Грибоедов Александр Сергеевич - Горе от ума. Комедия А. С. Грибоедова

  

   ГОРЕ ОТЪ УМА. Комед³я А. С. Грибоѣдова. Третье издан³е. 1854. Въ 24-ю д. л. 227 стр.

   ГОРЕ ОТЪ УМА. Комед³я А. С. Грибоѣдова. Издан³е Черноглазова. 1854. Въ 24-ю д. л. XVI и 205 стр.

   ГОРЕ ОТЪ УМА. Комед³я А. С. Грибоѣдова. Издан³е Александра Смирдина. 1854. Въ 12-ю д. л. 162 стр.

   ГОРЕ ОТЪ УМА. Комед³я А. С. Грибоѣдова. Издан³е съ б³ограф³ею автора, написанною Ѳ. Булгаринымъ. 1854. Въ 12-ю д. л. XLVI и 153.

  

   30-го января 1854 года минуло двадцать-пять лѣтъ со дня смерти незабвеннаго въ нашей литературѣ Грибоѣдова - и вотъ нѣсколько издателей вдругъ взялись за его "Горе отъ ума". Комед³я эта сдѣлалась общею собственностью, и потому издатели, торопясь одинъ передъ другимъ, хотѣли этимъ воспользоваться, чтобы распродать побольше экземпляровъ. Вотъ причина, почему въ течен³е одного мѣсяца явилось четыре издан³я... Но, как³я издан³я!

   "Горе отъ ума" имѣло до настоящаго времени только два издан³я: Первое давно сдѣлалось библ³ографическою рѣдкостью; второе, въ крошечномъ форматѣ, съ б³ограф³ей Грибоѣдова, написанною К. Полевымъ, находится у многихъ, и изрѣдка являлось еще въ продажѣ, но по цѣнѣ, въ десять разъ высшей противъ первоначальной цѣны, то-есть по десяти руб. сер. за экземпляръ. Это очень-хорошо доказываетъ, что двухъ издан³й комед³и было недостаточно, и намъ кажется, что еслибъ ихъ было вдвое-больше, и тогда бы они всѣ разошлись въ двадцать-пять лѣтъ.

   Вотъ лучшая похвала, какую можемъ сказать таланту Грибоѣдова. Двадцать-пять лѣтъ прошло со дня смерти автора "Горе отъ ума" и, можетъ-быть, только два-три голоса рѣшились сказать что-нибудь противъ этого произведен³я, которому суждено долго играть важную роль въ нашей литературѣ. Слѣдовательно главный пробный камень - время - выдержанъ этою комед³ею со славой. Въ двадцать-пять лѣтъ стихъ нашъ ушелъ далеко въ отношен³и внѣшняго блеска; а между-тѣмъ стихъ Грибоѣдова нисколько не утратилъ той могучей мѣткости, которая такъ поразила современниковъ, хотя они и жили въ то время, когда стихъ Жуковскаго, Батюшкова и Пушкина, поперемѣнно приводилъ ихъ отъ одного изумлен³я къ другому и заставлялъ, казалось, быть нѣсколько-равнодушнѣе къ стиху Грибоѣдова. Но совсѣмъ тѣмъ первое впечатлѣн³е комед³и было громадное (нисколько не преувеличенное слово); ее въ рукописи, знали наизусть въ Петербургѣ и Москвѣ - это фактъ, о которомъ всѣ, непринадлежащ³е къ старому поколѣн³ю, слышали. Но кто знаетъ, какъ привѣтствовали тогдашн³е критики эту комед³ю? Это очень-любопытно.

   Въ 1825 году явилось два обозрѣн³я литературы за 1824 годъ. Одно изъ нихъ помѣщено было въ "Сѣверныхъ Цвѣтахъ", альманахѣ, изданномъ Дельвигомъ, и называется: "Письмо къ графинѣ С. И. С. О Русскихъ поэтахъ". Въ этомъ обозрѣн³и исчисляются всѣ русск³е писатели, но о Грибоѣдовѣ не сказано ни слова.

   Зато въ другомъ обозрѣн³и, напечатанномъ въ другомъ альманахѣ, сказано было вотъ что:

   "Русск³й театръ въ прошедшемъ году обѣднѣлъ оригинальными пьесами... Но все это выкупаетъ рукописная комед³я г. Грибоѣдова: "Горе отъ ума", феноменъ, какого не видали мы отъ временъ "Недоросля". Толпа характеровъ, обрисованныхъ смѣло и рѣзко; живая картина московскихъ нравовъ, душа въ чувствован³яхъ, умъ и остроум³е въ рѣчахъ, невиданная доселѣ бѣглость и природа разговорнаго русскаго языка въ стихахъ, все это завлекаетъ, поражаетъ, приковываетъ вниман³е. Человѣкъ съ сердцемъ не прочтетъ ее не смѣявшись, не тронувшись до слезъ. Люди, привычные даже забавляться по французской систематикѣ, или оскорбленные зеркальностью сценъ, говорятъ, что въ ней нѣтъ завязки, что авторъ не по правиламъ нравится; но пусть они говорятъ, что имъ угодно: предразсудки разсѣются и будущее оцѣнитъ достойно с³ю комед³ю, и поставитъ ее въ число первыхъ творен³и народныхъ".

   Теперь, черезъ двадцать-пять лѣтъ, можемъ сказать, что слова эти вполнѣ сбылись: "Горе отъ ума" стоятъ въ числѣ первыхъ народныхъ нашихъ творен³й и пользуется завидною участью: поколѣн³е за поколѣн³емъ выучиваетъ его наизусть.

   Въ то время, когда слава Грибоѣдова мужала такимъ образомъ, что дѣлали сверстники Грибоѣдова на литературѣ, его друзья, литераторы того времени? Сколько они намъ объяснили самое творен³е и жизнь писателя, такъ сильно овладѣвшаго русскимъ умомъ? Славная тѣнь Грѵбоѣдова все болѣе-и-болѣе отдалялась отъ насъ, его потомковъ, и дѣлалась заманчивѣе-и-заманчивѣе. Отчего, спрашивали мног³е, Грибоедовъ такъ великъ въ своей комед³и, что объяснен³я этого литературнаго феномена не находимъ ни въ предъидущихъ трудахъ этого писателя, и въ послѣдующихъ? Чѣмъ объяснить этотъ велик³й шагъ, который онъ сдѣлалъ отъ переводныхъ водевилей вдругъ къ высокой, во всѣхъ значен³яхъ, комед³и? Не есть ли кто случайность? Гдѣ его б³ограф³я, которая бы намъ что-нибудь пояснила въ этомъ важномъ вопросѣ; гдѣ замѣтки его друзей, которые безпрестанно упоминаютъ о своей дружбѣ съ нашимъ комикомъ, замѣтки, въ которыхъ бы мы увидѣли его б³ограф³ю, не только служебную, но и литературную?

   Замѣтокъ нѣтъ; б³ограф³и нѣтъ; есть... есть одни увѣрен³я нѣкоторыхъ, что они были друзьями Грибоѣдова, и плакали, горько плакали, когда умеръ Грибоѣдовъ; есть... фразы, фразы и фразы. Посмотрите: въ наше время умерли Пушкинъ, Крыловъ, Гоголь и Жуковск³й. Сколько разъискан³й, сколько статей появилось и появляется! Не только сочинен³я, написанныя этими авторами, въ томъ возрастѣ, когда они не могли еще имѣть вл³ян³я на литературу, но всѣ сколько-нибудь замѣчательные ихъ разговоры, мнѣн³я, письма - все собирается и печатается. Съ помощью этого, и личность и значен³е ихъ, какъ писателей, все будетъ ясно для каждаго... Прежн³е литераторы больше оплакивали потерю замѣчательнаго писателя, нежели нынѣшн³е - и меньше дѣлали...

   Такъ-какъ мы не намѣрены вновь оцѣнить произведен³е, уже оцѣненное по достоинству вашими знаменитыми писателями и поэтами, то скажемъ еще нѣсколько словъ кое-о-чемъ: о б³ограф³яхъ Грибоѣдова, о его другихъ сочинен³яхъ, о стихахъ его...

   Кто бы могъ подумать, что о жизни Грибоѣдова и о его сочинен³яхъ (за исключен³емъ: "Горе отъ Ума") говорится только въ двухъ статьяхъ: г. К. Полеваго и Ѳ. Булгарина! Статья "О Жизни и сочинен³яхъ Грибоѣдова", принадлежащая г. К. Полевому, была напечатана при второмъ издан³и "Горе отъ Ума" въ 1839 году. "Воспоминан³е о незабвенномъ Александрѣ Сергѣевичѣ Грибоѣдовѣ" г. Ѳ. Булгарина, было, кажется, напечатано въ 1830 году въ "Сынѣ Отечества" и ныньче перепечатано при одномъ изъ вышеозначенныхъ издан³й. Съ-тѣхъ-поръ друзья и пр³ятели Грибоѣдова молчали и молчатъ. Что можемъ мы сдѣлать?

   Мы благодарны за ту и другую б³ограф³ю; отдаемъ, однакожь, предпочтен³е б³ограф³и г. К. Полеваго, какъ болѣе-полной. Но ни въ той, ни въ другой не обращено полнаго вниман³я на вопросъ, который хотѣли бы мы разрѣшить: что способствовало такому быстрому развит³ю таланта Грибоѣдова, который еще въ 1818 году занимался вмѣстѣ съ Жандромъ переводомъ незначительнаго водевиля "Притворная Невѣрность", а въ 1823 явился ужь съ своимъ "Горе отъ Ума"? Что произошло въ это время въ нашей литературѣ? Чѣмъ занимался Грибоѣдовъ въ это время? Онъ былъ въ Перс³и, гдѣ составилъ первый планъ комед³и; но, по пр³ѣздѣ въ Москву, почти всю ее передѣлалъ, безпрестанно посѣщая общество и всматриваясь въ различные характеры тогдашняго московскаго общества. Нельзя намъ быть довольными тѣмъ, что говоритъ г. Булгаринъ:

   "Вотъ какимъ образомъ родилась эта комед³я. Будучи въ Перес³и, въ 1824 году, Грибоѣдовъ мечталъ о Петербургѣ, о Москвѣ, о своихъ друзьяхъ, родныхъ, знакомыхъ, о театрѣ, который онъ любилъ страстно, и объ артистахъ. Онъ легъ спать въ к³оскѣ, въ саду, и видѣлъ сонъ, представивш³й ему любезное отечество, со всѣмъ, что осталось въ немъ милаго для сердца. Ему снилось, что онъ въ кругу друзей разсказываетъ о планѣ комед³и, будто имъ написанной, и даетъ читаетъ нѣкоторыя мѣста изъ оной. Пробудившись, Грибоѣдовъ беретъ карандашъ, бѣжитъ въ садъ и въ ту же ночь начертываетъ планъ "Горя отъ Ума", и сочиняетъ нѣсколько сценъ перваго акта. Комед³я эта заняла всѣ его досуги, и онъ кончилъ ее въ Тифлисѣ, въ 1822 году. Въ мартѣ 1823 онъ получилъ отпускъ въ Москву и Петербургъ на четыре мѣсяца. Пр³ѣхавъ въ Москву, Грибоѣдовъ сталъ посѣщать общество, и въ то же время почувствовалъ недостатки своей комед³и и началъ ее передѣлывать. Каждый выѣздъ въ свp3;тъ пpeдставлялъ ему новые матер³алы къ усовершенствован³ю своего труда, и часто случалось, что онъ, возвратясь поздно домой, писалъ цѣлыя сцены по ночамъ, такъ сказать, въ одинъ присѣстъ. Такимъ-образомъ составилось с³е безсмертное творен³е, отпечатокъ чувствован³й, впечатлѣн³й и характера незабвеннаго автора".

   Г. К. Полевой повторяетъ то же самое о снѣ, что сказалъ г. Булгаринъ, и прибавляетъ:

   "Грибоѣдовъ всегда былъ человѣкъ съ дарован³емъ, но больше moго не могъ сказать о немъ, ни одинъ пламенный его хвалитель. И вдругъ - какой шагъ! Послѣ Притворной Невѣрности онъ является со своимъ безсмертнымъ Горе отъ Ума. Тутъ разстоян³е - земля и небо!"

   Именно, объяснен³е этого разстоян³я мы и хотѣли бы услышать отъ б³ографовъ Грибоѣдова. Нужно замѣтить, что драматическ³е наши писатели двадцатыхъ годовъ были блестящи и совершенно-поверхностны. Преимущественно же въ нихъ почти ничего не было русскаго, несмотря на то, что они сочиняли, переводили и передѣлывали французск³я комед³и и водевили - русскими стихами. Кокошкннъ, Жандръ, Хмѣльнищк³й, князь Шаховской составляютъ ту блестящую плеяду писателей Александринскаго Театра двадцатыхъ годовъ, о которой и до-сихъ-поръ мног³е вздыхаютъ. Эти вздыхатели отчасти справедливы, отчасти совершенно несправедливы. Справедливы они въ томъ, что всѣ четверо писателей, упомянутые нами (ихъ же другомъ былъ я Грибоѣдовъ и съ ними кропалъ водевильчики) владѣли стихомъ гладкимъ и всѣ вообще были люди образованные. Стихъ всѣхъ этихъ писателей можно назвать лакированнымъ; остроты и каламбуры совершенно-приличными. Если сравнить всѣхъ этихъ писателей Александринскаго Театра 1820 года со многими изъ нынѣшнихъ, мы, дѣйствительно, увидимъ разницу неизмѣримую. Тѣ писатели позволяли себѣ тогда только самую легкую двусмысленность какого-нибудь верхолета, сейчасъ же раскаявшагося въ легкости своего поведен³я. Всѣ лица, выведенныя и Хмельницкимъ и Жандромъ и Грибоѣдовымъ и княземъ Шаховскимъ - были милые лгуны, милые повѣсы, милые вѣтренники, милые старички, милые молодые люди, милыя кокетки, милыя старушки... Всѣ они были однообразно-милы и всѣ остроумны. Но русскаго въ нихъ почти ничего не было: ни характеровъ, ни общества, ни тѣхъ услов³й, которыми должна была бы завязаться русская драма. Все это были остроумныя передѣлки. Спрашивается теперь: какимъ-образомъ изъ этой школы поверхностно-остроумной и однообразно-забавной на французск³й ладъ, могъ выйдти писатель такой, какъ Грибоѣдовъ? Мало этого: какимъ образомъ Грибоѣдовъ, самъ соучастникъ и Жандра (Притворная Невѣрность), и князя Шаховскаго и Хмѣльницкаго (Своя Семья) могъ, въ четыре или пять лѣтъ, до такой степени перемѣнить свои понят³я о драмѣ, что пренебрегъ совершенно прежними услов³ями французской сцены, и пр³обрѣлъ до такой степени серьёзный взглядъ на общество, что съ разу отъ шуточнаго водевиля перешелъ къ высокой комед³и? Какъ могъ онъ въ четыре года свой французск³й взглядъ на общество перемѣнить на чисто-русск³й?

   Припомните нѣкоторые его стихи изъ "Горя отъ Ума", о нынѣшнемъ и старинномъ покроѣ платья, о смѣшен³и французскаго съ нижегородскимъ - и вы удивитесь еще больше этой перемѣнѣ въ образѣ мыслей... Вотъ что б³ографы должны были имѣть въ виду, если хотѣли, чтобъ ихъ замѣтки о жизни Гртбоѣдова сдѣлались б³ограф³ей этого замѣчательнаго человѣка, котораго Пушкинъ назвалъ однимъ изъ самыхъ умныхъ людей во всей Росс³и.

   Ни та, ни другая статья рѣшительно насъ не удовлетворяютъ въ этомъ главномъ отношен³и, потому-что авторы двухъ б³ограф³й не придали должной важности этому вопросу.

   Г. К. Полевой по этому поводу говорятъ: "Тутъ разстоян³е - земля и небо. Но развѣ не испыталъ Грибоѣдовъ жизни? Развѣ не перенесъ онъ тяжести всѣхъ изучен³й, начиная отъ прозаическаго общества до восторженныхъ создан³й персидскихъ поэтовъ? Развѣ не погружался онъ въ глубину шекспировыхъ творен³й, въ таинства истор³и? Развѣ не былъ онъ ревностнымъ изслѣдователемъ роднаго языка, не изыскивалъ силы средствъ его въ обществѣ, въ книгахъ старыхъ и новыхъ, и даже въ страсти къ Славянщизнѣ, какъ называли тогда желан³е обратиться къ старинному языку нашему? Огромно и тяжко было все такое изучен³е, но Грибоѣдовъ перенесъ его, усвоилъ себѣ могучею волею, преобразилъ умомъ своимъ, и ген³й его развился, принялъ новый полетъ, изумилъ современниковъ и будетъ блистать въ отдаленномъ потомствѣ. Нужны ли доказательства, что онъ не былъ бы тѣмъ, чѣмъ сдѣлался, еслибы больше щадилъ и нѣжилъ свои способности, еслибы не подвергалъ себя испытан³ямъ жизни учен³я, думалъ о мишурной извѣстности, а не о коренномъ образован³и и преобразован³и себя? Воля ваша: много дарован³й гибнетъ отъ недостатка въ сильной волѣ; но гдѣ огромная рѣшимость соединяется съ дарован³емъ, тамъ производитъ она ген³евъ. Таковы были у насъ Ломовосовъ и Грибоѣдовъ, каждый въ своемъ вѣкѣ и въ своемъ мѣстѣ."

   Вотъ эти немног³я слова мы считаемъ главными въ б³ограф³й Грибоѣдова, написанной Г. К. Полевымъ. Но, къ-сожалѣн³ю, всѣ эти слова - голословныя показан³я, ничѣмъ неподтвержденные. Мало ли людей до Грибоѣдова и пр³обрѣтали опытность въ жизни, и трудились, и однакожъ не доходили до тѣхъ результатовъ, до которыхъ дошелъ авторъ "Горе отъ ума"? Догадываемся, что въ эти четыре года Грибоѣдовъ изучилъ Шекспира, и по этому-то бросилъ прежнюю классическую форму комед³й; догадываемся, что онъ много занимался науками и истор³ею.- Догадываемся... Но зачѣмъ же современники Грибоедова не обратили вниман³я на эти самые важные четыре года его жизни? Намъ необходимо ихъ уяснить себѣ, какъ самое первое обстоятельство, которое бросается въ глаза каждому, изучающему произведен³я Грибоѣдова. Хмѣльницк³й, человѣкъ очень-замѣчательный, едва-едва могъ возвыситься до перевода Тартюфа мольерова: такъ глубоко сидѣли тогдашн³е драматическ³е писатели въ тинѣ французскихъ водевилей... Грибоѣдовъ же создалъ русскую комед³ю.

   Будемъ лучше подбирать кой-как³я черты изъ упомянутыхъ нами двухъ б³ограф³й для объяснен³я этого главнаго литературнаго вопроса.

   У г. Булгарина, переходъ Грибоѣдова отъ водевиля къ комед³и объясненъ вотъ какими словами:

   "Я до сихъ поръ не говорилъ о достоинствѣ литературныхъ опытовъ Грибоѣдова, и вовсе умолчу о прежнихъ его произведен³яхъ, потому что они меркнутъ передъ безсмертнымъ трудомъ его, комед³ей: Горе отъ ума"...

   И коротко и ясно; значитъ, нѣтъ даже и желан³я объяснить этотъ важный переходъ отъ водевиля къ комед³и! Этотъ вопросъ даже ни представлялся г-ну Булгарину, между-тѣмъ, какъ рѣшен³е его крайне-поучительно для всѣхъ писателей. Нигдѣ, можетъ-быть, не найдете вы другаго примѣра, до какой степени занят³я науками и любовь къ труду имѣютъ вл³ян³е на поэз³ю! Какъ они быстро измѣнили направлен³е таланта Грибоѣдова! Вотъ гдѣ должны поучиться писатели, что они должны дѣлать, чтобъ не выписаться въ первомъ произведен³и и имѣть успѣхъ въ обществѣ посредствомъ своихъ литературныхъ произведен³й! Грибоѣдовъ къ своей комед³и готовился, можетъ быть, четыре года!

   До 1816 года Грибоѣдовъ служилъ въ военной службѣ; въ 1817 г. онъ поступилъ на службу въ вѣдомство Коллег³и Иностранныхъ Дѣлъ и ревностно занимался дѣлами, отправившись въ Груз³ю и Перс³ю, гдѣ онъ провелъ время до 1823. Чѣмъ онъ тамъ занимался - ни г. Полевой, и г. Булгаринъ не говорятъ. Замѣтили только одно, что характеръ его въ это время совершенно измѣнился: прежде онъ любилъ разсѣянную жизнь, теперь пристрастился къ кабинетнымъ занят³ямъ. Подъ 1824 годомъ, когда Грибоѣдовъ, получилъ отпускъ и жилъ въ Петербургѣ, г. Булгаринъ разсказываетъ о немъ слѣдующее:

   "Уединенная жизнь въ Перс³и и Груз³и совершенно преобразила характеръ Грибоѣдова. Онъ не хотѣлъ болѣе появляться въ свѣтѣ, посвятилъ себя наукамъ и, при необыкновенной памяти и прилежан³я, пр³обрѣлъ глубок³я познан³я, продолжая изучать то, чему положены были хорош³я начала профессоромъ Буле. Грибоѣдовъ, сверхъ занят³й изящною словесностью и поэз³ею, трудился безпрестанно надъ изучен³емъ прѣдметовъ важныхъ. Правовѣдѣн³е, философ³я, истор³я, политическ³я и финансовыя науки составляли его всегдашнее упражнен³е. Онъ читалъ не для препровожден³я времени, но для того, чтобъ научиться, и умѣлъ изъ всего извлекать полезное для ума и сердца. Изъясняясь пр³ятно и правильно на всѣхъ (? {"На всѣхъ"? Выше (на стр. X) сказано, что Грибоѣдовъ зналъ совершенно нѣмецк³й, французск³й, итальянск³й и англ³йск³й языки, и понималъ латинск³й. Въ Перс³и онъ сталъ учиться по-персидски. Тоже сказано и у г. Полеваго.}) языкахъ, онъ отлично-хорошо говорилъ по-русски, достоинство весьма-рѣдкое между образованными русскими. Краснорѣч³е его, всегда пламенное, было убѣдительно, потому что основывалось на здравомъ смыслѣ и глубокой учености. Трудно было не согласиться съ нимъ въ мнѣн³и. Онъ имѣлъ особенный даръ, какъ всѣ необыкновенные люди, убѣждать я привлекать сердца. Знать его было то же, что любить. Болѣе всего привлекало къ нему его непритворное добродуш³е, которое, при необыкновенномъ умѣ, дѣйствовало на сердце, какъ теплота на природу. Оттого-то во время пребыван³я своего въ Петербургѣ, Грибоѣдовъ, почувствовалъ ничтожность свѣтскихъ связей, подружился съ литераторами {И прежде былъ друженъ.} и любителями наукъ и словесности, снискалъ ихъ привязанность и уважен³е, и жилъ только въ литературномъ кругу. Грибоѣдова не умѣли цѣнить въ свѣтѣ, не умѣли цѣнить его и нѣкоторые литераторы, которые думаютъ возвыситься тѣмъ, что выходятъ изъ природнаго своего круга, и въ пр³емныхъ и гостиныхъ ищутъ награды за свой труды, въ благосклонности людей, непостигающихъ другаго достоинства въ человѣкѣ, кромѣ связи, богатства и почестей. Грибоѣдовъ былъ выше всѣхъ этихъ мелочей. Онѣ казались ему смѣшными и жалкими столько же, какъ и люди, забывающ³е для нихъ предопредѣлен³е таланта. Онъ купилъ познан³е свѣта опытност³ю; чтилъ и уважалъ зван³е и почести въ людяхъ заслуженныхъ и достойныхъ, и никогда не склонялъ чело предъ временными любимцами фортуны, или счастливыми пронырами. Разумѣется, что съ этими чувствами Грибоѣдовъ долженствовалъ имѣть враговъ. Онъ имѣлъ ихъ, не сдѣлавъ никому ни малѣйшаго зла, но единственно за то, что быхъ выше другихъ умомъ и душею. За это самое Сократъ испилъ цикуту".

   По всѣмъ этимъ краткимъ намекамъ мы видимъ, что въ личности, въ характерѣ Грибоѣдова было что-то гранд³озное, а въ его познан³яхъ, въ умѣ - многостороннее. Сила характера его была такова, что онъ не находить ничего невозможнаго для ума и воли. Въ разговорѣ, который г. К. Полевой приводитъ (на стр. 45) Грибоѣдовъ, между-прочимъ, сказалъ: "Власть человѣка ограничена только физической невозможностью, но во всемъ другомъ человѣкъ можетъ повелѣвать собою совершенно, и даже сдѣлать изъ себя все". Понятно, послѣ этого, что могъ сдѣлать изъ себя человѣкъ, подобный Грибоѣдову, въ как³я-нибудь пять лѣтъ (отъ 1817 до 1822) - пер³одъ, который такъ рѣзко дѣлитъ его жизнь на двѣ половины. Въ этотъ пер³одъ онъ посвятилъ себя не только наукамъ, но и службѣ государственной, гдѣ умъ его высказался во всемъ блескѣ, при персидскомъ посольствѣ. Туркменчайск³й трактатъ, съ которымъ графъ Эриванск³й прислалъ впослѣдств³и Грибоедова въ Петербургъ, былъ большею-частью дѣломъ нашего знаменитаго писателя. И въ службѣ, точно такъ же, какъ и въ литературныхъ занят³яхъ, переворотъ у него былъ очень крутъ. Поэтому-то понятно, что Грибоѣдовъ могъ видѣть и не видѣть сонъ, о которомъ б³ографы распространяются съ такимъ простосердеч³емъ, и все-таки написалъ бы "Горе отъ Ума" или что-нибудь въ этомъ родѣ. Комед³я эта, незначительная своимъ дѣйств³емъ внѣшнимъ, велика своею сущностью, смысломъ, взглядомъ Грибоѣдова на общество, въ комед³и изображенной. Понятно, какъ могли взбѣсить его толки старинныхъ классиковъ, отъ которыхъ онъ совершенно отдѣлялся въ эти пять лѣтъ и для которыхъ форма была выше всего, комед³я по стариннымъ правиламъ написанная - верхъ искусства, а гладк³й стихъ - верхъ поэз³и. Они бранили шелуху и не видѣли зерна.

   Любовь къ Шекспиру преобладала кажется у Грибоѣдова, судя по тѣмъ словамъ, которыя г. К. Полевой приводятъ подъ 1828 годомъ:

   "Продолжая разговоръ о Шекспирѣ, Грибоѣдовъ спросилъ у меня: на какомъ языкѣ я читалъ его? Я читалъ его тогда во французскихъ и нѣмецкихъ переводахъ, и сказалъ это. "А для чего-же не въ подлинникѣ? Выучиться языку, особливо европейскому, почти нѣтъ труда: надобно только нѣсколько времени прилежан³я. Совѣстно читать Шекспира въ переводѣ, если кто хочетъ вполнѣ понимать его, потому-что какъ всѣ велик³е поэты, онъ непереводимъ, и непереводимъ оттого, что нац³оналенъ. Вы непремѣнно должны выучиться по-англ³йски". Помню еще, что въ то утро онъ особенно хвалилъ Шекспирову Бурю и находилъ въ ней красоты первокласныя".

   Мнѣн³е о нац³ональности всѣхъ великихъ поэтовъ и о невозможности переводить ихъ на друг³е языки, не примѣняется ли и къ "Горе отъ Ума"? Не приблизился ли въ этомъ отношен³и ученикъ къ своему великому учителю?

   Въ 1826 году, когда слава Грибоѣдова облетѣла всю Росс³ю, нашъ комикъ жилъ въ Петербургѣ и также неутомимо продолжалъ развивать себя и интересоваться нашей литературой, науками - всѣмъ, что можетъ только интересовать образованнаго человѣка.

   "Часто онъ бывалъ недоволенъ собою, говоря, что чувствуетъ какъ мало сдѣлалъ для словесности". "Время летитъ, любезный другъ", говорилъ онъ: "въ душѣ моей горитъ пламя, въ головѣ раждаются мысли, а между-тѣмъ я не могу приняться за дѣло, ибо науки идутъ впередъ, а я не успѣваю даже учиться, не только работать. Но я долженъ что-нибудь сдѣлать... сдѣлаю!.." Вотъ какъ думалъ Грибоѣдовъ. Онъ не могъ безъ сожалѣн³я вспоминать о томъ, что нѣкоторые наши писатели, особенно поэты, думаютъ, что имъ должно слѣдовать одному вдохновен³ю и ничему не учиться. Грибоѣдовъ указывалъ на Байрона, Гёте, Шиллера, которые оттого именно вознеслись выше своихъ совмѣстниковъ, что ген³й ихъ равнялся ихъ учености. Грибоѣдовъ судилъ здраво, безпристрастно и съ особеннымъ жаромъ. У него навертывались слезы, когда онъ говорилъ о нашей словесности. "Жизнь народа, какъ жизнь человѣка, есть дѣятельность умственная и физическая", говорилъ Грибоѣдовъ: "Словесность - мысль народа объ изящномъ. Греки, Римляне, Евреи - не погибли отъ того, что оставили по себѣ словесность, а мы... Какой результатъ нашихъ литературныхъ трудовъ по истечен³и года? Что мы сдѣлали и что могли бы сдѣлать!.." Разсуждая о сихъ предметахъ, Грибоѣдовъ становился грустенъ, угрюмъ, бралъ шляпу и уходилъ одинъ гулять въ поле или въ рощу" (стр. 24).

   Съ каждымъ новымъ словомъ, съ каждой строкой, чувствуешь какъ любовь и уважен³е къ Грибоѣдову растутъ болѣе-и-болѣе. Какая сила чувствъ была соединена въ этомъ человѣкѣ, съ огромнымъ умомъ! Феноменъ рѣдк³й не только въ литературѣ, но и въ жизни вообще.

   "Мнѣ не случалось въ жизни, ни въ одномъ народѣ видѣть человѣка, который бы такъ страстно любилъ свое отечество, какъ Грибоѣдовъ любилъ Росс³ю. Онъ, въ полномъ значен³и, обожалъ ее. Каждый благородный подвигъ, каждое высокое чувство, каждая мысль въ русскомъ приводила его въ восторгъ. Еслибъ знали враги его, раздиравш³е его литературную славу, какъ онъ радовался, находя въ нихъ хорошее! Грибоѣдовъ, зная столько иностранныхъ языковъ, любилъ читать русск³я книги, особенно переводы (даже самые плох³е) великихъ писателей. Когда я изъявилъ ему мое удивлен³е на этотъ счетъ, онъ отвѣчалъ: "Мнѣ любопытно знать, какъ изъяснены высок³я мысли и наставлен³я мудрецовъ, и можетъ ли понимать ихъ классъ народа, незнающ³й иностранныхъ языковъ? Это археологическ³я и этнографическ³я изыскан³я, любезный другъ" прибавилъ онъ съ улыбкою. Грибоѣдовъ чрезвычайно любилъ простой русск³й народъ, и находилъ особенное удовольств³е въ обществѣ образованныхъ молодыхъ людей, неиспорченныхъ еще искательствомъ и свѣтскимъ прилич³ями. Онъ находилъ особое наслажден³е въ посѣщен³и храмовъ Бож³ихъ. Кромѣ христ³анскаго долга, привлекаемъ былъ туда особеннымъ чувствомъ патр³отизма. "Только въ храмахъ Бож³ихъ собираются русск³е люди", говорилъ онъ, "думаютъ и молятся по-русски. Въ русской церкви, и въ отечествѣ, и Росс³и. Меня приводитъ въ умилен³е мысль, что тѣ же молитвы читаны были при св. Владим³рѣ, Дмитр³и Донскомъ, Мономахѣ, Ярополкѣ, въ К³евѣ, Новѣгородѣ, Москвѣ; что то же пѣн³е трогало ихъ сердца, тѣ же чувства одушевляли набожныя души. Мы русск³е только въ церкви - и я хочу быть русскимъ".

   Какъ, мног³е стихи изъ "Горе отъ Ума" поясняются этими словами, и какъ бы мы хотѣли прочесть еще нѣсколько подобныхъ фактовъ изъ б³ограф³и Грибоѣдова... но, увы! ихъ нѣтъ.

   "Но эта любовь къ отечеству не заставила его ненавидѣть чужеземцовъ, подобно тѣмъ грубымъ невѣждамъ, которые почитаютъ врагомъ каждаго, кто не родится на берегахъ Волги или Оки. Напротивъ того, Грибоѣдовъ радовался, когда чужеземецъ, посвящалъ свой таланты на пользу Росс³и и былъ признателенъ къ каждому, оказавшему услуги его отечеству."

   Отрывочныя мѣста изъ двухъ статей о Грибоѣдовѣ, кажется намъ, могутъ по-крайней-мѣрѣ дать нѣкоторое понят³е о полнѣйшемъ преобразован³и Грибоѣдова въ пять лѣтъ, раздѣляющ³е его литературную дѣятельность. На этомъ-то мы и хотѣли только остановитъ вниман³е читателя. Уже не Мольеръ, Ренаръ, Боасси, Фаваръ, Грессе, Ceденъ, Колленъ-д'Арвиль, Фабръ-д'Эглантинъ занимаютъ его фантаз³ю, какъ другихъ его сотоварищей по театру, а Шекспиръ, Байронъ, Шиллеръ и Гёте. Глубокое изучен³е отечества сняло съ его глазъ, какъ повязку, прежнюю французскую теор³ю водевильнаго искусства, которому онъ вначалѣ послужилъ нѣсколько. Умъ его сдѣлался серьёзенъ, окрѣпъ въ изучен³и - и плоды его явились въ "Горе отъ Ума." Мы видѣли его отзывъ о Шекспирѣ; многимъ, можетъ-быть, пр³ятно будетъ узнать, что онъ переводилъ Фауста Гёте. Въ то время, когда слава о рукописной комед³и Грибоѣдова ужь распространилась, именно въ 1825 г., онъ напечаталъ отрывокъ изъ "Фауста" въ одномъ изъ тогдашнихъ альманаховъ. Не думаемъ, чтобъ многимъ теперь былъ извѣстенъ этотъ отрывокъ, заключающ³й въ себѣ прологъ къ "Фаусту". Онъ былъ переведенъ въ 1824 году, по увѣрен³ю г. К. Полеваго; напечатанъ же въ 1825 г. Стихъ перевода тяжеловатъ, какъ вообще грибоѣдовск³й стихъ, но не имѣетъ той силы, которую давала стиху его народность выражен³й въ "Горе отъ Ума." Грибоѣдовъ чуть ли не первый началъ знакомить русскую публику съ "Фаустомъ" и такимъ-образомъ указалъ путь многимъ послѣдовавшимъ за нимъ переводчикомъ. Притомъ же нашей публикѣ ничего неизвѣстно Грибоѣдовскаго, кромѣ "Горе отъ Ума", и это будетъ второю причиною, заставляющею насъ познакомить съ "Прологомъ Фауста." Вотъ этотъ переводъ:

   Директоръ Театра. - По дружбѣ, мнѣ, вы господа,

   При случаѣ посильно, иногда

   И дѣятельно помогали;

   Сегодня, милые, нельзя ли

   Воображен³ю дать смѣлый вамъ полётъ?

   Парите вверхъ, и внизъ спускайтесь произвольно,

   Чтобъ большинство людей осталось мной довольно,

   Которое живетъ, и жить даетъ.

   Домъ зрѣлища устроенъ пребогатый,

   И бревяной накатъ, и полъ дощатый,

   И все по зву: - одинъ свистокъ:

   Храмъ взыдетъ до небесъ, раскинется лѣсовъ,

   Лишь то бѣда, ума вамъ гдѣ добиться?

   Смотрите вы на брови знатоковъ,

   Они, и всяк³й кто таковъ,

   Чему-нибудь хотѣли бъ удивиться;

   А я испуганъ, сталъ въ тупикъ;

   Не то, чтобы у васъ къ хорошему привыкли,

   Да начитались столько книгъ!

   Всю подноготную проникли!

   Увы!

   И слушаютъ, и ловятъ все такъ жадно!

   Чтобъ были вещи имъ новы,

   И складно для ума, и для души отрадно.

   Люблю толпящ³йся народъ

   Я, при раздачѣ ложъ и креселъ;

   Кому терпѣнье - труденъ входъ,

   Тотъ получилъ себѣ - и веселъ,

   Но вотъ ему возврата нѣтъ!

   Стѣной густѣютъ непроломной,

   Толпа растетъ, и ропотъ громный,

   И голоса: билетъ, билетъ!

   Какъ-будто ихъ раждаетъ преисподня;

   А это чудо кто творитъ? - Поэтъ;

   Нельзя-ли, милый другъ, сегодня?

   Поэтъ. - О не тревожъ, не мучь суетъ картиной.

   Задерни, скрой отъ глазъ народъ,

   Толпу, которая пестрѣющей пучиной

   Съ собой противувольно насъ влечетъ.

   Туда веди, гдѣ подъ небесъ равниной

   Поэту радость чистая цвѣтётъ;

   Гдѣ дружба и любовь, его къ покою

   Обвѣятъ, освѣжать божественной рукою.

   Ахъ! часто, что отраду въ душу льетъ,

   Что робко намъ уста пролепетали,

   Мечты не спѣлыя... и вотъ

   Ихъ крылья бурнаго мгновен³я умчали.

   Едва искупленныхъ трудами многихъ лѣтъ,

   Ихъ въ полнотѣ красы увидитъ свѣтъ.

   Обманчивъ блескъ: - онъ не продлится;

   Но истинный потомству сохранится.

   Весельчакъ. - Потомству? да; и слышно только то,

   Что духомъ всѣ парятъ къ потомкамъ отдаленнымъ;

   Не ужь-то, наконецъ, никто

   Не порадѣетъ современнымъ?

   Неужь-то холодомъ мертвитъ какъ чародѣй

   Присутств³е порядочныхъ людей!

   Кто бредитъ лаврами на сценѣ и въ печати,

   Кому ниспосланы кисть, лира иль рѣзецъ

   Изгибы обнажать сердецъ:

   Тотъ поробѣетъ-ли? - Толпа ему и кстати;

   Желаетъ онъ побольше кругъ,

   Чтобъ дѣйствовать на многихъ вдругъ.

   Скорѣй фантаз³и, гласъ скорби безотрадной,

   Движенье, пылъ страстей, весь хоръ ея народной

   Къ себѣ зовите на чердакъ.

   Дурачеству оставьте дверцу,

   Не настежь, вполовину, такъ,

   Чтобъ всякому пришло по сердцу.

   Директоръ. - Побольше дѣйств³я! - Что зрителей манитъ?

   Имъ видѣть хочется - ну живо

   Представить имъ дѣла на видъ

   Какъ хочешь, жаръ души излей краснорѣчиво;

   Иной уловкою успѣхъ себѣ упрочь;

   Побольше дѣйств³я, сплетен³й и развит³й!

   Лишь силой можно силу превозмочь,

   Число людей числомъ событ³й.

   Гдѣ приключен³й тьма - никто не перечтетъ,

   На каждаго по нѣскольку прядется;

   Народъ доволенъ разойдется,

   И всякой что-нибудь съ собою понесетъ.

   Сл³ян³и частей измучитъ васъ смертельно;

   Давайте намъ подробности отдѣльно.

   Что цѣлое? какая прибыль вамъ?

   И ваше цѣлое вниманье въ комъ пробудитъ?

   Его расхитятъ по долямъ,

   И публика по мелочи осудитъ.

   Поэтъ. - Ахъ! это и имѣть художнику въ виду!

   Обречь себя въ вѣкахъ укорамъ и стыду! -

   Не чувствуетъ, какъ душу мнѣ терзаетъ.

   Директоръ. - Размыслите вы сами напередъ:

   Кто сильно потрясти людей желаетъ,

   Способнѣе оружье изберетъ;

   Но время ваши призраки развѣетъ,

   О гордые искатели молвы!

   Опомнитесь! - кому творите вы?

   Влечется къ намъ иной, чтобъ скуку поразсѣять,

   И скука вмѣстѣ съ нимъ ввалилась - дремлетъ онъ;

   Другой явился отягчонъ

   Парами пѣнистыхъ бокаловъ;

   Иной небрежный ловитъ стихъ,-

   Сотрудникъ глупыхъ онъ журналовъ.

   На святочныя игры ихъ

   Чистѣйшее желанье окрыляетъ,

   Невѣжество имъ зрѣнье затемняетъ,

   И на устахъ бездуш³я печать;

   Красавицы подъ бременемъ уборовъ

   Тишкомъ желаютъ расточать

   Обманъ улыбки, нѣгу взоровъ.

   Что возмечтали вы на вашей высотѣ?

   Смотрите имъ въ лицо! - вотъ тѣ

   Окременѣвш³я толпы живымъ утёсомъ;

   Тамъ мыслятъ дань обрѣсть картёжные ловцы;

   Тотъ буйно ночь провесть въ объят³яхъ безчестныхъ;

   И для кого хотите вы, слѣпцы,

   Вымучивать внушенье музъ прелестныхъ!

   Побольше пестроты, побольше новизны,

   Вотъ правило, и не преложно.

   Легко мы всѣмъ изумлены,

   Но угодить на насъ не можно.

   Что? гордости порывъ утихъ?

   Разсудокъ превозмогъ...

   Поэтъ. -           Нѣтъ! нѣтъ! - негодованье.

   Поди, ищи услужниковъ другихъ.

   Тебѣ ль отдамъ святѣйшее стяжанье,

   Свободу въ жертву пр³хотей твоихъ?

   Чѣмъ равны небожителямъ поэты?

   Что силой неудержною влечетъ

   Къ ихъ жреб³ю сердца, и всѣхъ обѣты,

   Стих³и всѣ во власть имъ предаетъ?

   Не сладкозвуч³е ль? - которое тѣснится

   Изъ ихъ груди, вливаетъ ту любовь,

   И къ нимъ она отзывная стремится,

   И въ нихъ восторгъ раждаетъ вновь и вновь.

   Когда природой равнодушно

   Крутится длинновьющаяся прядь;

   Кому она такъ дѣлится послушно?

   Когда созданья всѣ, слаба ихъ мысль обнять,

   Однѣ другимъ звучать противугласно;

   Кто съединяетъ ихъ въ пр³ятный слуху громъ,

   Такъ величавой такъ прекрасно!

   И кто виновникъ ихъ потовъ

   Спокойнаго и пышнаго теченья?

   Кто стройно размѣряетъ ихъ движенья,

   И бури, вопли, крикъ страстей

   Мѣняетъ вдругъ на дивные аккорды?

   Кѣмъ славны имена и памятники твёрды?

   Превыше всѣхъ земныхъ и суетныхъ честей,

   Изъ бренныхъ листв³евъ кто чудно соплетаетъ

   Съ вѣками болѣе нетлѣнно и свѣжѣй

   То знаменье велич³я мужей,

   Которымъ онъ ихъ чела украшаетъ?

   Предъ чьей возлюбленной весна не увядаетъ?

   Цвѣты роскошные родитъ предъ нею персть

   Того, кто спутникъ ей отрадъ, любви стезёю;

   По смерти имъ Олимпъ отверстъ;

   И невечернею вѣнчается зарею,

   Кто не коснѣлъ въ бездѣйств³и нѣмомъ,

   Но въ гимнъ единый слилъ красу небесъ съ землёю.

   Ты постигаешь ли умомъ

   Создавшаго м³ры и лѣта?

   Его престолъ душа поэта.

  

   Съ стихами обдѣланными, здѣсь видны стихи совершенно необработанные, даже до-того, что смыслъ нѣкоторыхъ трудно понять. Тѣхъ не менѣе, ужь одинъ выборъ для перевода этого "Пролога къ Фаусту", пролога, въ которомъ значен³е поэта вообще и драмы, въ-особенности, поставлено такъ высоко, можетъ, мы надѣемся, способствовать къ подтвержден³ю вашего предположен³я, что годы 1817-1823 для Грибоѣдова были временемъ, въ которое онъ изучалъ и Гёте.

  

   Ты постигаешь ли умомъ

   Создавшаго м³ры и лѣта?

   Его престолъ душа поэта -

  

   мысль, въ которой выражается вся философ³я искусства Гёте, такая далекая отъ понят³и литературной французской школы тогдашнихъ нашихъ драматическихъ писателей.

   Какъ бы то ни было, мы старались указать на ту сторону литературной жизни Грибоѣдова, которая прежде всего требовала пояснен³я. Если не доказали многаго, то виноваты не мы, а недостатокъ б³ографическихъ свѣдѣн³й.

   Будемъ продолжать. Что жь дѣлалъ Грибоѣдовъ послѣ 1824 года, когда его "Горе" сдѣлалось извѣстно всему русскому м³ру?.. Чѣмъ занимался онъ въ эти остальные четыре года своей жизни? (онъ убитъ въ 1829 г., января 30-го, 33-тъ лѣтъ отъ-роду; "Горе отъ Ума" написано на 28-мъ году его жизни). Онъ весь былъ поглощенъ важными государственными дѣлами, которыя были на него возложены. 1825-й годъ прошелъ для него въ экспедиц³и противъ горцевъ, гдѣ онъ былъ съ генераломъ Вельяминовымъ; въ 1826 году пр³ѣхалъ на-время въ Петербургъ и изъ него отправился въ томъ же году, по службѣ, въ Груз³ю. Далѣе, вотъ отрывокъ изъ его письма отъ 16-го апрѣля 4827 года: онъ указываетъ на его занят³я.

   "Пришли мнѣ, пожалуйста, статистическое описан³е, самое подробнѣйшее, сдѣланное по лучшей, новѣйшей системѣ, какого-нибудь округа южной Франц³и, или Герман³и, или Итал³и (а именно Тосканской Области, коли есть, какъ края наиболѣе-воздѣланнаго и благоустроеннаго), на какомъ хочешь языкѣ, и адресуй въ канцеляр³ю главнокомандующаго, на мое имя {Пр³ѣхавъ въ Груз³ю при началѣ войны съ Перс³ею, Грибоѣдовъ находился при графѣ Паскев