Короленко Владимир Галактионович - Падение царской власти

правительству священники и чиновники. Для этого не останавливались перед угрозами, насилием и беззаконием. Людей, которым народ верил, ссылали без суда и следствия. Кроме того, над Государственной Думой стоял еще Государственный Совет, состоявший из высших сановников, частью даже не выборных, а назначаемых самим царем, в котором большинство было обеспечено за министрами. Этот Совет задерживал все лучшие законы, вырабатываемые Государственной Думой, и тормозил ее работу. Вот почему за эти 11-12 лет Дума сделала для народа так мало. Она была неправильно составлена, и ей еще мешали работать.

   Наконец, была созвана 4-я Дума. Казалось, она должна быть уже совсем покорна царю и его министрам. Самодержавие возвращалось во всей силе. Романовы всегда смотрели на Россию как на свою вотчину. Недаром один из них сказал, что он - первый помещик. Его поместье была вся Россия. Министры - простые бурмистры, исполняющие только волю барина. И, как в старину в крепостных поместьях бурмистры, льстя и кланяясь хозяевам, ворочали ими как хотели, так и в России вертели царями приближенные и любимцы. При Николае II это достигло небывалых размеров.

   Всем известно имя Распутина. Оно прогремело не только по всей России, но и по всему миру. Да и не мудрено. Это был сибирский крестьянин, неграмотный, но очень хитрый, пронырливый и ловкий. Он обладал особым уменьем влиять на женщин. Через некоторых духовных лиц и придворных дам он пробрался во дворец и успел убедить царицу в своей особенной силе исцелять болезни. Понемногу он не только втерся в царский дворец, но и овладел волей царицы, которая смотрела на все его глазами. А за нею покорно шел слабовольный царь. И вот случилось небывалое и почти невероятное. Пронырливый полуграмотный проходимец стал ворочать судьбами России и даже назначать министров.

   Старая поговорка говорит, что сердце царево в руце Божией. Но это, однако, не мешало тому, что сердце Анны Иоанновны было только в руках Бирона, сердце Екатерины - в руках сменявшихся любимцев, которым она сотнями тысяч закрепощала народ, сердце Александра I - в руках свирепого Аракчеева, который замучивал пытками своих крепостных и солдат военных поселений, сердцем Александра III распоряжался мракобес Победоносцев... А при последнем Романове дело дошло до того, что многие говорили:

   - Теперь у нас царствует не Николай II Романов, а Григорий I Распутин.

  

  

   В таком положении полного безвластия и господства случайных людей застала Россию и ее правительство величайшая война, какую когда-либо видел мир. Для нас это была уже не японская война, прогремевшая на дальней сибирской окраине. Теперь неприятель был у самых наших границ. Поэтому и русское общество, когда война уже разразилась, охватив почти всю Европу и грозя перекинуться в другие части света, отнеслось к ней иначе, чем к японской. Земства и города объединились в союзы, их поддерживала Государственная Дума, и вскоре стало ясно, что общественные учреждения дают незаменимую помощь нашей армии и что без них войну вести невозможно.

   Но тут перед всей Россией встал грозный вопрос: армия борется на границах, выборные учреждения стараются помочь ей в тылу, устраивая лазареты, питательные пункты, доставку продовольствия и снарядов, организуя работу на фабриках и заводах. А что же делало царское правительство?

   Оно всегда боялось выборных учреждений и теперь мешало общественной работе, стесняло деятельность союзов, упорно арестовывало и ссылало рабочих, которых избирали в военно-промышленные комитеты для помощи в делах обороны. И Государственная Дума и вся страна громко требовали, чтобы царь сменил своего первого министра Штюрмера и Протопопова³¹, которого провел в министры Распутин, и чтобы был составлен другой совет министров из людей, которым Россия верит, что они не предадут ее. Они должны давать отчет во всех своих действиях и в том, что сделано царем по их совету. Лишившись доверия Государственной Думы, они должны выходить в отставку.

   Царь по закону ни за что ни перед кем не отвечал. Так нужно было, чтобы отвечали хоть его советники за те дурные советы, которые они тайно от представителей народа нашептывали царю.

   Царь не хотел и слышать о таком ответственном министерстве. Он хотел по-старому назначать и удалять своих бурмистров только по своей воле, а это значило, что будут продолжаться интриги, подкупы и борьба за власть около Распутина. Плоды такого порядка уже были налицо. Военным министром в начале войны был Сухомлинов. Приближенным последнего был полковник Мясоедов³², бывший жандарм, провокатор и сыщик. Еще до войны теперешний военный министр, а тогда депутат Гучков³³ заявил открыто, что Мясоедов подкуплен иностранной державой и сообщает ей наши военные тайны. Но Сухомлинов не захотел удалить Мясоедова и, когда началась война, дал ему важное поручение в действующей армии. И русские войска понесли тяжкие поражения в Восточной Пруссии, причем было очевидно, что кто-то сообщил врагам важные известия. Вскоре открылось, что Мясоедов был действительно давний немецкий шпион. Его уличили в этом, и он был повешен с такой торопливостью, точно власти боялись, чтобы он не рассказал чего-нибудь лишнего.

   Всем памятно, как наша армия отступала с Карпат, без пушек, без снарядов, почти без оружия, отбиваясь от наседавших немцев чуть не голыми руками. После этого царь, наконец, вынужден был удалить Сухомлинова, но все-таки не захотел переменить остальной состав министерства. Дума предъявляла самые скромные требования. Она просила, чтобы царь своей властью назначил "министерство доверия" из людей, известных Думе и народу, с которыми можно работать.

   Николай II поступил наоборот: он стал настойчиво удалять как раз тех министров, которые еще работали в согласии с Думой и общественными учреждениями. Так был удален министр народного просвещения гр. Игнатьев и заменивший Сухомлинова Поливанов. Всем было видно, что удалены они лишь потому, что согласны работать с Государственной Думой. И в этом опять была видна рука царицыной партии и Распутина.

   Так самодержавие вступило в открытую борьбу с народным представительством. Дума то и дело отсрочивалась. Ей хотели показать, если она не смирится, то ее распустят совсем. Но когда стихала Дума, то раздавался голос русской земли: со всех земских собраний, со всех съездов неслись заявления о сочувствии Государственной Думе и ее требованиям. А когда Дума опять собиралась, то было очевидно, что она не намерена смириться. После одного из таких роспусков четвертая Дума заговорила таким решительным языком, к какому цари еще не привыкли, а председателю совета министров Штюрмеру в заседании 1-го ноября прошлого года было прямо брошено обвинение в измене.

   Вся Дума, за исключением крайних правых, поддерживала говорившего об этом Милюкова. Самые умеренные депутаты произносили гневные речи, и даже в покорном Совете зазвучали отголоски народного негодования.

   Это было так внушительно, что даже при дворе увидели опасность, грозящую престолу Николая II. Заговорили о "темных силах", которые столпились около царя и царицы, даже некоторые министры и придворная знать. Обеспокоились члены царской семьи, видя, что Николай II слепо идет на крушение всей династии. Великие князья говорили и писали об этом царю.

   Но царь, как всегда, был глух и слеп к раскатам начинавшейся народной грозы и к испуганным голосам своих близких. Он, правда, удалил Штюрмера, но Распутин властвовал по-прежнему. Князьям казалось, что все зло только в Распутине и что если его удалить, то опасность исчезнет.

   И вот 17-го декабря прошлого года в доме князя Юсупова, женатого на родной племяннице царя, во время пирушки раздался выстрел. Это Распутин был убит близкими родственниками царя, вывезен на автомобиле и спущен в прорубь на Невке. Таким способом партия великих князей, заботясь о судьбе царского дома, пробовала устранить причину великого соблазна.

   И, конечно, князья ошиблись, - дело не в одном Распутине, а в том порядке, при котором правил страной один человек, как безответственный властелин. А когда вдобавок таким властелином оказался человек слабый и неумный, то дело самодержавия было кончено.

   Николаю II надо было честно выполнить обещания, данные в 1905 году. У царя было время сделать выбор между его министрами и Россией. Он выбрал министров и старый порядок.

   Теперь народу приходилось выбирать между царем и свободой отечества. Народ выбрал родину и свободу.

  

  

   Медлить дальше было нельзя. За это время все дела пришли в ужасное состояние. В столице начинался голод. Женщины простаивали целыми часами в хвостах, чтобы получить кусок хлеба для семьи; некоторым рабочим приходилось тоже или работать голодными, или становиться в хвосты. Народ терял терпение и начинал волноваться. Полиция прибегала к обычным приемам усмирения. К царю обращались последние голоса с предупреждением о необходимости поскорее уступить, чтобы наладить, пока не поздно, общую работу. Ему писали об этом председатель Государственной Думы, некоторые генералы, князья.

   Но министры все еще уверяли, что с русским народом при его царелюбии можно делать, что угодно: он никогда не отступит от преданности царям. А волнения из-за хлеба надо усмирить силой. Для этого все готово, как было готово 9-го января 1905 года.

   Полицию вооружили пулеметами, которые расставили во дворах, на чердаках домов, даже на колокольнях некоторых церквей: нужно было нанести удар, который навел бы ужас не только на Петроград, но и на всю Россию. Нужно было запугать народ и продолжать править, опираясь на страх.

   25-го февраля, в воскресный день, когда на главной улице Петрограда - Невском проспекте - ходило много народа, частью с красными флагами, частью просто любопытных и гуляющих по-праздничному, - с одного конца Невского, от Адмиралтейства, раздались выстрелы. Публика кинулась в противоположную сторону, но через некоторое время выстрелы раздались и от Знамения; стреляли вдоль улицы, которая во многих местах обагрилась кровью безоружных. Улица опустела.

   Казалось, правительство одержало еще раз легкую победу. Еще несколько таких усмирений, и старое самодержавие водворится опять.

   Но слепой и глухой царь забыл, что 12 лет пронеслись над Россией не напрасно, что петроградская рабочая масса уже не та, которая 9-го января 1905 года Шла к нему с иконами и покорными просьбами, а войска, даже гвардейские полки, уже не те, которые когда-то залили улицы и площади Москвы кровью восставшего народа.

   Правда, солдаты еще раз послушались команды, и роковые выстрелы в безоружных были сделаны. Таким образом между войском и народом уже легла пролитая кровь и положено начало вражды и раздора, полезных для притеснителей. Когда-нибудь будут описаны все подробности этих дней. Теперь известно только, что, вернувшись в свои казармы, солдаты не спали всю ночь, переживая мучительные движения совести. Вероятно, к ним приходили люди, которые их упрекали за пролитие братской крови и разъясняли истинное положение дел. Наутро явился командир, выстроил солдат и поздравил с "победой". Может быть, при этом он обещал награды, может быть, звал на новые славные подвиги. И при этом не чувствовал, что сам стоит у порога смерти.

   Солдаты, вчера еще стрелявшие в толпу, кинулись на него, и он был убит. Солдаты выбежали на улицу и стали звать другие полки к восстанию против кровавого царя и его правительства.

   А в ту же ночь подписан царский указ о новом роспуске Государственной Думы.

   Но Дума поняла, что если она разойдется, то это будет измена народному делу, и решила не повиноваться роспуску. Она образовала из своих депутатов комитет, который вскоре и образовал временное правительство.

   Это утро было решительным для России. Выборная Дума стояла против царя, изменившего обещаниям и пожелавшего вернуть старое самодержавие. Восставшие части гарнизона ее поддерживали, народ - тоже. За кем пойдут остальные войска? Можно было ждать, что если хоть некоторые части станут на сторону старого правительства, и тогда столица будет залита братской кровью на радость неприятелю... Но этого не случилось: один полк за другим с офицерами, с развернутыми знаменами и музыкой подходили к Таврическому дворцу, но не затем, чтобы разгонять непокорных депутатов, а чтобы защищать временное правительство.

   Стало очевидно, что мера преступлений самодержавия против народа переполнилась: за Петроградом отложилась от царя Москва, а за нею - и вся Россия. Кроме полиции и жандармов, никто не поднялся на его защиту. Министры были арестованы и заключены сначала в Таврическом дворце, а потом переведены в Петропавловскую крепость, где ждут суда за свои преступления против народа. Все поняли, что пришел в России великий ослушный час, и первое же дыхание народной бури смело царскую власть без остатка.

   Приверженцы Николая II напрасно пробовали двинуть на восставшую столицу некоторые полки с фронта. Те или не шли, или, придя, тотчас же братались с народом и восставшими товарищами. Царь пытался опять привлечь народ обещаниями. Он уже соглашался удалить своих министров и дать ответственное министерство. Но события говорили ему: поздно! Страна не верит обещаниям, которые вы так нечестно нарушили в 1905 году.

   2-го марта Николай II отрекся от престола за себя и за сына. Он передал свою власть великому князю Михаилу Александровичу. Но и Михаил Александрович тоже отказался принять власть без согласия учредительного собрания, так как было очевидно, что восставший народ не подчинится теперь никому из Романовых.

   Так кончилось царство этого дома. Триста лет назад, при звоне колоколов, при кликах народа первый Романов вступил в Москву. Теперь при таком же ликовании всего народа Россия низложила последнего представителя этого дома, и власть опять в руках народа. Тогда был земский собор, теперь предстоит учредительное собрание, которое установит будущую форму правления Русским государством. Каково будет это решение земского собора, на котором русские граждане призываются высказаться полными, голосами?

   Царское правительство привело Россию на край гибели. Настоящая историческая минута решит нашу судьбу на много десятилетий, - быть может, на целые века. Нужно много мудрости, чтобы прекратить внутри страны разногласия, опасные споры из-за власти и междуусобия. Нужно, чтобы Россия единой душой и единым сердцем стала на стороне своей независимости. Она уже заявляла всему миру, что она не стремится к завоеваниям для себя, что она готова протянуть руку для заключения мира. Но до тех пор, пока родине грозит нашествие и гибель ее молодой свободы, она должна стоять в полной готовности для отражения великой опасности.

   Царской власти нет уже доли в этом великом и трудном общенародном деле. Не будет доли и в счастливом будущем после грозы. Россия слишком долго верила в царей, слишком долго и напрасно надеялась. Последний Романов отучил ее от этих наивных упований, и теперь со всех концов нашей родины, из городов и сел, из столиц и деревень, по-видимому, общий единодушный крик:

   "Да здравствует народное правление!.. Да здравствует демократическая республика!"³⁴

  

  

   23. Замысел статьи "Падение царской власти" родился у Короленко в результате частого общения с простыми людьми на различных собраниях, митингах, съездах и сходах в первый месяц после Февральской революции. Особую роль здесь сыграл митинг в пригороде Полтавы Кобищанах 25 марта 1917 г., где писатель, по его словам, "пытался разъяснить самой простой аудитории значение происходящих событий. Говорил около часу" (Короленко В. Г. Письма к П.С. Ивановской, с. 254). 1 апреля Короленко писал С.Д. Протопопову. "Порой приходится выступать публично. Мне всего интереснее говорить с простыми людьми. Недавно говорил на митинге на одной из темных окраин города, откуда во все тревожные дни грозит выползти погром. Аудитория была внимательная. Я выбрал взглядом два-три лица с особенно малокультурными чертами и говорил так, как будто есть только они. И это меня завлекало. Когда я видел внимание, а потом и интерес, любопытство и признаки согласия по мере продолжения, - то это возбуждало мысль и воображение. Теперь работаю над популярной брошюркой для народа, в которой показываю, как последний Романов разрушал и разрушил самодержавного идола..." (Короленко В.Г. Собр. соч. в 10-ти т., т. 10, с. 560.)

   1 апреля писатель присутствовал также на крестьянском съезде в Полтаве, 30 апреля выступил на сельском сходе в селе Барановка, а 2 мая - в селе Ковалевка.

   Впервые статья была напечатана в газете "Русские ведомости" (1917, No 97-99, 2-4 мая). Она вызвала огромный читательский интерес. Уже 13 мая Короленко писал П.С. Ивановской: "Совершенно завален телеграммами и перепиской по поводу своей статьи "Падение царской власти". Отовсюду требуют разрешений на издание" (Короленко В.Г., Письма к П.С. Ивановской, с. 259.). В архиве писателя сохранилась эта переписка, масштабы которой не могут не поражать (см.: ОР РГБ, ф.135/II, к. 38, д. 19-116). В сложившейся ситуации писатель обратился через газету ("Письмо в редакцию" - Русские ведомости, 1917, No 114, 23 мая) с заявлением, в котором разрешил издавать свою статью на льготных условиях: "...Цель моя - возможная широта распространения и дешевизна. Сообразно с этим, издательствам, преследующим те же цели, - разрешаю издание бесплатно. В случаях же доходности издания считаю справедливым отчисление некоторого гонорара по усмотрению самих издателей, в мое распоряжение на благотворительные цели. О поступлении и расходовании этих денег я намерен дать отчет в газетах". В результате перепечатанная после "Русских ведомостей" в нескольких газетах статья выдержала не менее 39 изданий отдельной брошюрой в самых различных городах страны, в том числе 4 издания в Москве и 3 в Петрограде. Зарубежные издания статьи появились в Лозанне, Берне, Берлине, Харбине и Нью-Йорке. По некоторым подсчетам, суммарный тираж ее отдельных изданий в России составил около 600 тысяч экземпляров - совершенно невиданную цифру для того времени. Пожалуй, можно говорить о том, что эта статья была несомненным рекордсменом в публицистике и издательской деятельности в 1917 году. В настоящем издании она публикуется по: Короленко Владимир. Падение царской власти. (Речь простым людям о событиях в России). М., "Задруга", 1917, с. 1-32.

   24. Статья "Падение царской власти" выделяется на фоне публицистики Короленко революционных лет некоторой облегченностью авторских оценок, чрезвычайной доходчивостью стиля, беглостью изложения, что объясняется ее нацеленностью на самые широкие читательские круги. В архиве писателя сохранился конспект его речи на крестьянском сходе в селе Ковалевка 2 мая 1917 г., где он дал еще более сжатые оценки истории самодержавия в России. Например, о последних двух русских царях там сказано следующее: "Александр III. Голод, холера, бунты... Глупые распоряжения... Николай II... Ходынка. Предзнаменование... Опять молчание. Японская война. Ненужность. Неготовность. Поражение. Волнения. 9 января 1905 г. Последние ходоки. Забастовка 1905 г. Ее значение. Манифест 1905. Неискренность. Жестокие усмирения... Несовершенство и роспуск думы. Царь помещик. Министры бурмистры. Распутин. Война..." (ОР РГБ, ф.135/II, к. 16, д. 969, л. 1).

   25. Очерки "В голодный год" явились результатом широкой работы Короленко по оказанию помощи голодающим крестьянам, которую он вел в 1892 г. в деревнях Лукояновского уезда Нижегородской губернии. Собранные в книгу, они вышли в дореволюционное время семь раз отдельными изданиями, а также в собрании сочинений Короленко, осуществлявшегося А.Ф. Марксом. Неоднократно очерки издавались и в советское время (см.: Короленко В.Г. Собр. соч. в 10-ти т., т. 9, с. 100-336).

   26. Данная статья не единственная в ряду выступлений Короленко против административного произвола, сопровождавшего холерное бедствие, постигшее Россию в 1892 году. См. также статью "По России. Холера. Холерные порядки и беспорядки", написанную Короленко совместно с Н.Ф. Анненским.

   27. Победоносцев Константин Петрович (1827-1907) - видный государственный деятель, один из крупных идеологов российского консерватизма, долгое время занимавший пост обер-прокурора Священного синода. Короленко, неоднократно упоминавший Победоносцева в своих произведениях и дневниках, назвал его в одной из записей "убежденным изувером". После смерти обер-прокурора в заметке "К.П. Победоносцев и В.И. Аскоченский" Короленко писал: "Умер Победоносцев. Несколько витиеватых статей и некрологов в стиле субсидированной скорби со стороны явных и тайных официозов и сдержанно холодные отметки всей остальной русской печати проводили в могилу "великого инквизитора" официальной российской Церкви, связавшего свое имя с самыми мрачными течениями русской церкви" (Короленко В.Г. Собр. соч. в 10-ти т., т. 7, с. 421).

   28. Международное совещание в Гааге (18 мая - 29 июля 1899 г.), получившее название Гаагской мирной конференции, было созвано по почину Николая II с целью рассмотрения, как это говорилось в официальной российской ноте, вопроса "об изыскании... наиболее действительных средств обеспечить всем народам истинный и прочный мир и, прежде всего, положить предел все увеличивающемуся развитию современных вооружений". Однако такой широкой задачи эта конференция, как и последующая, вторая Гаагская мирная конференция (1907 г.), не решила. Вместе с тем на этих конференциях был принят ряд важных международных конвенций по правовым аспектам войн и нейтралитета.

   29. Гапон Георгий Аполлонович (1870-1906) - священник, агент царской охранки, руководитель Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга, организатор шествия рабочих к Зимнему дворцу 9 января 1905 г. После Кровавого воскресенья эмигрировал, осенью 1905 г. вернулся в Россию. Повешен рабочими - членами гапоновской организации 28 марта 1906 г. В архиве писателя сохранилось одно письмо к нему Гапона от ноября 1905 г. (ОР РГБ, ф. 135/II, к. 20, д. 79).

   30. Событиям Кровавого воскресенья Короленко посвятил одну из самых ярких своих публицистических статей "9 января в Петербурге". Приехав туда через 4 дня после трагедии, он оказался свидетелем того, как бастовавшая российская столица оправлялась от пережитого кошмара. Писатель увидел в "жестокой бойне" грозное предзнаменование будущих потрясений, которые должны изменить жизнь России (см.: Короленко В.Г. Собр. соч. в 5-ти т. М., 1990, т. 3, с. 244-256).

   31. Протопопов Александр Дмитриевич (1866-1918) - октябрист, член III и IV Государственных дум, некоторое время был товарищем председателя IV Государственной думы, входил в думский "прогрессивный блок". С осени 1916 г. до Февральской революции - министр внутренних дел России, разошедшийся со своими бывшими политическими единомышленниками. Короленко был знаком с Протопоповым еще с Н. Новгорода, их взаимоотношения имели особый характер еще и потому, что писатель был дружен долгие годы с юристом и журналистом Протопоповым Сергеем Дмитриевичем (1861-1933), родным братом будущего министра внутренних дел. Переписку Короленко и С.Д. Протопопова см.: Былое, 1922, No 20, с. 3-31.

   32. Мясоедов Сергей Николаевич (1866-1915) - окончил Московский кадетский корпус, военную службу начал в Оренбургском пехотном полку, с 1892 г. стал жандармом, в 1907 г. в чине подполковника ушел в отставку после скандала с его сомнительными "коммерческими делами". В 1911 г. вернулся в жандармский корпус, в 1912 г. вновь ушел в отставку в чине полковника. В 1914 г. опять поступил на военную службу. В 1915 г. был обвинен в шпионаже и повешен по решению суда. В настоящее время можно считать установленным, что Мясоедов шпионом не был (см. Шацилло К. "Дело" полковника Мясоедова". - Встречи с историей. М., 1988, с. 135-147).

   33. Гучков Александр Иванович (1862-1935) - крупный московский промышленник, известный политический деятель России, лидер октябристов, председатель III Государственной думы в 1910-1911 гг., военный и морской министр в первом составе Временного правительства. Активный участник борьбы против Советской власти. С 1918 г. белоэмигрант. Писатель был лично знаком с Гучковым. 31 августа 1917 г. он писал П.С. Ивановской: "Вчера вечером пришли газеты с известием о Корниловщине. Мне очень печально, что при этом упоминается имя Гучкова. Я его знаю по голоду 1891/92 года, считаю его честным человеком, но - увы! - склонным к авантюризму. В нем чувство "отечества" до преувеличенности чутко, и оно могло толкнуть его на эту авантюру, а Корнилов, по-видимому, человек легковесный" (Короленко В.Г. Письма к П.С. Ивановской, с. 262). Подробнее о совместной деятельности Короленко и Гучкова во время голода в 1892 г. см. книгу писателя "В голодный год". В архиве писателя сохранились два письма Гучкова к Короленко: ОР РГБ, ф.135/II, к. 22, д. 41.

   34. В конспекте своей речи на сходе в селе Ковалевка Короленко следующим образом охарактеризовал те задачи, которые необходимо было осуществить после свержения самодержавия в России: "Демократическая республика. Общее голосование. Учредительное собрание... Кончить войну. Завести новые порядки. Война. Чужого не надо. Нашего не отдадим. Союз и его значение. Наступать и отбиваться..." (ОР РГБ, ф.135/II, к. 16, д. 969, л. 2.)