинения по фольклорным мотивам, романтическая история на основе устных преданий были в моде, являлись веянием времени, когда к подобным жанрам обращались А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, В. И. Даль (Казак Луганский), А. Ф. Вельтман, О. М. Сомов... Ведь в самом начале 1830-х годов уже появились и "Вечера на хуторе близ Диканьки" Н. В. Гоголя...
  Существенно, что Ершов до конца своих дней непоколебимо остался поэтом, во многом очень близким тому живому и определяющему направлению в русской литературе первой половины XIX века, которое в недрах романтизма взращивало добротные семена русского реализма, принесшего мировую славу нашей литературе, остался верным духу лучших традиций, заложенных Пушкиным. При этом он пытался открыто выступить против описательных излишеств, которые, на его взгляд, несла с собой литература эпигонов "натуральной школы". В черновом письме к Плетневу в июне 1851 года Ершов предстает рьяным защитником пушкинского стиля повествования, оставаясь верным своим эстетическим принципам периода "Конька-горбунка". "Когда-нибудь... я изложу свою теорию повести, - заявляет Ершов, а далее поясняет: - Я не враг анализа, но не люблю анатомии... Я допущу еще подробности в таких вопросах, как быть или не быть, но в такой мелочи, - как идти или ехать, спать или проснуться, право, безбожно рассчитывать на терпение читателей. А жизнь героев повестей больше чем на 9/10 слагается из подобных мелочей. Простите меня, Петр Александрович, за резкие, может быть, выражения, но я говорю, как понимаю. Для меня - одна глава "Капитанской дочки" дороже всех новейших повестей так называемой натуральной, или лучше, школы мелочей" (с. 140-141).
  Эти высказанные в раздражении мысли были тем не менее художественным кредо Ершова: в своих произведениях он старался не допускать "бытозизации", и поэтому его стихи даже о вещах, казалось бы, самых земных, о мирских заботах можно отнести к большой поэзии. Художественные критерии Ершова при этом были воспитаны не расчетливой рассудочностью, а выношены в сердце и отшлифованы во вдохновенных раздумьях. Стихи его, как верно заметил А. Ярославцов, "создавались не по навеянию извне, или по какому-либо корыстному побуждению, а всегда по настоятельному требованию сердца: они, - как и все произведения Ершова, - зеркало его поэтического направления вообще и его характера в частности" (с. 39).
  Все это роднило Ершова в ранние годы творчества с русскими романтиками и особенно с представителями философско-поэтического направления - "любомудрами". Не случайно любимыми поэтами Ершова были Д. Веневитинов, В. Бенедиктов, Е. Гребенка, а стихотворение Ершова "Желание" (1835) перекликается с одноименным стихотворением А. С. Хомякова, написанным в 1827 году. Произведения Ершова и по основным темам, и по мироощущению автора постоянно тяготеют к тому, что привлекало русских романтиков и было характерно для их сочинений: мечтательное разочарование в жизни, личная душевная причастность к мировой скорби, поиски идеала в родной, но все же экзотической древности своего народа, наконец, стремление не только в поэзии, но и в жизни уединиться от людей, слиться с первозданной природой, раствориться в ней, предаться углубленным размышлениям, внимательно прислушаться к зову души и сердца... И все же за всем этим романтическим арсеналом скрывался добродушный и по-русски беспечно веселый Ершов. Он играючи управлял своим чудным стихом в сказке и драме, в послании и сказании, в лирическом сочинении и шутке. Это был автор, всецело поглощенный стихией русского стиха и завораживающий читателей естественностью мелодики своей поэзии, в которой, по его собственным словам, "и речь вилась цветущей тканью". Ершов относится к тем поэтам,
  
  
  
  ...кто с чудною природой
  
  
   Святой союз издетства заключил,
  
  
   Связал себя разумною свободой
  
  
   И мир и дух сознанью покорил...
  
  
  
  ...кто светлыми мечтами
  
  
   Волшебный мир в душе своей явил,
  
  
   Согрел его и чувством, и страстями
  
  
  
  И мыслию высокой оживил...
  
  
  
  
   "Вопрос", август 1837
  Ершова особо привлекал популярный жанр песни. Он сочиняет стихи не только специально для песенных мелодий, но и включает песню как органичный элемент в свои произведения иных форм. В драматическом отрывке "Фома-кузнец" есть песня старика Луки, которая была положена на музыку А. А. Алябьевым, дружившим с поэтом. Большую популярность обрели песня "За морем синица не пышно жила" из "драматического анекдота" о Суворове и станционном смотрителе, песня казачки из "Сибирского казака". На основе стихотворения "Молодой орел" в 1880-е годы родилась популярная песня "Как на дубе на зеленом", а "Русская песня" в Среднем и Нижнем Прииртышье известна как народная песня... Любовь к музыке, к театру была рождена стремлением поэта к "целостному искусству", что опять же говорит о родстве художественных взглядов Ершова с идеями романтической эпохи русской культуры. В музыке, которую вместе с поэзией называл "двумя сестрами одной матери", он ценил "таинственность и глубину", и если в беседе речь заходила о музыке, Ершов оживлялся. А. Ярославцов вспоминает: "Ершов охотно пускался со мною в разговоры о музыке, припоминал замечательное в жизни артистов, с увлечением говорил иногда - как хорошо представить бы в опере ту или другую сцену, какую припоминал в жизни необыкновенных лиц или в истории. Он сам стал заниматься изучением игры на флейте, и, как увидим, с особенной целью: он говаривал о флейте: "Этот инструмент тем хорош, что его можно уложить в карман, а на прогулках где-нибудь, в отдаленном месте, приятно потешить себя" (с. 19).
  Широки были художественные интересы Ершова, и это находило отражение в его творчестве. Многогранен поэтический мир, оставленный нам создателем "Конька-горбунка". В своего рода завещательном стихотворении "Одиночество", подводя итоги, завершая жизнь с миром в душе, прощаясь с врагами и друзьями, поэт все же простирается мыслью в будущее, надеясь, что на "звук живой" его стихов "проснется кто-нибудь другой". Современный читатель наверняка услышит во вдохновенных строках Петра Павловича Ершова живое биение благородного и щедрого сердца поэта, прочтет в них мысль ясную и возвышенную.

Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (23.11.2012)
Просмотров: 232 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа