gn="justify">
Которую топчут враги.
Второй тематический пласт условно можно назвать стихотворным дневником
жителя прифронтовой полосы. До подмосковного поселка Черкизово, где жила
семья Кедриных, в которой перед самой войной родился сын, немцы не дошли
примерно пятнадцать километров. Быт на фоне нарастающей канонады Кедрин
сумел запечатлеть откровенно, без умолчаний. Следуя собственному
девизу"поэзия требует полной обнаженности сердца", - он не скрывает ни своей
подавленности первоначальным ходом событий, ни даже моментов отчаяния. Но и
в отчаянии личная судьба не отделяется от общенародной. Война воспринимается
поэтом как завод, производящий страдания.
Но что за уши мне даны?
Оглохший в громе этих схваток,
Из всей симфонии войны
Я слышу только плач солдаток.
Воздушные тревоги, ожидание бомбежки, очереди за хлебом, слезные
проводы на фронт - все вместил лирический дневник очевидца. Но сверх того
зафиксировано нечто, долго-долго еще не попадавшее на страницы книг: "В
Казань бежали опрометью главки", "Народ ломил на базах погреба", "Из Уфы
вернутся паникеры и тотчас забудут про нее...".
Как человек с крайне ослабленным зрением (минус семнадцать!) Кедрин не
был военнообязанным. Сделав одну неудачную попытку эвакуироваться, он потом
неоднократно пытался попасть в действующую армию. А в ожидании ответов на
свои заявления он много и упорно работал над стихами и над переводами из
антифашистской поэзии народов СССР. Многое из переведенного тогда тут же
печаталось - в газетах (в том числе в "Правде"), в журналах и коллективных
сборниках. В мае 1943 года Кедрин все-таки добился своего - его направили на
Северо-Западный фронт работать в качестве писателя в газете Шестой воздушной
армии "Сокол Родины". И в течение девяти месяцев из номера в номер на ее
страницах он в стихах и прозе ведет боевую летопись отважных летчиков.
Близкое знакомство с хозяевами фронтового неба дает Кедрину не только темы
для оперативных откликов - благодаря им он еще глубже постигает характер
своего народа и у него рождаются новые творческие замыслы.
В последнем рабочем блокноте Дмитрия Кедрина помечены десятки тем и
направлений будущей литературной работы. Он собирался написать об Андрее
Рублеве и Ломоносове, поэму о комсомольцах Краснодона и стихи о Стеньке
Разине, полуфантастический роман о войне и книгу "О психологии творчества",
"Заметки к истории русской авиации" и сатирическую вольную поэму...
Даже на стадии планов такая жажда творческого освоения истории и
современности не может не волновать. По существу, эти кедринские заметки и
наброски можно отнести к разряду исторических свидетельств того самого
общественного подъема- типа декабристского, - который формировался в
сознании пришедших с войны победителей. К сожалению, в условиях культа
Сталина, когда требовались не творцы и мыслители, а "винтики", надеждам на
раскрепощение духа не суждено было сбыться. Не воплотились в литературную
реальность и творческие замыслы Дмитрия Кедрина. 18 сентября 1945 года по
дороге из Москвы в Черкизово он погиб от рук убийцы (или убийц)...
Можно только гадать о том, звездой какого масштаба стал бы Кедрин,
доведись ему исполнить задуманное. А ведь до нас и так дошло не все,
написанное им. Тем не менее этот скромнейший человек, не отмеченный никакими
премиями или наградами, своим талантом, поставленным на службу народу,
заслужил одно из самых почетных званий - он поэт читаемый.
В 1966 году, то есть через двадцать с лишним лет после гибели Кедрина,
Ярослав Смеляков сказал о его стихах: "Думаю, что со временем их значение
будет возрастать". Прошло еще более двадцати лет и предсказание мастера
можно смело повторить.
Творчество человека, чьи слова "огромная совесть стоит за плечами" были
подтверждены всей его жизнью, оказывается весьма созвучным эпохе
перестройки. Нам дорог кедринский интерес к отечественной истории, его
сыновняя озабоченность судьбой Родены, неизменная демократичность его
позиции. Кедрина издают и читают, ставят в театре и поют с эстрады, его
цитируют и изучают в школе, с ним споре и солидаризируются - он продолжает
участвовать в текущем литературном процессе и в нашей общественной жизни. И
это надолго.