Херасков Михаил Матвеевич - А. Западов. Творчество Хераскова

ющие страсти", кто бежит опасных "умствований", но этот тезис системы классицизма доказывается теперь в духе сентиментальной чувствительности с непременным упоминанием о благодарных слезах, умаляющих скорбь по поводу земного неустройства. Получает новое оправдание и отказ от сатиры, имевший раньше у Хераскова религиозно-масонское обоснование. Теперь он говорит:

  

   Коль душу чей разврат приводит в сожаленье,

   Почтенна та душа в сердечном умиленье.

   Как слез не проливать, беспутство зря в сердцах?

   Ах! есть отрада, есть в печали и в слезах...

   Нам слезы в горести есть сладкая роса,

   Какую в знойный день даруют небеса.

   (III, 311)

  

   В 1800 году Xepaсков издал стихотворную повесть в семи песнях "Царь, или Спасенный Новгород". Спасать Новгород понадобилось от "ужаса безначальственного правления", а виновником бед послужил буйный и развратный юноша Ратмир. Под этим именем Херасков выводит упомянутого в Никоновской летописи Вадима Храброго, который выступил в 863 роду против первого варяжского князя Рюрика и был убит. Восстание Вадима послужило темой тираноборческой трагедии Я.Б. Княжнина "Вадим Новгородский" (1789), сочувственно подчеркнувшей горячее свободолюбие заглавного героя. Позднее тема новгородской вольности была затронута Рылеевым в думе "Вадим", на нее затем откликнулись Пушкин и Лермонтов (поэма "Последний сын вольности"). Херасков безоговорочно осуждает своего Ратмира-Вадима, через созданный им образ ведя полемику с Княжниным и пользуясь случаем излить свою неприязнь к французской буржуазной революции, в которой ему страшнее всего "безумное алкание равенства".

   Несмотря на преклонный возраст, Херасков не ослаблял темпа литературной работы. В 1803 году, семидесяти лет от роду, он изумил современников, издав самое большое по объему свое поэтическое произведение - поэму "Бахариана", протяженностью в пятнадцать тысяч стихов. Название ее происходит от слова "бахарь" - говорун, рассказчик, сказочник. В подзаголовке стояло: "Волшебная повесть, почерпнутая из русских сказок".

   Такое определение во второй своей части было не слишком точным - лишь отдельные мотивы фольклорного происхождения ввел Херасков в поэму, подобно тому как это делал в "Душеньке" Богданович. Гораздо ближе "Бахариана" стоит к типу волшебных повестей, который всегда манил Хераскова. Подобно другим его поэмам и романам, "Бахариана" имеет аллегорическое истолкование. В ней описываются приключения Неизвестного, личность которого открывается только в самом конце книги. Царевич Орион был изгнан из дома своего отца Тризония мачехой Змиоланой за то, что убил ее любовника-сокола. Заодно Змиолана превратила Тризония в вола, а жителей его царства Лицерны сделала мухами, змеями, сороками. Целью Неизвестного становятся поиски своей возлюбленной Феланы и волшебного зеркала, добыв которое он возвращает отцу и всем его подданным человеческий облик. Помогает ему при этом старец Макробий, символизирующий духовное просвещение, христианскую мудрость. Фелана обозначает непорочность, волшебное зеркало оказывается "чистой совестью", избавляющей человека от "скотства". Словом, говорит Херасков, обращаясь к читателю, -

  

   Знай, что повесть странная сия,

   Может быть, история твоя. {*}

   {* М. Херасков. Бахариана, или Неизвестный. М., 1803, стр. 436. (В дальнейшем указания на страницы этого издания даются в тексте.)}

  

   В "Бахариане" легко увидеть, что творческий метод Хераскова за полвека литературной деятельности проявил необыкновенную устойчивость. Изменялись темы его поэзии, оценки жизненных фактов, он следил за новостями литературы, но продолжал писать так, как писал десять, двадцать, сорок лет назад. Его, например, совсем не коснулось "открытие природы", совершенное в поэзии Державиным. Рационалистическая, морализирующая муза Хераскова, привыкшая представлять себе природу в чисто условных цветах и линиях, не могла взглянуть на нее непредубежденным взором и не испытала радости видения мира. Горы, долины, рощи, зефиры и хоры птичек, потоки и ручейки - вот "приятности весенны", набор которых был обязателен для Хераскова, как для Сумарокова и других поэтов-классицистов шестидесятых годов. С тем он вступил в литературу XIX века.

   Оставаясь классицистом по существу художественного метода, Херасков, как уже говорилось, кое в чем отдает дань новым литературным веяниям, исходившим от бывшего его ученика - Карамзина. Поэт не подражает ему, но учитывает опыт, выбирая, например, для "Бахарианы" тот "русский размер" стиха, которым Карамзин написал "Илью Муромца", сделав этот размер модным. Однако Херасков, избегая метрического однообразия, монотонности, часть глав (семь из четырнадцати) пишет четырехстопным ямбом и хореем, с рифмой, признаваясь читателю:

  

   Только рифму уважаю,

   Стих без рифмы вображаю

   Тело будто бы без ног...

   (Стр. 192)

  

   "Литературного успеха эта поэма Хераскова не имела, - отмечает Д.Д. Благой, - но тем не менее она сыграла известную историко-литературную роль: опыт автора "Бахарианы" был в какой-то мере творчески использован Пушкиным при создании им своей сказочной поэмы "Руслан и Людмила"" {Д.Д. Благой. История русской литературы XVIII века. М., 1955, стр. 362.}.

   На склоне дней своих, в 1805 году, Херасков напечатал отдельным изданием эпистолу - иначе трудно определить жанр этого стихотворения - под заглавием "Поэт". Через шесть с лишним десятков лет после Сумарокова, но с опорой на его теорию и с эпиграфом из "Епистолы о стихотворстве", {Напрасно на Парнас слагатель смелый входит, Коль Аполлон его на верх горы не взводит.} Херасков предлагает свои советы юношам - начинающим поэтам.

  

   Где для простых очей совсем предметов нет,

   Рисует, видит там и чувствует поэт, -

  

   говорит Херасков, и предлагает поэту проверить себя, удается ли ему видеть в явлениях природы игру мифологических существ - нимф, зефиров, ореад, сирен, Нептуна, Аполлона и т.д. Несмотря на гениальные уроки Державина, Херасков по-прежнему воспринимает природу сквозь мифологические реминисценции и считает, что описание утра само по себе не есть поэзия, а изображение венчанного розами Феба, выезжающего в алмазной колеснице, сразу переведет стихи в разряд произведений истинно художественных. Поэт обязан уметь отчетливо видеть то, что видят его герои, и чувствовать вместе с ними, быть "повествователем и живописцем". Свое внимание поэт должен обратить к натуре, отнюдь не подражая известным авторам, почерпая искусство "из собственных даров". Поэту необходимы знания (ими обладал в полной мере Ломоносов), правдоподобие в описаниях, что вовсе не исключает вымысел. "О, как мне повести приятны баснословны!" (стр. 8) - искренне восклицает Херасков, как бы подводя итоги собственному творчеству.

   В языке прежде всего важны понятность, естественность, он не терпит надутой пышности. Слова должны соответствовать предмету изложения ("Вещая о царях, порфирой украшайся" - стр. 10), то есть теория "трех штилей" по-прежнему дорога для Хераскова, и открытий Державина он вовсе не думает принимать в свою практику.

   Главная обязанность поэта - славить добродетель, не устает повторять Херасков: "Без добрыя души не может быть писатель" (стр. 12).

   В творчестве нужно следовать тем законам, которые установили Гораций, Буало и Сумароков. Вот к чему пришел Херасков в последние годы своей литературной жизни:

  

   Что в наставлениях нам предал Сумароков,

   Тех правил не забудь; не бегай тех уроков.

   (Стр. 14)

  

   Для самого Хераскова эти уроки оказались памятными на всю его долгую жизнь.

  

   Видное место в творчестве Хераскова занимает драматургия. Он написал двадцать пьес - девять трагедий, пять драм, две комедии, комическую оперу ("Добрые солдаты"), театрализованный пролог ("Счастливая Россия") и две пьесы перевел и переработал ("Сид" Корнеля и "Юлиан-отступник" Вольтера). Начав свой путь в театре с трагедии "Венецианская монахиня", носившей в себе зачатки сентиментальной драмы, Херасков и в дальнейшем иногда пишет такие же драмы, но в трагедиях он остается строгим классицистом. Пьесы Хераскова шли на сцене (не все), печатались и составляли неотъемлемую часть русского репертуара.

   Интерес к национальной истории, характерный для представителей русского классицизма, был в высокой мере свойствен и Хераскову. Пять его трагедий написаны на сюжеты, связанные с историческим прошлым России: "Борислав" (1774), "Идолопоклонники, или Горислава" (1782), "Пламена" (1786), "Освобожденная Москва" (1798) и "Зареида и Ростислав" (напечатана посмертно, 1809). Херасков изображает фигуры исторических деятелей и при работе над трагедиями пользуется летописными источниками. Пьесы его пронизаны патриотическими мотивами, мыслями о единстве Русской земли, о пагубности княжеских раздоров, о необходимости твердой централизованной власти. Херасков не затрагивает вопроса о положении народа, его не занимают темы социальной борьбы, но он против тиранства, за разумного, следующего законам монарха, и в этом смысле его пьесам присущи нотки некоторой оппозиционности по отношению к власти.

   В истории России Хераскова особенно привлекало время принятия христианства и борьбы с язычеством. Если масонские взгляды заставляли его видеть в этой бурной эпохе победу духовного просветления и толкали в сторону религиозной символики, то как поэта и драматурга Хераскова, бесспорно, занимала возможность показать сильные характеры, столкновения страстей и интересов, глубоко обнажившиеся в обстановке крещения Руси. Эту тему Херасков разрабатывает и в драматургии, и в эпосе, причем особое внимание устремляет он на языческий лагерь, следит за процессами, происходящими в среде приверженцев старых верований, рисует их цельные, стойкие характеры, удающиеся ему гораздо лучше, чем фигуры христиан с их длинными рассуждениями о небесной благодати.

   Мастером увлекательного драматического действия показал себя Херасков в трагедии "Идолопоклонники, или Горислава". Херасков берет героем князя Владимира Святославича, сосредоточив внимание на драматической коллизии, происшедшей в его доме.

   Горислава звалась раньше Рогнедою. Владимир убил половецкого князя, ее отца, и женился на пленнице. Страстное чувство сменилось у Владимира равнодушием к Гориславе, которая вовсе не забыла его преступления. Языческие жрецы, обеспокоенные решением Владимира принять христианство, подучают Гориславу убить мужа. Владимир узнает об этих замыслах, но прощает Гориславу, отправляя ее на жительство в Полоцк. В пьесе никого не убивают, никто не закалывается сам - редкий случай для трагедий XVIII века, - но и без токов крови Херасков сумел создать трагическую ситуацию. В заключительных репликах Святополк и Горислава заявляют о принятии христианства, однако по сюжету пьесы - это мнимый конец. Гориславе оставлена жизнь - и только. Владимир высылает ее из Киева, он прощает, но по-прежнему убежден в виновности своей жены. Греческая княжна заменит ее. Святополк, потрясенный несправедливостью Владимира к Гориславе, остается с отцом, но искренне ли изменит он к нему отношение? Конфликт, в сущности, остается нерешенным.

   Херасков изображает трудности, сопутствовавшие предпринятому Владимиром уничтожению язычества, - интриги жрецов, противодействие ближайших родственников князя - и решительность его борьбы с препятствиями. Помощь он встречает только со стороны своего "сродника" - Добрыни, за исключением имени ничего общего не имеющего с былинным героем: на сцене это скучный резонер и телохранитель Владимира.

   Желал или не желал этого Херасков, он изобразил Владимира бессердечным деспотом, равнодушным к страданиям ближнего, администратором и политиком прежде всего. А в образе Гориславы поэту удалось передать страдания человека - оскорбленной дочери, брошенной жены, горюющей матери. Зритель видел перед собой глубоко несчастную женщину, томящуюся под властью насильника-мужа, которого, несмотря ни на что, она преданно любит. И в минуту отчаяния Горислава начинает причитать, как простая русская крестьянка:

  

   Почто я, бедная, на свете родилась!

   Почто во младости и прелесть мне далась!

   С родителями жизнь без ней бы я скончала,

   Не вспламеняла бы и ввек не огорчала,

   Не огорчала бы я сердца ничьего...

   (Д. IV, явл. 6)

  

   Умел же Херасков прибрать к роли Гориславы такие задушевные слова, передать интонацию народной речи в классическом александрийском стихе! И, вероятно, то, что теперь приходится исследователю отыскивать в трагедии старого поэта, желая приблизить его к читателю наших дней, в свое время на лету подхватывалось зрителями, увлекало и трогало их. Нет, "Гориславу" написал не бездарный сочинитель, и не зря современники так уважали Хераскова.

   В другой трагедии из времен принятия христианства на Руси, "Пламена", Херасков развертывает очень острую ситуацию, которая должна была до конца пьесы держать зрительный зал в напряжении. Умение построить увлекательный сюжет, всегда свойственное Хераскову, в полной мере сказалось и в этой трагедии.

   Князь Превзыд разбит князем Владимиром Святославичем и третий год живет в Киеве на правах почетного пленника. Дочь его Пламена полюбила сына Владимира Позвезда, платящего ей взаимностью. Владимир, его дети Позвезд и Мстислав, весь двор принимают христианство. К этому стараются склонить и язычника Превзыда, который с негодованием отказывается:

  

   Похитив мой престол, лиша меня градов,

   Хотите вы лишить меня моих богов!

   Чтоб совести своей и сердцу был изменник,

   Я телом пленник ваш, но духом я не пленник.

   Не льстись его своим советам покорять,

   Он в том неколебим, кто знает умирать.

   (Д. I, явл. 6)

  

   К нему посылают для переговоров Пламену, уже обращенную в христианство. Превзыд отвергает все попытки к примирению и приказывает своему сроднику Вирсану умертвить дочь. Заговорщиков вскоре обезоруживают, остается жива и Пламена.

   Казалось бы, пьеса могла окончиться на этом эпизоде, но, желая глубже выявить характер Превзыда, Херасков продолжает ее далее. Герой в оковах, ему изменили Пламена и Вирсан, также ставший христианином, но Превзыд остается неколебимым. Свои мысли он изливает в монологе, обличающем неустройство окружающего мира,

  

   Где правды не видать, лукавство где живет,

   Где наглость бодрствует и где премудрость дремлет,

   Где царствует порок и шар земной объемлет;

   Где честный бедствует, ликует где злодей;

   Прибыток собственный друг первый у людей...

   (Д. IV, явл. 2)

  

   Отпущенный на свободу Превзыд, сговорившись со жрецами, снова поднимает мятеж против Владимира. Пламена терзается страхом и за отца, и за Позвезда, вступившего в бой с восставшими. Превзыд попадает в плен. Позвезд берет его на поруки, но тем нимало не смягчает: Превзыд остается непримиримым врагом и, не слушая ласковых уговоров, поражает кинжалом сначала Позвезда, а потом себя.

   События следуют в этой трагедии одно за другим, едва успевает разрешиться один конфликт, возникает другой, и с каждой сценой все резче вырисовывается величественная фигура Превзыда, побежденного, но не сломленного врага Владимира, противника христианства, положившего в борьбе с ним свою жизнь. Херасков писал его как отрицательный персонаж, но образ оказался глубже замысла поэта, и стойкость Превзыда вызывает уважение к нему, хотя защищает он неправое дело.

   Другим периодом русской истории, привлекавшим внимание Хераскова, был конец XVI - начало XVII века, так называемое "Смутное время", во время которого выдвинулся ряд крупных характеров, проявившихся в очень сложных исторических условиях.

   Действие трагедии "Борислав" (написана к 1772 году, напечатана в 1774 году) происходит в Богемии, однако в предисловии к первому изданию Херасков указал, что трагедия "была сочинена под другими именами, некоторые обстоятельства принудили переменить оные и поставить вымышленные". Нетрудно по содержанию пьесы восстановить замысел поэта: Борислав - это Борис Годунов, Флавия - его дочь Ксения. Вслед за "Димитрием Самозванцем" Сумарокова (1771) Херасков вывел на сцену кровавого тирана - русского царя, наделив его самыми непривлекательными чертами. Понятно, что в обстановке крестьянской войны, когда Херасков издавал свою трагедию, выступление против царя-тирана не могло казаться своевременным и потому действие пьесы было перенесено в Богемию.

   Борислав рожден был "в низком состояньи", в нищете, и овладел престолом благодаря исключительной энергии и упорству. Трупы врагов устилают путь Борислава к власти. И, добившись престола, он более всего боится его потерять. На этой боязни царя и основан ход трагедии. Варяжский принц Пренест, заочно прельстившись красотой дочери Борислава Флавии, прибыл в Богемию, и Флавия его полюбила. Борислав же подозревает Пренеста в посягательстве на его власть и предпринимает несколько попыток уничтожить мнимого противника.

   Жестокость и коварство Борислава настраивают против него вельмож и волнуют страну. Зреет заговор, и о близком конце злодейского правления тирана несколько раз заговаривают вельможи, с которыми Борислав пока не думает считаться.

   Пренебрежение к законам, безмерная гордость Борислава и приводят его к гибели. Подверженный мании преследования, полубезумный царь руководится только одним желанием - убрать с пути Пренеста, которого он считает опасным для своей власти, и ради этого готов разбить сердце дочери, более того - казнить ее как изменницу. Вельможи спасают Пренеста и возводят его на престол, а Борислав, видя свое крушение, принимает яд.

   Херасков показал в "Бориславе" тирана преимущественно в плане его семейной трагедии и с большой тонкостью передал различные аспекты и переходы страсти, обуревающей деспотического царя, но пагубные последствия ее для Богемии отмечены в тексте, например в речи боярина Вандора, обращенной к Бориславу:

  

   Ты царь мой, только ты такой же человек,

   Ты можешь быть легко сомнением обманут,

   А лжесвидетели тотчас тебе предстанут,

   Когда начнешь ты слух к доносам преклонять.

   Престань, о государь! нам грусти причинять;

   Взгляни на подданных, взгляни на их ты домы;

   Куда ты не бросал свои во гневе громы!

   Завесу черную печаль простерла здесь,

   И взора твоего трепещет город весь...

   (Д. 1, явл. 2)

  

   События 1612 года - создание народного ополчения и конец польской интервенции - отражены Херасковым в трагедии "Освобожденная Москва", принадлежащей к числу поздних его произведений (1798). На сцене действуют исторические лица - князь Пожарский, Минин, князь Димитрий, в котором узнается Трубецкой, польские военачальники, но кроме того есть и вымышленные персонажи - с ними связана любовная ситуация в пьесе. Херасков хорошо ориентируется в историческом материале и верно отмечает рознь, существовавшую между казаками, возглавлявшимися Трубецким, и ополчением, приведенным под Москву Пожарским и Мининым. Отсутствие единого командования сильно вредило успеху общего дела, и в трагедии показано несколько "случаев опасных разноречий между начальниками.

   Автор не скрывает своих симпатий к Пожарскому и Минину, представляющим в трагедии общерусские интересы. Знатное происхождение вовсе не служит гарантией патриотических чувств и символом выдающихся душевных качеств, и пример Минина должен учить бояр уменью жертвовать личной корыстью во имя общих нужд:

  

   Порода знатная без добрых дел ничто;

   Тот в мире знаменит, полезен царству кто!

   (Д. I, явл. 4)

  

   Драматизм действия пьесы усиливается литературным вымыслом Xераскова. Он выводит на сцену сестру Пожарского Софью. Оставаясь в занятой поляками Москве, Софья полюбила сына польского гетмана Желковского Вьянко. Пробравшись в лагерь русских войск, Софья начинает уговаривать брата сложить оружие и сдаться полякам. Пожарский с негодованием отвергает изменницу, однако появление ее в лагере, происшедшее несмотря на запрет, кажется боярам подозрительным и вызывает недоверие к Пожарскому.

   Херасков объясняет, почему Софья стала польским агентом, - ее толкнула на эту дорогу любовь к Вьянко Желковскому. Она, по-видимому, ожидала успеха своей миссии, но Пожарский оказался сильнее, чем думала предательница. "Отечество мое мне ближняя родня", - восклицает он и устремляется в бой с польскими интервентами. Когда Софья закалывается над трупом своего возлюбленного Вьянко, убитого в поединке сыном русского князя Леоном, Пожарский грозно произносит:

  

   Да тако всякая погибнет россиянка,

   Которая забыть отечество могла!

   (Д. V, явл. 8)

  

   Острота сюжетной ситуации заметно выделяет пьесу Хераскова на фоне современных ей классицистических трагедий.

   Последнее по времени произведение Хераскова - трагедия в пяти действиях "Зареида и Ростислав" - было издано посмертно, в 1809 году, и увенчано премией Российской Академии. По своей идее и характеру это классицистическое произведение, в котором развивается мысль о том, что монархическая власть не может служить объектом домогательства подданных, так как получается по праву рождения:

  

   Хотя б ты до небес геройством возносился,

   Не князем, но слугой отечества родился.

   (Д. I, явл. 3)

  

   С другой стороны, и монархи не могут безрассудно отдаваться своим страстям и обязаны помнить,

  

   Что добрые цари суть миру утешенье,

   А добродетель им верховно украшенье.

   (Д. V. явл. 5)

  

   Комедийное творчество было явно не в духе литературного дарования Хераскова, и он не оставил в этой области значительных произведений.

   Свойство комедии - издевкой править нрав;
Смешить и пользовать - прямой ее устав, - учил Сумароков. {А.П. Сумароков. Избранные произведения. Л., 1957, стр. 121.} "Пользовать", то есть подавать советы, рекомендовать нормы поведения, Херасков умел, а шутка, сатирический выпад никак ему не удавались. Выше было сказано о первой комедии Хераскова "Безбожник", в сущности представлявшей собой моралистическую драму. В другой своей комедии "Ненавистник" (1770) Херасков театральными средствами развивает тему разоблачения клеветы, столь характерную для страниц его журнала "Полезное увеселение" десятью годами ранее. Змеяд, человек бесчестный и завистливый, строит из себя важного барина и думает укреплять свое положение в обществе, пороча людей, действительно достойных, и приказывая состоящим у него на хлебах дворянам везде расхваливать его. Змеяд хочет жениться на Прияте, дочери Здоруста. Милат, влюбленный в Прияту, входит в доверие к Змеяду, узнает его коварство и вражду к людям, заручается письменной инструкцией этого клеветника и затем публично разоблачает его перед семейством Здоруста. B заключительной сцене рассказано о том, что Змеяд, как вредный обществу человек, лишается чинов и высылается из города в свои деревни.

   Сюжет комедии незамысловат, нравоучительная цель ее очевидна, однако некоторые особенности пьесы выделяют ее над общим уровнем комедийного репертуара семидесятых годов. Оставаясь в пределах жанра, определенных поэтикой классицизма, Херасков вводит в характеристики героев бытовые черты. Такова, например, фигура Здоруста. Простак-отец, обманутый 3меядом, он мечтает, став его тестем, выйти в знатные люди. Для чего, собственно, ему это нужно? Да просто из фанаберии, для того чтобы удивить "старинных приятелей", которые должны будут оставить в обращении с ним прежние привычки и для которых он будет через дочь испрашивать милости у Змеяда. Это провинциальное честолюбие он готов купить счастьем дочери. Здоруст гордится хорошим воспитанием своей Прияты, хотя все, что она умеет, - это "кроить и в пяльцах шить". Он рассказывает Змеяду.

  

   Мы с матерью ее как ласточки сидели,

   Друг с другом обнявшись, и все в окно глядели;

   Так было перенять ей что-нибудь у нас...

   (Д. 1, явл. 8)

  

   По любому поводу Здоруст вспоминает какой-либо случай, бывший с ним ранее, и в виде аналогии приводит его собеседнику:

  

   Вот так-то у меня в деревне был приказчик,

   Великий, правда, вор, сутяга и рассказчик...

   (Д. III, явл. 3)

  

   Да! Правда, у меня сосед такой-то был,

   Который никого на свете не любил,

   Со всеми ссорился, со всеми он тягался...

   и т.д.

   (Д. III, явл. 9)

  

   Нельзя не заметить желания Хераскова оживить с помощью этих средств фигуру Здоруста, наделить его жизненными чертами. В известной степени он проделывает это и с другими персонажами.

   Сам "ненавистник" Змеяд очерчен в пьесе резкими и прямыми чертами без всяких оттенков и переходов. Это обычный отрицательный персонаж классицистической комедии, выражающий свою сущность в монологах для зрительного зала:

  

   Злоречие всего полезнее для света,

   Понадобней оно ружья и пистолета; {*}

   Когда случится нам злодея поразить,

   Что лучше клеветы на свете вобразить!

   Она прямехонько к своей стремится цели

   И лучше действует, чем яды и дуэли,

   Всё портит, всё валит, а паче в оный век,

   Где каждый умным быть желает человек...

   (Д. II, явл. 1)

   {* Ср. "Ах, злые языки страшнее пистолета!" - А.С. Грибоедов. "Горе от ума", д. II, явл. 11.}

  

   Эти стихи приводят на память знаменитый монолог о клевете, который произносит Базиль в "Севильском цирюльнике" Бомарше (1774), однако написаны они четырьмя годами ранее.

   Хераскову принадлежит несколько ранних образцов русской сентиментальной драматургии: он опубликовал слезные драмы "Друг несчастных" (1774), "Гонимые" (1775), "Школа добродетели", "Милана" (1798). Здесь есть безвинно страдающие отцы, очаровательные, но несчастные дочери, злые вельможи, жестокие ростовщики. Памфил, доведенный до исступления голодом своих детей, отнимает деньги у прохожего - и тот, увидев нужду семьи, прощает этого "добродетельнейшего преступника, чувствительнейшего отца" ("Друг несчастных"). Гишпанский вельможа дон Ренод несправедливо преследует дона Гастона, который с дочерью удалился от света. Ряд нечаянных и счастливых совпадений соединяет любящих друг друга детей этих враждующих гишпанцев, и дон Ренод познает всю бездну своих злодеяний ("Гонимые").

   Все это кажется теперь наивным, но не забудем, что Херасков пытался показать на русской сцене жизнь частных людей, их горести и удачи, что он взывал не к разуму, а к чувствам зрителей, стремился исторгнуть у них слезы умиления и добивался своей цели.

   В числе переводных драматических произведений у Хераскова есть "Юлиан-отступник" Вольтера и "Сид" Корнеля. Однако неправильно считать эти пьесы "почти дословною передачей на русском языке известнейших французских трагедий Корнеля и Вольтера", как утверждал М. Хмыров. {М. Хмыров. Михаил Матвеевич Херасков. - "Русская поэзия", т. 1. СПб., 1897, стр. 487.} Херасков не переводил, а переделывал, причем - увы! - написанные им трагедии сильно уступают оригиналам. Так, в "Сиде" Херасков прежде всего сократил число действующих лиц, убрал донью Урраку, инфанту Кастильскую, и ее воспитательницу Ленор. Вторая героиня, кроме Химены, или Шимены в его транскрипции, показалась, видимо, Хераскову лишней. Вместе с ней оказалась убранной драматическая тема трагедии Корнеля - инфанта любит Родриго, но по своему царственному положению она не может выйти замуж за простого дворянина, а потому уступает Родриго Химене и, превозмогая горесть, хлопочет о их браке. Исключил Херасков также фигуры двух кастильских дворян, дона Ариоса и дона Алонсо, передав их реплики в основном дону Санчо (дону Саншь). У Корнеля Родриго, будущий Сид, - юноша, для которого поединок с графом Гормасом служит первым серьезным боевым испытанием. По Хераскову же, Родриго - опытный воин, "которого гремит повсюду слава", и потому не удивительно, что ему удается убить на дуэли графа. Самое, пожалуй, любопытное в этой переделке "Сида" то, что Херасков не решился изложить сцену оскорбления дона Диего так, как она была написана Корнелем за полтораста лет до его переделки, в 1636 году. У Корнеля граф дает пощечину дону Диего, нанося ему величайшее из возможных для дворянина оскорблений. Пощечина эта широко известна, сцена не раз подвергалась резкой критике с точки зрения дворянской сословной чести и вызывала восхищение передовых умов.

   Осторожный Херасков не решился тут следовать за Корнелем, он умолчал о пощечине. В разгаре ссоры между доном Диего и графом Гормасом Херасков вставляет ремарки: "Хочет ударить его", "Диего вынимает шпагу", дон Гормас "обезоруживает его и на театре повергает" (д. I, явл. 2), после чего Диего поручает Родриго мстить за оскорбление. Психологический анализ поступков, великолепно проведенный Корнелем в речах Химены и Родриго, Херасков упрощает, видимо не поняв и не оценив величайшего мастерства французского трагика. Он больше клонит в сторону родительского упрямства домостроевского толка. В его трактовке дон Гормас, оскорбив дона Диего, решает отдать свою дочь не за Родриго, а за дона Саншь, и в ответ на сомнения избранного им жениха заявляет:

  

   Должна родителю она повиноваться,

   Кого хощу - любить и с кем велю - спрягаться;

   На то природою даются дети нам,

   Чтобы законы мы давали их сердцам.

   (Д. II, явл. 1)

  

  

   В своем творчестве Херасков привлекал сердца современников умением показать страдания человека, ставшего жертвой людской несправедливости ("Венецианская монахиня", "Гонимые", "Друг несчастных"), вызывал уважение высокими моральными принципами, восхищал величавыми эпическими поэмами, исполненными патриотического духа и уважения к историческому прошлому России. К тому же Херасков всегда проявлял большую заботу о занимательности своих произведений, разнообразил и запутывал сюжеты. Уже первым читателям Пушкина и Гоголя, конечно, невозможно было возвращаться к Хераскову, но их отцы и матери еще с удовольствием читали его сочинения.

   Прожив долгую жизнь, целиком посвященную литературе, Херасков в конце ее выразил сомнение в долговечности своих книг. Державин был твердо уверен в том, что если все и разрушается с годами, то лишь слово поэта оставляет жить дела людей в памяти последующих поколений. Он гордился званием поэта и считал его наиболее важным из всех существующих именно потому, что поэзия, и только она одна, способна дать бессмертие человеку. Херасков думает иначе.

  

   Всё, что в мире ни встречается,

   Тлеет, вянет, разрушается,

   Слава, пышность, сочинения

   Сокрушатся, позабудутся;

   Мимо идут небо и земля...

   Что же не исчезнет в век веков?

   Добрые дела душевные!

   ("Бахариана", стр. 11-12)

  

   Что это значит - Херасков далее не объясняет, но не требуется ocобыx доказательств для того, чтобы определить религиозное направление его мысли.

   Грустна, по-видимому, была старость поэта, не в смысле, разумеется, наград, чинов, общественного внимания - этим всем он пользовался в достаточной мере, - а в смысле крушения надежд на спасительную роль литературы для исправления нравов, в свете бесплодности итогов собственных напряженнейших усилий.

  

   Слишком много в мире издано

   И духовных книг, и нравственных,

   А сердца не исправляются,

   Люди так же развращаются...

   ("Бахариана", стр. 7)

  

   Если можно с улыбкой говорить о трогательной наивности молодого Хераскова, который после первого года издания журнала "Полезное увеселение" с огорчением замечал, что, несмотря на обличения журнала, пороки продолжают распространяться, то подобное признание, сделанное в конце жизни, заставляет как-то дрогнуть сердце. Значит, все годы Херасков писал с желанием принести людям свою дружескую непосредственную помощь, хотел их наставлять и предостерегать от пороков. Возможно, именно поэтому он казался "тяжелым и скучным", но, право же, полувековые труды Хераскова на пользу отечественной словесности делают его достойным нашей благодарной памяти и нашего внимания.