| Главная » Книги |
Горький Максим - Материалы по царской цензуре о заграничных изданиях сочинений М. Горького и иностра..., Страница 2
Горький Максим - Материалы по царской цензуре о заграничных изданиях сочинений М. Горького и иностранной литературе о немies d'apres le manuscrit par S. Persky, Paris
Рапорты за 1908 г., No 6647 "Книжка эта представляет сборник рассказов, написанных Горьким в течение 1906 и 1907 гг. Переводчик снабдил их предисловием, в котором восхваляет автора, называя его непримиримым апостолом высокого идеала истины и справедливости (стр. 1). Все рассказы делятся на три части: в России (стр. 1-111), в Америке (стр. 113-224) и в Англии (стр. 225-260). В цензурном отношении заслуживают внимания лишь рассказы, помещенные в первой части и относящиеся к эпохе революции в России, и из них главным образом первый, озаглавленный "Esclaves" ["Не-вольники"], каковое заглавие послужило общим оглавлением книжки.
Знакомясь ближе с этим рассказом, мы видим, что он еще носит другое заглавие, поясняющее самое содержание: "Souvenir du 9/22 janvier 1905". В действительности, это тот же самый рассказ, который под заглавием "9 января запрещен был на русском языке по докладу ст. цензора А. А. Горяинова 19 сентября прошлого 1907 г. за No 6969. Этот же рассказ, как составная часть, входил в сборник рассказов Горького, изданный Бакаловым в переводе на болгарский язык и запрещенный комитетом по докладу моему от 6 февраля сего года, No 975.
Просмотрев французский перевод, я убедился, что он заключает в себе все то, что послужило основанием для запрещения русского подлинника, а потому рассказ этот подлежит безусловному исключению; но так как и другие рассказы из русской жизни обнаруживают симпатии автора к революционному движению, исключение же около трети всей книги представляется неудобным, то имею честь представить комитету о запрещении всей этой книжки".
Резолюция: "Запретить согласно докладу".
В сборник "Esclaves" ("Невольники") вошли следующие рассказы М. Горького: "Старик", "Собака", "Мудрец", "Товарищ", "О сером", "Посла-ние в пространство", "Патруль".
Сборник рассказов М. Горького, переведенных Бакаловым на болгарский язык, носил следующее название: "Горки (Максим). Мои университеты. Девети януарий". Превел Г. Бакалов, Стара-Загода, 1907 (Литературно-научна библиотека, No 2). Из входивших в состав его четырех рассказов: 1. Король, который высоко держит свое знамя. 2. Хозяева жизни. 3. Жрец морали.
Девятое января, - второй и третий не вызвали сомнений цензора, так как были разрешены на русском языке Первый, выставляющий германского импе-ратора Вильгельма II "в несколько карикатурном виде", по мнению цензора, мог быть дозволен, так как в нем "оскорбительного для его особы ничего не заключается". Запрещение всего сборника было вызвано нахождением в нем рассказа "9 января", составляющего более трети книги и потому не исключен- но го (см. рапорты за 1908 г., 975).
В связи с запрещением "9 января" на русском языке был запрещен пере-вод его и на литовский язык, под названием "Saussio devinta", Brooklyn, 1908 (см, рапорты за 1908 г., No 3616).
"МАТЬ" Доклад цензора Л К. Чарыхова 18 ноября 1908 г. об армянской газете "Манзумеи Эфкиар [Константинополь], 1908, No 2270, содержащей повесть М. Горького "Мать" Рапорты за 7908 г., No 8298 "Манзумеи Эфкиар" издается в Константинополе, содержит в себе перевод с русского запрещенного произведения Максима
Горького "Товарищ!"-"Мать" (издание заграничное), поэтому и не может быть допущен к обращению внутри империи".
Резолюция: "Запретить весь номер".
Подобным же образом были запрещены другие попавшие в цензуру номера газеты "Манзумеи Эфкиар" (Ш 2236, 2238, 2239, 2241, 2242,2243, 2245, 2247), в которых печаталаец повесть "Матьл. См. рапорты за 1908 г.. NoNo 7285. 7540 и 7541.
"9 ЯНВАРЯ" Из доклада цензора Г. К. Чарыхова 15 декабря 1908 г. об армян-ской газете "Размик" [Филиппопольу Болгария], 1908, No 300, содержавшей очерк М. Горького "9 января" Рапорты за 1908 г., 9404 "No 300 не может быть допущен к обращению внутри империи за помещенный в нем фельетон: "Описание 9-го января" Максима Горького, в переводе" в котором приводится рассуждение окружившей дворец толпы с солдатами и фельдфебелем, предложившим толпе разойтись, так как царя нет. "Как нет?" - отвечает толпа. "Его давно нет для нас", - раздался голос, - "он уж превратился в ничто по милости окружающих его
Далее идет беседа толпы с солдатами об обязанностях послед-них, конечно, превратно понимаемых первой"
Резолюция: "Запретить оба номера".
"МАТЬ" Из журнала заседания Варшавского комитета по делам печати (председатель X. Эммаусский) 16 марта 1909 г. Доклад цензора В. Ф. Модль о повести М. Горького "La mere" Рапорты за 1909 г., No 2702 "Слушали доклад младшего члена комитета Модль о рассмотренном им иностранном сочинении на французском языке Gorki (Maxime) "La mere". Roman. Traduit d'apres le manuscrit par S. Persky. Paris, pages XII 397 in 16 [Горький (Максим). "Мать", Роман. Перевод с рукописи С. Перского. Париж].
Полагаю запретить. Максим Горький в этом своем романе представляет читателю "не осведомленных" рабочих и представителей и агентов нашего правительства - все они люди-звери; с другой стороны, он восхваляет "осведомленных" рабочих, которых деятельность направлена на ниспровержение существующего у нас государственного и общественного строя. Кроме того, Максим Горький позволяет себе порицать православную церковь и оскорблять особу императора (1, 2 и 4 пункты 129 статьи уго-ловного уложения; 181 статья уложения о наказаниях, 103 статья уголовного уложения).
Комитет постановил: сочинение это запретить на основании 1, 2, 4, пунктов 103 и 129 статей уголовного уложения и 181 статьи уложения о наказаниях".
"ХОЗЯЕВА ЖИЗНИ".- "ПРЕКРАСНАЯ ФРАНЦИЯ". - "ОДИН ИЗ КОРОЛЕЙ РЕСПУБЛИКИ".- "ЖРЕЦ МОРАЛИ". - "ТОВАРИЩ!". Из журнала заседания Варшавского комитета по делам печати (председатель X. Эммаусский) 19 мая 1909 г. Доклад цензора С. Е. Ходака о книге М. Горького на раз-говорном еврейском языке "Interwius". New-Iork, 1908 Рапорты за 1909 г., No 4556 "Слушали доклад состоящего в распоряжении комитета для рассмотрения изданий на еврейском языке С. Ходака о рассмотренном им иностранном сочинении на разговорно-еврейском языке (жаргоне): Gorki (Maxim). Interwius. New-Iork, 1908.
Книжка под заглавием "Интервью" Максима Горького заключает в себе пять бесед, именно: "Хозяева жизни", "Прекрасная Франция", "Король республики", "Жрец морали" и "Товарищ!".
В поименованных беседах Горький проводит ту мысль, что фабриканты, капиталисты и главы правления, пользуясь беспомощным положением рабочих, заставляют их работать и выжимают из них последний сок. Добытое рабочими посредством тяжелого и кровавого труда золото эти господа, властелины мира, употребляют на удовлетворение своих скотских страстей, на разврат, на все удовольствия жизни, в то время, когда рабочий люд
чахнет, гибнет в нужде, в жизни, полной нищеты и печали
Горький упрекает Францию за то, что она снабжает русское прави-тельство деньгами. Она, говорит он, дает взаймы русскому царю деньги, которые он употребляет на оружие, на ведение борьбы со своим народом, чтобы обратно возвратить себе подарок, который народ вырвал у него под страхом угроз. Благодаря этому золоту движение свободы задерживается. Вся русская земля стонет. Она покрыта кровью русского народа (стр. 39, 40). Фабрикант, ко-роль республики, стремится все больше и больше купаться в зо-лоте, неге и разных удовольствиях жизни. Своих рабочих он дер-жит во тьме, в фанатизме" По его мнению, религия хорошая вещь для рабочих. Он сам часто проповедует, пропагандирует ее между рабочими. Ад кромешный, учит он, ждет тех рабочих, ко-торые лениво работают, крадут у хозяина рабочее время. Сам же он и многие ему подобные не веруют во Христа, так как Христос, по его мнению, незаконнорожденный (стр. 63). Осмеивая вся и все, даже науку и искусство, насколько он не может извлекать для себя от них пользу, он не пожалел бы выписать из Европы 2-3 царей, которые бы в его присутствии, потехи ради, поколо-тили друг другу бока... Вообще . Горький при всяком удобном случае возбуждает народ, рабочую трудящуюся массу к восста-нию, советует сплотиться воедино на борьбу с бесправием, злом и с тираном. Он указывает, что созданные кровавым трудом ра-бочих дворцы, хоромы, роскошь, бархат, яства, золото - дело их рук, есть общее достояние рабочих.
На основании статьи 128 и пункта шестого 129 статьи я по-лагал бы книгу запретить.
Комитет постановил: сочинение это запретить на основании статьи 128 и пункта шестого 129 статьи уголовного уложения".
Статья 128 уголовного уложения определяла кару за "оказание дерзост-ного неуважения верховной власти" или "порицание установленных законами основными образа правления". Пункт 6-й статьи 129 предусматривал возбуждение вражды "между отдельными частями и классами населения, между сословиями или между хозяевами и рабочими".
"ЛЕТО" Доклад цензора А. А, Горяинова 13 января 1910 г. о повести М. Горького "Лето". Buhnenund Buchverlag russtscher Auiorcn. Ladyschnikow, Berlin Рапорты за 1910 г., No 296 "В прилагаемом повествовании автор, по своему обыкновению, преподносит читателям свои пересказы на освободительные темы причем в книжке, конечно, нет недостатка в суждениях социалов, стических, бунтовских и антимилитарных. Какой-то агитатор поселился на лето с фальшивым паспортом в деревне, скоро сошелся с наиболее дурными элементами, устраивал митинги, прятался от урядника, изображенного автором, кстати сказать, крайне непривлекательно, наконец попался и был отведен в тюрьму солдатами, которых по дороге старался взбунтовать. На стр. 63 имеются суждения бывшего солдата русско-японской войны такого склада: "Началась эта самая война - престол, отечество, то, сё - садись в скотский вагон! С год время ехали, под гору свалились вот китайская сторона... смотрю, - да разве сюда за войной ездить? Сюда за умом... а не драться, да!" Далее тот же солдат рассказывает, что войска бунтовали в Сибири: "Грозного начальства не слушали мы, а их послушали (агитаторов)... нет начальства, все товарищи... оказана нам всякая забота... сыты... барыня молодая в очках... говорит: все от народа и вся земля народу! Товарищи все, все дело взято в общие руки (стр. 65, 66)... брызнут змеиной своей слюной яростно... куда им (начальство и благонадежные элементы) деваться, ежели народ на такой путь встанет (стр. 75)... мужику много крови и надо, всяк проходящий пьет из него, как из ручья" (стр. 79). Далее: "Насильничали солдатишки над ними. Девок перепортили почитай всех" и т. д. (стр. 89). "Когда нас будут тысячи и миллионы, мы без злобы возьмем за горло кого надо" (стр. 103). "Не на кого опереться начальству, и затеяло оно подкупить некоторых, да и спрятаться за спиной у них от судьбы'' (стр. 117). На стр. 131 имеется рассказ о том, как солдаты убили какого-то бунтовщика слесаря, причем высказывается восхищение по поводу величия души покойного. На стр. 77, 82, 83, 87, 116, 122, автор выражает свое сочувствие революционерству, отрицает законы, даже восхваляет Стеньку Разина и Емельяна Пугачева, духовных праотцев русской революции.
Полагал бы, что книжка должна быть запрещена в виду ее совершенно определенного направления, о чем имею честь представить комитету".
Резолюция: "Запретить".
"ЖИЗНЬ НЕНУЖНОГО ЧЕЛОВЕКА" Доклад цензора. А. Васенцовича-Макаревича 24 февраля 1910 г. о романе М. Горького "L'espion". Traduii d'apres le manmcrit russe par Serge Per sky, Paris. Париж ["Шпион". Перевод с русской рукописи С. Перского. Париж] Рапорты за 1910 г., No /370 "В новом романе Горький рисует жизнь крестьянского мальчика сироты, Евсея Климкова, попавшего в шпионы, т. е. в агенты охранной полиции. Полузабитый в семье дяди Климков отдан был" в книжный магазин букиниста Распопова, который вместе со своей сожительницей Раисой и любовником последней Доримедонтом состоял в шпионах и занимался провокацией молодежи, снабжая ее запрещенными книжками и выдавая затем полиции. После того, как Распопов был убит своей любовницей, успевшей изнасиловать и Климкова, а Доримедонт сначала избит революционерами, а впоследствии и убит ими, Евсей, сбитый с толку, что хорошо, а что худо, сам попадает в агенты охранной полиции. Он дебютировал предательством хорошего человека, приютившего его у себя. Тот выражал желание обратиться к государю с письмен-ной просьбой войти в бедственное положение народа и разделить между бедными свои богатства. За такие добрые мысли хорошего человека, конечно, забрали и припрятали. Занимаясь шпионством, Климков, однако, постоянно мучился угрызениями совести в борьбе между началами добра и зла. Когда наступил 1905 год, то Климков окончательно растерялся: начальство его широко стало заниматься провокацией, призывая народ к избиению революционеров, которые как будто желали только добра тому же народу. Ничего не понимая, но вечно чего-то боясь, Евсей решил повеситься, а когда и это ему не удалось, то бросается под поезд. Последними словами его было признание в своей вине.
Автор задался целью нарисовать всю грязь шпионства и провокации, с одной стороны, и благородство революционеров - с другой. И сами шпионы - те же дети русского народа - попадают на эту дорогу совершенно бессознательно, а когда познают весь ужас своего положения, то им ничего уже не остается, как покончить со своей несчастной жизнью.
Такая тенденция романа уже затрудняет его дозволение, а так как автор при всяком удобном случае упоминает о царе, о намерениях революционеров относительно его особы и дает по-нять, что все, что делается худого в России, то делается во славу царя и по его приказанию, то ясно, что книжка подлежит запре-щению.
В подтверждение сказанного, укажу лишь те места книги, в которых упоминается о государе императоре.
На стр. 114-115 приводится текст письма к государю, а на стр. 116 и заключение: "Nous devons declarer franchement au tzar: tu es le pere du peuple, tu es riche, donne done les richesses, que tu as amassees au peuple, etc." ["Мы должны сказать ему прямо: ты отец народа и ты богат, отдай же народу твоему богатства, накопленные тобою"].
На стр. 120-121 обсуждается тот же вопрос с указанием; что ,,le tzar a des centaines de millions et nous, nous crevons de faim' [,,y царя тысяча миллионов, а мы издыхаем от голода ].
На стр. 130 упоминается о намерении будто бы иноземцев поднять революцию, "detroner le tzar" ["свергнуть царя"].
На стр. 166 приводится провокационная речь агента о рево-люционерах, которые говорят о бедном народе, "qu'il faut soule- ver contre notre empereur" ["что нужно поднять его против государя нашего"].
На стр. 184 тоже говорится по поводу известной манифеста-ции народа 9 января 1905 г. "Оп avait resolu de tuer le souveram'
[ "решили убить государя"!.
На стр. 190-191 описывается самая манифестация и пересуды в кухне по этому поводу, причем рассказывается, как некий старец ,,sc mit a parler des generaux, des ministres, du tzar lui-meme sans se gener, comme il pensait" ["начал говорить о генералах, о министрах, о самом царе без стеснения, как думал"].
В виду изложенного, со своей стороны, полагаю, что книжка эта не только должна быть запрещена, но и не выдаваема па
просительным записками.
Революция: "Запретить и не выдавать"
"ЛЕТО". - "СОЛДАТЫ" Доклад цензора Н. А Васенцовича-М акаревича 22 июня 1911 г. о книге М. Горького "Darts le peuple. Les soldaisTraduit d'aprcs le manuscrit par Serge Per sky, Paris ["В народ. Солдаты". Перевод Рапорты за 1911 г. М 5439 "В этой новой книжке Максим Горький изображает деятельность и мытарства пропагандиста, посланного в народ партией социалистов-революционеров для приготовления почвы к выступлениям народа против существующего государственного и общественного строя.
Пропагандист под именем Трофимова поселился в деревне, свел знакомство с более развитыми молодыми парнями и через них стал распространять идеи о притеснениях народа со стороны правительства и необходимости народу самому постоять за себя. В конце концов, его, конечно, арестовали, но, будучи даже под "стражей, он продолжает влиять на солдат, которые будто бы весьма благосклонно относятся к идеям политического преступника, сочувствуют ему, но лишь боятся проявить свои чувства перед начальством. Убежденный, что солдаты на стороне народа, Трофимов торжественно восклицает: "Rejouis-toi, auguste et bien aime peuple russe! La resurrection est prochel" ["Радуйся, священный и возлюбленный народ русский! Воскресение близко!"] (стр. 240).
Как бы продолжением этого рассказа служит другой под заглавием ,,Les soldats". Здесь некая сельская учительница, Вера, задалась рискованным предприятием вести пропаганду среди местных солдат. Относившиеся сначала к ней с недоверием, солдаты собирались слушать речи Веры на полянке в лесу и мало-помалу проникались ее идеями. В конце один из самых революционно настроенных солдат, Авдеев, благодарит Веру за ее проповеди, в которых ей удалось:"expliquer les choses de maniere a ce que cha cun se rende corapte par soi meme que le devoir est de combattre ce qui existe parce que tout ce qui existe dans la vie est dirige contre rhomme". ["Объяснить вещи таким образом, чтобы каждый дал себе отчет, что долг его бороться против существующего, потому что существующее направлено против человека". У М. Горького: "объяснить так, чтобы уж я сам видел, что для меня
Общий характер этих двух рассказов, конечно, с цензурной точки зрения, вполне предосудителен, но в них можно, кроме того, указать целый ряд мест, в которых развиваются социалистические и революционные идеи, описываются жестокости русского правительства по отношению к народу и возбуждаются солдаты к неповиновению своему начальству. Все это можно найти на стр. 17, 47-48, 78, 81, 83, 93, 99, 101, 103-106, 110, 123, 130, 134, 140, 143, 158, 176, 235, 240, 243, 246, 248-251, 277? 280, 286.
В виду изложенного, имею честь представить комитету о запрещении этой книжки".
Резолюция: "Запретить".
На стр. 337-339 автор рассказывает о так называемой контр-революции, будто бы организованной правительством и говорит: "С раннего утра оборванные мужики толпами шли с портретом царя по улицам и избивали всех прилично одетых людей" (стр. 337).
"Пока наше правительство будет иметь солдат, полицейских чиновников и сыщиков, без борьбы и кровопролития оно не уступит своих прав народу и обществу" (стр. 339).
В виду упомянутых цензурных отзывов, разбираемый роман, французский перевод которого уже подвергся запрещению (1910 г., No 1370, Васенцович-Макаревич), также и на немецком языке не может быть допущен к обращению в публике".
Резолюция: "Запретить".
Русское издание этого произведения, носящего в оригинале название "Жизнь ненужного человека", также подвергалось цензурному запрещению. В 1914 г. С.-Петербургским комитетом по делам печати был наложен арест на эту ккигу, выпущенную книгоиздательством "Жизнь и знание". По определению С.-Петербургской судебной палаты: была уничтожена часть ее от слов "Ну начинай.." (стр. 138) до конца книги, так как во всей этой части были усмотрены возбуждение "к учинению бунтовщического деяния", оказание "дерзостного неуважения верховной власти" и оскорбление войска (т. е. применены пункт I ст. 129 и ст. 128 уголовного уложения и ст. 1034 - уложения о наказаниях). См.: Главное управление по делам печати, 1 отделение, 1914,. д. No 80.
"О КИШИНЕВСКОМ ПОГРОМЕ" Доклад цензора А. А. Горяинова 8 февраля 1912 г. о сборнике "Кишинев", No 7, август, под редакцией И. Сукенникова и И. М., при участии М. Горького, Berlin - Charlottenburg, 1903 Рапорты за 1912 г., No 1120 "Этот сборник состоит из статей М. Горького, Л. Толстого" некоего еврея Сукенникова и друг. Статьи эти весьма революционны, в доказательство чего приведу несколько выдержек: "Люди, считающие себя христианами... убивают детей и стариков, насилуют женщин, пытают и грабят людей того племени, которое дало им Христа (стр. 1)... Виновник не только кишиневских ужасов... одно правительство..(стр. 12).
"Я... испытал... чувство.. . ужаса перед главным виновником: нашим правительством с своим одуряющим и фанатизирующим людей духовенством и с своей разбойничьей шайкой чиновников" (стр. 14).
"Министр внутренних дел... заявил... что... юдофобом... прежде всего... является сам Николай II... Не считаем Николая II способным мыслить настолько самостоятельно, чтобы даже причислить себя к юдофобам. До чего эта личность безвольная, серенькая, бесхарактерная и т. д. Николай II юдофоб потому, что фон-Плеве юдофоб и потому, что императрица Мария Федоровна... не любит евреев..." (стр. 16, 17).
Русское еврейство должно поднять сильную, отчаянную борьбу против царизма... на травлю нужно отвечать... травлей же... за око еврейского гражданина вырвать два ока у царизма... перейти в борьбе с царизмом в наступательную позицию" (стр.31, 32).
Подобные же выражения, относящие сборник к подпольным изданиям, имеются на стр. 11, 15, 27, 28, 30, а потому он подлежит запрещению, о чем имею честь представить комитету".
Резолюция: "Запретить".
"ОДИН ИЗ КОРОЛЕЙ РЕСПУБЛИКИ" Доклад цензора М. И. Пукитс 2 апреля 1914 г. о книге М. Горького "Oks wabariiklaste kuningas", Iriterwue. Eestikeelde A. Pursalu, America Eesli Kirjastuse Osaiihisuse irilkikoda. New-Iork, 1910 ["Один из королей республики". Интервью. На эстонский язык перевел А. Пуреалу. Типография товарищества эстонского изда-тельства в Америке, Нью-Йорк, 1910] Рапорты за 1914 г., No 2741 "Во второй брошюре Горький называет королем республики американского миллионера, с которым он беседует и который на вопрос Горького, что он делает со своими деньгами, отвечает, что он ими производит новые капиталы. Он имеет железные дороги, на которых возит на рынок продукты фермеров, давая последним за их товар лишь столько, сколько нужно для того, чтобы они не умирали от голода. Остальное он берет себе. Эксплуатацией он это не считает; эксплуатацией, по его мнению, является требование повышения заработной платы и забастовка рабочих. Для устранения последних явлений необходимо хорошее правительство, которое должно заботиться о том, чтобы всегда имелось нужное количество порядочных рабочих. Правительство должно нанимать ученых, которые научили бы народ почитать законы. По недостатку ученых могли бы и солдаты обучать народ. Тогда не было бы социалистов и забастовок. Все члены правительства должны состоять акционерами промышленных предприятий, тогда они лучше понимали бы, в чем заключаются выгоды и интересы страны. Религия, по мнению миллионера, для бедных людей безусловно необходима. Рабочим очень полезно верить, что после жизни здесь на земле, полной всяких лишений и страданий, бог их богато вознаграждает на небе. Жизнь на земле- это чистилище (пургаторий), и чем больше кто страдает на земле, тем блаженнее он будет на небе. Миллионер считает себя истинным христианином, но, как человек строго нравственных взглядов, отказывается верить в Христа. Ибо Христос - бастард, а в Америке бастарды не могут занимать государственную должность, тем менее быть богами. В заключение миллионер спрашивает: нет ли в Европе лишних королей; и когда Горький отвечает, что, по его мнению, все они лишние, то миллионер просит прислать ему двух венценосцев для забавы.
В виду явной преступности содержания обеих означенных брошюр считаю необходимым запретить их".
Резолюция: "Запретить".
"РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА". - "ЖЕНЩИНА". - "ГУБИН". - "КАЛИНИН" Доклад цензора В. Д. Смирнова 16 июля 1914 г. о книге М. Горького "ЛЛе ein Mensch geboren war". Novellen. Verlag J. Ladyschnikow, Berlin Рапорты за 1914 г., No 6907 "Под этим общим заглавием в действительности состоит пять отдельных рассказов, в которых обращают на себя внимание цензуры некоторые места, не совсем удобные в известных отношениях, а именно:
1) На стр. 85 есть выражение: "Милый бог плюет на вас".
2) На стр. 157 одно из действующих лиц говорит другому бородатому: "Петр великий и Николай 1-й были все-таки несколько умнее тебя и издали закон, чтобы всякому, кто носит бороду, отрезывать нос и взимать с него денежный штраф в 100 руб." Лживая и потому неприличная выходка относи-тельно двух императоров, хотя бы и давнишнего времени.
3) На стр. 123 в описании внутренности одной церкви говорится в глумливом тоне, что она носит имя княжеской церкви: в ней покоятся останки одной православной древней княжеской четы, которая имела резиденцию в (описываемом) городе: в жизнеописании высокой четы значится, что она целую свою жизнь провела "в сердечной, непоколебимой любви".
4) На стр. 196 читаем следующее кощунственное выражение: "А разве бог Саваоф не достаточно тоже терпел от иудеев! А все-таки он выбрал иудейку в матери Иисусу".
5) На стр. 223-225 евангельское сказание об искушении спасителя передается устами одного действующего в рассказе лица в неподобающем относительно Иисуса Христа тоне: там он все смеется, а еще раньше (на стр. 218) также банально ведется разговор об Иисусе Христе, именно об изгнании им торговцев из храма.
Полагаю, что вышеозначенные места едва ли могут быть оставлены в книге без исключения из нее".
Резолюция: "Исключить страницы 195-196".
ОТЗЫВЫ ЦЕНЗУРЫ ОБ ИНОСТРАННЫХ ИЗДАНИЯХ, ПОСВЯЩЕННЫХ М. ГОРЬКОМУ "RECLAIM'S UNIVERSUM" Доклад цензора Ф. И. Ламкерта 18 июня 1901 г. о заметке по поводу ареста М. Горького, помещенной в журнале "Reclams Universum" 1901 г., No 43 Рапорты за 1901 г., No 5099 "Имея в виду, что почтовая цензура не пропускает известий об аресте Максима Горького, имею честь представить на усмотрение комитета помещенный на 1-й странице этого журнала портрет Горького, с подписью "Der russische Schriftsteller Gorki, der sich zur Zeit im Gefangniss befindet" ["Русский писатель Горький, находящийся в настоящее время в заключении"] и строки 1-19 в столбце 593 и 1-9 сверху в 594, в коих сообщается об обстоятельствах, вызвавших его арест (речи революционного характера во время увеселительной поездки по Волге)".
Резолюция: "Комитет постановил исключить места на столбцах 593 и 594".
Е. ДИЛЛОН. "МАКСИМ ГОРЬКИЙ, ЕГО ЖИЗНЬ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ" Доклад цензора В. И. Штейна 28 июля 1902 г. о книге: Е. J. Dillon "Maxim Gorky, his Life and Writings". London, 1902 Рапорты за 1902 г., No 5649 "Если автор в иных местах книги и дает совершено верную оценку Горькому, за которым признает значительное однообразие таланта, то выдаваемое им за жизнеописание русского романиста фактически сомнительно, так как, помимо автобиографии Горького, Диллон произвольно пересаживает туда разные эпизоды из его повестей, раз натыкается на то, что рассказ ведется в первом лице.
Что в цензурном отношении важнее, это ряд оценок, какие Диллон делает русскому культурному обществу, те сведения, какие он сообщает о восторженном преклонении русского народа перед Горьким, то, что он сообщает об аресте Горького и т. п.
Вышеозначенные места имею честь представить на усмотрение комитета - стр. 36-37, 64-65, 107-108, 113-114, 116, 117-118, 120, 122, 123, 125-127, 129, 131-135, 137-138, 152, 159, 160, 283-4, 287, 288, 289, 290-91, 313, 331, 349 и 382.
Я полагал бы, что книгу Диллона следовало бы воспретить уже по одному тому, что ярые почитатели Горького не преминут делать из нее обильные цитаты, которые могут только повести к кривотолкам, не говоря о том, что это может только способствовать к вознесению Горького еще на более высокий пьедестал, куда его не по заслугам иные втащили, не замечая вовсе того, что пресловутые открытия "малярного цеха подмастерья" сво-дятся к рассказыванию своими словами наиболее резких и крайних парадоксов Ницше.
В заключение рапорта привожу в переводе те страницы сочинения Диллона, на которые выше сделаны ссылки".
Резолюции: 1) "Запретить согласно докладу". 2) "Книга Dillon "Maxim Gorky" передана мною цензору Ламкерту для нового рассмотрения 9 августа до подписания журнала и приведения в исполнение решения комитета 7 августа".
Е. ДИЛЛОН. "МАКСИМ ГОРЬКИЙ, ЕГО ЖИЗНЬ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ" Доклад цензора Ф. И. Ламкерта 7 августа 1902 г. о книге: Е. J. Dillon "Maxim Gorky, his Life and Writings". Isbisier and Com-pany Limited, London, 1902 Рапорты за 1902 г., No 6085 "Диллон резко отличает две стороны в сочинениях Горького: художественное воспроизведение природы и типов и политические тенденции, коими пропитано большинство его рассказов. Автор рассматриваемой книги является безусловным поклонником художественного таланта Горького, особенно ярко проявляющегося в умении гармонично связывать непритязательное действие с поэтическим описанием природы и ее влияний. В особенную же заслугу ставит он ему уменье и в самом отъявленном негодяе, показать читателю тлеющуюся где-то в глубине души искру божию и тем вызвать в нем добрые чувства. Но, разумеется, не разбор художественных достоинств и недостатков Горького должен интересовать цензуру в добросовестном и обстоятельном труде Диллона, а его отношение к политическим и общественным идеалам, носителями которых являются герои Горького. Прежде чем перейти, однако, к этому вопросу, интересно отметить, что Диллон упрекает Горького в подчинении художественного своего таланта служению политическим целям, а также русское общество, которое вознесло Горького именно за служение тем политическим идеалам, которые, как мы увидим дальше, особенно нена-вистны практическому уму Диллона и его понятиям о культурности; он возмущается при одной мысли о возможности торжества горьковского босяка (115).
О самих героях Горького Диллон говорит, что они тщетно подкапываются под общественный строй, который достаточно крепок, чтобы устоять против всех их нападений и иронизирует над безрассудной щедростью, с которою Горький изливает свои симпатии на выводимых им босяков (227). Эти босяки представляются Диллону в большинстве случаев не типами, не реальными фигурами, а куклами, в которые Горький вложил частицу своего собственного я, и заставляет их говорить о свободе, о которой они и понятия не имеют. Диллон отмечает всю фальшь приемов Горького и говорит, что свободолюбивые сверх босяки разбираемого им романиста так же похожи на встречающихся нам в действительности босяков, как индеец Купера на истинного краснокожего (260-263). В действительности не любовь к свободе служит импульсом в босяке, а преграда, стоящая между ним и возможностью удовлетворения своих скотских страстей (265). Далее на той же странице Диллон говорит следующее: отверженные, судьбе которых Горький приглашает нас сочувствовать и стремлениями коих он хотел бы, чтобы мы восхищались, отделились от общества по собственной воле. Они ненавидят общество и готовы уничтожить его (265). Свобода для таких людей означает разнузданность, устранение как этических начал, так и социальных и географических границ. Но так как общество не хочет своего устранения, то они с отвращением и злобою выделяются из него, как преступники в Южной Италии, которые покидают место преступления, чтобы заниматься разбоем. Наделять таких злодеев, говорит Диллон далее, стремлением к социальным целям или даже способностью к признанию какой бы то ни было организации, значит принимать повальную болезнь за общественный идеал (266). Беспристрастный читатель не может не видеть, что реорганизация общества согласно идеалам преступных героев Горького столь же благодарная задача, как и витье веревок из песку (272). Даже анархия, которую могли бы вызвать эти герои, была бы лишь хаотическим без-законием, которое повело бы к безграничному деспотизму одного (278). Для характеристики здравого взгляда Диллона на героев Горького нельзя не отметить, что он объясняет их появление даже не условиями общественного строя, а исключительно их добровольным оставлением общества. Картина этих беспокойных, бессердечных, диких натур, голодных и разъедаемых болезнями, бродяжничающих и толкующих в промежутках между двумя припадками delirium'a tremens'a о благодати всеобщего умиротворения, такая картина слишком нелепа (grotesque), чтобы заслуживать серьезного обсуждения (281-282).
Я думаю, что и приведенных мною мест, а их можно было бы привести еще десятки, достаточно, чтобы убедиться, что Диллон не только не идеализирует Горького в его политических стремлениях, а резко и категорически осуждает его, объясняя преклонение Горького перед своими героями, наделенными идеалами самого автора, лишь отсутствием в Горьком положительных интеллектуальных идей, как обуздывающего элемента (290). Мало того, Диллон признает за Горьким большой талант, который мог бы, однако, выработать из него действительно великого писателя лишь в том случае, если б он предоставил политическую агитацию профессиональным демагогам (382).
Обращаясь затем к отдельным местам книги Диллона, которые заслуживали бы внимания цензуры, нужно прежде всего остановиться на страницах 36 и 37, где автор дает восторженную характеристику русского студенчества, преисполненного возвышенных порывов, готового пожертвовать всем на алтаре "милосердия и альтруизма", явлений, известных Западной Европе лишь по воспоминаниям из времен пуритан и французской революции. Диллон не иллюстрирует, однако, этого своего взгляда какими- либо примерами, которые могли бы дать повод думать, что он расточает похвалу студенчеству за его антиправительственную агитацию. Характерно, что автор, в отличие от многих других иностранцев, во всей книге ни разу не только не намекает на жестокость правительства по отношению к студентам, - что, к сожалению, уже давно стало общим местом в иностранной прессе, а, как увидим ниже, даже подчеркивает гуманность правительства, проявленную им по отношению к Горькому.
Столь же мало предосудительного усматриваю я на страницах 64 и 65, где говорится о необходимости либеральных и даже радикальных идей в багаже русского писателя, ищущего популярности. Диллон замечает по поводу этого иронически, что писатель, который пренебрег бы этим требованием, должен бы быть наделен умом гения или же мужеством мученика. Подобная же мысль неоднократно высказывалась на страницах нашей консервативной прессы и поэтому указание на эти страницы, как на предосудительные буйные рассуждения, я считаю лишь случайным недоразумением. На стр. 113-114 Диллон опять возвращается к деспотизму либеральной партии, иллюстрируя его примером консервативного Лескова, одного из даровитейших писателей второй половины XIX века, долгое время не признаваемого, так как он не хотел облачиться в либеральную ливрею. На стр. 122, 123, 125-127 дается краткая картина народничества и марксизма, причем объясняется успех Горького не только у представителей того или другого направления, но и у консерваторов, причем на одной из этих отчеркнутых страниц (125) говорится по поводу пленяющих марксистов босяков Горького буквально следующее: "На диких бойцов за безнадежное дело", в которых Горький без отвращения олицетворяет и себя, он изливает свои симпатии". Подобное место, с цензурной точки зрения" казалось бы, могло бы быть отмечено, как рекомендующее благонамеренность автора.
Перехожу к страницам 131-135, в которых описывается участие Горького в протесте против способов подавления студенческих беспорядков, его арестование и отправление в Крым.. Описание это отличается объективностью, автор указывает на влияние, которое Горький приобрел на молодежь, и, если воспринять его отрицательное отношение к исповедуемым Горьким политическим убеждениям, то в сообщении об аресте Горького читатель ж может усмотреть акта правительственного произвола, а меру, необходимую для поддержания порядка, убежденным поборником которого является Диллон. Тут я считаю нужным сделать маленькую поправку к докладу первого референта. Строки на стр. 133 "But the authorities, who have more than once shown their consideration for light literary gifts, were maligned by these premature reports" не заключают в себе упрека русскому правительству "в бесславном поступке", а буквально значат следующее: "Но власти, которые не раз обнаруживали свое уважение к писателям, раздражались этими преждевременными толками". При этом подчеркивает уважение, которое русское правительство проявляет к талантам, проявившееся в данном случае в освобождении Горького из-под ареста и в дозволении ему, по его просьбе, отправиться на юг для лечения. Одно выражение лишь я могу отметить во всем этом описании, как особо резкое, а именно "brutal conduct of the police", - зверское поведение поли-ции, - но действительно ли оно заслуживает цензурной кары после того, как поведение полиции при усмирении студенческих беспорядков навлекло на себя порицание с высоты престола. Столь же мало заслуживает, по моему мнению, цензурного преследования упоминание избрания Горького в почетные академики. Фактическая сторона известна всем по правительственному сообщению и поэтому не подлежит запрету, комментарии же Диллона архи цензурные, он обращает внимание читателя на курьезный факт возможности избрания в члены высшего ученого учреж-дения бывшего бродяги, находящегося под надзором полиции.
В виду вышеизложенного я не только не нахожу поводов к запрещению или исключению отдельных мест в книге Диллона, но признаю ее распространение полезным в смысле отрезвления той части общества, которая по ироническому замечанию Диллона признала в Горьком какого-то нового мессию".
Резолюция: "В заседании 13-го августа комитет решил пре-дварительно представления книги Dillon "Maxim Gorky" в Глав-ное управление по делам печати выслушать представленные цен-зором Штейном в русском переводе места, указанные в его докладе, и по выслушании таковых постановил допустить назван-ное издание к обращению в публике с исключением страниц 135-138".
Власти, которые неоднократно проявляли уважение к выдающимся литературным талантам, на сей раз были вовлечены преждевременными сплетнями в бесславный поступок (were maligned).
Пешков, здоровье которого за последнее время было поколеблено (у него, по слухам, замечались симптомы начинавшейся чахотки), был освобожден полициею, и на просьбу о позволении провести зиму в более теплом климате Крыма, ему дано было условно разрешение. В Нижнем Новгороде, его родине, Горькому был дан обед по случаю освобождения из тюрьмы; здесь произно-сились красноречивые речи, преподносились адреса, произносились тосты и: разыгрался целый ряд церемоний, которыми сопровождаются только чествования первостепенных сановников империи.
Даже обитатели тюрьмы приня заочно участие в этом празднестве и прислали письменное приветствие Горькому с воспроизведением темницы, которую он за несколько месяцев пред тем (летом 1901 г.) освятил своим ъ ней пребыванием.
Когда, наконец, Горький и его семья заняли места в поезде, имевшем их доставить в Москву для дальнейшего путешествия на юг, то тысячи прово-жавших запрудили железнодорожную платформу, и громовые приветствия явили свидетельство неудержимого восторженного поклонения народа перед личностью того, кого народ признает за "правозвестителя нового порядка вещей".
Тем временем и в Москве делались тщательные приготовления к устрой-ству величественных оваций в честь преемника Толстого. Общественная демонстрация, не виданная по величию, подготовлялась спешно. Пешков имел совершить триумфальный въезд в златовенчанную столицу, восторженное студенчество собиралось на себе везти его экипаж и приветствовать борца за свободу мысли и нескованного путами слова.
Но не для этого разрешили власти Пешкову предпринять затеянное путешествие. Власти в свою очередь не дремали, сплетая свои ковы. На небольшой станции, где поезд остановился пред прибытием в древнюю столицу, два жандарма вошли в купе, которое занимал Пешков с семьею, и окликнули его по фамилии. - "Я тут" - заявил Горький. - "Так вы - Пешков?" - переспросили жандармы. - "Да, я самый он и есть!" - отвечал писатель. - "Вы должны здесь выйти и отправиться прямо в Подольск?" - "Нет, я хочу ехать в Москву. Вот выданное мне разрешение. Я имею много причин желать побывать в Москве, между прочим затем, чтобы посоветоваться со специалистом. Я.." - "Все это мы знаем, но мы имеем распоряжение не допускать вам въезд в Москву. Угодно вам сойти с поезда?" - "Нет, я не хочу этого, но вы вольны прибегнуть к насилию". - "Прекрасно, в таком случае вы арестованы. Потрудитесь выйти и следовать за нами!"
Таким образом словно губкою была стерта подготовлявшаяся овация, и Пешков был увезен в Подольск (стр. 131-135).
...За исключением непродолжительного периода времени, в течение кото-рого Горький подвергся заключению в Нижнем летом 1901 г., в области внешних событий его жизни разыгрывалось не многое, что достойно отметки,- жизнь Горького за последние годы и этапы дальнейшего его умственного развития отмечаются лишь новыми рассказами, поэмами и все более горделивыми планами.
Его популярность, оставляющая в тени все в этом отношении пережитое русскими писателями, здравствующими и покойными, достигла 6 марта 1902 г. высшего официального признания, когда состоялись его избрание в члены импе-раторской Академии Наук - высшая почесть, какая достижима для писателя п России.
Курьезный луч света проливает на противоречивые течения, втихомолку пробивающие себе путь под невозмутимою гладью русского общества, тот факт, что высший арсенал словесности мог возвести на эту высоту экс-бродягу, состоящего под полицейским надзором и являющегося больною занозою, колющею в бока правительство царя. Эти выборы, впрочем, были немедленно кассированы правительством на том основании, что члены Академии не знали, что натворили, - действительно, те не знали, что Горький состоит под надзором полиции (стр. 137-138)". - См. рапорты за 1902 г., No 5649, лл. 754-756.
"DAS NEUE BLATT" Доклад цензора Ф. И. Ламкерта 21 января 1903 г. о статьеa посвященной М. Горькому и помещенной в журнале "Das пеие Blatt", No 4 [без указания года] Рапорты за 1903 г., No 721 "На страницах 59-62 помещена заметка, посвященная Максиму Горькому. Говорится о преследо 
| |
| Просмотров: 310 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры