Федоров Николай Федорович - О значении обыденных церквей вообще и в наше время (время созыва конференции мира) в особенности

подъемом (после падения), или вертикальным положением. Востав, человек, или сын человеческий, не оставил умерших отцов, скрытых в земле по физической необходимости, там лежащими, а представил их выходящими из земли (памятник-храм) и населяющими небо (свод храма). Такое объяснение происхождения храма мы почерпаем из самого Евангелия (Иоанна), из слов самого Господа, произнесенных тотчас после первого очищения храма от торгующих и кровавых жертв. "Разрушьте храм - говорит Он о своем Теле - и Я в три дня Его воздвигну" ³⁶. Это было первою проповедью Агнца (т.е. дитя), раскрывающею смысл храма и цель жизни ^************ . Мы сами разрушаем храмы тел друг у друга и у самих себя, а созидаем лишь искусственные храмы ^{*************} . Будем ли мы участвовать в воссозидании и естественных храмов, в чем бы и должно было состоять внехрамовое дело и цель жизни?! Конечно, нужно всеобщее образование, чтобы отчетливо представлялось всем строителям все, что заключается в создании всеми сынами храма Богу всех отцов. Заключается же в создании храма союзом сынов прототип предстоящего им искупительного дела, дела обращения слепой силы природы, проявляющейся в распадении и падении всех миров вселенной, в управляемую разумом всех воскрешенных поколений, рассеянный прах коих облекает ныне весь земной шар. В этом спасительном деле всех сынов человеческих и проявится во всей силе и благодать Господа Нашего Иисуса Христа, любы Бога Отца и причастие Св. Духа. В обыденном храме, построенном сынами Богу отцов, и воплощено то образование, которого нет в настоящее время.

   Созидание многоединством целого храма в один день указывает на цель и на дело человеческого рода - во всем его объеме по пространству и по времени; и в этом легко убедиться, если вникнуть в смысл каждого слова, входящего в это многосодержательное определение. Храм вообще есть подобие вселенной, очень низшее своего оригинала в действительности, но несравненно высшее его по смыслу. Смысл же храма заключается в том, что он есть проект такой вселенной, в которой оживлено то, что в нынешнем ее оригинале умерщвлено, - проект вселенной, в которой все оживленное стало сознанием и управлением всего, что было слепо. Храм самый громадный - мал до ничтожества сравнительно со вселенною, им изображаемою; но в этом ничтожестве по величине смертное, ограниченное существо силилось изобразить и даль, и глубь, и ширь, и высь необъятную, безграничную, чтобы водворить в нем все, что в природе слепой являлось лишь на мгновение, что-бы это эфемерное, по времени, существование стало обыденным по скорости восстановления, ибо чем короче срок восстановления, тем оно содержательнее, шире по объему, обнимая все прошлое. Необъятность, и мощь, и

   жизнь изощрялся сын человеческий изобразить в храме скульптурно, барельефно, горельефно, живописно, иконописно, прибегал к звуку, к слову, к письму и, наконец, в самом себе, в живущих, изображал умерших; и в сем последнем совокупная молитва, выраженная во всем предыдущем, превращалась в храмовую службу.

   В нашей земле, земле скородомов, скорогородов, обыденные храмы были не исключением, - это были скорохрамы, хотя такого названия и не было. Скоростроительство было совершенно естественным явлением в стране, богатой лесом, в стране лесистой, подверженной почти ежегодным нападениям и разорениям (сожиганиям) от обитателей степей, кочевников; и обыденные храмы суть необходимое и самое характерное произведение всех и природных и исторических условий страны, под защитою которой Запад, напротив, строил многолетние домы, многовековые храмы и тысячелетние города. Наши обыденные храмы, очень малые, низкие, деревянные, деревенские или сельские, получают свое полное значение только при сравнении с многовековыми, исполинскими, из прочного камня воздвигнутыми, городскими храмами Запада, которые были созданием не народа, а городских цехов. Растянутая на несколько веков работа созидания готических соборов не требовала ни наибольшего, ни теснейшего соединения сил, не требовала и высокого подъема, который был необходим для построения наших смиренных церквей. Многовековая работа немногих и без высокого подъема создавала колоссальный, очень высокий храм, но с малыми колоколами, что и указывает на слабость, незначительность собирательной, объединительной силы этих храмов, вследствие их безголосости или слабости голоса ^{**************} , при чрезвычайной в то же время силе стремления у немногих, не прикованных нуждою к земле, ввысь, а вместе и врознь; малость колоколов указывает на молитву немую или шопотом, на молитву каждого про себя одного, указывает на отчуждение от земли городского люда, с землею не связанного. Это стремление ввысь, к которому располагают готические храмы, есть результат лишь обмана чувств, благодаря которому камень кажется потерявшим тяжесть, как бы одухотворенным, и приводит лишь к мнимому подъему, результатом которого является наибольшее падение, разъединение, наибольшая рознь. Рознь и осталась на Западе, когда стремление ввысь прекратилось и заменилось стремлением вниз; тогда и строение храмов заменилось строением фабрик. Вместе с низменными, промышленными и торговыми стремлениями развилось и стремление вглубь, т.е. религия заменилась философиею, но рознь при этом не только не уменьшилась, но все более увеличивалась и увеличивается. Наши обыденные храмы такую иллюзию производить, конечно, не могли... Храмы Запада были даже не многовековыми, а бесконечно или неопределенно-вековыми, т.е. оставались недостроенными по недостатку единодушия и согласия или же по отречению от стремления ввысь вследствие перехода от горнего к низменному, от подъема к падению, от средневекового к новому, от романтизма к позитивизму. Отчаяние, неверие остановило построение храмов на Западе. Но не временем лишь, употреблявшимся на постройку, и не малостью своею наши храмы отличались от западных; наши малые храмы были вместе с тем храмами пения и звона, голоса которых поднимались выше пиков готических храмов, голоса же этих последних (т.е. звон) вовсе не соответствовали их высоте; готические храмы - это колокольни, не оживленные звоном, немые или полунемые звонницы. Последний вздох умирающих отцов, отлетавший ввысь, к небу, указывал путь строителям готических храмов; храмы, стлавшиеся по земле и углублявшиеся в землю, хранили прах отцов; храмы же обыденные не удалялись, не улетали от праха отцов, а пением и звоном не отлучались и от душ их... ^{***************}  Колоссальные храмы Востока не были неопределенновековыми, они не были и многовековыми, но в построении их выражалась не одна добровольность, а и внешняя власть; это были храмы Бога воев, Иеговы и Аллаха, или же Будды, бога отшельников, это были храмы Вишну или Тримурти, т.е. троицы рождения, разрушения и временного лишь возрождения.

   Уже в первом известии о построении христианского храма - не в русской, а греческой церкви - мы имеем свидетельство, что построение это имело одно из существенных свойств наших обыденных храмов, а именно участие всех в этом построении, хотя и не личным [только] трудом, как это требуется для совершенства, но и деньгами. В слове св. Григория Нисского о житии Григория Неокесарийского говорится, что он, прибыв в Неокесарию, "тотчас приступил к построению храма, потому что все деньгами и трудами содействовали этому предприятию" ³⁹. Но при этом не было самого существеннейшего свойства наших обыденных храмов, по которому они получили свое название, - не было однодневности. Наши малые обыденные храмы были произведением высокого подъема и теснейшего соединения, были произведением отечества и братства, были не целью, а средством, о сохранении их даже мало заботились; именно однодневность, или самый короткий срок при построении храма, и производила наибольшее согласие наибольшего числа в одном общем священном деле, т.е. воспроизводила, хотя и на короткий срок, то "множество", которое имело одно сердце и одну душу (Деян., IV, 32) - именно однодневность построения приводила к тому, что, хотя лишь и на один день, воля Божия исполнялась и на земле, как на небе; а вместе и ощущалось пришествие царствия Божия, прославлялось имя Божие, и в совокупности, т.е. в согласном действии и единодушии всех, осуществлялось подобие Триединому Богу. Кроме того, наши обыденные храмы, очищенные от денег в самом созидании, т.е. созидаемые добровольным трудом, и потому ближе всего подходящие к очищенному Христом от торжников храму, по однодневности созидания своего совершенно совпадают со временем воссозидания Христом храма своего тела, которое так же можно назвать обыденным, как наши обыденные храмы можно назвать трехдневными, ибо те из этих храмов, которые были начаты в пяток вечером, оканчивались к полуночи субботы на воскресение. Быть, хотя на короткое только время, на один лишь день подобием Триединого, являлось для строителей обыденных церквей великим предзнаменованием. Если ни на Западе, ни на Востоке ничего подобного нашим обыденным церквам не было, то почему бы тому и другому не доставить себе случая испытать, хотя на миг, святость единства, вкусив же его, подумать накрепко об увековечении единства и устранении розни. Строение обыденных храмов, т.е. строение на срок возможно малый, наименьший, может быть образцом для соединенного действия народов и всего рода человеческого. Чем меньше срок, тем более требуется сил для совершения дела, или же чем более собрано сил, тем скорее совершится дело. Несмотря на различие между всеми этими храмами, т.е. между их строителями, есть между ними и глубокое единство, единство сынов умерших отцов. Эта попытка определить сходство и различие между нашими священными постройками и постройками или зданиями такого же свойства Востока и Запада имела целью лишь показать, какое глубокое значение и обширный объем, равняющийся всей всемирной истории, имеет вопрос о храмах обыденных. Наши обыденные храмы были, как выше сказано, не целью, а лишь средством соединения, о сохранности их даже мало заботились, так как в построении обыденных храмов имело значение самое соединение как выражение веры, надежды и любви. Строение храмов так же, как помочи и толоки, лишь воспитывало соединение - соединение, предмета для коего до сих пор не найдено, или - вернее - предмет этот до сих пор не сознан, хотя он и дан, указан самим храмом и совершаемыми в нем службами. Все наше горе, все наши бедствия, нестроения и неудачи - в отсутствии предмета для общего действия, для совокупной силы, в отсутствии или потере смысла и цели.

   Только в коренной, в северной России, в лесном захолустьи однодневность или самый короткий срок для построения целого храма и совершения полного богослужения, как выражения всей мысли о деле спасения, признано самым богоугодным делом; и это свидетельствует, конечно, о цельности народного характера коренной Руси. В строении обыденных храмов выражается, что для Бога христианского, Триединого, нет ничего более угодного, как совокупный, многоединый труд от всей души, от всего сердца, всею мыслию (знанием) совершаемый. В скорости (в однодневности), в отдаче всех сил своих для совершения дела и выражается усердие, т.е. участие сердца, души, любви, ума и знания в деле общем. Жить вкупе есть и добро, и красно, этично и эстетично; а труд вкупе и в деле Божием еще выше, еще величавее, еще прекраснее. Это и будет верховным благом (bonum supremum), когда труд станет делом всех живущих без всяких исключений, делом спасения всех умерших и тоже без всяких исключений.

   При построении обыденных храмов все мысли и действия сходились в одном этом священном деле, и не только все порочное, но и все житейское не могло уже иметь места, жизнь всех и вся жизнь каждого была проникнута в этот, по крайней мере, день одним общим намерением, одною целью - домашнее превращалось, так сказать, в храмовое, отдельное родство в общее братство (стр. 13-я "Сказания о построении обыденного храма в Вологде". "Чт<ения> в Общ<естве> Ист<ории> и Др<евностей> Рос<сийских>", 1893 г., т. 166-й - "Не бяше бо тогда... татьбы... о житейском ничтоже помышляху" и проч. ⁴⁰).

   В Западной Руси, как видно из сочинения Малышевского "О придорожных крестах" (Труд<ы> Киев<ской> Духов<ной> Академ<ии>, 1865 г., No 11-й, стр. 323-428), и на славянском Западе, как это видно из сочинения М. Сперанского "О придорожных крестах в Чехии и Моравии и о византийском влиянии на Западе" (Оттиск из "Арх<ивных> изв<естий> и зам<еток>", No 12-й 1895 г.), в тех случаях, когда в Северной России строили обыденные храмы, ограничивались постановкою придорожных крестов и даже не часовен, назначенных хотя и для некоторых только служб; о целых же храмах для полной службы, как видно, и не помышляли. Это свидетельствует, конечно, о не цельности уже народного характера.

   Итак, когда у нас единодушие и согласие созидало малые храмы, заключавшие в себе полноту христианской мысли и дела, и называло эти храмы по преимуществу Спасами, т.е. Спасообыденскими храмами, в это время Запад в лице пап задумал построить один огромный храм путем нечестивой продажи индульгенций, путем торга благодатью искупления или спасения, и тем вызвал протест - протест против всякого уже внешнего выражения, против самого дела, как ненужного для спасения, и даже, в конце концов, против слова, как это, особенно, на дальнем Западе. (Да и действительно, если человек не для того создан, чтобы сказать и сделать что-либо достойное Божества, то остается только молчать.) Таким отрицанием протестующие лишили себя радости участия в общем деле спасения и даже - вообще - радости общения, жизни вкупе, лишили себя действительности спасения, оставаясь в розни и при мнимом личном спасении. Таким образом, храм, посвященный св. Петру, стал в действительности памятником, с одной стороны, папского гнета, памятником присвоения, точнее - хищения спасающей и, конечно, мнимо спасающей, силы и страшного злоупотребления ею, а с другой стороны, он стал памятником протестантского спасения врознь, в одиночку, спасения лишь внутреннего, т.е. иллюзии спасения, - словом, храм Петра стал памятником опротестованного католицизма. И это делает понятным, какое важное значение имеет наименование у нас Спасами храмов, созидаемых совокупными силами; этими храмами сам народ дал ответ и католицизму, и протестантизму о том, как понимает он спасение, дал ответ самим делом, которым ясно выразил, что спасение возможно лишь общим делом, взаимною помочью при помочи Божией.

   Припомним, что Москва и первый свой храм, еще на бору, поставила во имя Спаса ⁴¹. И как жаль, что не сохранилось сказания, подобно вологодскому, о создании этого храма во имя Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и мы не знаем, во избавление от чего, от язвы ли, от многодождия или бездождия, или же от иного какого бедствия срублен этот храм, мы не знаем и того, в один ли день поставлен он; но что он построен совокупными силами, при помочи Божией, взаимною помочью, в этом едва ли позволительно усомниться при всеобщности помочей и толок на Руси, и в особенности в то время, в непочатом еще, девственном краю. Особенно жаль теперь, что нет этих сведений, теперь, когда Москве исполнилось уже семьсот пятьдесят лет ее существования, и ей пора бы знать о своем начале и особенно о начале своих храмов. Начав строение церквей с построения Спаса-Преображения, Москва в наше уже время присоединила наименования Спасителя, т.е. Спаса - по-древнему, к храму Рождества Господня (храм Христа Спасителя), свидетельствуя этим, что и ко всем Господним праздникам должно быть присоединяемо наименование Спаса, а в особенности к Воскресению, в котором заключается полнота спасения. Кремль и стал храмом праздника Воскресения, Пасхи, и станет, надеемся, провозвестником Спаса-Воскресения, т.е. спасения не от голода лишь и моровых язв, но и от смерти вообще, провозвестником спасения всех умерших ("Международная благодарность", стр. 263-я, оттиск из "Русск<ого> Архива", 1896 г.,

   No 2-й ⁴²), ибо, как выше сказано, в Спасо-голодовых и в Спасо-моровых храмах заключается весь санитарно-продовольственный вопрос, заключается начало объединения для спасения или решения санитарно-продовольственного вопроса в обширном смысле, как вопроса о смерти и воскресении.

   Время процветания обыденных храмов - у нас, совпав со временем появления и усиления протестантизма в Германии, относится к царствованию трех старших собирателей земли русской, и особенно ко времени последнего из них - Ивана IV и всероссийского митрополита Макария; а между тем как Германия торжественно праздновала четырехсотлетие своего разъединителя Лютера, Россия забыла о своем духовном собирателе - митрополите Макарии, четырехсотлетие которого почти совпало с четырехсот-летием Лютера. Светская история крайне несправедливо всегда относилась к митрополиту Макарию, приписывая самому Иоанну то, что несомненно принадлежало Макарию; даже Сильвестр заслоняет собою Макария, по стопам которого хотел идти св. Филипп митрополит ⁴³, как сам выражался. Иоанн IV-й, когда он не был еще грозным по причине благотворного на него влияния всероссийского святителя Макария, участвовал, или - вернее - присутствовал при создании однодневного храма на старом Ваганькове (Никон<овская> Летоп<ись>, изд. 1789 г., т. VI, 1790 г., стр. 246-я). Затем и на крайнем Востоке тогдашней России, в Казани, и на крайнем Западе, в Нарве, а быть может, и во всяком городе, взятом Иоанном IV-м, созидался обыденный храм. Время стоглава, время Макария, было золотым веком обыденных или обыночных храмов. Единодушие и согласие, воспитавшееся построением обыденных храмов, помочами и толоками в пору собирания, спасло русскую землю в эпоху распадения, в смутное время, и много помогло восстановлению единства при двух новых собирателях, Михаиле и Алексее. С прискорбным отделением любителей страны (старообрядцев) от церкви, по-видимому, прекращается строение обыденных храмов; но не сохранился ли этот старинный обычай у самих старообрядцев, называющих свои общества святым именем согласия; желательно было бы услышать от самих этих любителей и хранителей старины, строились ли у них обыденные храмы или часовни - у поповцев на Керженце, на Иргизах, на Вятке, у беспоповцев молельни - на Поморье, на Мурманех...

   Отчего перевелись у нас, на православной Руси, обыденные храмы, об этом можно заключить из сообщения свящ. с. Микшинского Ирбитского уезда отца Н. Ребрина. В письме от 11 ноября 1895 г. отец Ребрин рассказывает: "в 1893 г. в одной деревне моего прихода нужно было построить каменную часовню; крестьянам желательно было построить ее поскорее, и они просили не отдавать работу с подряда - ?мы бы ее в один день склали", говорили они; и я верю, что они склали бы ее в один день, - в деревне больше половины кирпичников, сами кирпич делают, сами обжигают, сами и кладут; но пришлось по закону (?!) отдать работу с торгов; ведись дело попроще, и часовня поспела бы в день... В другой деревне нужно было строить деревянную часовню; как только вышел план, крестьяне в один день срубили часовню снизу и доверху, осталась только отделка ее внутри и снаружи; а во всей деревне двенадцать лишь домохозяев..." Впрочем, Орловская Архивная Комиссия приводит несравненно более поразительный факт, свидетельствующий о препятствиях к построению в наше время обыденных храмов. "В 1794 году, в ночь с 1-го на 2-е июля, на Кромской площади г. Орла явилась часовня, неизвестно кем поставленная; она сделана была из тесин, забранных в столбы, и поставлена близ питейного дома. В часовне на пеньковой веревочке был повешен небольшой литой восьмиконечный крест с изображением распятия Христова; к кресту приклеены две бумажки, из которых на одной извещалось, что крест не освящен и его надо освятить и в часовне отслужить молебен, для чего положено двадцать копеек; а на второй бумажке писалось, что часовня эта поставлена для двух праздников. По этому случаю чуть не весь город пришел в движение: многие думали, что часовня нерукотворенная, и хотели служить молебен. Скоро, однако ж, удалось полиции открыть виновника постановки этой часовни в лице Макара Жонилова, кр<естья>нина помещика Похвиснева, который сознался, что часовня поставлена им на тот конец, чтобы оная стояла всегда на Кромской площади и сбор в оную денег от доброхотных дателей употреблялся на богоугодные дела. Часовня была разобрана, а Жонилова высекли плетьми на месте, где ему вздумалось поставить часовню, чтобы и другим унеповадно было ставить такие часовни и подавать ими невежественным людям повод к суеверным толкам" ⁴⁴. Нельзя не заметить, что это было приблизительно в то же время, когда Екатерина писала московскому генерал-губернатору об одном из юродивых, который носил вериги, - велела призвать этого юродивого, снять с него вериги и внушить, что это вовсе для спасения не требуется...

   Хотя обыденные храмы, эти проявления самой доброй, самой благой воли, давно уже стали, по-видимому, лишь памятниками прошедшего, "перевелись на Руси", как это было выше сказано, но дух, созидавший их, еще жив, как это и доказывает многими примерами священник Ребрин, наш зауральский корреспондент; из письма его мы привели уже рассказ, свидетельствующий о причинах, по которым обыденные храмы перевелись на Руси, - приводим здесь и рассказанные им примеры в доказательство того, что жив еще дух, созидавший обыденные храмы.

   Но прежде, чем приводить эти рассказы, считаем долгом принести нашу глубочайшую благодарность как за эти сообщения, так и за побуждения других не оставить без ответа нашу просьбу о доставлении сведений об обыденных храмах и о преподобном Сергии. Хотя ни из Камышловского, Шадринского и Соликамского уездов в Пермской губ., ни из Ялуторовского и Ишимского округов Тобольской губ. мы не получили никаких сведений по интересующему нас вопросу, но это не только не уменьшает, а даже увеличивает нашу благодарность к единственному из всей Сибири отозвавшемуся на вышеозначенную нашу просьбу отцу Ребрину.

   В письме от 11-го ноября 1895 г. свящ. с. Микшинского Ирбитского уезда, отца Ребрина, мы имеем описание построения каменного храма в такой краткий срок, как один день для храмов деревянных, т.е. в меньший срок построить каменный храм, по-видимому, уже нельзя: храм был заложен 15 июля, а в конце сентября окончен и колокола повешены. Из рассказа о последних днях построения храма видно, с какою необычайною быстротою шла работа: "когда докладывали колокольню, не хватило кирпича, - он был сделан, но не обожжен; тогда одни наскоро обжигают кирпич, другие железными лопатами разбирают его из печей и кладут на телеги; многие крестьяне при возке горячего кирпича телеги сожгли; одни носят известь, другие воду, кто песок, кто кирпич, каменщики не успевали укладывать кирпич, - столько было бесплатных ношателей; иные каждый день помогали бесплатной работой, а иным приходилось даже отказывать, так много было помощников. Подрядчик нанимал лишь рабочих, которые вели только стены, т.е. клали кирпич по краям стены, а набивать прокладку, заливать известью, приготовить все это - было много охотников не по наряду, а по желанию". "В постройке настоящего храма, - продолжает отец Ребрин, - руководил тот же дух, та же ревность, что побуждали наших предков к созиданию обыденных храмов. Здесь не было ни мора, ни засухи, ничего внешнего, не давали и обета, а было внутреннее единодушие и согласие в ?святом деле", как говорит народ. И теперь церковь зовут ?святая наша матушка"".

   Отец Ребрин приводит и еще несколько примеров необычайно быстрой постройки каменных храмов при единодушном и бесплатном, конечно, участии многих; так в селе Иленском - "кирпича, извести, воды столько наносят, что леса подламываются, успевай лишь подрядчик". А в селе Усениновском и подрядчика не было, не было и архитектора, "а храм соорудили такой, что красоте его и горожане завидуют". Последний случай, нужно заметить, имел место еще сто лет тому назад.

   Дух, созидавший обыденные храмы, в последнее время проявился, между прочим, в построении рабочими Бежицкого завода в один день храма из старых рельс. Газета "Русское Слово", напечатавшая известие об этом построении, об этом проявлении старого духа в новом виде, духа русского в западно-европейском одеянии, назвала его добрым почином. Брянский же "Вестник" выступил с возражением против однодневности построения храма из рельс. Но в этом возражении, или опровержении, можно видеть блестящее подтверждение известия, напечатанного в "Русском Слове" под заглавием "Добрый почин" ⁴⁵. По свидетельству самого "Брянского Вестника", храм св. апостолов Петра и Павла был трижды созидаем и все три раза в короткий срок: в 1-й раз был построен менее чем в полгода, ибо освящен в июне того же 1882 года, в который и заложен; во 2-й раз - в одиннадцать дней, зимою, в самые короткие зимние дни, от св. Спиридония (12 декабря, поворот солнца на лето, а зимы на мороз) до Анастасии-узорешительницы (22 декабря); постройка в такой короткий срок была обусловлена, конечно, желанием прихожан иметь храм к великому празднику Рождества Христова ^{****************} , и в 3-й раз этот же самый, в одиннадцать дней построенный храм, по словам "Брянского Вестника", был перенесен в 1894 г. на другое место и освящен 15 января 1895 года. К сожалению, "Брянский Вестник" умолчал о времени закладки Петро-Павловского храма в первый раз и не обозначил, когда была начата переноска его в третий раз, хорошо, конечно, сознавая, что однодневность важна в смысле лишь кратковременности построения, важна потому, что требует наибольшего совокупления сил. В предисловии к "Сказанию о постр<оении> обыден<ного> храма в Вологде" сказано: "хотя бы не обыденные, но при всеобщем участии созидаемые", а "Брянский Вестник" именно и умолчал, каким способом построен вышеозначенный храм, т.е. наймом ли или же желанием и участием в работе самих прихожан, т.е. рабочих завода. "Брянский Вестник" не упомянул и о материале, из которого построен Петро-Павловский храм, хотя построение в один 1882 год два раза, причем во второй раз всего в одиннадцать зимних дней, а также и перенесение этого храма в 1894 году на другое место показывает, что храм этот был построен не из камня или кирпича, а по всей вероятности, из рельс и дерева. Нельзя не заметить, что на срок построения не может не влиять материал, из которого постройка производится; если возможны обыденные храмы из дерева, то для храмов из кирпича, по нынешнему у нас способу приготовления этого материала, однодневность невозможна, - для них будет свой кратчайший срок построения, соответствующий однодневному для храмов из дерева; точно так же и для храмов из старых рельс и дерева (вместе) будет, вероятно, свой наименьший срок.

   Тот же дух, созидавший обыденные храмы, проявился, конечно, и в построении храма в с. Каширском Московской вол<ости>, Воронежского уезда и губернии, на деньги, вырученные за хлеб с участка земли, отведенного под общественную запашку. В конце восьмидесятых годов московский волостной старшина Петр Савельевич Афонин на сходе кр<естья>н с. Каширского, давно желавших иметь в своем селе церковь, предложил отвести участок земли десятин в двести пятьдесят и самим обрабатывать его, а деньги, вырученные за проданный с этого участка хлеб, употреблять на постройку церкви. Сначала Афонин встретил сильное противодействие своей мысли в лице самых влиятельных и авторитетных общественников и особенно в лице самого влиятельного из них - Мирона Никитича Полежаева, человека умного, бывалого и благочестивого; он доказывал всю невозможность постройки таким способом и предсказывал, что церковь никогда не будет закончена и общество только "захлестнется" этим делом. В конце концов, после долгих рассуждений, Афонин победил предубеждение. Был составлен приговор, отвели землю, запахали, засеяли, и первый урожай дал более десяти тысяч дохода, так что осенью же можно было начать заготовку материалов, а весною начать и работы. Следующие урожаи были также хороши, и года через четыре выросла великолепная, огромная церковь. Все поражались, что такой великолепный храм выстроен в четыре года без всяких денежных взносов, а трудом прихожан - трудом нисколько не обременительным, оживленным, кратким. Примеру каширян последовали кр<естья>не пос. Бирюченского. Каширяне были очень благодарны Афонину за его идею. Все работы на земле, отведенной под общественную запашку, производились большею частью в праздничные дни и представляют большое сходство с помочами и толоками, даже с самим построением обыденных храмов; и, конечно, чем больше они будут представлять сходства с сими последними, как делом священным, как бы уже богослужением, тем совершеннее будет труд. Нужно не забывать, что храмы - и это особенно видно на храмах обыденных - не здания лишь, предназначенные для молитвенного собрания верующих, как выразился правительствующий синод в распоряжении, которым воспрещается устройство в самих храмах памятников и решеток над погребенными в них (в храмах), а домы молитвы и даже сама молитва... По рассказам сына предпринимателя ⁴⁶, инициатора дела общественных запашек на построение церквей, хлеб, собранный с отведенного каширцами на построение храма участка земли, свозился к месту будущего храма; тут он складывался, тут и молотился помочью и толокою. Впрочем, последнее слово в с. Каширском и во всей той местности совсем неизвестно... В общественных запашках, отводимых на построение храмов, сама земля, плодотворная ее сила, призывается на священное дело строения храма, дома Божия; а если это будет храм-школа, в таком случае прах отцов, служа на построение храма Богу отцов, или храма-музея, служил бы тем самым возвращению сердец сынов к отцам...

   В настоящее время, когда в проекте нового устава о народном продовольствии указываются, или допускаются, общественные запашки, желательно, чтобы часть их назначалась, или обращалась, на построение и содержание школ-храмов, и притом с обещанием поминовения особенно, изрядно всех участников общественных запашек и их родителей, с обещанием поминовения не именословного лишь, а в виде сказания об общем деле строения и о большем или меньшем участии каждого в этом деле, а также и в виде изображений всех строителей храма в молитвенном положении в нижней его части под иконами святых. Крестьяне, как говорят, весьма неохотно работают на общественных запашках, предназначенных для засыпки зерном общественных магазинов на случай неурожаев, и потому очень важно дать хоть части этих работ священное назначение, так что крестьяне, выезжая на работу, знали бы, что они своим трудом приносят жертву Богу. Таким назначением этой части освящались бы все работы на общественных запашках, коих прямое назначение - обеспечение от неурожаев, как часть санитарно-продовольственного вопроса, который должен бы быть религионизован, ибо хлеб производится земледельцами, т.е. сынами, не для прокормления лишь живущих, но и для поминовения умерших. Храмдом молитвы потому и соединяется с домом научения и познавания - школою, потому что молитва приносится о том, чтобы Господь научил, открыл нам способы и средства спасения от голода и язв, как следствий наших грехов; и школа назначается не для научения только, но и для расширения области познания, и не в видах лишь знания зла и добра, а в видах искоренения первого, т.е. зла, и водворения последнего, т.е. добра. Введение общественных запашек может быть также одним из очень важных средств приведения в исполнение проекта повсеместного построения храмов-школ, к пятисотлетию открытия мощей преп. Сергия ⁴⁷.

   Итак, оказывается, что не только не исчез дух, проявлявшийся в построении обыденных храмов, но, как мы сейчас увидим, возродилась и самая мысль о построении обыденного храма в год пятьсотлетней памяти преп. Сергия, в 1892 году. Эта мысль и не могла не возродиться в то время, ибо только в земле обыденных храмов - этих памятников единодушия и согласия - и мог родиться и воспитаться великий чтитель Пресв. Троицы как образца единодушия и согласия, построивший братским трудом храм, который должен был служить зерцалом для введенного им общежития. Дух, одушевлявший преп. Сергия, был тот же дух, который созидал и обыденные храмы, и при чествовании памяти пр. Сергия очень естественно было возродиться мысли и о построении обыденного храма... "Тако взыде на сердце гражданам еже создати алтарь имени Господню и сотвориша в сердцах своих обещание", - говорится в сказании о построении обыденного храма в Вологде ⁴⁸; нечто подобное совершается и совершилось в наше время, в 1892 году: в No 254-м "Московских Ведомостей" этого года напечатана статья, предлагавшая создать обыденный храм при церкви Московского Румянцевского Музея пр. Сергия и Николая чудотворца - чтителей Пресв. Троицы, - и создать этот храм во имя Пресв. Троицы. Предложение это было вызвано, с одной стороны, желанием видеть воочию тот храм, который пр. Сергий с братом воздвиг Пресв. Троице и который так живо описан митрополитом московским Филаретом ⁴⁹, а с другой - и моровою язвою (холера), появившеюся тогда в Москве и во всей России, и даже в Западной Европе... Делая такое предложение, автор статьи, между прочим, говорил: "В наше время, когда напряженно идет разработка социальных вопросов и горячая борьба из-за них, когда ум человеческий в томлении мучается, ища и не находя в своих созданиях образца и руководства для общества, да воздвигаются вновь храмы во имя Св. Троицы, всевышнего, всесвятейшего, животворящего, единого, истинного первообраза для жизни общества". К сожалению, место это было пропущено редакциею газеты ⁵⁰. Несмотря, однако, на такой пропуск, мысль, выраженная в статье (в форме письма к редактору), была встречена, по крайней мере, некоторыми с большим сочувствием, другими же с большим озлоблением, и хотя начали было стекаться уже пожертвования для осуществления этой мысли - одно пожертвование было даже в тысячу рублей, - но мысль, тем не менее, осуществлена не была. Противники постройки называли такой храм костром, намекая на опасность от пожара. Но если бы храм был построен, то, конечно, из дерева, пропитанного огнеупорным составом; и такая постройка навела бы на мысль о необходимости пропитать огнеупорным составом и вообще все деревянное в музее; и тогда пожар в музее 1896 г. стал бы невозможен, был бы предупрежден... ⁵¹

   Спустя год, в предисловии к "Сказанию о построении обыденного храма в Вологде" (Чт<ения> в Общ<естве> Ист<ории> и Др<евностей> Росс<ийских>, 1893 г., т. 166-й) опять упоминалось об этой мысли, и она получила еще большее развитие: в статье 1892 г. говорилось: "да воздвигаются вновь храмы во имя Святой Троицы", а здесь указывалось уже на необходимость построения в память всероссийского чудотворца, чтимого и старообрядцами, к пятьсотлетию дня его прославления - 5 июля 1922 года - храмов Живоначальной Троицы при всех церквах во всех городах и селах, и в последних в особенности; причем эти храмы Пресв. Троицы, хотя бы не обыденные, но при всеобщем участии созидаемые, будучи, таким образом, плодом труда умственного и физического, плодом знания и искусства всей России, могут и должны быть школами, а вместе и хранилищами старинных икон, утвари, вышедшей из употребления, словом - должны быть и музеями, не пренебрегающими, по примеру древней Руси, и памятниками светского происхождения. И самые храмы по своей архитектуре и утвари должны быть изображением старины и отличаться не богатством, а скорее бедностью материала, но зато богатством содержания, как это и было в древней Руси, когда на ризах были изображаемы иконы вместо нынешних, ничего не говорящих, орнаментов. Это, быть может, было бы шагом к примирению и с старообрядцами. Все в храме-школе должно отличаться поучительностью и служить к тому, чтобы в умах и сердцах учеников ожила, воскресла старина. При таком праздновании памяти прославления пр. Сергия храмы-школы, т.е. нераздельность крещения и помазания от воспитания и обучения детей, или нераздельность духовного от светского воспитания, высшим - полным выражением которого было бы усыновление Богу всех отцов, храмы-школы, которые и в настоящее время кое-где сооружаются, были бы построены везде, по всей России, и это было бы новым посмертным чудом преп. Сергия. Для полноты всеобщего просвещения недостаточно, впрочем, сооружения только школ-храмов, где крещение и помазание не отделяется от воспитания и обучения, необходимо также и тюрьмы обратить в исправительные школы, приблизив их к храму, и тогда покаяние не будет отделяться от исправления. Храм Пресв. Троицы, который предлагается воздвигнуть при церкви Московского Румянцевского музея, должен быть образцом для тех школ-храмов, которые предлагается устроить повсеместно к пятисотлетнему юбилею открытия мощей пр. Сергия. Эти школы-храмы, воздвигнутые повсеместно ради спасения от голода (от бездождия и многодождия) и моровых язв, не должны быть чужды изучению той силы, которая носит в себе голод, язвы и смерть, как об этом сказано в статье "О памятнике Каразину" ("Наука и Жизнь", 1894 г., No 15-16-й ³⁵).

   Построение таких школ-храмов повсеместно не станет ли, вместе с тем, и исполнением со стороны преемников Владимира святого - долга всеобщего обязательного образования, принятого на себя и своих преемников св. Владимиром как восприемником русского народа от купели. В наше время, когда леса почти истреблены, а построение храмов-школ повсюду является вопросом лишь времени, и притом самого короткого времени, храмы из железа вместо дерева, как храм, построенный из рельс рабочими Бежицкого завода, есть явление, в высшей степени замечательное. Старая Русь, при обилии лесов, строила в один день храмы из дерева; новая Русь, при оскудении лесов, нашла новый материал для созидания храмов совокупною деятельностью и в такой же почти короткий срок. Этот новый материал, который будет становиться тем обильнее, чем более будут строить железных дорог, сделает возможным построение храмов-школ даже в безлесных степях, и может весьма облегчить осуществление плана празднования юбилея преп. Сергия построением школ-храмов, посвященных Пресвят. Троице, к 5-му июля 1922 года.

   Построение совокупным трудом всех, в среде коих господствует теперь рознь, источник бедности и всех пороков, построение школ-храмов Пресвятой Троицы, назначение коих поддерживать единство, постоянно держать мысль на высоте почитания Триединого Бога, есть необходимое завершение всякой церкви. Просвещение прихода начнется лишь тогда, когда он поймет, что ничем не может так угодить своему покровителю, коему посвящен храм (будет ли то святой, Богоматерь или Сам Христос), как построением при своем храме храма во имя Пресв. Троицы, т.е. такого храма или церкви, которая приводит к познанию Триединого, т.е. храма-школы. Школы-храмы Пресвятой Троицы, построенные общим трудом, заменят прежде бывшие баптистерии, которые у народа, принявшего крещение без оглашения, как крестят детей, и должны быть школами. Возликовал бы на небе весь лик святых с преп. Сергием во главе, когда узрел бы на земле при храмах, им посвященных, храмы Пресв. Троицы, которую чтут они на небе и которая была забыта на земле; т.е. велика будет радость на небесах, когда осуществится план, вытекающий из самого хода нашей истории, нашей жизни... И католики, и протестанты, магометане и даже евреи упрекают нас в том, что мы принимаем святых за богов, а иконы за живые существа, т.е. упрекают нас в язычестве и идолопоклонстве; построение же способом образовательным, качимским, как будет сказано об этом ниже, при каждой церкви школы-храма, посвященного Пресв. Троице, и есть действительное средство возвысить мысль и держать ее на высоте понимания высшего нравственного значения учения о Троице, как любви сынов и дщерей (любви детей) к отцам не только живущим, но и особенно умершим, по подобию безграничной любви Сына Божия и Духа Святаго к Богу Отцу; и такое раскрытие значения Пресв. Троицы устранило бы возможность как первого упрека, так и еще больше второго, ибо при понимании нравственного значения Триединства станет немыслимым принятие икон за живые существа, так как иконопись делает лишь невидимых видимыми и до всеобщего воскрешения, когда мы узрим их (невидимых теперь) лицом к лицу... Что вышеозначенный упрек не совсем безоснователен и что избавить нас от этого упрека может лишь предлагаемое здесь средство, свидетельствует нижеследующий рассказ, вкратце заимствуемый из письма от 7-го ноября 1894 г. священника с. Алферьевского Мосальского уезда Калужской губернии, отца Тимофея Павловича Тарбеева, и из приложенной к этому письму летописи с. Алферьевского, составленной отцом и предшественником отца Тимофея - Павлом Тимофеевичем Тарбеевым.

   Село Алферьевское до 1764 г. принадлежало Троице-Сергиевой Лавре, а потому, как надо полагать, носило и доселе носит и другое название - "Тройчино". Храм в этом селе посвящен Пресв. Троице, а празднуются народом, как храмовые праздники, дни преп. Сергия, 5 июля и 25 сентября, т.е. праздник Троицы заменен праздником преп. Сергию; таким образом, св. Сергий даже предпочтен Пресвятой Троице. Чудный рассказ, записанный отцом Павлом в летопись села Алферьевского, о происхождении иконы, стоящей ныне в храме за престолом, свидетельствует, можно сказать, как сам преп. Сергий вразумлял жителей с. Алферьевского в их неправом предпочтении его, Сергия, Пресвятой Троице, которую сам преподобный чтит превыше всего. Монахиня Мария, везшая с собою крест с частицами в нем животворящего древа и с частицами мощей преп. Сергия, проезжая по Московско-Варшавскому шоссе, в одной версте от села Алферьевского, а следовательно, и от находящегося в этом селе храма Пресв. Троицы, обронила этот крест с мощами чудотворца; по желанию крестьян, нашедших его, крест был внесен в храм Пресв. Троицы, и, таким образом, преп. Сергий не остался вне храма чтимой им Пресв. Троицы, а вступил в него в виде частиц мощей, находившихся в кресте. А затем, когда крест был возвращен по принадлежности, монахиня Мария не решилась удержать его у себя, а сама написала икону, на которой представила образ Пресв. Троицы, несомый преп. Сергием и преемником его св. Никоном, врезала в эту икону чудотворный крест и прислала его в таком виде храму Троицы в селе Алферьевском, где он и поставлен за престолом. И не должны ли жители с. Алферьевского видеть в этой иконе прямой себе укор, который делает им преподобн. Сергий за оказываемое ему предпочтение пред Пресв. Троицею. Прихожане с. Алферьевского поступили бы согласно, конечно, с этим указанием пр. Сергия, если бы, не оставляя почитания самого преподобного, почтили бы Пресв. Троицу построением посвященного Троице храма-школы. И желательно, чтобы это новое, малоизвестное до сих пор, посмертное чудо преп. Сергия, получив всеобщую известность, внушило бы прихожанам всех в России храмов приобрести каждому приходу для своей церкви икону святого, которому она посвящена, несущего в своих руках Свято-Троицкий храм-школу (с изображением, например, на храме образа Троицы и с детьми внутри храма), и тем способствовала бы осуществлению плана построения школ-храмов во имя Пресвятой Троицы повсюду к 5-му июля 1922 года, т.е. к пятьсотлетнему юбилею прославления преп. Сергия.

   В оправдание жителей с. Алферьевского должно сказать, однако, что не они одни предпочитают пр. Сергия Троице; так, называя посад при Троице-Сергиевской Лавре, вместо Троицкого или, по крайней мере, Троице-Сергиевского, как бы следовало, просто Сергиевским, не отдаем ли мы такое предпочтение Сергию пред Троицею, как и жители с. Алферьевского. Называя посад Сергиевским, мы делаем это, конечно, не думая, не сознавая того, что делаем, что говорим, но не указывает ли это, что мы все еще находимся в бессознательном, так сказать, язычестве; а между тем, Сергий, воздвигая храм Троицы, имел в виду, конечно, поднять, возвысить мысль, сознание объязычившейся, надо полагать, тогдашней Руси. Сознательно греха против Троицы мы тут не совершаем, но бессознательно остаемся, очевидно, в язычестве... Тою же бессознательностью, недуманием о том, что говорят, пишут и печатают, объясняется и то, весьма прискорбное, хотя вместе и поучительное явление, что та самая газета, которая радовалась, как доброму почину, построению обыденного храма из старых рельс, и радовалась этому особенно потому, что найден новый и обильный строительный материал, чем облегчается "в значительной степени осуществление того плана празднования пятисотлетнего юбилея открытия св. мощей преп. Сергия, о котором говорится в предисловии к сказанию о построении обыденного храма в Вологде" ⁵², та же газета привела потом мнение преосв. Дионисия - Уфимского (умершего в 1897 или 1898 г.), который будто бы не дозволяет в своей епархии построения храмов-школ, находя "несовместимым помещение школы, где дети смеются, ссорятся, бранятся, рядом со Святая Святых, от которой классное помещение учеников в церквах-школах отделяется лишь тонкою перегородкою" ⁵³; как будто толстая перегородка помешала бы Всеведущему слышать брань?!.. И неужели возможно такое странное, чтобы не сказать более, мнение о церквах-школах и совершенно языческое понятие о Боге со стороны архипастыря?!.. Если детей нельзя допускать в храм, когда Святая Святых отделена тонкой перегородкой, то естественно рождается вопрос, возможно ли их вообще допускать в храм, т.е. когда Святая Святых ничем не отделена от храма?!.. Апостолы тоже не хотели допустить детей ко Христу; неужели, однако, и преемники апостолов могут повторить ту же ошибку?!.. Дети оказываются достаточно сильными, чтобы оскорбить святыню, а святыня будто бы бессильна облагородить свойственную детскому возрасту шаловливость?!.. Таким образом, указание на несовместимость школы с храмом не доказало ли, напротив, безусловной необходимости школы в храме Христа не только человеколюбца, но и еще более детолюбца. Отделение школы от храма полезно только для сохранения язычества... Припомним также, что Святая Святых помещается даже в тюрьмах, среди преступников, и никому еще и в голову не приходило находить это несовместимым; следуя же мнению, приписываемому "Русским Словом" Преосв. Дионисию ⁵⁴, преступники, злодеи, разбойники никак уже не могут быть допущены в храм... На самом же деле, для полноты и действительности объединения самые тюрьмы необходимо было бы обратить в исправительные школы и приблизить их к храму, как об этом было уже сказано, чтобы таинство покаяния сделать действительным исправлением, дабы оглашенные и этого рода стали, наконец, верными. Митрополит Филарет в одном своем слове при освящении храма в тюрьме задался вопросом, возможно ли помещать в тюрьме храм, и нашел, что вопрос этот решен еще на Голгофе, где Христос был распят между двух разбойников ⁵⁵. А такое разрешение вопроса не указывает ли, что храмы в тюрьмах должны быть посвящаемы благоразумному разбойнику, - в этом выражалось бы упование на успешность оглашения для обращения кающихся в верных.

   Для доказательства того, что детям свойственна не одна шаловливость, весьма, впрочем, извинительная и неизвиняемая лишь теми, которые сами никогда не были детьми или слишком глубоко забыли, что и сами были детьми, забыли, несмотря на то, что сохранять детскую чистоту, быть детьми есть первая обязанность христианина, - для доказательства того, что дети способны не нарушать лишь святость места, но и участвовать в созидании святого места, а таким святым местом нельзя не считать храма-школы, мы ссылаемся здесь на построение церковных школ в Мордовском и Русском Качимах Городищенского уезда Пензенской губернии. Хотя в Качимах строились не храмы-школы, а лишь церковно-приходские школы, но способ, которым строились эти школы, еще более применим к построению храмов-школ.

   Школа в Мордовском Качиме была построена в 1892 году, в тот год и в то именно время, когда Москва ходила к Троице, и, быть может, по молитве паломников ко Пресв. Троице и совершилось это богоугодное и угодное именно Триединому Богу соединение сил многих на единое дело, на построение церковной школы, цель которой заключается, должна и может заключаться только в увековечении союза единодушия, братства, в увековечении того чувства, которое только и уподобляет нас Триединому Богу как образцу согласия и единодушия, по которому только и познаются ученики Христа. И мы не можем не надеяться, что событие это найдет, наконец, достойного ценителя и станет началом новой для нас жизни, и тогда явится не повесть, не поэма, а быль о том, как