Гуковский Г. А. - Эмин и Сумароков

А разве Милославский, знатный тогда боярин, его помощники Толстые, Сумбулов, Озеров и прочие, о которых сей автор пишет, что были начинщики сего стрелецкого заговора, не были дворяне? Он же сам в своем сочинении таким достоинством их чтит. Если бы я не опасался утратить великой его ко мне любви, то сказать бы мог, что в сем описании больше видно ненависти к отечеству и пристрастия к дворянству, нежели исторического согласия; но надеясь оныя продолжения, и того, что и он, приметя мои ошибки, меня об оных уведомит (чего я очень желаю), окончу мое примечание, которое я сделал, последовав его совету, мною на стр. 84 его сочинения найденному и от строк 8 до 21 продолжающемуся". В книжке Сумарокова всего 50 страниц, так что 84-й страницы в ней нет; но несомненно, что в цифре у Эмина - опечатка, и надо читать ее - 48; здесь, действительно, от 8 до 21 строки занимает подходящее место: "во всякой истории надлежит писать истину; дабы человек научился от худа отвращаться и к добру прилепляться. Историк не праведно хулы и хвалы своему соплетающий отечеству, есть враг отечества своего; и бывшее худо и бывшее добро общему наставлению и общему благоденствию служит. Не полезно вымышленное повествование, о ком бы оно ни было. И вредоносна ложная история тому пароду, о котором она: ежели она тем народом допущена или не опровержена, к ослеплению читателей".

   Все в приведенном нападении Эмина на Сумарокова глубоко знаменательно. Прежде всего самая озлобленность, ядовитость нападения; так нападают на врага, притом врага в самых основах его бытия и мышления. Характерно н обозначение Сумарокова как льстеца - "ласкательствующих стихотворческих пер"; кому он льстит, по мнению Эмина? Повидимому, дворянству. И самый главный пункт спора: Сумароков в своей исторической работе - "пристрастен ко дворянству"; он - дворянский писатель, и именно это обвиняет его в глазах Эмина.

   Мало того, Сумароков именно как дворянский идеолог, проявляет "ненависть к отечеству", т. о. нации, которую видит в облике отечества буржуазный писатель Эмин, и которой не существует как единства для Сумарокова, делящего нацию на несмешиваемые и несливаемые сословия. "Ненависть к отечеству" видит Эмин, конечно, и в том барском презрении к "черни", которое пронизывает брошюру Сумарокова. О "черни", требующей иного, примитивного, обращения к себе, чем "люди просвещенные", говорит он уже на 5 странице ее; на стр. 15 -"лучше быть народу под игом иноплеменников, нежели под игом вооруженной черни; и лаская своевольству их быти под их стражею, и трепетати день и ночь". Восставшие стрельцы и "чернь" - это "безмозглые люди" (стр. 20) и т. д.

   Но не менее характерен и тот специфический оборот, который придает Эмин своему обвинению Сумарокова в пристрастии к дворянству. Прежде всего он настойчиво подчеркивает, что Сумароков скрывает бунтарские навыки и возможности в дворянстве и, что оп в то же время "ища своей пользы... разбойников в героев претворяет"; разбойники - это дворяне-бунтари. Примечательно это "ища своей пользы". Мне думается, что Эмин явственно намекал здесь на "неблагонадежность" Сумарокова, на его связь с дворянской фрондой, с "бунтарями и разбойниками" 60-х годов XVIII в., а не 1682 г., т. е. с дворянами, недовольными порядками самодержавия и Елизаветы и, - это выяснилось в комиссии 1767 года - Екатерины.

   Эмин пишет здесь что-то вроде доноса на Сумарокова, обвиняя его в сочувствии к дворянам-бунтарям.

   С другой стороны, самое обвинение идет с позиций весьма верноподданных. Эмин помнит, что дворянство любило подчеркивать свою роль, как "опору трона", он отвечает дворянскому идеологу Сумарокову: нет, дворянство не опора трона; оно фрондирует, бунтует. Эмин тягается с Сумароковым в преданности самодержавию и легко одерживает победу.

   Отмечу еще одну деталь: Эмин цитирует Сумарокова не совсем точно; приведу текст Сумарокова:

   "Разгораются искры в сердцах войска против отца и сынов отечества, и о_г_н_ь в_о_с_п_л_а_м_е_н_я_е_т_с_я. Забывает сие пагубное войско бога, государя, Честь и Отечество: и принадлежащее скипетру право, отторгая от престола и о_т з_а_к_о_н_о_в, отдают оружию и своевольству. Вот какова была наша чернь ко стыду нашему! Римская чернь никогда против Рима не бунтовала, а московская против Москвы вооружалася, чего дворяне никогда не делали". Я не останавливаюсь на стилистических и орфографических искажениях в цитате Эмина ("отдается" вместо "отдают", "противу" вм. "против" и др.), но есть в ней искажения и смысловые, достаточно показательные.

   Прежде всего Эмин пропускает слова "и огнь воспламеняется", говорящие о размахе восстания; затем он выбрасывает слова "и от законов"; это характерно: Сумароков считает, что право власти принадлежит п_р_е_с_т_о_л_у и з_а_к_о_н_а_м; Эмин оставляет только престол; и здесь он против ограничения самодержавия, проповедуемого российскими "монаршистами" XVIII в. Затем Эмин выпускает слово "н_а_ш_а" при "ч_е_р_н_и" (может бить, и случайно) и, наконец, добавляет слово "о_д_н_а_к_о ж" перед "дворяне никогда не делали".

   Эмин хочет вложить Сумарокову в уста еще большее противопоставление дворян бунту, чем у него было, чтобы тем сильнее ударять его.