Кони Анатолий Федорович - Лев Николаевич Толстой

ном величии фигура Льва Николаевича. Отголоском этого посещения явилось письмо ко мне Софьи Андреевны Толстой от 26 июня 1904 года. В нем она, между прочим, писала: "Лев Николаевич под гнетом военных и семейных событий (обе дочери его разрешились мертвыми младенцами, и младший сын ушел на войну) как будто еще более похудел, согнулся и стал тих и часто грустен. Но все та же идет умственная работа и все тот же правильный ход жизни. Очень мы оба радуемся вашему обещанию приехать к нам в сентябре. Пожалуйста, будьте здоровы и не раздумайте исполнить ваше намерение. Что-то будет в сентябре? Как мрачно стало жить на свете и как холодно!.."

  

  

   Выше я говорил о нашей переписке с Львом Николаевичем. Почти все его письма ко мне имеют деловой характер и часто представляют собою образчики содержательного лаконизма. Переписка у него огромная, и ему, без сомнения, некогда влагать свои мысли в форму условного пустословия, которое обыкновенно занимает немалое место в письмах. Пересматривая те тридцать шесть писем, которые у меня сохранились (к сожалению, некоторые письма конца восьмидесятых годов выпрошены у меня неотступными собирателями автографов), я вижу, что господствующая в них тема есть постоянное и горячее заступничество за разных "униженных и оскорбленных", "труждающихся и обремененных", во имя справедливости и человечности. Большая часть тех, о ком хлопочет Толстой, прося помощи, совета, разъяснения или указания, суть жертвы той своеобразной веротерпимости, которая господствовала у нас до 17 апреля 1905 г. и не имела ничего общего со свободой совести. В силу такой веротерпимости - наше законодательство, начальственные усмотрения и затем, как неотвратимое несчастье, судебные приговоры - ограждали господствующую церковь рядом стеснительных, суровых и подчас жестоких мер и предписаний, направленных против "несогласно мыслящих" и к принудительному удержанию на лоне господствующей церкви тех, кто ей чужд сердцем и совестью. Высочайше утвержденный журнал комитета министров прозвучал 17 апреля 1905 г. над русской землей как благовест признания святейших потребностей и прав человеческого духа, дотоле безжалостно и бездушно попираемых.

   Но в те годы, к которым относится большая часть пи сем Льва Николаевича, людей, имевших смелость, повинуясь голосу совести, не желать укладывать свое религиозное чувство и исповедание веры в установленные и окаменелые рамки, ждали всякого рода стеснения, обидные прозвища, домогательства носителей меча духовного и воздействия меча светского. И люди эти не были представителями изуверного сектантства, заблуждения которых идут вразрез с требованиями общежития и нравственности: это были по большей части люди глубоко верующие, преданные заветам отцов и дедов и выгодно отличавшиеся от окружающего населения своею трезвостью, любовью к труду, домоводством и нередко строгою семейною жизнью, ныне столь расшатанною... Их страдальческая судьба, испытываемые ими гонения и разрушение их семейного быта, в виде отнятия детей и насильственной отдачи их в монастыри, возмущали и волновали Льва Николаевича. Он писал письма к власть имущим, хлопотал о составлении прошений и обращался со словами трогательного заступничества к тем, кому предстояло сказать свое слово по этого рода делам. В числе последних бывал и я.

   "Вы, может быть, слышали про возмутительное дело, совершенное над женой NN, у которой отняли детей и отдали матери ее мужа,- писал он мне в 1894 году.- Она хочет подать прошение, его ей написал ее свояк, но мне оно не нравится. Сам я не только не сумею написать лучше, но считаю и бесполезным и нехорошим учтиво просить о том, чтобы люди не ели других людей. Но вы именно тот человек, который, глубоко чувствуя всю возмутительность неправды, может и умеет в приятных формах уличать ее". Так, в 1897 году он просит принять нескольких молокан, у которых отняты дети, и помочь им советом. То же повторяется и в 1899 году относительно таких же молокан, причем он извещает меня, что написал одному из них прошение как умел. "Передадут вам это письмо,- пишет он в 1900 году,- сектант А. К. (полуслепой) и его провожатый. В сущности он мало располагает к себе, но не жалко ли, что его гонят за веру. Вероятно, вы почувствуете то же, что и я, и, если можете, избавите его гонителей от греха". Таких писем больше всего. Почти во всех содержатся трогательные извинения за причиняемое беспокойство и просьба не отвечать, если некогда или нельзя помочь. "Если вам почему-либо нельзя ничего сделать для этого хорошего молодого человека,- пишет он в 1894 году,- то, пожалуйста, не стесняйтесь этим и не трудитесь мне отвечать. Я знаю, что вы и без моей просьбы помогли бы ему, и думаю, что вы и для меня пожелаете сделать что можно, поэтому вперед знаю, что не сделаете, то только потому, что нельзя".- "Та, о заступничестве за которую я вас прошу,- пишет он в 1898 году,- молоденькое и наивное, как ребенок, существо, так же похожее на заговорщика и так же опасное для государства, как похож я на завоевателя и опасен для спокойствия Европы. Вот я и снова к вам с просьбой. Но что же делать? Noblese (des sentiments) oblige {Благородство (чувств) обязывает (фр.).}, a кроме того, мне не к кому обратиться в Петербурге". Даже тяжкая болезнь не умаляет его забот о других. Так, в ноябре 1901 года в письме из Кореиза в Крыму он говорит: "...пишу вам не своей рукой потому, что все хвораю и после своей обычной работы так устаю, что даже и диктовать трудно. Но дело, о котором пишу вам, так важно, что не могу откладывать. Моя знакомая и сотрудница во время голодного года, самое безобидное существо, находится в тех тяжелых условиях, которые описаны в прилагаемой выписке письма, которое переписано слово в слово. Пожалуйста, remuez ciel et terre {Употребите все средства (фр.).}, чтобы облегчить участь этой хорошей и несчастной женщины. Вам привычно это делать и исполнять мои просьбы. Сделайте это еще раз, милый Анатолий Федорович".

   В письмах рассыпаны известия о себе и о своих трудах, приглашения приехать в Ясную Поляну, милые сетования на то, что мне не удается этого сделать, и ряд добрых пожеланий. "Я жив и здоров,- пишет он в сентябре 1905 года.- Все одно и то же говорю людям, которые не обращают на мои речи никакого внимания, но я все продолжаю, думая, что я должен это делать".- "Очень сожалею о том, что ваша речь в академии о русском языке вызвала неосновательные возражения. То, что вы сказали, было очень естественно и вполне целесообразно. Надо выучиться не обращать на это внимание, впрочем, вы это знаете лучше меня" (1900 год). "Мне жалко вас за ваше нездоровье. Дай бог вам переносить его как можно лучше, то есть не переставая служить людям, что вы и делаете. Это самое лучшее и верное лекарство против всех болезней" (1904 год). "...Желаю вам духовного спокойствия, а телесное здоровье в сравнении с этим благом, как щекотка при здоровом теле" (1906 год)... "...Вчера утром, получив ваше письмо, я не вспомнил сразу по почерку на конверте, чей именно это почерк, решил, однако, что это от человека, которого я люблю, и отложил, как я обыкновенно это делаю, письмо это под конец; когда же распечатал и узнал, что письмо от вас, порадовался своей догадливости",- значится в одном из его последних писем ко мне.

  

  

   Таковы мои воспоминания о Л. Н. Толстом. В них не выражено главного, трудно поддающегося описанию: его влияния на душу собеседника, того внутреннего огня его, к которому можно приложить слова Пушкина: "Твоим огнем душа палима, отвергла мрак земных сует". Тот, кто узнал его ближе, не может не молить судьбу продлить его жизнь. Она дорога для всех, кому дорого искание правды в жизни и кому свойственно то, что Пушкин называл "роптаньем вечным души", а Некрасов - "святым беспокойством"... Можно далеко не во всем с ним соглашаться и находить многое, им проповедуемое, практически недостижимым. Можно, в некоторых случаях, не иметь сил или уменья подняться до него, но важно, но успокоительно знать, что он есть, что он существует как живой выразитель волнующих ум и сердце дум, как нравственный судья движений человеческой мысли и совести, относительно которого почти наверное у каждого, вошедшего с ним в общение, в минуты колебаний, когда грозят кругом облепить житейские грязь и ложь, настойчиво и спасительно встает в душе вопрос: "А что скажет на это Лев Николаевич? А как он к этому отнесется?".

   Со многих сторон восставали и восстают на него. Ревнители неподвижности сложившихся сторон человеческих отношений упрекают его за смелость мысли и за разрушительное влияние его слова, ставя ему в строку каждое лыко некоторых из его неудачных или ограниченных последователей. Ему вменяют в вину провозглашение им, без оглядки и колебаний, того, что он считает истиной и по отношению к чему лишь осуществляет мнение, высказанное им в письме к Страхову: "Истину... нельзя урезывать по действительности. Уж пускай действительность устраивается, как она знает и умеет по истине". Но не сказал ли некто, что "истину, хотя и печальную, надобно видеть и показывать и учиться от нее, чтобы не дожить до истины более горькой, уже не только учащей, но и наказующей за невнимание к ней?". А ведь этот некто - был знаменитый московский митрополит Филарет...

   Некоторые из людей противоположного лагеря относятся к Толстому свысока, провозглашая его носителем "мещанских" идеалов, ввиду того, что во главу угла всех дел человеческих он ставит нравственные требования, столь стеснительные для многих, которые в изменении политических форм, без всякого параллельного улучшения и углубления морали, видят панацею от всех зол. Вращаясь в своем узком кругозоре, они забывают при этом, что даже наиболее радикальная политико-экономическая мера, рекомендуемая ими,- национализация земли - в сущности указана и разъяснена у нас Толстым, но с одной чрезвычайно важною прибавкою, а именно: без насилия...

   Путешественники описывают Сахару как знойную пустыню, в которой замирает всякая жизнь. Когда смеркается, к молчанию смерти присоединяется еще и тьма. И тогда идет на водопой лев и наполняет своим рыканьем пустыню. Ему отвечают жалобный вой зверей, крики ночных птиц и далекое эхо - и пустыня оживает. Так бывало и с этим Львом. Он мог иногда заблуждаться в своем гневном искании истины, но он заставлял работать мысль, нарушал самодовольство молчания, будил окружающих от сна и не давал им утонуть в застое болотного спокойствия...

  

   Воспоминания о великом писателе появились в 1908 г. в популярном столичном еженедельнике "Нива", книга III (литературное приложение). 1-е и 2-е издания мемуарного Пятитомника (в томе 2-м) были идентичны, в 3-м прижизненном издании появились изменения, дополнения - оно использовано для печатания составителями шестого тома Собрания сочинений, откуда и взято нами. В квадратных скобках помещены восстановленные тексты, снятые по цензурным мотивам самим автором.

  

   ...ежечасно надо ожидать его кончины,- Толстой тяжело болел в 1902 г.

  

   ...звездное небо.- Великий немецкий философ в знаменитой работе "Критика чистого разума" сформулировал в лапидарно-афористической формуле поразившую читателей и последователей, в том числе и русских,- соотнесенность между областью рационально-чувственного познания и нравственной сферою: "звездное небо над нами, моральный закон в нас". Отец Кони "по Канту" воспитал обоих сыновей, в детстве и отрочестве в доме постоянно слышались ссылки на германского мыслителя. Побудительно-двигающую силу человеческой нравственности Кант обозначил как "категорический императив". Кони сделал из дневника Д. И. Маковицкого, близкого к Толстому, выписку: "Л<ев> Н<иколаевич> особенно ценит Канта, его категорический императив..." (ИРЛИ, ф. 134). А. Б. Гольденвейзер в мемуарах передает высказывание Толстого о Канте: "Одно всегда неизменно наполняет мою душу изумлением и благоговением - это звездный свод надо мною и нравственное чувство внутри меня" ("Вблизи Толстого", М., 1959). В своей работе "Общие черты судебной этики" (М., 1912) Кони отмечал близкое ему в Канте, коим он с юношеских лет руководствовался сам: "Осуществление безусловных требований нравственного долга выражается прежде всего в уважении к человеческому достоинству и в любви к человеку как к носителю нравственного закона, сознание которого вместе с видом звездного неба наполняло душу великого мыслителя восторгом и верою в бессмертие души... Согласно возвышенному и глубокому учению Канта, в душе нашей нравственный закон, безусловный, независимый от внешних требований, но подчиненный внутренней необходимости... лежит в основе его... счастье ближнего и собственное нравственное совершенство" ("Общие черты судебной этики", ее. 21-22).

  

   ...от... юбилейного чествования... он отказался...- 80-летие планировалось в огромных масштабах: "предстоящее чествование... должно быть не только всероссийским, но и мировым" (газета "Русь" от 20.11.1908 г.). Но Толстой настоял на отмене всяких празднеств.

  

   ..."великого писателя земли русской" - предсмертные строки из письма Тургенева к Толстому от 29. VI. (11. VII.) 1883 г.

  

   ..."Сей старец дорог нам, он блещет средь народа".- А. С. Пушкин "Второе послание к цензору" (1824, неточно).

  

   "Герой... правда" - из очерка "Севастополь в мае" (1855).

  

   "...не подымите потом!" - Из "Мертвых душ", глава 6-я.

  

   Позднышев - персонаж из "Крейцеровой сонаты" (1887-1889).

  

   "...нас возвышающий обман" - А. С. Пушкин "Герой" (1830).

  

   ...тревожила меня встреча с Толстым.- О том, какое особенное впечатление произвел Толстой на Кони, свидетельствует отправленное им в первый же день пребывания в Ясной Поляне яркое, под свежим впечатлением, письмо к знакомому (от 6.VI.1887 г.): "Трудно передать Вам то высокое, гармоническое и благородное впечатление, которое производит личность графа Толстого. Все рассказы об эксцентричности его образа жизни, одежды, привычек и взглядов лишены всякого основания. Он принял меня с незаслуженной добротою и вниманием,- мы проводим все время вместе, и я поселен в его кабинете, так что имею возможность вглядеться в его жизнь, жизнь, полную труда, глубоких и плодотворных дел и трогательной простоты. Это прежде всего добрый человек, никому не навязывающий своих взглядов, радующийся, когда окружающим хорошо и весело, сменяющий физическую работу умственной (большой труд "О жизни и смерти"), приветливый и простой, но не фамильярный с крестьянами, всегда добрый, легко поддающийся смеху, вовсе не слащаво благодушный, а называющий зло - злом, а гадость - гадостью,- человек, образованный разносторонне, простой в потребностях и аристократ во вкусах... При этом чудесная, львиная голова,- из-под густых бровей два чудесных, сияющих добротою, серых глаза - и легкая походка крепких ног, несущих стан, несогбенный ни бременем лет, ни тяжким раздумьем смущенной совести. Вокруг хлопочет умная, красивая жена - веселятся и суетятся 9 человек детей (всех было 12!)... Все ходят какие-то свободные, бодрые и как будто осуществляют то, что сказал мне Л. Н.: "Человек обязан быть счастлив, как обязан быть чистоплотен; как он замечает, что он грязен - ему надо помыться, как чувствует, что несчастен - ему надо почиститься нравственно... и счастье придет само собою..." (ИРЛИ, ф. 134, цитируем по Собранию сочинений, т. 6, с. 636).

  

   ..."об одном из дел"...- вне сомнения, о процессе Веры Засулич (1878).

  

   "...великое явление русской жизни".- Белинский о Пушкине ("Сочинения Александра Пушкина. Статья 1-я", 1843).

  

   ...проклятие смоковницы - из Евангелия от Луки: садовник не хочет рубить смоковницу (инжир, фига, винная лоза) вопреки приказу владельца виноградника, надеясь, что она принесет плоды на будущий год.

  

   ...как выразился Сорэль... о Тэне - упоминается вступительная речь на заседании Академии наук 7.II.1895 г.

  

   ...все, что из рук человека - негодно.- Цитируется роман Ж.-Ж. Руссо "Эмиль" (1762).

  

   ...крупный сановник, слывший... либералом...- В ранней редакции Кони указал имя - князь Д. А. Оболенский и смысл речений последнего, доказывавших Толстому, что политических следует наказывать телесно, а беглецов - ослеплять. Зная нравы цензуры, Кони убрал из речи Толстого указание, что речь идет о государственных преступлениях. По-видимому, то была пора процесса Засулич.

  

   ...высказал мне жалобу на товарища прокурора.- Речь идет о К. К. Случевском - юристе, поэте.

  

   ...выражаясь словами Некрасова.- "Когда из мрака заблужденья" (1846).

  

   ...великий германский философ называет правом на наказание.- Имеется в виду мысль, изложенная Кантом в его этическом учении.

  

   Издательство "Посредник", организованное Толстым и его единомышленниками-просветителями И. И. Горбуновым-Посадовым и В. Г. Чертковым, ставило целью выпуск дешевых изданий для народа (существовало в 1884-1925 гг.).

  

   "Воскресение" послужило...- Кони намечал работу "Толстой и суд", замысел дальше конспективного наброска не продвинулся (ИРЛИ, ф. 134).

  

   ...пришлось иметь спор с Львом Николаевичем по поводу Федора Петровича Гааза.- Кони подарил свою книгу "Федор Петрович Гааз. Биографический очерк". М., 1897, о "святом докторе" с надписью "Дорогому Л. Н. Толстому от автора".

  

   ...помнится... ярко чтение... им рассказа Куприна "В казарме".- Рассказ А. И. Куприна назывался "Ночная смена" (1899).

  

   ...трактат о Шекспире - известны отрицательные оценки великого английского драматурга, несшие предвзятые отзывы в духе тогдашних взглядов Толстого - проповедника "новой религии".

  

   ...в нарисованных Толстым... образах - герой рассказа революционер вспоминает слова из Евангелия от Иоанна - известное выражение о зерне пшеницы, которое, "падши на землю", может умереть либо принести "много плода"... "Вот и я упадаю в землю..."

  

   ..."судьбой отсчитанных дней" - из письма Онегина к Татьяне.

  

   Избранная академией комиссия, рассмотрев эти записка...- Редактируя воспоминания, автор выключил рассказы о работе пушкинской юбилейной комиссии и о выдвижении Толстого на Нобелевскую премию, вот они во фрагментах:

   "Составленная весьма пестро, эта комиссия проводила свое время в трусливых потугах создать что-либо достойное Пушкина и в то же время такое, на что "не взглянули бы косо". Имя Пушкина повторялось в ней часто - дух Пушкина чувствовался очень редко..."

   На премию Толстого выдвигали в разгар революции, после японского разгрома,- в январе 1906 года. "Возникли возражения,- писал Кони,- вообще по поводу указания на Толстого. Одни находили, что "Великий грех" есть слабое произведение и что, за неимением ничего другого, лучше отказаться от представления кого-либо, другие находили, что Академия не может отделять политико-литературную деятельность Толстого от его беллетристики и ввиду характера первой из них не может указать на Толстого, как на достойного премии и, наконец, признавали, что Толстой, в сущности, популяризирует Евангелие... С помощью Шахматова удалось утихомирить оппонентов и избавить Академию от необходимости к позору потери Россиею армии, флота, внутреннего порядка и внешнего достоинства присоединить еще позор признания, что у нее нет писателя, достойного конкурировать на Нобелевскую премию. В конце концов мне совместно с Кондаковым было поручено изложить в окончательной редакции представление Академии и оно в переводе было препровождено в Стокгольм..."

  

   ...графиня постановляет.- Воспоминания А. А. Толстой появились в 1911 г.

  

   Отлучение Толстого от церкви произошло в начале 1901 г.

  

   Около того времени...- От этих слов и до "Братьев Карамазовых" в рукописи следовал убранный автором любопытный по его отношению к новым "веяниям" в литературе и философии фрагмент, "...около того времени в многолюдном собрании философского общества при Петербургском университете Мережковский в присутствии своей супруги "хлыстовской богородицы" и всей ее своры,- доказывал с наглостью, не оправдываемой никаким талантом, что Толстой в своей частной жизни и произведениях-нигилист, анархист, олицетворение казака Ерошки в "Казаках" и воплощение лакея Смердякова из "Братьев Карамазовых". На "лакейское" сравнение Мережковского не поднялось ни одного протестующего голоса, кроме священника Петрова, которого за это чуть не сослали в отдаленный приход Архангельской губернии... Толстому грозило нашествие г-на Мережковского с супругою, который уже после издания своего "Толстого и Достоевского" писал ему, что желает с ним ближе познакомиться, и просил гостеприимства... Я не желал встречаться с этим господином и с его супругою, настоящею "хлыстовскою богородицею" особого литературного кружка. Я не любитель краснеть вчуж за других или созерцать циническое лицемерие".

  

   С А. Н. Веселовским и А. А. Шахматовым - видными учеными - Кони был в дружеских отношениях, с последним - в переписке.

  

   ...о нашей переписке...- Сохранился в рукописи вариант этого абзаца. "Выше я говорил о письмах Л. Н. ко мне,- писал Кони.- Они почти все имеют деловой характер и обусловливаются тем, что при свиданиях наших нам много приходилось говорить о гонениях на свободу совести, которыми так упорно и долго позорила себя наша полицейская церковь в союзе с самодержавным ослеплением. Я рассказывал ему об интересных в этом отношении делах и о той борьбе, которую приходилось вести с судебным ведомством и о господами сенаторами, защищая человеческие права несчастных сектантов и раскольников. Я посылал ему наиболее выдающиеся сенатские записки с кратким изложением на полях моих заключений и мнений, а также последовавших решений. Нравственное удовлетворение, которое я испытывал, отдавая отчет об этой стороне своей деятельности Толстому, с избытком искупало те тайные интриги и явные неприятности, которыми обогащало меня при благосклонном содействии министра юстиции православное ведомство в лице Победоносцева, "ангелов его" вроде знаменитого эксперта по раскольничьим делам Скворцова. Быть "чрезвычайным послом и полномочным министром" Л. Н. в царстве религиозной нетерпимости и всяческого произвола было иногда трудно, и успех сопровождал не все мои шаги..."

  

   ..."уличать ее".- Некая Д. Хилкова, представительница высшего сословия, добилась у государя передачи ей незаконных и некрещеных детей ее сына, просьба же их матери "инородки" Ц. Винер была Александром III отклонена. Кони, выполняя просьбу Толстого, писал для последней прошение о возвращении ей детей.

  

   ...я вас прошу.- Жена Горбунова-Посадова за пропаганду среди столичных рабочих поплатилась ссылкой в Астрахань; Кони добился перевода ее в Калугу.

  

   ..."облегчить участь... этой... женщины".- Имеется в виду Вера Величкина, преследовавшаяся за принадлежность к РСДРП; через несколько месяцев, весной 1902 г., она была освобождена.

  

   ..."твоим огнем душа палима, отвергла мрак земных сует".- А. С. Пушкин "В часы забав иль праздной скуки" (1830).

  

   ...называл "роптаньем вечным души".- А. С. Пушкин "Евгений Онегин".

  

   "святым беспокойством".- Н. А. Некрасов "Медвежья охота" (1868).

  

   ...высказанное им в письме к Страхову.- Письма Страхова относятся к 1894 году.

  

   Филарет отличался крайними правыми взглядами. Письмо его обер-прокурору Синода А. И. Толстому - 1862 года.