Костомаров Николай Иванович - Ксения Борисовна Годунова

  

  

   Въ русской истор³и едва ли найдется такой грустный женск³й образъ, какъ образъ царевны Ксен³и Борисовны. Судьба какъ будто измышленно и утонченно сопоставила для нея все, чтобъ сдѣлать ее несчастною и притомъ такъ, чтобъ она какъ возможно сильнѣе ощущала свое горе. По извѣстному поэтическому выражен³ю Данта, всякое злополуч³е тѣмъ тяжелѣе и невыносимѣе, чѣмъ болѣе предшествовало ему благополуч³е. Въ жизни Ксен³и это выразилось самымъ язвительнымъ способомъ. Она родилась въ эпоху блестящихъ надеждъ для ея родителя, когда все, казалось, пророчило всему роду Годуновыхъ величайш³я земныя блага; ея дѣтство и отрочество протекали въ добрѣ и холѣ, среди всякаго избытка окружавшаго знатную русскую семью; она возрастала подъ непрерывными ласками родителей и родныхъ, а достигши лѣтъ взрослой дѣвицы, очутилась первою по знатности дѣвицею на Руси, единственною дочерью царя. Природа надѣлила ее красотою и, судя по оставшемуся въ Кубасовскомъ хронографѣ описан³ю ея наружности, она представляла собою типъ великорусской красной дѣвицы, какъ создаетъ ее народная пѣсенная поэз³я {Отроковица чюднаго домышления зѣлною красотою лѣпа, бѣла и лицемъ румянна, очи имѣя черны велики, свѣтлостню блистаяся, когда же въ жалости слезы от очню испущан³е, тогда наипаче свѣтлостию зѣлною блисташе, бровми союзна, тѣломъ изобильна, млечною бѣлостию облиянна, возрастомъ ни высока, ни ниска, власы имѣя черны велики, аки трубы по плечемъ лежаху (Рус. Достоп. 1, 174).}. Какого еще благополуч³я для дѣвицы! Если бы она родилась царевною, то и вполовину не испытала бы того наслажден³я, какое должна была ощущать когда стала царевною, не бывши ею съ колыбели. Такого благополуч³я было мало. Судьба, казалось, доставляла ей то, въ чемъ отказывала вообще другимъ русскимъ царевнамъ, осуждаемымъ за свой почетъ на всегдашнее одиночество, ради того только, что отдавать ихъ въ замужество за иновѣрцевъ считалось грѣхомъ, а православнаго мужчины, который по своему происхожден³ю достоинъ бы былъ руки царской дочери, не находилось. Съ Ксен³ей было не такъ. Ея отецъ хотѣлъ во что бы то ни стало дать въ женихи свой дочери какого нибудь иноземнаго принца высокаго рода, не жалѣя надѣлить его удѣломъ изъ своихъ обширныхъ владѣн³й. Попытки въ этомъ родѣ слѣдовали одна за другою: неудачи не останавливали чадолюбиваго родителя, какъ вдругъ неожиданный ударъ судьбы разбилъ въ прахъ всѣ его замыслы и надежды. Царевна стала свидѣтельницею внезапнаго паден³я своего рода, на ея глазахъ совершается трагическая смерть матери и брата; она остается горемычною сиротою, безъ родныхъ, безъ друзей, отдается на посрамлен³е врагу, захватившему престолъ отца ея; нѣсколько времени противъ воли служитъ предметомъ его гнусной забавы и, наконецъ, въ угоду ожидаемой въ жены царю иноземкѣ, отсылается въ монастырское заточен³е. И тутъ еще не окончены ея страдан³я! Ей суждено еще разъ, уже подъ иноческою одеждою, достаться на поруган³е дикой военной толпѣ... нѣтъ бѣдняжкѣ покоя и въ святыхъ стѣнахъ отшельницъ, нѣтъ ей успокоен³я отъ ударовъ судьбы, пока не успокоится вся Росс³я, взбаламученная грѣхами отца ея.

   Этотъ образъ злополучнѣйшей изъ русскихъ женщинъ не созданъ вымысломъ поэта: онъ существовалъ нѣкогда въ дѣйствительности. Неудивительно; что этотъ образъ былъ излюбленъ нашими художниками, посвящавшими свой талантъ изображен³ю событ³й отечественной истор³и. Назадъ тому лѣтъ двадцать, на выставкѣ въ Академ³и Художествъ мы любовались картиною г. К. Маковскаго, изображающею страшное событ³е смерти Борисовой жены и сына; царевна Ксен³я изображена здѣсь плачущею надъ трупомъ только что предъ тѣмъ удавленной матери, а за нею уб³йцы расправляются съ ея братомъ Ѳедоромъ Борисовичемъ. Съ этой картины къ настоящей книжкѣ "Историческаго Вѣстника" прилагается коп³я въ гравюрѣ исполненной г. Зубчаниновымъ. По нашему мнѣн³ю, это лучшее произведен³е талантливаго художника; но оно мало было оцѣнено въ свое время. Тогда у знатоковъ господствовалъ вкусъ къ рутинной живописи съ античными позами; картину г. Маковскаго находили слишкомъ реальною и грубою, ставили ей въ недостатокъ даже вѣрность истор³и, однимъ словомъ порицали за то, что составляло въ ней достоинства. Въ болѣе недавнее время явилась другая картина изъ жизни Ксен³и Борисовны, не менѣе талантливаго художника г. Неврева, снимокъ съ которой также прилагается къ настоящей книжкѣ "Историческаго Вѣстника", въ прекрасно сдѣланной гравюрѣ извѣстнаго гравера Паннемакера. Художникъ избралъ тотъ моментъ, когда Рубецъ-Мосальск³й, въ день погибели Борисова семейства взявш³й Ксен³ю къ себѣ въ домъ съ цѣл³ю доставить ее въ жертву сластолюб³ю новаго царя, приводитъ ее къ названому Димитр³ю. По поводу этого художественнаго произведен³я мы позволимъ себѣ нѣсколькими словами помянуть изображенную въ картинѣ г. Неврева историческую личность.

   Борисъ Годуновъ еще за долго до своего воцарен³я былъ однимъ изъ тѣхъ немногихъ русскихъ сановниковъ, которые начинали сознавать необходимость просвѣщен³я и убѣждались, что это просвѣщен³е можетъ водвориться въ Росс³и не иначе, какъ чрезъ сближен³е съ Западною Европою.

   Еще при царѣ Иванѣ Васильевичѣ Грозномъ онъ постоянно благопр³ятствовалъ англичанамъ, которые вели торговыя сношен³я съ Росс³ею. То же самое было еще въ большей степени при царѣ Ѳедорѣ Ивановичѣ, при которомъ, вслѣдств³е слабоум³я государя, всѣмъ государствомъ управлялъ онъ, Борисъ Годуновъ. Когда, по кончинѣ царя Ѳедора Ивановича, Борисъ былъ избранъ на престолъ, тогда его просвѣтительныя намѣрен³я стали высказываться вполнѣ. Онъ не только дозволилъ нѣмцамъ, жившимъ близъ столицы въ Нѣмецкой слободѣ, построить себѣ церковь для отправлен³я богослужен³я по своимъ обрядамъ (что очень не нравилось приверженцамъ старикы), не только привлекалъ во множествѣ иноземцевъ въ военную службу, съ цѣл³ю устроить войско по западноевропейскому образцу, не только приглашалъ въ Росс³ю опытныхъ "рудознатцевъ" для отыскан³я золотыхъ и серебренныхъ рудъ, часовщиковъ и другаго рода мастеровъ, въ особенности же врачей:- онъ возъимѣлъ намѣрен³е завести въ Московскомъ государствѣ школы для народнаго обучен³я и выписать изъ Западной Европы учителей и наставниковъ. Въ архивѣ министерства иностранныхъ дѣлъ сохраняется письмо одного нѣмецкаго учонаго изъ Гамбурга, отъ 24-го января 1601 года, къ царю Борису. Онъ восхваляетъ Бориса за намѣрен³е (о которомъ онъ узналъ отъ одного посланнаго царемъ московскаго нѣмца) основать въ своемъ государствѣ университетъ и училища, и съ этою цѣл³ю пригласить иностранныхъ учоныхъ людей. "Ваше величество, выражался въ своемъ письмѣ этотъ нѣмецъ - пр³обрѣтете себѣ безсмертную славу во всемъ м³рѣ, если даруете своему народу величайшее благодѣян³е, ибо нѣтъ драгоцѣннѣе сокровищъ, какъ знан³я и изящныя искусства: этому доводомъ служить можетъ судьба всѣхъ образованныхъ народовъ" (Карамз. т. XI. прим. 125). Но когда царь по этому вопросу сталъ совѣтоваться съ свѣтскими и духовными сановниками, духовные рѣзко воспротивились и говорили: "наша страна велика и обширна, но въ ней одна вѣра, одинак³е нравы и одна рѣчь, а какъ внѣдрятся къ намъ люди иного языка, тогда уже не будетъ прежняго единства, начнутся раздѣлен³я и споры, и не будетъ мира внутри страны нашей, какъ было прежде".

   Духовенство въ тѣ времена имѣло громадную нравственную силу, а царь Борисъ не чувствовалъ еще большой силы за собою и за своимъ, только что воцарившимся, родомъ: онъ долженъ былъ уступить и ограничился только посылкою въ чуж³е края для обучен³я наукамъ и для знакомства съ иностранными языками восемнадцати молодыхъ дворянъ, изъ которыхъ впослѣдств³и только одинъ воротился въ отечество, проч³е же отреклись отъ него. (Bussov. Chron. изд. Археогр. Ком. Eerum rossicorom scriptores externi, I, стр. 9).

   Цѣня такъ высоко просвѣщен³е для народа, естественно царь Борисъ прилагалъ старан³е о собственныхъ дѣтяхъ. О сынѣ его Ѳедорѣ Борисовичѣ, наслѣдовавшемъ престолъ, но преждевременно погибшемъ, лѣтописецъ современникъ отзывается такъ: "аще бо и юнъ сый лѣтними числы бысть, но да смысломъ и разумомъ многихъ превзыде сѣдинами совершенныхъ, бѣ бо зѣло изученъ премудрости и всякаго философскаго естественнослов³я и о благочест³и же присно упражняшеся, злобы жъ и мерзостии всякаго нечест³я отнюдь всяко ненавистенъ бысть" (Врем. И. М. О. И. и Др. XVI, 92).

   Другой старинный лѣтописатель говоритъ о немъ: "царевичъ Феодоръ, царя Бориса отроча зѣло чюдно... наученъ же бѣ отъ отца своего книжному почитанню, въ отвѣтехъ дивенъ и сладкорѣчивъ вельми, пустошное же и гнилое слово никогда-же ³зо устъ его исхождан³е, о вѣрѣ и о поучен³и книжномъ со усердиемъ прилѣжаше" (Руск. Достои. I, стр. 174). Памятникомъ образован³я, какое получалъ сынъ царя Бориса, осталась начертанная имъ карта Росс³и, напечатанная въ Герман³и въ 1614 году (Карамз. XI, прим. 132). О дочери Бориса, Ксен³и, тотъ же лѣтописатель, изобразивш³й ея брата Ѳедора, отзывается такъ: "во истинну во всѣхъ женахъ благочиннѣйша и писанию книжному многимъ цвѣтуще благорѣчиемъ, во истинну во всѣхъ дѣлехъ чредима, гласы воспѣваемыя люблян³е ³ пѣсни духовныя любезнѣ слышати любляше" (Рус. Достоп. I, 175). Как³я это писан³я книжныя, которыми занималась царевна, а также къ какому "поучен³ю книжному со усерд³емъ прилежаше" ея братъ царевичъ Ѳедоръ, мы можемъ опредѣлить только приблизительно, по соображен³ю как³я книги могли быть тогда читаемы. Кромѣ довольно огран³ченнаго еще числа печатныхъ книгъ того времени, тогдашняя литература не бѣдна была по количеству рукописныхъ книгъ, преимущественно религ³ознаго содержан³я, но отчасти и свѣтскаго: хронографы, гдѣ излагалась древняя истор³я, начинавшаяся отъ Ноя, переходившая къ дѣян³ямъ визант³йскихъ царей, потомъ къ русской истор³и, сборники, заключавш³е "альфавиты, азбуковники, цвѣтники, космограф³и" и т. д. Изъ нихъ можно было почерпать разныя энциклопедическ³я свѣдѣн³я; космограф³и сообщали о странахъ свѣта, о государствахъ и народахъ въ нихъ обитающихъ; альфавиты и азбуковники заключали разныя житейск³я ходяч³я свѣдѣн³я, напр. какъ измѣряется время по годамъ, мѣсяцамъ и недѣлямъ, что значатъ семь свободныхъ мудростей: грамматика, д³алектика, риторика, музыка (подъ которою разумѣлось собственно пѣн³е), ариѳметика или числительница, геометр³я (въ которую включались свѣдѣн³я, касавш³яся математической и физической географ³и) и астроном³я или звѣздозакон³е (счислен³е обращен³я луны и течен³я планетъ и звѣздъ). Самый процессъ тогдашняго научен³я письма представлялъ нелегкое и кропотливое занят³е, при необходимости изучить правильное употреблен³е разныхъ надстрочныхъ и междустрочныхъ знаковъ {Вар³я, врах³я, окс³я, исо, камора, звательцо, вопросительная, удивительная, вмѣстительная, пераспомени, ма³ора, раздвижка, атрикаль, слог³я, стяга, чашка, дас³я, стат³я, сквады (Чт. М. О. И. и Др. 1861. Т. 4. стр. 62).}. Еще болѣе трудностей въ мелочахъ представляло изучен³е церковнаго пѣн³я, котораго любительницею изображается царевна Ксен³я. Въ "Чтен³яхъ Московскаго Общества Истор³и и Древностей" (1846 г., No 3) помѣщена очень любопытная ученая статья покойнаго Ундольскаго о церковномъ пѣн³и, представляющая поразительно странную кучу назван³й, терминовъ, которые должны были заучить, понять и удержать въ памяти занимавш³еся пѣн³емъ люди стараго времени {Тутъ есть разныя ѳиты: грамогласная, громозѣльная, громосвѣтлая, двоестрѣльная, душеполезная, дѣвическая, двоечельная, златокрылая, положительная, постоятельная, преложительная, скорбная, смирная, степенная, тихая, страшливая, троицкая успенская, храпливая, и друг³я, кулизмы, полукафизмы, змѣицы, дербицы, голубчики перелетки, перескоки, переступы, перевертки, перегибки, перехваты, переемы, перекладки, переклички, перевязки, и проч., и проч.}. Кромѣ чтен³я и церковнаго пѣн³я, въ кругъ стариннаго воспитан³я входило иконописан³е, а женскому полу вышиван³е золотомъ, серебромъ и шелками. Конечно и царевна Ксен³я училась тому, чему обязательно учились тогдашн³я барышни. Подъ 1589 годомъ есть письма Бориса Годунова ³ерусалимскому патр³арху Софрон³ю. Борисъ писалъ: "и дочь моя Аксинья тебѣ великому господину и государю челомъ бьетъ икону Спасовъ образъ и ширинку" (Др. Русск. Вивл. XII, 414). Такъ какъ Ксен³я тогда еще была малолѣтнею, то нельзя считать какой нибудь изъ даровъ произведен³емъ ея рукъ, но принесенные патр³арху отъ ея имени подарки имѣютъ смыслъ, какъ будто посылается ея собственная работа. Это въ особенности можно замѣтить о ширинкѣ, такъ какъ этотъ предметъ входилъ въ кругъ женскихъ занят³й исключительно. Наконецъ, мы позволяемъ себѣ думать, что воспитывая дѣтей своихъ съ особеннымъ вниман³емъ, Борисъ не оставлялъ ихъ безъ знакомства съ иностранными языками. Хотя объ этомъ не сохранилось нигдѣ ни малѣйшаго намека, но мы считаемъ возможнымъ это на томъ основан³и, что Борисъ былъ большой поклонникъ знан³я иностранныхъ языковъ и когда думалъ заводить школы, духовенство вооружилось противъ такого намѣрен³я именно въ опасен³и распространен³я иностранной рѣчи въ Росс³и. Не можетъ быть, чтобы, признавая большую пользу въ изучен³и иностранныхъ языковъ для своихъ подданныхъ, Борисъ не сознавалъ въ томъ же большой пользы для собственныхъ дѣтей. Считаемъ вѣроятнымъ, что Борисъ, готовя своего сына Ѳедора быть царемъ, училъ его языкамъ, покрайней мѣрѣ латинскому, какъ языку интеллигенц³и во всей Европѣ, а можетъ быть еще нѣмецкому или англ³йскому, тѣмъ болѣе, что тогда уже нѣкоторые изъ бояръ начинали учиться, не смотря на неодобрен³е благочестивыхъ духовныхъ. О Ксен³и можно предположить что нибудь подобное, такъ какъ отецъ готовилъ ее быть женою иностраннаго принца.

   Чадолюбивый отецъ старался, чтобъ москвичи заранѣе полюбили его дѣтей. Послѣ его избран³я на престолъ, московск³е чины поднесли царевичу Ѳедору и царевнѣ Ксен³и хлѣбъ-соль и подарки состоящ³е въ золотыхъ и серебренныхъ издѣл³яхъ. Борисъ приказалъ дѣтямъ принять хлѣбъ-соль, а золото и серебро отвергнуть; затѣмъ всѣхъ приносившихъ дары пригласить къ царскому столу (Карамз. XI, 8).

   Для сына отецъ назначалъ престолъ, а дочери хотѣлъ доставить жениха изъ иноземныхъ принцевъ, который бы согласился принять православ³е и жить въ Росс³и. Борисъ такому принцу предполагалъ дать удѣльное владѣн³е въ предѣлахъ своего государства. Нѣсколькихъ принцевъ, одного за другимъ, пытался Борисъ поставить въ такое положен³е и все ему не удавалось.

   Первымъ изъ кандидатовъ въ зятья московскому царю явился Густавъ, сынъ низложеннаго шведскаго короля Эрика XIV. Онъ скитался изгнанникомъ по Европѣ и поселился въ польскихъ владѣн³яхъ въ г. Гданскѣ, потомъ въ Торунѣ. Его наслѣдственное право захватили родичи и оспаривали его другъ у друга. По низложен³и Эрика, шведскимъ королемъ сталъ братъ послѣдняго ²оаннъ, а по смерти его - сынъ ²оанна, Сигизмундъ, польск³й король, который, самъ проживая въ Польшѣ, назначилъ своимъ намѣстникомъ въ Швец³и дядю, брата отца своего, Карла герцога Зюдерманландскаго. Тогда въ Швец³и образовалась парт³я, недовольная Сигизмундомъ, главное за его привязанность къ католичеству, и предложившая шведскую корону Карлу. Отъ этого между двумя лицами, носивигами титулъ шведскаго короля, возникла вражда, перешедшая на шведскую и польскую нац³и и ставшая причиною многихъ войнъ между ними. Борисъ завелъ сношен³я съ Густавомъ еще при царѣ Ѳедорѣ, а вступивши на престолъ приглашалъ его пр³ѣхать въ Росс³ю и увѣрялъ, что тамъ онъ найдетъ въ царѣ покровителя и втораго отца. Московская политика нашла возможнымъ сдѣлать этого изгнаннаго принца оруд³емъ своихъ политическихъ замысловъ. Борисъ предполагалъ сдѣлать изъ своего будущаго зятя то, что сдѣлалъ царь Иванъ Васильевичъ изъ датскаго принца Магнуса, котораго, женивъ на своей племянницѣ, назначилъ королемъ ливонскимъ въ вассальной зависимости отъ московскаго царя. Борису казалось, что этотъ принцъ-скиталецъ, неимѣвш³й постояннаго пр³юта, и, какъ говорили, терпѣвш³й скудость, на все согласится. Въ августѣ 1599 года, принцъ Густавъ пр³ѣхалъ въ Росс³ю, былъ встрѣченъ съ большимъ почетомъ 19-го августа въ Москвѣ и тотчасъ щедро одаренъ со всею своею свитою (Исаакъ Масса. 70. Bussov. Chronic. 9). Царь отправилъ служившихъ у него нѣмцевъ склонять ливонцевъ, находившихся подъ власт³ю короля Сигизмунда, къ отпаден³ю отъ Рѣчи Посполитой; одинъ изъ нихъ Кляузенъ ѣздилъ въ Ригу убѣждать рижанъ отдаться подъ покровительство московскаго царя, и признать надъ собою власть его подручника Густава; царь писалъ къ рижанамъ, что соболѣзнуетъ о ихъ судьбѣ, слыша, что ³езуиты посягаютъ на ихъ лютеранское вѣроисповѣдан³е; самъ же Густавъ, по научен³ю царя, написалъ къ считавшемуся шведскимъ королемъ Карлу Зюдерманландскому, чтобъ онъ добровольно уступилъ ему Эстон³ю и обѣщалъ за то союзъ и дружбу со Швец³ею отъ себя и отъ царя; вмѣстѣ съ тѣмъ онъ увѣрялъ, будто Сигизмундъ желаетъ уступить ему Ливон³ю и по ходатайству его уже приказалъ прекратить начатыя непр³язненныя дѣйств³я противъШвец³и (Карамзинъ, XI, прим. 42). Если Сигизмундъ не сдѣлаетъ ему добровольно уступки, то царь будетъ оруж³емъ добывать для него владѣн³е. Но всѣ эти затѣи не имѣли послѣдств³й. Самъ Густавъ оказался неподходящимъ человѣкомъ царю. Когда царь стороною сообщилъ ему, что онъ можетъ искать руки царской дочери, но долженъ принять православную вѣру, и за это царь обѣщалъ ему не только добыть владѣн³е въ Ливон³и, но даже и шведскую корону, которой онъ прямой и законный наслѣдникъ, Густавъ заявилъ на отрѣзъ, что онъ ни за что не перемѣнитъ вѣры и не хочетъ искать шведской короны, если это соединено будетъ съ кровопролит³емъ и нанесен³емъ вреда его отечеству (Bussov. Chron. 10). Послѣ такого заявлен³я, обращен³е съ нимъ царя и вообще царскаго двора измѣнилось; не стало прежняго вниман³я и предупредительности. Къ тому же онъ возбуждалъ соблазнъ своимъ поведен³емъ: живучи въ Гданскѣ, онъ вошелъ въ любовную связь съ женою своего хозяина Христ³ана Катера и привезъ ее съ собою въ Москву. Она ѣздила въ каретѣ, запряженной четвернею бѣлыхъ лошадей, какъ въ Москвѣ ѣздили только царицы. Люди указывали на нее пальцами. Притомъ были недовольные и изъ собственной свиты принца: говорили, что она имѣла на него вл³ян³е и подъ этимъ вл³ян³емъ онъ сталъ дурно обращаться съ своими людьми (Is. Massa; перев. стр. 72). Царь приказалъ ему передать, что поступки его неприличны зван³ю королевскаго сына. Густавъ раздражился и собирался уѣхать изъ Росс³и. Передъ пр³ѣздомъ въ Москву онъ получилъ отъ царя Бориса опасную грамоту, по силѣ которой предоставлялось ему свободно выѣхать изъ Московскаго государства, но эту грамоту онъ оставилъ въ Ригѣ, а царь Борисъ чрезъ посредство какого-то ²оанна Шульта досталъ ее въ свои руки. Утративши этотъ важный документъ, Густавъ все-таки требовалъ отпуска, ссылаясь на царское обѣщан³е и замѣчая, что царское слово должно быть неизмѣнно. Не смотря на всѣ домогательства, царь не торопился исполнить его желан³е и тогда Густавъ, въ порывѣ досады и притомъ разгоряченный выпитымъ передъ тѣмъ виномъ, произнесъ такую похвальбу: "я уйду, да еще и городъ зажгу! " Это было тотчасъ сообщено боярину Семену Годунову, а послѣдн³й донесъ объ этомъ царю. Тогда Ворисъ, сильно разгнѣвавшись, приказалъ отобрать у принца серебренный приборъ, подаренный ему прежде, и друг³я драгоцѣнности, отнялъ у него подаренный ему удѣлъ въ Калугѣ, приказалъ поставить у его жилища караулъ и не велѣлъ посылать ему каждодневнаго обѣда изъ царской кухни. Этотъ гнѣвъ продолжался не долго. Борисъ рѣшилъ, что такой принцъ не можетъ сдѣлаться его зятемъ, но не хотѣлъ отпускать его за рубежъ: царь назначилъ ему городъ Угличъ, съ уѣздомъ, съ котораго принцъ могъ получать ежегоднаго дохода до 4.000 рублей, но управлять этимъ удѣломъ должны были назначенные отъ царя дворяне, а принцу на его содержан³е доставлять доходы (Petr. Chron. Eer. rossicar. scriptores externi. Изд. Арх. Комм. 1, стр. 156.- Маржеретъ.- Сказ. соврем. о Дим. самози. III, 69). Густавъ уѣхалъ туда и тамъ занимался хим³ей, живя въ Угличѣ безвыѣздно до конца Борисова царствован³я и жалуясь на непостоянство женщины, которой въ жертву онъ принесъ счаст³е своей жизни (Bussov. Clironic. 10).

   Вскорѣ послѣ первой неудавшейся попытки достать для дочери жениха послѣдовала другая. Царь Борисъ узналъ, что у датскаго короля Христ³ана есть братъ ²оаннъ и отправилъ посольство какъ бы для улажен³я нѣкоторыхъ пограничныхъ недоразумѣн³й, но въ то же время поручилъ сообщить королю о своемъ желан³и отдать свою дочь за его брата. Мы не знаемъ услов³й, на которыхъ датск³й король согласился отпустить своего брата въ Московское государство, но достовѣрно то, что датск³й королевичъ герцогъ ²оаннъ долженъ былъ навсегда поселиться въ Росс³и въ удѣлѣ, который назначитъ ему тесть. ²оаннъ не былъ тогда въ отечествѣ: онъ воевалъ въ Нидерландахъ. По возвращен³и въ Дан³ю, онъ сѣлъ на корабль и отправился въ Росс³ю чрезъ Балт³йское море. 6-го августа 1608 года, онъ вступилъ на берегъ въ Иванъ-городѣ съ многочисленною свитою, доходившею числомъ до четырехсотъ человѣкъ (Is. Massa; перев. 86). Отсюда до Москвы путешеств³е его было праздничнымъ шеств³емъ: на каждомъ станѣ предупредительно угощали его и всю его дружину, при въѣздѣ въ города встрѣчали его пушечными выстрѣлами и выстроенные въ рядъ ратные люди отдавали почесть высокому гостю. Онъ ѣхалъ черезъ Новгородъ, Торжокъ, Старицу, ѣхалъ медленно, дѣлая не болѣе тридцати верстъ въ день, останавливался, забавлялся охотою. Провожали его бояринъ Михаилъ Салтыковъ и дьякъ Аѳанас³й Власьевъ, люди болѣе прочихъ знакомые съ иноземными обычаями и потому приставленные къ чужестранному гостю. Герцогъ ²оаннъ бесѣдовалъ съ ними, узнавалъ отъ нихъ о житьѣ-бытьѣ русскаго народа, о гражданскомъ и церковномъ строен³и въ Московскомъ государствѣ. Царь посылалъ ему подарки: деревянный возокъ съ парадною окраскою и дорогою обивкою внутри, породистыхъ упряжныхъ лошадей и различныя одежды, украшенныя дорогими каменьями (Карамз.Х², примѣч. 60-62). 19-го сентября ²оаннъ въѣхалъ въ Москву, встрѣчаемый множествомъ народа. при оглушительномъ звонѣ всѣхъ московскихъ колоколовъ. Бояре и дворяне встрѣчали его верхомъ, въ нарядныхъ одеждахъ. Его помѣстили въ Китай-городѣ въ лучшемъ домѣ, нарочно заранѣе къ его пр³ѣзду убранномъ, и въ первый же день доставили ему и всей его дружинѣ изъ царской кухни обѣдъ на тридцати золотыхъ блюдахъ и множество сосудовъ съ виномъ и медомъ. 28-го сентября онъ представлялся царю. Царь Борисъ и царевичъ Ѳедоръ, одѣтые въ бархатныя порфиры, унизанныя жемчугами, въ коронахъ на головѣ и съ бармами на груди, на которыхъ блистали крупные рубины, изумруды и яхонты, обняли его какъ роднаго и посадили рядомъ съ собою. Въ тотъ же день происходилъ обѣдъ въ грановитой палатѣ. Царь сидѣлъ на золотомъ тронѣ, посреди царевича и принца ²оанна, какъ своего будущаго зятя: кромѣ членовъ царской семьи, никто не могъ сидѣть рядомъ съ государемъ. По окончан³и пиршества. царь и царевичъ сняли съ себя толстыя золотыя цѣпи и возложили на герцога. Въ тотъ же день постановили отложить бракосочетан³е до наступлен³я зимы. Царевны Ксен³и здѣсь не было; по извѣстному московскому обычаю, она. какъ невѣста, не могла до сватьбы видѣть своего суженаго лицомъ къ лицу. Она видѣла ^его изъ скрытаго мѣста, стоя въ верхнемъ корридорѣ (Карамз. XI, прим. 63. - Busching's Magazine; t. VIII. Moskowitisclie Eeise. dp. 257-277).

   По общему отзыву современниковъ, герцогъ ²оаннъ былъ очень красивъ и статенъ и произвелъ пр³ятное впечатлѣн³е на царевну.

   Не суждено было и этому преднамѣченному Борисомъ жениху его дочери сдѣлаться ея мужемъ. Вскорѣ послѣ представлен³я его царю, государь со всѣмъ семействомъ поѣхалъ въ Троицко-Серг³евскую обитель. Такъ нужно было предъ совершен³емъ важнаго семейнаго дѣла по благочестивымъ обычаямъ. Королевичъ не поѣхалъ и остался въ Москвѣ. Каждый день продолжали угощать его и всю его дружину обѣдами изъ царской кухни, а невѣста, бывшая лично съ родителями на богомольѣ, прислала ему въ даръ, какъ жениху, по обычаю, богато убранную постель и бѣлье, расшитое серебромъ и золотомъ. Королевичъ употребилъ время отсутств³я царя съ семействомъ на занят³е русскимъ языкомъ. Онъ за него принялся ревностно и говорилъ даже, что имѣетъ желан³е принять православную вѣру. Послѣднее извѣст³е находится только въ Степенной книгѣ Латухина (Рукоп. Археогр. Коммис³и) и не подтверждается никакими иноземными свидѣтельствами, но оно вполнѣ достовѣрно. При тогдашнихъ воззрѣн³яхъ было бы не въ порядкѣ вещей отдавать царскую дочь въ замужество за иновѣрнаго человѣка; хотя Борисъ, отличавш³йся уже издавна любовью къ иноземщинѣ, могъ самъ иначе смотрѣть на это, но онъ бы никогда не рѣшился на такой шагъ изъ страха вооружить противъ себя духовенство и потерять любовь народную. Вѣроятно, если объ этомъ не было объявлено датскому королевичу еще до его пр³ѣзда въ Росс³ю, то ему объявили бы позже, и онъ, зная это и предупреждая русскихъ, самъ заявлялъ желан³е сдѣлать то, чего бы, какъ онъ уже предвидѣлъ, отъ него непремѣнно потребовали.

   Оставаясь въ Москвѣ и пользуясь знаками чрезвычайнаго къ себѣ вниман³я, герцогъ, по извѣст³ю одного современиника (Маржер. русс. пер. Сказ. о Дим. самозв. III, 77), неосторожно нарушилъ предѣлы воздержан³я и умѣренности, вѣроятно, по поводу громаднаго количества яствъ, доставляемыхъ изъ дворца ежедневно. Царь узналъ о его болѣзни 16-го октября, находясь въ Братошинѣ на возвратномъ пути отъ Троицы. Болѣзнь сначала казалась неопасною: каролевичъ былъ въ состоян³и написать о себѣ нареченному тестю. Царь умолялъ врачей и своихъ и прибывшихъ въ герцогской дружинѣ спасти дорогаго будущаго зятя и сулилъ за его выздоровлен³е велик³я милости. По примѣру благочестивыхъ предковъ, которые въ виду грозившей опасности давали разные обѣты, царь обѣщалъ, если королевичъ останется живъ, отпустить на свободу 4,000 узниковъ (Карамз. XI, 52). Врачи увѣряли государя, что болѣзнь королевича неопасна и излечима. Но на перекоръ ихъ увѣрен³ямъ, болѣзнь со дня на день принимала все болѣе и болѣе зловѣщ³й характеръ. 27-го октября, царь съ патр³архомъ и съ боярами посѣтилъ больнаго. Герцогъ лежалъ уже безгласенъ. Съ нимъ сдѣлалась сильнѣйшая горячка. По одной разрядной книгѣ онъ умеръ 27-го октября, во второмъ часу ночи, по другой - 29-го октября, въ третьемъ часу ночи (Карамзинъ, XI, примѣч. 68).

   Говорили, что Ксен³я, услышавши о смерти жениха, чрезвычайно убивалась по немъ, а Борисъ, соболѣзнуя дочери, сказалъ, "погибло дочь, твое счастье и мое утѣшен³е" (Moskovit. Reise. Büsch. VIII 272). Но есть иного рода извѣст³е, занесенное въ тогдашн³я русск³я лѣтописи: Борисъ съ семьею уѣхалъ къ Троицѣ, оставивши королевича подъ наблюден³емъ своихъ бояръ; но когда до него стали доходить слухи, что молодой королевичъ пр³обрѣтаетъ большую любовь, Борисъ, до того сердечно расположенный къ ²оанну, сталъ ему завидовать: ему приходило въ голову, что такимъ образомъ москвичи послѣ его смерти могутъ избрать на престолъ его зятя, а не сына. Онъ сообщилъ свое опасен³е Семену Годунову. Тутъ заболѣлъ королевичъ. Доктора говорили Семену Годунову, завѣдывавшему аптекарскимъ приказомъ, что болѣзнь королевича излѣчима. Семенъ Годуновъ посмотрѣлъ на нихъ свирѣпо: изъ этого доктора уразумѣли, что царю вовсе не желательно, чтобъ королевичъ выздоровѣлъ (Лѣтоп. о мятеж. Никон. VIII, 50. Нов. лѣт. Времен. И. М. О. И. и Д. XVII, стр. 56). Это извѣст³е достопримѣчательно только въ томъ отношен³и, что показываетъ, какъ много было нелюбившихъ Бориса и какъ легко возниали всякаго рода клеветы на него и принимались съ довѣр³емъ.

   И такъ, два раза не удалось Борису выдать дочь свою за нарочно привлеченнаго иноземнаго принца. Еще до несчастнаго пр³ѣзда королевича датскаго, Борисъ, какъ кажется, намѣревался съискать для своей Ксен³и жениха между членами императорскаго дома Габсбурговъ. Сохранилось латинское письмо императора Рудольфа къ Борису, въ которомъ императоръ сообщаетъ московскому царю, что не можетъ отвѣчать на секретное сообщен³е царскаго посла Аѳанас³я Власьева, не поговоривши съ своими братьями, но, поговоривши съ ними и узнавши ихъ расположен³е, будетъ отвѣчать или письменно или словесно чрезъ посла (Карамз. XI, прим. 82). Карамзинъ предполагаетъ, что тутъ дѣло шло о сватовствѣ, что Борисъ думалъ отдать Ксен³ю за одного изъ герцоговъ. Но это не имѣло никакихъ послѣдств³й. И понятно. Никто изъ Габсбурговъ не рѣшился бы перемѣнять религ³и. По смерти герцога ²оанна, Борисъ нашелъ болѣе умѣстнымъ найти для Ксен³и такого жениха, которому не нужно было бы перемѣнять вѣры. Въ Закавказьи было нѣсколько владѣтельныхъ особъ грузинскаго происхожден³я, православнаго исповѣдан³я. У Карталинскаго князя Юр³я была дочь Блена и молодой родственникъ, воспитанникъ матери Юр³я, по имени Хозрой или Фозра. Елена годилась быть супругою Ѳедора Борисовича, а Хозрой могъ быть женихомъ Ксен³и. Собственно Борисъ посылалъ просить руки одной Елены, женихомъ же Ксен³и предполагался другой грузинск³й князекъ - Теймуразъ, иверск³й царевичъ, но онъ оказался въ отсутств³и и князь Карталинск³й самъ предложилъ послу Борисову, Михаилу Игнатьевичу Татищеву, замѣстить Теймураза Хозроемъ. Московск³й посолъ въ своемъ донесен³и царю такъ описываетъ и молодца и дѣвицу: "Хозрою отъ роду 23 года; онъ высокъ ростомъ и строенъ; лицо у него красивое и чистое, но смуглое, глаза свѣтлые, кар³е, носъ съ горбиною, волосы темнорусые, усъ тонокъ, бороду уже брѣетъ, въ разговорахъ уменъ и рѣчистъ, знаетъ языкъ турецк³й и грамоту турецкую, однимъ словомъ хорошъ, но не отличенъ; вѣроятно, что полюбится, но не вѣрно. Елена бѣла и еще нѣсколько бѣлится, глаза у нея чорные, носъ небольшой, волосы крашеные, станомъ пряма, но слишкомъ тонка отъ молодости, ибо ей только 10 лѣтъ, а въ лицѣ не довольно полна. Отецъ вымѣрялъ ея ростъ деревцомъ, и подалъ мнѣ с³ю мѣрку, чтобы сличить съ данною отъ государя" (Карамз. XI, стр. 70). Изъ этого донесен³я видно, что Борисъ, отправляя посла просить руки невѣсты для царевича, указывалъ заранѣе какого роста должна быть эта невѣста, словно дѣло шло о покупкѣ животнаго или дерева.

   Сватовство это не имѣло послѣдств³й; князь Карталинск³й согласился на бракъ дѣтей своихъ, но Елену оставилъ у себя за ея малолѣтствомъ, а Хозроя отпустилъ съ Татищевымъ къ московскому царю. По причинѣ происшедшихъ тогда въ Закавказьѣ переворотовъ, Татищевъ оставилъ его въ Сонской землѣ, а самъ воротился въ Москву, уже въ царствован³е названаго Димитр³я. Въ то время, когда Татищевъ по царскому наказу отыскивалъ въ Закавказьѣ жениха и невѣсту для царскихъ дѣтей, Борисъ пробовалъ еще отыскать для Ксен³и жениха въ той же Дан³и, откуда пр³ѣзжалъ ея умерш³й женихъ. Въ 1603 и 1604 годахъ были царск³е послы Михайло Глѣбовичъ Салтыковъ и дьякъ Аѳанас³й Власьевъ у герцога Шлезвигскаго ²оанна и предлагали ему послать въ супруги для царевны Ксен³и одного изъ сыновей своихъ, которому царь Борисъ назначитъ особый удѣлъ въ своихъ владѣн³яхъ. Герцогъ указалъ на третьяго изъ сыновей своихъ Филиппа. Состоялось соглас³е. Послы уѣхали и съ тѣхъ поръ уже не было никакого отзыва изъ Московской державы объ этомъ дѣлѣ. Настали так³я обстоятельства, при которыхъ царю Борису было уже не до искан³я жениховъ (Карамз. XI, прим. 77).

   Наступила великая смута, Борисъ умеръ, и совершилось страшное событ³е 10-го ³юня 1605 года, такъ мастерски изображенное кистью художника Константина Маковскаго. Царица Марья, вдова Бориса и сынъ ея Ѳедоръ были удавлены, а народу объявлено было, что они сами себя отравили ядомъ: этому никто не повѣрилъ, такъ какъ болѣе сотни лицъ и въ ихъ числѣ историкъ этой эпохи Петрей (Сказ. иностр. о Росс³и. т. I. 175) видѣли явные слѣды удавлен³я веревками. А царевна "едва оживе" - замѣтилъ кратко, но тѣмъ не менѣе очень много сказавши этимъ, современный лѣтописецъ (Никон. VIII. 70).

   По другому лѣтописному извѣст³ю, названый Димитр³й самъ далъ тайное приказан³е умертвить царя Ѳедора Борисовича и мать его; "а дщерь повелѣлъ въ живыхъ оставити, дабы ему лѣпоты ея насладитися еже и бысь" (Времен. И. М. О. И. и Др. XVI, 29), хотя самъ показывалъ, будто это совершилось мимо его воли. Осиротѣвшая царевна взята была однимъ изъ губителей Борисова семейства, княземъ Рубецъ-Мосальскимъ, и содержалась у него въ домѣ, ожидая страшнаго дня, когда ее поведутъ на посрамлен³е. Этотъ день пришелъ. Названый Димитр³й установился въ Москвѣ; всѣ москвичи признали его царемъ; попытка Шуйскаго низвергнуть его въ первые же дни его воцарен³я - не удалась, возвратилась изъ ссылки мать настоящаго царевича Димитр³я и всенародно признала царя своимъ сыномъ, совершенъ былъ надъ нимъ обрядъ царскаго вѣнчан³я, укрѣплявш³й его право въ глазахъ обрядолюбивыхъ людей Московскаго Государства, и тутъ-то, по его приказан³ю, князь Рубецъ-Мосальск³й привелъ къ нему во дворецъ бѣдную Ксен³ю. Вотъ это-то мгновен³е изобразилъ талантливый художникъ г. Невревъ въ своей картинѣ. Какой же день былъ ужаснѣе въ жизни злополучной царевны: тотъ ли, когда передъ ея глазами удавили ея мать и брата, или этотъ, когда ее привели къ названому Димитр³ю? Чтобы рѣшить этотъ вопросъ, нужно знать всю душу Ксен³и. Во всякомъ случаѣ трудно себѣ вообразить что нибудь унизительнѣе и оскорбительнѣе положен³я женщины, отдаваемой на забаву тирану-сластолюбцу, котораго она считала уб³йцею своихъ дорогихъ родныхъ. И при томъ какой женщины? Той, для которой такъ недавно царствующ³й родитель отправлялъ довѣренныхъ пословъ въ разныя страны искать жениха высокой крови!

   Но это мгновен³е важно для истор³и еще и потому, что оно болѣе всего помогаетъ намъ разгадать, что за существо былъ этотъ названый Димитр³й, этотъ по истинѣ сфинксъ русской истор³и.

   Бываютъ личности, умѣющ³я такъ искусно личиною добродѣтели прикрывать свои внутренн³я порочныя наклонности и побужден³я, что невольно привлекаютъ къ себѣ и располагаютъ составить о нихъ такое мнѣн³е, какое не составилось бы тогда, когда мы знали бы ихъ поглубже. Одною изъ такихъ личностей въ истор³и представляется названый Димитр³й. Въ немъ замѣчается столько благородныхъ и свѣтлыхъ чертъ прямоты, искренности, великодуш³я, что при изучен³и его судьбы не одного изъ насъ волновала мысль: не могъ онъ быть сознательный обманщикъ! Подъ вл³ян³емъ такого воззрѣн³я иные готовы были признавать его за дѣйствительнаго царевича Димитр³я, которымъ онъ себя называлъ; друг³е же, соображая, что онъ никакъ не могъ быть тѣмъ, кого уже давно не было на свѣтѣ, останавливались на томъ предположен³и, что если онъ на самомъ дѣлѣ не былъ тѣмъ, за кого себя выдавалъ, то по крайней мѣрѣ былъ самъ въ томъ увѣренъ, потому что еще въ дѣтствѣ его настроили друг³е въ этомъ убѣжден³и. Къ такому взгляду склонялся и покойный С. М. Соловьевъ, историкъ въ высшей степени трезвый въ своихъ сужден³яхъ и осторожный въ заключен³яхъ. Но обратимъ вниман³е на поступокъ его съ Ксен³ею: это такой поступокъ, въ которомъ онъ видѣнъ весь насквозь - и тутъ невольно склоняемся мы къ тому, что всѣ качества такъ подкупающ³я насъ въ его пользу, не болѣе какъ блестящая мишура. И мы когда-то, подкупленные этими качествами, долго хотѣли, чтобъ этотъ поступокъ не имѣлъ исторической достовѣрности и могъ быть отнесенъ къ разряду тѣхъ пятенъ, которыя въ такомъ изобил³и наложили на него, названаго Димитр³я, монахи, и несостоятельность которыхъ легко изобличается исторической критикой. Къ сожалѣн³ю, здѣсь обѣлить эту личность невозможно. Не только русск³е, но также иноземные современники, не имѣвш³е повода чернить названаго Димитр³я, говорятъ положительно, что онъ приказалъ доставить къ себѣ Ксен³ю Годунову и, противъ ея воли, продержавши у себя наложницею, сослалъ въ монастырь. Всего важнѣе въ этомъ вопросѣ письмо будущаго тестя его Юр³я Мнишка: "Есть, писалъ онъ, у вашей царской милости непр³ятели, которые распространяютъ о поведен³и вашемъ молву; хотя у болѣе разсудительныхъ эти слухи не имѣютъ мѣста, но я, отдавши вашему величеству сердце и любя васъ какъ сына, дарованнаго мнѣ отъ Бога, прошу ваше величество остерегаться всякихъ поводовъ, и такъ какъ дѣвица, дочь Бориса Годунова, живетъ вблизи васъ, то по моему и благоразумныхъ людей совѣту, постарайтесь ее удалить и отослать подалѣе" (Собр. госуд. грам. и догов. II, 243). Живш³й въ то время въ Москвѣ голландецъ Исаакъ Масса на счетъ Ксен³и (Русс. перев. стр. 171), сообщаетъ, кромѣ того, о сношен³яхъ названаго Димитр³я съ другими особами женскаго пола въ чрезвычайно циническомъ видѣ (ibid. 172).

   Ксен³я жила во дворцѣ названаго Димитр³я нѣсколько мѣсяцевъ. Намъ неизвѣстенъ способъ обращен³я съ нею въ то время. Послѣ письма Мнишка, писаннаго 25-го декабря 1605 года, въ началѣ слѣдующаго 1606 года бѣдную сироту отвезли для пострижен³я въ монастырь, но въ какой именно, о томъ просходитъ разнорѣч³е: по однимъ во Владимирск³й, по другимъ въ Кириловск³й, (Никон. лѣт. VIII, 70.- Масса, русс. перев. 171) или точнѣе въ Горицк³й женск³й близъ мужскаго Кириловскаго. Думаютъ согласить это разнорѣч³е такъ, что Димитр³й отправилъ ее въ Горицк³й, а Васил³й Шуйск³й, по своемъ воцарен³и, перевелъ ее во Владимирск³й Княгининъ монастырь.

   Царь Васил³й Шуйск³й устроилъ торжественное перенесен³е праха Годуновыхъ изъ убогаго Варсонофьева монастыря въ Троицк³й Серг³евъ. Когда двадцать монаховъ несли гробъ царя Бориса, а двадцать бояръ и думныхъ людей гробы Мар³и и Ѳедора Ворисовича къ Троицкимъ воротамъ, за погребальнымъ шеств³емъ ѣхала въ закрытыхъ саняхъ Ксен³я, постриженная съ именемъ Ольги, и горько вопила, такъ что народъ слышалъ ея причитан³я: "Горько мнѣ бѣдной сиротѣ. Злодѣй воръ. что назвался ложно Димитр³емъ, погубилъ моего батюшку, мою сердечную матушку, моего милаго братца, весь родъ нашъ заѣлъ! И самъ пропалъ, и при животѣ своемъ надѣлалъ бѣдъ Русской землѣ и по смерти продолжаетъ. Господи! осуди его, накажи его!" (Buss. Chronic. 69). Тогда же носились слухи о явлен³и новыхъ обманщиковъ, взявшихъ на себя продолжать дѣло перваго названаго Димитр³я, тогда уже убитаго, и этимъ объясняются слова Ксен³и, что онъ и по смерти продолжаетъ дѣлать зло Русской землѣ.

   Въ 1609 году, мы видимъ старицу Ольгу, бывшую въ м³рѣ Ксен³ю Годунову, въ Троицко-Серг³евомъ монастырѣ. Думаютъ объяснить ея появлен³е тѣмъ, что она прибыла туда для поминовен³я родителей и была застигнута осадою отъ полчищъ Сапѣги и Лисовскаго. Въ Актахъ Историческихъ (т. XI, стр. 212-213) напечатано письмо ея къ теткѣ княгинѣ Домнѣ Богдановнѣ Ноготковой. Эта тетка была дочь Богдана Юрьевича Сабурова, сесгра Евдок³и Богдановны, одной изъ женъ царевича Ивана, старшаго сына царя Ивана Васильевича Грознаго. Пишущая, называя себя "дочь Бориса Ѳедоровича", но неозначая своего имени, извѣщаетъ, что она: "и я у Живоначалные Троицы въ осадѣ марта по 59-й день въ своихъ бѣдахъ чуть жива, конечно болна со всѣми старицами; и впредь, государыня, никако не чаемъ себѣ живота, "ъ часу на часъ ожидаемъ смерти, потому что у насъ въ осадѣ шатость и измѣна великая. Да у насъ же за грѣхъ за нашь моровоя повѣтрея, всякихъ людей изняли скорби велик³я смертныя, на всякой день хоронятъ мертвыхъ человѣкъ по двадцати и по тридцати и болши, а которые люди пося мѣсто ходятъ, и тѣ собою не владѣютъ, всѣ обезножѣли. Да пожалуй отпиши ко мнѣ про московское житье, про все подлинно. а изъ тебѣ, государынѣ своей, много челомъ бью" (А. И., II, стр. 212).

   Рядомъ съ этимъ письмомъ инокини Ольги, въ Актахъ Историческихъ помѣщено письмо ея служительницы Соломон³и Ржевской къ своей матери Ѳеофан³и Ржевской на Новомонастырскомъ дворѣ. Она пишетъ: "я, государыня матушка, жива послѣ Петрова дни недѣлю, а нѣту мнѣ, государыня матушка, здѣся никоторыя мужи, Ольги Борисовны милостью". Далѣе - она разсказываетъ о приступѣ непр³ятелей, бывшемъ наканунѣ Петрова дня, но не причинившемъ большаго вреда монастырю,- жалуется, что мать не писала къ ней отъ Великаго мясоѣда до Петровыхъ заговѣнъ, спрашиваетъ: есть ли у матери "жоначька или дѣвька", проситъ передать Макар³й Карякину, что Ѳедоръ Карьцовъ живъ, а Кашпировъ сынъ Димитр³й умеръ, и Ольга Борисовна пожаловала рубль на похороны, а то было схоронить нечѣмъ. Въ заключен³е, Соломон³я извѣщаетъ мать, что у нихъ въ монастырѣ свирѣпствовавш³й моръ унялся, "а не осталося людей ни трети".

   Вмѣстѣ съ дочерью бывшаго царя Бориса, у Троицы въ осадѣ находилась тогда другая особа стараго царственнаго рода, Марья Владимировна, племянница царя Ивана Васильевича Грознаго, вдова Магнуса, короля ливонскаго, продолжавшая и въ иноческомъ зван³и носить прозвище Королевы ливонской. Старцы монастырск³е обвиняли ее въ измѣнѣ, она же посылала извѣтъ на своихъ недоброжелателей (А. И., II, 286). Это совпадало съ возникшею ссорою между собою двухъ царскихъ воеводъ, защищавшихъ Троицко-Серг³евск³й монастырь, княземъ Долгоруковымъ-Рощею и Алексѣемъ Голохвастовымъ. Не видно, чтобы дочь Бориса вмѣшивалась въ эти дрязги, хотя въ письмѣ къ теткѣ, приведенномъ выше, дѣлается намекъ на шатость и измѣну въ осажденномъ монастырѣ.

   По освобожден³и Троицко-Серг³евскаго монастыря отъ осады, находивш³яся тамъ инокини изъ Владимира не поѣхали въ свой монастырь, быть можетъ оттого, что въ то смутное время трудно и не безопасно было туда проѣхать. Онѣ послѣ того очутились въ Московскомъ Новодѣвичьемъ монастырѣ. Этотъ монастырь находился во власти бояръ, сидѣвшихъ въ Кремлѣ вмѣстѣ съ поляками и присягнувшихъ королевичу Владиславу. Для охранен³я монастыря помѣщено было въ немъ четыреста польскихъ казаковъ и двѣсти нѣмцевъ. Въ началѣ августа 1611 года, казаки Заруцкаго, стоявш³е подъ разоренною Москвою и воевавш³е противъ поляковъ, взяли приступомъ Новодѣвич³й монастырь. Бояре, сидѣвш³е въ Кремлѣ и составлявш³е верховное правительство отъ имени царя Владислава, въ январѣ 1612 года, разослали окружную грамоту, и въ ней говорилось такъ: "какъ въ Новомъ девичье монастыре сидѣли ратные люди отъ насъ с Москвы, и они церковь Бож³ю соблюдали что свое око, а какъ Ивашко Заруцкой с товарищи Дѣвичь монастырь взяли, и они церковь Бож³ю разорили и образы обдирали и кололи поганскимъ обычаемъ, и черницъ королеву княжъ Владимпрову дочь Андрѣевича и царя Борисову дочь Ольгу, на которыхъ прежъ сего и зрѣти не смѣли, ограбили донага, и иныхъ бѣдныхъ черницъ и дѣвицъ грабили и на блудъ имали, а какъ пошли изъ монастыря, и они и досталь погубили, и церковь и монастырь выжгли" (Собр. госуд. грам. и догов., II, 585).

   Всѣхъ монахинь, находившихся въ Новодѣвичьемъ монастырѣ временно изъ Владимирскаго княгинина монастыря отправили обратно въ ихъ монастырь. Тогда и злополучная дочь Вориса Годунова, претерпѣвшая это новое, но уже послѣднее надъ собою поруган³е, была возвращена во Владимиръ, и съ тѣхъ поръ объ ней нигдѣ нѣтъ помина до 1622 года. Въ этомъ году, 30-го августа, прекратились всѣ ея страдан³я на 41 году ея возраста. Передъ смертью она изъявила желан³е, чтобъ тѣло ея было погребено вмѣстѣ съ прахомъ ея родителей. Сохранился отрывокъ безъ конца грамоты царя Михаила Ѳедоровича суздальскому и торусскому арх³епископу Арсен³ю, въ которой говорится: "Вѣдомо намъ учинилося, что царя Бориса Ѳедоровича дочери царевны старицы Ольги не стало, а по обѣщан³ю де своему, отходя отъ свѣта, приказала намъ бить челомъ, чтобъ намъ пожаловати тѣло ея велѣти погрести у Новоначальной Троицы въ Серг³евѣ монастырѣ съ отцомъ ея и съ матерью вмѣстѣ. И какъ къ тебѣ ея наша грамота придетъ, и ты бъ, богомолецъ нашъ, да съ тобою ахримандритъ Спаской Еуфим³ева монастыря, по нашему указу и по грамотѣ отца нашего великаго государя святѣйшаго патр³арха Филарета Московскаго... (А. А. Э. III, 176).

   Здѣсь царская грамота прерывается, но смыслъ того, что заключалось въ утраченномъ концѣ ея, очевиденъ самъ собою: царь указывалъ поступить согласно желан³ю почившей.

   Прахъ злосчастной царевны былъ привезенъ по назначен³ю и преданъ землѣ рядомъ съ прахомъ ея родныхъ въ трапезной паперти Успенскаго собора Троицко-Серг³евскаго монастыря. Эта паперть была сломана въ 1781 году, а надъ могилою семейства Годуновыхъ воздвигли каменную палату, существующую и въ наше время близъ входа въ Успенскую церковь.

   Тамъ покоится прахъ страдалицы, пережившей своихъ родныхъ, свидѣтельницы ужаснѣйшихъ дней въ жизни русскаго народа и разомъ съ нимъ испившей горькую долю сиротства и всякаго рода посрамлен³й и поруган³й