*) "Одесск³й Вѣстникъ", 1873 г., No 212. "Очерки современной журналистики". Статья С. Г. В. (С. Т. Герце-Виноградскаго).
Критическая литература о произведен³яхъ А. Н. Островскаго
Выпускъ трет³й (1868-1873 гг.)
Издан³е А. Н. Панафидиной
Если я начну съ того, что г. Островск³й самый талантливый представитель нашей драматической литературы; если я стану указывать на Своихъ людей или на Грозу, какъ на перлы русскаго драматическаго репертуара, то этимъ я только повторю общее мѣсто, принимаемое почти безспорно всею русскою публикой. Но повторять это общее мѣсто я не буду, во-первыхъ, потому, что это - общее мѣсто, a во-вторыхъ, потому, что хочу оставить себѣ больше времени и мѣста для выполнен³я прямой моей цѣли - представить отчетъ нашимъ читателямъ о новомъ произведен³и названнаго автора, появившемся въ IX книжкѣ "Вѣстника Европы". Въ этомъ отчетѣ я постараюсь: 1) опредѣлить въ самыхъ общихъ чертахъ характеръ этого новаго произведен³я, указать, насколько оно удовлетворяетъ окружающимъ литературу требован³ямъ дѣйствительности и въ какой мѣрѣ оно является прогрессивнымъ двигателемъ въ нашей интеллектуальной жизни; 2) затѣмъ я перейду къ сценическому значен³ю драматизированной лирики, представляемой этимъ произведен³емъ. На всѣ эти вопросы Снѣгурочка даетъ рядъ отрицательныхъ отвѣтовъ: 1) не удовлетворяетъ, не содѣйствуетъ, не является и 2) не имѣетъ сценическаго значен³я. Снѣгурочка, весенняя сказка въ 4хъ дѣйств³яхъ съ прологомъ, есть какой-то фантастическ³й капризъ, рафинированный отъ всякихъ реальныхъ примѣсей. Авторъ почерпнулъ содержан³е для своей сказки изъ... Но откуда онъ почерпнулъ, изъ какой Шехерезады, это - глубокая тайна самого автора. Утверждаютъ, что изъ матер³аловъ первичной славянской поэз³и. Но откуда бы онъ ее ни почерпнулъ, читать эту сказку рекомендую тому, кто хочетъ "вспомнить подъ старость дѣтски годы" и воскресить въ своей памяти
. . . . . . и карловъ, и духовъ,
И визирей рогатыхъ,
И рыбокъ золотыхъ, и лошадей крылатыхъ,
И въ видѣ кад³евъ волковъ...
Но сколько нужно словъ,
Чтобъ все пересчитать, друзья мои любезны.
Да, словъ нужно много, чтобы пересчитать и пересказать все, что пересчитано и пересказано въ сказкѣ г. Островскаго. Но пересчитывать и пересказывать всего я не буду; я познакомлю читателя съ содержан³емъ этой сказки въ общихъ чертахъ. Жилъ-былъ на свѣтѣ старикъ дѣдъ-Морозъ, со своею старухой Красною-Весною, бабою, получившею воспитан³е весьма деликатное, чтобъ ужиться съ мужикомъ-Морозомъ, который то и дѣло что "знобитъ да морозитъ" все, къ чему ни прикоснется.
. . . . .Оставить бы сѣдого,
Да вотъ бѣда,- у насъ со старымъ дочка Снѣгурочка...
Наконецъ, дѣду-Морозу самому вздумалось покинуть страну, гдѣ онъ прожилъ немалое время. A страна эта, называется страною берендеевъ, глупаго-преглупаго, еще глупѣе глуповцевъ {Глуповцы - обыватели города Глупова, выведеннаго въ "Истор³и одного города" Щедрина. Н. Д.}, народа, высшее психическое проявлен³е котораго высказывается въ звукахъ: "Хе-хе-хе! xo-xo-xo!" и т. п. Заспорили старикъ и старуха: на чье попечен³е оставить дочку, чтобъ ее не растопилъ злой Ярило-солнце, "палящ³й богъ лѣнивыхъ берендеевъ". Спорили, спорили и, наконецъ, порѣшили отдать Снѣгурочку "въ слободку Бобылю бездѣтному на мѣсто дочки". Парни, по мнѣн³ю дѣда-Мороза, не будутъ засматриваться на бобылеву дочку, притомъ "въ холодномъ сердцѣ дочери ни искры нѣтъ губительнаго чувства любви", и такимъ образомъ она будетъ застрахована отъ таянья. Но, какъ извѣстно, человѣкъ предполагаетъ, a Богъ располагаетъ. Не успѣла Снѣгурочка поселиться въ странѣ берендеевъ, какъ всѣ парни стали на нее закидывать палящ³е глаза; ледяное сердце героини не поддается. Но сила солому ломитъ. Снѣгурочка начинаетъ тосковать въ слѣдующихъ стихахъ, обращенныхъ къ вызванной ею изъ озера матери-Веснѣ, окруженной цвѣтами. Весна спрашиваетъ Снѣгурочку, чего ей недостаетъ?
- Любви.
Кругомъ меня всѣ любятъ, всѣ счастливы
И радостны, a я одна тоскую;
Завидно мнѣ чужое счастье, мама,
И чувства нѣтъ въ груди; начну ласкаться,
Услышу брань, насмѣшки и укоры
За дѣтскую застѣнчивость, за сердце холодное...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . О, мама, дай любви!
Любви прошу, любви дѣвичьей.
Весна.
Дочка,
Забыла ты отцовы опасенья.
Любовь тебѣ погибель будетъ.
Снѣгурочка.
Мама,
Пусть гибну я: любви одно мгновенье
Дороже мнѣ годовъ тоски и слезъ.
Весна надѣваетъ вѣнокъ на голову Снѣгурочки, который долженъ зажечь въ ней всѣ чувства разомъ, воспалить кровь и очи, окрасить лицо живымъ румянцемъ, всколыхать грудь и т. п. Надѣла и юркнула въ озеро. A Снѣгурочка вдругъ почувствовала внутреннюю революц³ю. A тутъ кстати и подвернись нѣк³й берендей-Мизгирь, закаленный на "огнѣ страстей". Берендей этотъ былъ влюбленъ въ берендейку Купаву, съ которою чуть, было, не вступилъ въ законное супружество, но роковая встрѣча со Снѣгурочкой развѣяла по вѣтру всѣ его планы. Снѣгурочка, объятая, подъ вл³ян³емъ подареннаго ей матерью талисманнаго вѣнка, кипучимъ избыткомъ страстей, отдается вся Мизгирю, но восклицаетъ:
Милый мой! бѣжимъ скорѣе, спрячемъ
Любовь свою и счаст³е отъ солнца:
Грозитъ оно погибелью; бѣжимъ!
Укрой меня. Зловѣщ³е лучи
Кровавые страшатъ меня. Спасай,
Спасай свою Снѣгурочку.
Они становятся съ Мизгиремъ подъ тѣнь куста. Въ это время сходится народъ: впереди гусляры, играющ³е на гусляхъ, пастухи - на рожкахъ, за ними царь берендеевъ, свита, женихи и невѣсты въ праздничныхъ одеждахъ и, наконецъ, всѣ берендейки. Дѣло въ томъ, что глупый царь глупыхъ подданныхъ задумалъ переженить всѣхъ парней и дѣвицъ.
Смотри, смотри. Все ярче и страшнѣе
Горитъ востокъ. Сожми меня въ объят³яхъ,
Одеждою, руками затѣни,
Отъ яростныхъ лучей укрой подъ тѣнью.
Такъ молитъ своего возлюбленнаго Снѣгурочка, но уже поздно. "Люблю, люблю и таю отъ сладкихъ чувствъ любви", провозглашаетъ Снѣгурочка, благословляемая царемъ берендеевъ на бракъ съ Мизгиремъ, и дѣйствительно таетъ. Пораженный Мизгирь убѣгаетъ на гору и бросается въ озеро. На вершинѣ горы на нѣсколько мгновен³й разсѣивается туманъ, и показывается солнце-Ярило въ видѣ молодого парня въ бѣлой одеждѣ. Хоръ запѣваетъ:
Даруй, Богъ свѣта,
Теплое лѣто.
Красное солнце наше!
Нѣтъ тебя въ м³рѣ краше.
Занавѣсъ падаетъ; сказкѣ конецъ, и всему дѣлу вѣнецъ; я тамъ былъ, медъ-пиво пилъ, по усамъ, по бородѣ текло, въ ротъ не попало.
И дѣйствительно, въ ротъ не попадетъ ни одной реальной крохи. Это есть сказка, какъ говорятъ нѣмцы, "an sich und für sich". Конечно, взрослыя дѣти могутъ требовать, чтобы сказка почерпала данныя для себя не изъ произвольныхъ и мечтательныхъ источниковъ фантаз³и. Но мнѣ могутъ возразить, что тогда это будетъ не сказка, a разсказъ. Но развѣ мы не имѣемъ ряда сказокъ, содержан³е которыхъ гораздо реальнѣе - множество такъ называемыхъ реальныхъ сказокъ? Развѣ Лабуле {Французск³й публицистъ и юристъ (1811-83 гг.). Н. Д.} почерпалъ сюжетъ для своихъ сказокъ изъ м³ра фантаз³и, развѣ сказки этого знаменитаго сказочника не дышатъ жизненною правдой, не есть результатъ сер³озной работы надъ различными соц³альными элементами? "Русалка", "Фаустъ", "Путешеств³е Гулливера", "Божественная комед³я" и мн. др. произведен³я, несмотря на свою аллегорическую, сказочную форму, представляютъ намъ громадный интересъ, потому что въ нихъ мы видимъ нѣчто больше того, что видятъ люди съ бритыми головами въ арабскихъ сказкахъ. Чудесная красавица съ звѣздою во лбу и чудесная дочь Мороза и Весны,- это продуктъ той il dolce far niente, которая, быть-можетъ, къ лицу мусульманину, но никакъ не намъ, отверженнымъ гяурамъ. Я знаю, что найдутся люди, которые скажутъ мнѣ:
Тебѣ бы пользы все, на вѣсъ
Кумиръ ты цѣнишь бельведерск³й.
Ты пользы, пользы въ немъ не зришь,
Но мраморъ сей, вѣдь, богъ! Такъ что же?
Печной горшокъ тебѣ дороже:
Ты пищу въ немъ себѣ варишь.
Но посмотримъ, насколько Снѣгурочка удовлетворяетъ, если не требован³ямъ пользы, то, по крайней мѣрѣ, требован³ямъ сценической эстетики. Очевидно, что весенняя сказка г. Островскаго есть покушен³е на апотеозу весны и любви. Но дѣло въ томъ, что драматизировать эту апотеозу - дѣло самое неблагодарное.
Весна, зима, осень, лѣто - могутъ бытъ сюжетомъ для художника-живописца, художника-лирика, наконецъ, эпическаго художника, но ни въ какомъ случаѣ не для драматическаго, ибо y послѣдняго нѣтъ никакихъ рессурсовъ, чтобъ изобразить неуловимую поэз³ю этихъ сюжетовъ и констатировать ихъ на сценѣ. Легко написать: "Начало весны. Красная горка, покрытая снѣгомъ. Направо кусты и рѣдк³й безлистный березникъ, налѣво - сплошной, частый лѣсъ большихъ сосенъ и елей съ сучьями, повисшими отъ тяжести снѣга" и т. п., но все это будетъ не весна, a суздальская живопись. Но положимъ, что декораторъ изобразитъ все это сколько-нибудь сноснымъ образомъ, но какой чародѣй дастъ намъ обстановку, которая будетъ соотвѣтствовать слѣдующимъ словамъ Весны-Красны г. Островскаго:
. . . . . Подъ снѣжной пеленою
Лишенныя живыхъ, веселыхъ красокъ,
Лежатъ поля остылыя. Въ оковахъ
Игривые ручья...
Лѣса стоятъ безмолвны, подъ снѣгами,
Опущены густыя лапы елей,
Какъ старыя нахмуренныя брови.
Въ малинникахъ, подъ соснами стѣснились
Холодныя потемки; ледяными
Сосульками янтарная смола
Виситъ съ прямыхъ стволовъ. A въ ясномъ небѣ,
Какъ жаръ горитъ луна, и звѣзды блещутъ
Усиленнымъ с³ян³емъ. Земля,
Покрытая пуховою порошей,
Въ отвѣтъ на ихъ привѣтъ холодный кажетъ
Такой же блескъ, так³е же алмазы.
И въ воздухѣ повисли тѣ же искры.
Гдѣ, спрашиваю я, всѣ эти внѣшн³е рессурсы для выражен³я "полей остылыхъ подъ снѣжной пеленой", "холодныхъ потемковъ", "скованныхъ ручьевъ", "воздушныхъ алмазныхъ искръ"? Но зачѣмъ внѣшнее выражен³е, скажетъ читатель, довольно и того, что чарующ³я прелести извѣстнаго времени года описаны въ рѣчахъ дѣйствующихъ лицъ. Но если, напр., въ "весенней сказкѣ" все очарован³е весны будетъ исчерпываться въ рѣчахъ дѣйствующихъ лицъ, то гдѣ же послѣ этого дѣйств³е дѣйствующихъ лицъ? Дѣйств³е это парализуется описан³ями дѣйствующими лицами прелестной весны; но врядъ ли это входило въ соображен³е самого автора, a тѣмъ болѣе публики, которую дѣйствующее лицо должно увѣрять въ продолжен³е довольно длиннаго времени, что "ужъ повѣрьте, господа, что это настоящ³я, какъ есть, холодныя потемки, a это настоящая снѣжная пелена".
Или, воображаю, какъ долженъ быть поэтиченъ тотъ моментъ, когда Весна-Красна спускается на канатахъ изъ театральнаго поднебесья, чѣмъ и означается ея появлен³е въ "весенней сказкѣ". Но даже самое богатое воображен³е откажется вообразить тотъ моментъ на сценѣ, когда Снѣгурочка "любитъ и таетъ, таетъ". Тутъ ужъ никакой машинистъ не потрафитъ на ладъ.
Вотъ почему я полагаю, что Снѣгурочка не годится даже для сцены.
Фантастическ³е объекты имѣютъ только тогда какой либо raison d'être, когда они не переходятъ границы запретнаго для нихъ реальнаго существован³я. Некрасовск³й "Морозъ-Красный носъ" имѣетъ для насъ чарующую прелесть, но одраматизируйте этотъ "Морозъ-Красный носъ", и выйдетъ ни Богу свѣчка, ни чорту кочерга. Не даромъ говорятъ французы: tout est bon, tout est grand à sa place. Представьте себѣ, что "морозъ-воевода дозоромъ обходитъ владѣнья свои" и обходитъ не въ нашемъ воображен³и, а по сценѣ.
Идетъ - по деревьямъ шагаетъ,
Трещитъ по замерзлой водѣ,
И яркое солнце играетъ
Въ косматой его бородѣ.
Представьте себѣ это путешеств³е Мороза по театральнымъ подмосткамъ, и всякое очарован³е исчезнетъ, и останется одна кукольная комед³я. Или еще лучше: Морозъ подходитъ къ замерзающей Дарьѣ:
Въ лицо ей дыхан³емъ вѣетъ
И иглы колюч³я сѣетъ
Съ сѣдой бороды на нее,
И вотъ передъ ней опустился!
"Тепло ли?" промолвилъ опять,
И въ Проклушку вдругъ обратился,
И сталъ онъ ее цѣловать.
Любопытно было бы видѣть, какъ этотъ актеръ сѣялъ бы снѣжныя колюч³я иглы съ своей бороды на актрису. Поэтъ съ тонкимъ художественнымъ чутьемъ никогда не позволитъ себѣ облечь въ грубовещественныя формы продукты своей поэтической фантаз³и. Въ этомъ чутьѣ, въ этомъ художественномъ savoir faire заключается все обаян³е, вся чарующая прелесть некрасовскаго "Мороза-Краснаго носа", a въ отсутств³и этого эстетическаго такта, обнаруженнаго г. Островскимъ, заключается грубая фальшь его нелишенной своебразныхъ прелестей
Снѣгурочки, но въ общемъ произведен³и слишкомъ слабомъ.
С. Г. В. (С. Герце-Виноградск³й).
*) Семенъ Титовичъ Герце-Виноградск³й - извѣстный русск³й публицистъ, род. въ 1848 г. Образован³е получилъ въ новоросс³йскомъ университетѣ по юридическому факультету, который окончилъ въ 1869 г. Сначала, было, Герце-Виноградск³й попробовалъ служить, но, быстро разочаровавшись въ чиновничьей карьерѣ, избралъ навсегда дѣятельность журналиста. Онъ сталъ писать фельетоны въ "Одесскомъ Вѣстникѣ" (см. стран. 13) подъ псевдонимомъ Баронъ Иксъ и иниц³алами С. Г. В. и быстро пр³обрѣлъ большую популярность на югѣ Росс³и. Въ 1876 г. Герце-Виноградск³й переходитъ въ газету "Новоросс³йск³й Телеграфъ", a затѣмъ въ издававшуюся съ 1877 г. въ Одессѣ, подъ редакт. М. И. Кулишера, газету "Правда", гдѣ играетъ роль руководящаго сотрудника. Это были лучш³е годы публицистической дѣятельности Виноградскаго. Въ 1879 г., по распоряжен³ю временнаго одесскаго ген.-губернат. графа Тотлебена, Виноградск³й былъ сосланъ въ Восточную Сибирь, откуда возвращенъ гр. Лорисъ-Меликовымъ въ 1880 г. Съ этого момента онъ начинаетъ писать въ "Одесск. Листкѣ". Виноградскимъ написано, кромѣ фельетоновъ, нѣсколько беллетристическихъ вещей. Прим. Н. Денисюка.