Картер Ник - Грабительница больших дорог

извиниться! Одним словом, жена это сделала в такой оскорбительной форме, что нам пришлось уехать от Грегамов и мое дело с Биллем не состоялось!

   - А вы не знаете, - внутренне смеясь, спросил сыщик, - кто была эта грабительница? Может быть, она похожа вот на эту?

   С этими словами Картер вынул из лежавшего на столе альбома фотографию и показал ее толстяку.

   От изумления Кеннан выронил сигару и развел руками...

   - Ну, уж, признаюсь! - оторопело произнес он. - Это, однако, черт знает, что такое! Ну, да, конечно, это она, как вылитая! Она, она! Скажите, мистер Картер, разве это не прелестный чертенок, и... разве не следует ее повесить за ее наглость?

  

  

   - Значит, - усмехнулся Картер, захлопывая альбом, в который небрежно бросил карточку, - это и есть ограбившая вас девушка?

   - Безусловно, она! Даю голову на отсечение, что это она! Такие лица не забываются!

   - Я нахожу в вашем рассказе маленькое противоречие, мистер Кеннан. Вы мне говорили, что грабительница была в маске и в то же время легко узнаете ее по карточке. Кроме того, вы упоминали о том, что на ней был ваш плащ?

   - Да, да! Сейчас! Видите ли, все это оттого, что я начал рассказ с середины. Когда я приехал домой, я нашел в женином будуаре вот эту самую красивую мушку, - ткнул Кеннан по направлению альбома пальцем. - На мой вопрос, кто это, жена ответила, что это горничная миссис Грегам, пришедшая помочь ей одеться. Надо вам сказать, что мы ожидали приезда нашей горничной Фанни, но та запоздала. Вот эта прелестная негодяйка и сказала поджидавшему Фанни кучеру, что он ее-то и должен доставить в замок. Так-то и случилось, что она попала к нам. Ну, а Мари, как я уже сказал, приняла ее за горничную Грегамов. Понятно, что она видела ящичек с драгоценностями. Когда мы с женою вышли, она схватила мой плащ, затем оседлала лошадь и пустилась нагонять нас. Но, должен сказать, что местность она знала превосходно, потому что поехала по тропинке, сокращавшей дорогу почти наполовину. Это, вероятно, не первый ее подвиг мистер Картер? Я говорю так потому, что нахожу ее карточку в вашем альбоме преступников.

   - Ошибаетесь, мистер Кеннан! Я, напротив, уверен, что она новичок в этом деле, да и полиции о ней, наверное, ничего не известно. Фотография была снята моим помощником, сидевшим недалеко от нее.

   - Вот счастье-то! - обрадовался Кеннан. - Значит, вы знаете ее местопребывание?

   - К сожалению - ничего подобного. Знаю только, что меня она крайне интересует, но этот интерес не имеет ничего общего с вашим делом. Это очень опасный экземпляр!

   - Вполне с этим согласен, - пробормотал толстяк.

   - Так вот, о ней я знаю столько же, сколько и вы! Должен вам сказать, что, по моему мнению, эта барышня с похищенными у вашей жены драгоценностями, наверное, очень далеко от Нью-Йорка. Трудно также изловить и ее сообщников, если таковые были.

   - Нет, нет! - замахал руками Кеннан. - Ручаюсь вам головой, что все было выполнено ею одной. Но, как бы то ни было, вы, вероятно, скоро получите возможность схватить негодяйку. Вы ведь, конечно, беретесь за мое дело?

   - Очень жаль, мистер Кеннан, - произнес он, - но я категорически отказываюсь от этого дела. Оно, по моему мнению, настолько запутано, что я не хочу и пытаться раскрыть его!

   На лице Кеннана ясно проступило разочарование...

   - Но, послушайте, дорогой мистер Картер, - заговорил он, тоже вставая и закладывая руки в карманы, - как же это так? Неужели вы отказываете мне? Я должен вам сказать, что за деньгами я не постою! Наконец, ведь и мистер Малорей почти ручался мне в том, что вы...

   - Еще раз: очень сожалею, что обманул ожидания ваши и Малорея, - перебил его сыщик, - но взяться за это дело не могу - оно слишком трудно!

   - Но ведь вы знаете негодяйку! У вас есть даже ее фотография!

   - Если желаете, я могу подарить вам ее, - сухо произнес сыщик.

   Он подошел к столу, вынул оттуда карточку и протянул ее мистеру Кеннану.

   - Но я готов заплатить вам десять тысяч долларов! Такие гонорары вы получаете ведь не каждый день.

   - Я не возьмусь за дело и за миллион! - резко дал ответ Картер.

   - Черт знает, что такое! - вспылил Кеннан. - Человек заставляет меня надрывать легкие длиннейшим рассказом, выспрашивает, допытывается, а как только доходит до дела - отказывается! Это безобразие!

   - Я вас очень попрошу быть повежливее, - спокойно произнес Ник Картер. - Я вашего дела не беру и принудить меня взяться за расследование не может никто!

   Сыщик нажал кнопку электрического звонка и сказал вошедшему лакею:

   - Иосиф, этот господин хочет уйти. Проводите его до двери.

   Кеннан с удовольствием излил бы свое недовольство в грубых, вульгарных выражениях, но один взгляд на спокойное, но серьезное лицо Картера показал ему, что такой образ действий не остался бы безнаказанным. Поэтому он ограничился тем, что вышел из комнаты, даже не поклонившись хозяину.

  

  

   На другой день после неудачного визита мистера Кеннана к знаменитому нью-йоркскому сыщику в газете "New-York-Herald" появилась следующая, коротенькая по обычаю американцев, заметка:

   "Картер. Вчера скончался внезапно, от разрыва сердца, Николай Картер, пятидесяти лет от роду. Перевозка тела покойного в фамильный склеп, в Ричмонд, имеет быть во вторник, в 12 ч. дня. Согласно воле покойного, просят не присылать венков".

  

  

   Через философию всех времен и народов красной нитью проходит учение о том, что человек существо далеко не свободное, что еще до рождения ему предопределена судьба, которой он не может ни избегнуть, ни изменить. Все то, что мы принимаем обыкновенно за "случайности", есть по этому учению не что иное, как события, заранее предназначенные нам судьбой. Яснее всего учение о предопределении выражается в исламе, где очень глубоко разработана философская тема о фатализме, т. е. о бесцельности борьбы с судьбой.

   Вероятно, подобные мысли мелькали в голове Ника Картера после ухода от него тщеславного толстяка Кеннана. Сыщик не счел нужным говорить своему посетителю о том, что лицо, ограбившее его и его жену, стоит в тесной связи с целым рядом событий, уже давно занимавших все его мысли.

   Для того, чтобы сделать читателю понятным все те события, которые разыгрались после отказа Картера от расследования дела, нам придется вернуться несколько назад и рассказать о том, что именно так сильно занимало великого сыщика.

  

  

   Была дождливая холодная апрельская ночь. По одной из глухих улиц западной части Нью-Йорка медленно шли два пешехода. Один из них был старик, с большой белой, как снег, бородой и глубоко сидящими, серьезными глазами, почти мрачно глядевшими из-под нависших густых бровей. Он шел молча, изредка только отвечая на вопросы спутника, или наоборот, задавая ему односложные вопросы.

   Другой пешеход - молодой, очень элегантно одетый мужчина, был, очевидно, сильно взволнован.

   - Могу только сказать одно, - говорил он с дрожью в голосе, - скоро я останусь как рак на мели! Положение мое, прямо-таки, отчаянное! Должен сознаться, как это мне ни больно, что я всецело завишу от моего деда. Если он умрет, не оставив завещания, или не упомянув в нем обо мне, то я, право, даже не знаю, что со мной будет. По окончании гимназии я не готовился ни к чему и так и остался ни на что не годным тунеядцем! Рос я трутнем, совершенно не умеющим работать! Оставь меня дед - и мне остается либо купить себе веревку, либо идти просить милостыню. А что тогда будет с моей матерью и сестрами - об этом и подумать страшно! Я умею только тратить деньги; приобретать их я совершенно неспособен. Отец и дед радовались за меня, когда я тратил огромные суммы. Оба они состарились, накопляя свои миллионы и так как сами уже не могут пользоваться благами жизни, то радуются тому, что их потомки получают на накопленные ими, стариками, деньги все удобства. Раньше мой дед был очень бережлив, почти скуп, но и только по отношению к самому себе. Мать и сестер он всегда снабжал, чем только можно. Обо мне нечего и говорить: лучшего удовольствия я не мог доставить ему, как рассказывая о том, сколько денег я проиграл или сколько бутылок вина могу я выпить за один вечер. Тогда он хлопал в ладоши и радовался, как маленький ребенок!

   - Он, вероятно, ненормален? - спросил серьезный старик.

   - Был ли он ненормален раньше, не знаю, - грустно проговорил молодой человек, но что теперь у него "не все дома" - факт несомненный! Но, знаете ли, сажать в сумасшедший дом человека, на средства которого жил все время, духу не хватает! Брать его под опеку - не имеет смысла. Ведь он еще не так стар - ему всего 68-й год, он еще бодр и силен. А если бы вы поговорили с ним о финансовых или торговых делах, вы бы изумились! И как горячится он иногда из-за двух-трех долларов! Словом, он гораздо разумнее своего внука, - со вздохом докончил молодой человек.

   - Почему же вы теперь уверились в его ненормальности?

   - Потому что у него явилась странная idee fixe. Он, видите ли, убежден в том, что профессор Аддисон - светило, сделавшее открытие мировой важности. Я, правда, многого не понимаю из этих разговоров, но все-таки уловил, что речь идет о теософии, спиритизме, гипнозе, раздвоении личности, переселении душ и телепатии. Я лично абсолютно не верю в то, что один человек может заставить другого видеть то, что случилось или случится с каким-нибудь третьим лицом, зачастую, за тысячи верст. Аддисон называет этот, будто бы возможный фокус, "раздвоением личности" и указывает на своего медиума - девушку, такую же обманщицу и негодяйку, как и он сам, как на феномен, обладающий этой способностью. "Раздвоение личности" - ведь придумает же такое название! В своих рекламах этот негодяй говорит, что если бы он жил лет за триста до нашего времени, то его сожгли бы на костре, как колдуна. По-моему, его и теперь следует повесить на первом попавшемся фонарном столбе, чтобы он не выуживал денег из карманов доверчивых дураков!

   - Вероятно, Аддисон хочет выманить известную сумму денег у вашего деда? - осведомился старик.

   - Он, правда, не говорит об этом, - последовал ответ, - но я уверен, что это ему удастся. Этот, с позволения сказать, профессор нарисовал такую заманчивую картину, что возбудил алчность в старике. Видите ли, на свой капитал дедушка получает 6, 7 и даже 8 процентов, но этого ему мало! Аддисон же уверил старика, что он открыл способ, посредством которого можно чуть ли не за неделю удвоить состояние. Конечно, это не более, как шантаж. Я далеко не умен, но мои мозги все же работают настолько, чтобы видеть, что этот Аддисон не более, как плут первого разряда.

   - В чем состоит способ Аддисона? - спросил старик.

   - Ах! Тут все дело, видите ли, в этом самом раздвоении личности! Мерзавец убедил дедушку, что с помощью своего медиума он может заранее предугадывать повышение и понижение курса. Вы себе можете представить, как ухватился за это дед? И вот он хочет все свое состояние пустить на эту игру. А его состояние заключает в себе больше миллионов, чем у меня пальцев на руках.

   Лично мне безразлично - потеряет ли дед капитал или нет! Я уже достаточно пожил жизнью тунеядца и завидую людям, умеющим приобретать и зарабатывать. Но меня охватывает ужас, когда я представлю себе сестер! Что ожидает их? Все их образование не годно для того, чтобы заработать себе щепоть соли к хлебу! Они умеют только хорошо одеваться и есть! Горе тем, кто женится на них! Если у них нет состояния, или если дедушка не снабдит внучек "приличным" приданым - жизнь таких несчастных будет адом. Насколько они не знают жизни, показывает следующий факт. Несколько дней тому назад я увидел счет. За 2 блузки и такое же количество шляпок для одной из сестер следовало уплатить ни много, ни мало, как 850 долларов! Я отозвал сестру в сторону и заявил ей, что если дедушка умрет, не написав завещания, то нам придется чуть ли не голодать и уж, во всяком случае, забыть и думать о такой безумной расточительности. Вы знаете, что мне на это ответила сестра? "Ах, боже мой! - возразила она, - если у меня не будет денег, то будет большой кредит!" Вот вам плоды полученного ею, да и всеми нами, воспитания и образования.

   Я повторяю: меня охватывает ужас при мысли о матери и сестрах. И я так рад, так счастлив, что, когда в клубе я подошел к вам, вы согласились выслушать меня и помочь мне, если можно.

   - Все это так, - задумчиво произнес старик. - Но буду ли я в состоянии помочь вам, это большой вопрос. Во всяком случае, сделаю все, что могу.

   - В таком случае, я, значит, все же в большой выгоде. Счастье уже и то, что нам удалось получить два билета на спиритический сеанс этого Аддисона. Конечно, сеансы эти совершаются под видом самых безобидных собраний в частном доме... Но и они приносят мерзавцу громадный доход, так как каждый билет стоит ровно двадцать долларов. Многие говорят так: "Э! если все эти усыпления и ясновидения и обман, то все же одна возможность полюбоваться медиумом стоит двадцати долларов". Девчонку эту в Нью-Йорке уже прозвали "прелестный жучок". Она изящна, как лилия, глаза ее - как горное озеро... Где он подцепил ее, я не знаю, но абсолютно не верю в то, что вся та чушь, которую она городит будто бы во сне, есть откровение свыше. Это не более, как перепев того, что заранее напоет ей негодяй!

   - Н-н-ет. Я бы этого не сказал, - задумчиво произнес старик. - Есть действительно в природе некоторых людей нечто необъяснимое, до чего пока еще наука додуматься не может.

   - Может быть это и так, но только не в данном случае. Я стою на своем: Аддисон плут, затеявший все свои сеансы исключительно для того, чтобы ловить на удочку простаков, вроде моего дедушки.

   - А вот мы и у цели, - докончил он, останавливаясь. - По всей вероятности, входных билетов будет достаточно, чтобы попасть на спиритический сеанс мистера Аддисона.

  

  

   Оба пешехода стояли у подъезда четырехэтажного дома старинной архитектуры. Ни в одном из окон не видно было света, и только вестибюль был слабо освещен.

   Поднявшись по небольшой наружной лестнице, Роберт Брент (так звали молодого человека) нажал кнопку электрического звонка. Дверь слегка приотворилась и из-за нее выглянуло чье-то совершенно черное лицо. Но отворивший дверь не был негром, так как черты его лица не напоминали собой эту расу. Вернее всего, это был араб или марокканец.

   Когда он открыл рот, чтобы задать вопрос "что вам угодно?", старику, пришедшему вместе с Брентом, бросился в глаза недостаток многих передних зубов, тогда как негры обладают великолепными зубами, сохраняющимися у них до глубокой старости. Было очевидно, что за дверью стоит белый, тщательнейшим образом выкрасивший себе лицо, шею и руки.

   Брент вынул входные билеты и передал их в отверстие двери. Ложный негр тщательно проверил их и сравнил со списком, лежавшим около дверей, на стуле. Только после этого он отстегнул дверную цепочку.

   Вновь пришедшие сняли свои шляпы и пальто и поднялись по лестнице на второй этаж дома. При этом было заметно, что молодому, как говорят, было несколько "не по себе", тогда как старик держал себя совершенно свободно.

   Наверху вошедших встретил другой слуга, который и провел их в зал. Зал этот имел очень мрачный, неприветливый вид. На окнах были опущены тяжелые, не пропускающие света шторы, а газовые рожки, висевшие по стенам, были настолько привернуты, что места отыскивать приходилось чуть ли не ощупью.

   Сам зал был сделан путем разборки стен нескольких комнат.

   В момент прибытия Брента и старика в зале было человек пятьдесят.

   Через полчаса, однако, все места в зале были заняты и, несмотря на то, что никто не разговаривал, по комнате носился тот шум, который бывает всегда там, где сойдется много народа; нечто среднее между шорохом и стуком.

   Внезапно на эстраде, устроенной в одном конце зала, появился одетый во все черное мужчина. Сидевшие в зале сразу затихли. Свет в зале совершенно потух, а на эстраде зато вспыхнул яркий электрический прожектор, лучи которого посредством рефлектора невидимая рука направила на Аддисона.

   Вид "профессора" был оригинален: его бледное, до прозрачности, белое лицо обрамлялось черными вьющимися волосами. Усов не было, а острая, a la Henri IV, бородка придавала профессору какое-то мефистофельское выражение. Покрой его черной одежды напоминал собой тогу средневековых алхимиков, недоставало только остроконечной шапки и цепи на груди, да из-под балахона вместо туфель виднелись лакированные ботинки.

   Поклонившись публике, Аддисон заговорил.

   Его манера и само содержание речи сильно напоминали ярмарочные завывания бродячих цирковых артистов... Он утверждал, что обладает властью читать в умах и сердцах молодых людей и что, при помощи своего медиума, может узнать, что было и что будет, хотя бы дело шло об отдаленной местности...

   - Особенно для последнего опыта, блестяще мной выполняемого, мне и нужен медиум, - распространялся "профессор". - Гипнотическая сила, выходящая из меня, делает для медиума возможным видеть все, что я захочу, что невозможно увидеть, при каких бы то ни было иных условиях! Достать хорошего медиума необычайно трудно. Но благодаря моим, недосягаемым для других гипнотизеров, знаниям и опытности, мне удалось достать великолепного медиума, который очень быстро реагирует на флюиды, истекающие из моих пальцев. Это молодая дама - мисс Нора Бригтон. Сейчас вы познакомитесь с ней, а затем увидите нечто невероятное, сверхъестественное, нечто такое, что могу вам дать только я, сильнейший гипнотизер нашего времени!

   Закончив свою хвастливую речь, Аддисон хлопнул в ладоши, и на эстраде появилась девушка лет девятнадцати, одетая во все белое...

   Она медленно направилась вперед... Походка ее была плавной и бесшумной: она как бы скользила. Проходя мимо "профессора", она слегка кивнула ему головкой, а публике сделала поклон, нисколько не уступающий тем, которые полагаются по придворному этикету... Дойдя до переднего края эстрады, она грациозно опустилась в кресло и кокетливым жестом подобрала шлейф своего платья...

   Затем начались манипуляции Аддисона. Он не употреблял обыкновенно применяемых гипнотизерами движений; он просто-напросто коснулся пальцами век медиума и вперил в девушку сосредоточившийся на одной мысли взгляд...

   - Ты спишь? - наконец спросил он.

   - Не совсем, - шепотом дала ответ гипнотизируемая.

   При царившей в зрительном зале тишине этот шепот долетел до самых последних рядов.

   - Не сопротивляйся одолевающей тебя потребности сна, - предупредил "профессор", - иначе мне крайне трудно вызывать твое пробуждение.

   Девушка в ответ на это лишь улыбнулась... Но улыбка была полусонная: видно было, что медиум не совсем ясно отдает себе отчет в том, что совершается и говорится вокруг нее... Наконец, глаза ее закрылись...

   - Ты спишь? - громко спросил Аддисон.

   Ответа не последовало... Спящая не сделала даже никакого движения. Только равномерно поднимающаяся грудь свидетельствовала о том, что жизнь не покинула прекрасное тело девушки... "Профессор" взял правую руку загипнотизированной и снова произнес:

   - Скажи, ты теперь спишь?

   - Да. Я сплю, - тихо произнесла спящая.

   - Открой глаза! - произнес Аддисон.

   Девушка повиновалась... Теперь глаза ее ничего не выражали - это были прекрасные по форме, но совершенно не одухотворенные глаза сомнамбулы.

   - Что ты видишь? - прозвучал вопрос.

   - Я вижу... океан, - монотонным, убийственно действующим на нервы голосом начала Бригтон.

   - Он покоен или на нем буря?

   - На нем буря... Страшная, небывалая буря! Я вижу водяной смерч. С самого дна океана поднимает ураган воду и она пенящимися каскадами падает на корабль.

   - Ты, значит, находишься на борту судна?

   - Да. Я на бриге. Он идет от тропиков.

   - Почему ты это знаешь? - спросил "профессор".

   - Я вижу на подводной его части массу мелких раковин, приросших к килю... Наш бриг выдержал уже несколько бурь, потому что его такелаж и мачты починены ровно настолько, чтобы доплыть до хорошего дока... Но сегодняшняя буря - самая ужасная из всех, которые перенес наш бриг.

   - Рассказывай все, что ты видишь.

   - Я вижу человека, сидящего на сломанном бугшприте... Этот бугшприт похож на руку тонущего, то появляющуюся над водой, то исчезающую в бездне... Человек этот что-то чинит... Работать он может только тогда, когда бугшприт появляется из воды. Это не простой матрос, а офицер, взявшийся за работу, от которой все отказались, ввиду ее опасности...

   Вот корабль приподнят громадной волной к небесам, вот он сброшен в пучину... И вдруг, - на наш бриг несется водяная гора!.. Острый гребень ее, находящийся на уровне мачтовых верхушек, покрыт пеной, ее ребра отливают зловещим зеленовато-черным цветом. Всей своей массой обрушивается она на судно, как бы желая раздавить его своей тяжестью... Сидящий на бугшприте теряет равновесие и падает в море...

   - Но - что это? Сброшенный за борт снова вынесен волной на поверхность моря!

   При этих словах загипнотизированная поднялась со своего места и медленным движением протянула свою руку к публике... Зал замер... Сердца бились сильнее обыкновенного... Невольная дрожь пробегала по спине каждого зрителя... Слишком необычно было то, что происходило теперь на эстраде...

   Широкоплечий мужчина в зеленом, цвета bleumarin, костюме, был особенно сильно увлечен рассказом ясновидящей... Он приподнялся на своем кресле, широко раскрыл глаза, приоткрыл рот и застыл в этой позе. По лицу его катились слезы...

   - Да, да! Море возвращает свою добычу, - продолжала ясновидящая. - Вот... он все ближе и ближе... Вот волна промчала его вдоль всего судна! Не за что ухватиться, удержаться... Несчастный проносится мимо!..

   - Ага! - в каком-то экстазе закончила девушка. - На пути трепещется на воде сорванный бурей парус, с обрывками канатов... Несчастный из последних сил гребет туда, в этот маленький пруд, образованный взгорбившейся холстиной!.. Вот он уже на нем! Теперь спасение близко! С корабля ему бросают канат. Он обвязывает его вокруг пояса... Матросы тащат его наверх... Большая волна поднимает его на уровень с обер-деком... Последнее усилие - и он на корабле! Полумертвый, обессиленный, окровавленный, но он спасен!

   Произнеся эти слова, Бригтон в изнеможении упала в кресло и снова закрыла глаза...

   - Но это невозможно, наконец! - взволнованно произнес мужчина в костюме цвета bleumarin. - Это точная передача того, что случилось со мною во время последней навигации!

   Аддисон обернулся к залу...

   - Я покорнейше прошу публику не говорить громко и тем самым не мешать сеансу, - проговорил он. - Это затрудняет мне мою работу, нарушая общение между мной и медиумом. Говоривший, вероятно, моряк?

   - Да! Я второй штурман брига "Клементина"! Нет еще полных десяти часов, как мы стали здесь на якорь. Мы прибыли с Явы... Прошу извинить, если я помешал вашему опыту, - закончил штурман, утирая лоб красным платком...

   - Конечно, если это так, то ваш возглас вполне извинителен, - любезно поклонился "профессор". - Однако, мы отвлеклись, нам предстоит еще один опыт. Сейчас ясновидящая заглянула в прошедшее одного из присутствующих; теперь она сделает то же самое с будущим. Оговариваюсь, опыт может не удаться, но я, во всяком случае, попытаюсь.

   С этими словами Аддисон подошел к мисс Бригтон и снова взял ее правую руку, бессильно лежавшую у нее на коленях...

  

  

   На вопрос "профессора", спит ли она, ясновидящая произнесла усталым голосом:

   - Ах! Я так устала, так устала!

   - Ну еще немного, Нора, - ободрил профессор. - Открой глаза и начинай. Я приказываю тебе заглянуть теперь в будущее одного из нас... Ну? Что ты видишь?

   Некоторое время ясновидящая молчала... Затем она встала, провела несколько раз рукой по лбу, как бы отгоняя какие-то мысли и начала медленно, словно взвешивая каждое слово:

   - Я вижу... старика... старого, седого мужчину... Он немного хромает, а потому ходит с палкой с золотым набалдашником... Он носит либо очки, либо пенсне, это я вижу по красным полосам на носу... Но теперь ни очков, ни пенсне у него нет - их у него отобрали, так как он слаб в ногах, может упасть и порезаться... Ему не дают носить при себе и острых вещей, все по той же причине...

   - Как это "не дают" - разве можно ему запретить? - задал вопрос профессор.

   - Таков порядок в доме, - послышался ответ ясновидящей.

   - Каков порядок, Нора? Говори!

   - О, там, где живет старик, железная дисциплина! Несчастный старик в сумасшедшем доме! Это так ужасно - быть в сумасшедшем доме!

   - Разве этот джентльмен помешанный?

   - Нет, - проговорила Нора тихо. - Он так же нормален, как вы, я и все присутствующие, но он скоро сойдет с ума, если останется в доме умалишенных, куда его отправили против его желания.

   Последние слова ясновидящая почти прокричала... В задних рядах произошло какое-то движение: молодой человек привстал, как бы готовясь что-то сказать, но его снова усадил на место сидевший радом с ним старик, по виду лет 60 - 70-ти.

   - Ты мне можешь сказать, кто так жестоко обошелся с этим стариком? - каким-то каркающим голосом спросил Аддисон медиума.

   - Это молодой человек, глава заговора, направленного против старика! Он это сделал потому, что за это ему обещана крупная сумма денег! А старик еще осыпал его благодеяниями! Бедный старик! Он пригрел змею у себя на груди... Я вижу и этого молодого человека: ему года 22 - 23, он блондин с чудными голубыми глазами! Его открытое лицо так симпатично, что никому не придет в голову предполагать в его обладателе черную душу!

   В зале раздался крик негодования, сорвавшийся с губ Роберта Брента.

   Быстрым движением, напоминающим скачок хищника, Аддисон повернулся в сторону зала.

   - Я прошу соблюдать полнейшую тишину, - сдержанно заявил он. - Всякий шум мешает успеху сеанса... Довольно о внешности молодого человека, - обратился он снова к Норе. - Я вовсе не хочу устраивать здесь семейного скандала! Но в целях предупреждения старика, скажи какие шаги сделаны молодым человеком в этом направлении? Ведь все, что ты говоришь, дело будущего. Итак, что предпринял молодой человек для того, чтобы упрятать своего благодетеля в сумасшедший дом?

   - Всего я не вижу, - с трудом переводя дыхание, дала ответ Нора, - но я вижу, он говорил и говорит об этом со многими людьми... Я слышу слова "пансионат", "дом умалишенных"...

   В зале снова послышался шум, но Аддисон уже не обратил на него внимания...

   - Дальше, дальше! - торопил он.

   - Молодой человек, - мерным тоном докладывала ясновидящая, - пользуется услугами одного человека... Я вижу и его. Плотный, коренастый, с проницательными глазами и таким же умом. Этот человек - гроза всех преступников! Ради высокого вознаграждения он стал на сторону юноши...

   - Что же, этот сообщник - сыщик?

   - Да! И он об этом сильно хлопочет. Помимо помещения старика в сумасшедший дом, он хлопочет и о том, чтобы совершенно разлучить его с преданными старику друзьями!

   - А этого сыщика ты видишь или нет?

   - Вижу! - твердо произнесла ясновидящая. - Но теперь у него не бритое лицо, а обросшее белой, длинной бородой. Лоб, щеки и подбородок изрыты морщинами, Все это есть, но ничего этого нет.

   - Как же это: есть и нет? - по-видимому удивился престидижитатор.

   - Он переодет и загримирован, - был ответ.

   - Где он, здесь?

   - Пятый ряд, третий стул, правый проход, - скороговоркой произнесла Нора. - С ним и тот, кто хотел лишить свободы своего деда.

   - Имя переодетого! - резко прокаркал Аддисон.

   - Трудно прочесть. Буквы стоят вверх ногами. Ага. Читаю... Его имя... Ни-ко-лай... Кар-тер!

   - Дайте свет! - топнул ногой профессор.

   Зал моментально был освещен. Все вытянули шеи, заглядывая в задние ряды, на которые указывала ясновидящая.

   - Джонсон! - обратился Аддисон к геркулесу-негру, стоявшему у двери. - Подойди к джентльмену с приклеенной бородой и в парике и попроси его немедленно покинуть зал! Он проник сюда под вымышленной фамилией, обманным путем получив входной билет!

   - Будет выполнено! - проговорил негр, направляясь к пятому ряду.

   Роберт Брент вскочил со своего места.

   - Негодяй! - загремел он на весь зал. - Я сумею прекратить твои гнусные проделки!

   Он, наверное, кинулся бы на Аддисона, если бы его спутник силой не удержал его.

   В это время поднялся со своего места еще один зритель: лысый старик, опиравшийся на палку с золотым набалдашником. Он оперся левой рукой о спинку кресла, а правую, с угрозой протянул по направлению к своему внуку:

   - Прочь с глаз моих, негодяй! - старчески злобно взвизгнул он. - Ты хотел запереть своего старого дедушку в дом умалишенных?! Этого я тебе никогда не прощу!

   Скандал готов был разгореться. Ник Картер (спутник Брента был не кто иной, как знаменитый нью-йоркский сыщик) схватил его за руку и насильно вывел из зала. Спустившись по лестнице вниз, они надели свои пальто и шляпы и даже не взглянув на негра, провожавшего их, вышли на улицу.

  

  

   Картер привел дрожавшего от негодования Роберта к себе на квартиру.

   - Не стоит волноваться, мистер Брент, - начал он, сидя в комнате, где он обыкновенно гримировался, и тщательно смывая краску. - Вот вы выходите из себя. Что же мне-то прикажете делать? Ведь мне нанесен еще более тяжелый удар, чем вам! Я так тщательно, так искусно загримировался - и меня узнали! Сознайтесь: вы бы ведь не узнали меня под гримом?

   - Ни за что, мистер Картер! - с живостью подтвердил Брент. - В этом парике, с бородой, горбом и бесчисленными морщинами вы были неузнаваемы! Ну, кто угодно, только не Ник Картер! Ведь вы изменили даже выражение ваших глаз! Я уверен, что вас не узнали бы даже ваши помощники!

   - Так оно и было, мистер Брент, - улыбнулся Картер. - Я увидел на улице, едучи уже к вам, моего помощника Дика. Желая проверить, насколько мне удался грим, я вышел из автомобиля, прошелся раза два перед самым носом своего двоюродного брата, как бы нечаянно наступил ему на ногу и извинился. И вот, Дик не узнал меня, а Аддисон раскрыл мое инкогнито сразу.

   - Но ведь не верите же вы в раздвоение личности, телепатию и тому подобную чепуху? - с беспокойством спросил Брент.

   - Как вам сказать? - пожал сыщик плечами. - Не... знаю. Может быть, в негодяе и действительно есть запас магнетизма. Но если только медиум не спит, а все ее фокусы - притворство, то она губит свой талант, потому что в таком случае она гений сценического искусства!

   - Я никогда бы не поверил, чтобы вы, Ник Картер...

   - Подождите же! Дайте мне досказать до конца! Во всем этом "раздвоении личности" нет смысла или его очень мало. Но я готов допустить, что она действительно спала. Тогда она, значит, говорила то, что ей внушал Аддисон. Я иду даже дальше и говорю: она действительно видела те сцены, о которых говорила с эстрады! Все это достигается внушением!

   - Ну, а история с бригом? Ведь не подлежит ни малейшему сомнению, что рассказ правдив с начала до конца!

   - С начала до конца - это сплошной обман! - твердо проговорил Картер. - Весьма просто объясняется вся эта эффектная сцена! Аддисон имеет агентов: один из них подслушал рассказ моряка еще сегодня утром и передал его профессору. Тогда он постарался, чтобы штурман "Клементины" получил входной билет на его сеанс и феерия была готова. Второй номер был предназначен для нас с вами, мистер Брент! Я уверен даже, что входные билеты нам с вами были ловко всучены самим Аддисоном. Затем ему уже нетрудно было через того же негра узнать, где мы сидим. Этот гипнотизер - достойный соперник и мы с ним будем биться не на жизнь, а на смерть. Во что бы то ни стало уговорите вашего дедушку не отдавать Аддисону денег - это будет для старика равносильно гибели! Повторяю: "профессор белой и черной магии" опасный преступник. В негре, впускавшем нас, я узнал одного из опасных грабителей, бежавшего из тюрьмы в Труа. Я сегодня же или завтра обыщу дом Аддисона и тогда мы прольем свет на все это дело!

   - А что из себя представляет, по вашему мнению, эта Нора? - задал вопрос Брент.

   - Ну, она тоже стоит на покатой плоскости, хотя, может быть, для нее исправление еще возможно! Впрочем, все это не то! Я хотел бы знать: какими путями узнал Аддисон, что старик, бывший с вами - я?!

  

  

   Верный своему слову, Картер на другой же день обыскал весь дом Аддисона. Вместе с "профессором" были схвачены и его слуги, из которых двое оказались опасными преступниками, бежавшими из тюрьмы... Нора Бригтон предпочла куда-то скрыться.

   Однако "профессор белой и черной магии" недолго сидел в тюрьме. Благодаря связям, влиянию и деньгам, ему удалось заручиться покровительством одного из коронных судей и он был через три дня выпущен по неимению достаточных оснований к обвинению. Единственной карой Аддисону были выговор и предупреждение: впредь не устраивать, где бы то ни было, никаких спиритических сеансов.

   В семье старика Брента долго еще не налаживалось дело спасения его капитала. Только после долгих усилий удалось Нику Картеру и друзьям старика убедить его не вверять своих денег Аддисону и не подозревать своего внука в жестоком желании - упрятать своего благодетеля в дом умалишенных.

   Дела Ника Картера вдруг пошли страшно плохо: ни одно дело ему не удавалось. Казалось, кто-то невидимо читает все его мысли, проникает во все его намерения и расстраивает все его планы. Как ни наблюдал сыщик сам за "профессором", как ни выслеживали его Дик и Патси - все было напрасно. Не отыскивалось ни одного факта, ни одного намека на что-либо такое, основываясь на чем, можно бы было привлечь его к суду. А торжествующий Аддисон, знавший об этих напрасных усилиях, только улыбался при встрече с Картером и насмешливо раскланивался с ним на улице.

   К этому-то времени и относилось неудачное выслеживание Диком помощницы Аддисона, Норы Бригтон, когда авантюристке удалось бежать из вагона и совершить ограбление Кеннанов.

   Все эти неудачи так повлияли на Ника Картера, что он решил придумать нечто совершенно особенное для борьбы с Аддисоном. Поэтому, когда за его помощью к сыщику обратился Жорж Кеннан, он категорически отказался, будучи уверен, что в случае его согласия это станет так или иначе известно "профессору" и все труды снова пропадут даром. Но в душе Картер решил употребить все свое искусство на то, чтобы передать в руки правосудия ловкого преступника.

   "Я должен придумать что-нибудь небывалое! - рассуждал, ходя взад и вперед по кабинету, Картер. - Я имею дело с необыкновенным негодяем, а потому и средства борьбы с ним нужно выбирать необыкновенные. Еще посмотрим, кто останется победителем! "Хорошо смеется тот, кто смеется последним", - говорит французская пословица. Вы бросили мне перчатку, мистер Аддисон - я ее поднимаю! Вызов принят!"

   События последнего времени и осведомленность Аддисона относительно всего, предпринимаемого против "профессора", убедили Ника Картера в том, что даже в его собственном доме есть пособники негодяя, а потому он решил изложить Дику свой план в другом, более безопасном месте. С этой целью на другой день после посещения Кеннана он с утра ушел вместе с Диком в Центральный парк, изобилующий совершенно уединенными уголками.

   Выбрав один из них, сыщик зорко осмотрел окрестности, вплотную подошел к Дику и произнес совершенно спокойным тоном:

   - Завтра меня уже не будет в живых, Дик, и на тебя я возлагаю обязанность похоронить меня не позднее полудня среды в нашем фамильном склепе, в Ричмонде.

   - Господи, - ужаснулся Дик, - что ты задумал? Неужели ты говоришь это серьезно?

   - Вполне серьезно, дорогой Дик. Я прошу только точнейшим образом выполнить мои распоряжения. Итак, завтра утром я, по всей вероятности, буду уже покойником. Наш домашний врач констатирует разрыв сердца. Тебе известно, что последние годы у меня "пошаливает" сердце, и поэтому, что же удивительного в том, что человек такого слабого сложения, как я, погибнет от этого недуга? А, как ты полагаешь?

   При таких словах Картер весело подмигнул своему кузену...

   - А! Теперь я начинаю понимать, в чем дело! - радостно воскликнул Дик, у которого сразу стало легко на душе, - только, Ник... ты играешь опасную игру! И зачем ты так напугал меня вначале? - с упреком закончил он.

   - А я, видишь ли, хотел посмотреть, обрадует ли тебя моя смерть. Ведь ты получишь в наследство мое дело и все мое состояние.

   - Как тебе не совестно, Ник! Вот это уже гнусность! - полушутя, полусерьезно произнес Дик.

   - Однако, шутки в сторону! - серьезно заговорил Ник. - Еще раз обращаю твое внимание на то, что мои распоряжения должны быть выполнены пунктуально, так как иначе все труды пропадут даром! Помни: моя смерть, погребение и все связанное с этим, должны быть в глазах всех наидействительнейшими фактами, а для этого необходимо не упустить ни одной мелочи, как бы ничтожна она ни казалась!

   - Вот тут и пойми, - покачал головою Дик. - Слушай, Ник, ты просто пугаешь меня всем этим!

   - Этого-то я и добиваюсь, - усмехнулся Картер, - то есть, пугать тебя мне нет смысла, а я хочу ужаснуть некоторых моих, с позволения сказать, друзей. Вот они порадуются-то! Как ты думаешь? Но... дело все в том, что Ник Картер должен умереть, должен бесследно исчезнуть с лица земли.

   Проговорив это, Картер понизил голос до шепота и, наклонившись к уху Дика, продолжал давать распоряжения. Время от времени Дик кивал головой в знак согласия. Иногда он также таинственно спрашивал о чем-то сыщика. Беседа продолжалась около часа.

   Решено было посвятить в тайну домашнего доктора и владельца бюро похоронных процессий, личного друга Ника Картера.

   - Бальзамировать тебя, однако, мы не будем, - серьезно произнес Дик.

   - Ну, это можно пока оставить, - в тон ему возразил Картер, - тем более, что я слышал однажды, будто бальзамирование отзывается несколько вредно на живом человеке.

   - А что, если вместо тебя в гроб положить восковую куклу? - предложил Дик.

   Картер отрицательно покачал головой.

   - Этим мы наших врагов не обманем. Шутка эта слишком избитая для того, чтобы на нее поймать Аддисона, против которого и веду я войну. Нет, дорогой мой Дик! Необходимо устроить так, что когда Аддисон, так или иначе, проберется на похороны, он найдет настоящего, самого настоящего Ника Картера, лежащим в гробу!

   - Но, повторяю, Ник, - это адски рискованная игра!

   - И все-таки, иначе ничего не поделаешь, - твердо произнес Ник, - я должен лежать в гробу и я же должен быть похоронен заживо! Я даже настаиваю на следующем: перед тем как опустить гроб в землю, необходимо еще раз открыть крышку гроба, чтобы все видели, что я по-прежнему лежу на подушках.

   Дик с сомнением покачал головой.

   - Это вещь невозможная, Ник! - решительно заявил он. - Даже ты не сумеешь та