Лемке Михаил Константинович - Очерки по истории русской цензуры и журналистики Xix столетия

lign="justify">   Вамъ друзья французы! Враки -

   Кинь лишь кость, то, какъ собаки,

         Загрызетесь вы.

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Съ вами зависть, зло, киченье,

   Съ нами вѣра и смиренье,

         Съ нами правда, Богъ! ¹)

  

   ¹) "Сѣверная Пчела* 1854 г., No 162.

  

   Не насмѣшка-ли здѣсь и со "смиреньемъ", котораго во всей подобной поэз³и не было даже и слѣда?..

   Брошюра Ѳ. Глинки, несомнѣнно, не была единственною: за нею тоже слѣдовалъ цѣлый рядъ брошюръ и книжекъ вполнѣ однороднаго содержан³я. Въ моемъ распоряжен³и находится довольно полная коллекц³я такихъ издан³й за 1854 и 1855 года, предоставленная однимъ изъ ихъ авторовъ. Первымъ выступившимъ на это поприще вслѣдъ за Глинкой былъ нѣк³й Петръ Татариновъ, издавш³й за два года около десяти брошюръ "патр³отическаго" содержан³я. Первая его проба - "Война съ Турц³ей", помѣчена цензурою 9-го марта 1854 года. Какъ и всѣ ей подобныя издан³я, она не болѣе 16-ти страничекъ. Второе свое сочинен³е - "Русск³й патр³отъ, или война съ турками и англо-французами", Татариновъ продалъ, какъ и всѣ остальныя, А. Г. Черноглазову, брату сенатора З. Г. Черноглазова. Изъ другихъ авторовъ назову Н. Р. Щиглева, Н. Смирнова, А. Е. Нестерова, К. Козлова. В. Прѣснова, Г. Ѳедорова и А. Попова.

   Уже самыя назван³я такихъ сочинен³й предназначены были служить приманкой для широкой публики; напримѣръ: "Непиръ у Кронштадта, или ѣхалъ - да не доѣхалъ", "Ай да англичане! или Соловецк³й монастырь", "Англичане и съ русскимъ пѣтухомъ не сладили, или бухта Колинги 18-го ³юня 1854 года", "Донесен³е адмирала Непира о побѣдѣ его надъ тремя чухонскими лодками", "Одинъ на троихъ, или Джонъ-Буль, Роберъ-Макеръ и Абдулъ-Ага противъ Силы Богатырева", "Торжество Непира, или побѣда надъ салакушкой и вой чухонца", "Ай да Абдулъ! всѣхъ въ Парижѣ обманулъ, или донесен³е татарина Людовику-Наполеону о взят³и Севастополя", "Разсказъ чухонской кошки, бывшей въ плѣну у англичанъ лѣтомъ 1854 года", etc...

   Если дать нѣсколько выдержекъ изъ наиболѣе характерныхъ брошюръ, то содержан³е ихъ станетъ совершенно ясно.

   Вотъ ихъ доминирующ³е мотивы:

  

   "Поправши всѣ права, султанъ теперь смирися!

   Встрѣчайте нашу рать!. И самый алкоранъ

   Тебя ужъ не спасетъ. Предъ нами покорися;

   Въ побѣдахъ не одинъ примѣръ Росс³ей данъ!"

  

             ---

  

   "Одумайтесь, враги! - вамъ трудно съ нами драться.

   А гордый Цареградъ... свершится что съ тобой?

   Предъ мощью Русскаго врази да расточатся,

   И ярче прежняго заблещетъ крестъ святой!"

  

             ---

  

   "И врагъ узнаетъ, -

   Побѣждаетъ

             Ихъ русск³й строй!"

  

             ---

  

   "Какъ будто мы того боимся?

   Пускай они на насъ идутъ!

   Мы дружно встрѣтимъ ихъ, - сразимся...

   Тогда и имъ и вамъ - капутъ!"

  

             ---

  

   "Разъ хвативъ не въ мѣру джину,

   Воевода Пальмерстонъ

   Впалъ въ великую кручину, -

   Легъ, заснулъ - и видитъ сонъ:

   Видитъ будто засѣдаетъ

   Онъ въ парламентѣ своемъ

   И преважно разсуждаетъ

   То о томъ, то о другомъ".

  

   Дальше авторъ послѣднихъ виршей рисуетъ картину засѣдан³я, въ которомъ нашелся изобрѣтатель новаго способа взять Кронштадтъ, очень понравившагося и Пальмерстону, и Непиру:

  

   "Онъ, довольный ихъ вниманьемъ,

   Выросъ чуть не на аршинъ,

   И по маленькомъ молчаньи

   Говорить такъ началъ имъ:

         "Навязать аэростатовть

         Къ мачтамъ нашихъ кораблей,

         Пароходовъ и фрегатовъ

         И потомъ эскадрѣ всей -

   "Съ якорей въ минуту снявшись

   И поправивши снарядъ,

   Къ верху птицею поднявшись -

   Опуститься на Кронштадтъ!

         "Всѣ тутъ громко закричали:

         Браво! Фора! молодецъ!..

         Какъ Кронштадтъ взять мы не знали,

         Онъ сказалъ намъ, онъ мудрецъ!!*

  

   А вотъ отрывокъ изъ "Донесен³я" Непира, взявшаго въ плѣнъ чухонск³я лодки:

  

   "Гроши тотчасъ раздѣлили

   На матросовъ всѣхъ вполнѣ.

   Серебромъ препроводили,

   Съ частью добычи, ко мнѣ...

   И объ томъ увѣдомляя

   Изъ далекихъ русскихъ странъ,

   Въ вамъ полтинникъ посылаю, -

   Призъ - достойный англичанъ,

   И прибавлю, что отнынѣ

   Будемъ брать мы всѣмъ, что есть,

   Счастья-жъ нѣтъ когда въ полтинѣ,

   Такъ и гривенникъ намъ въ честь".

  

   По разсказамъ г. Нестерова, одного изъ усердныхъ авторовъ этой литературы, послѣдняя, несмотря на дороговизну цѣнъ - обыкновенная стоимость листовой брошюрки 15-20 коп. серебромъ - шла въ продажѣ очень и очень бойко. Получить 100-150 руб. чистаго было дѣломъ вполнѣ обыкновеннымъ. И продавались эти сочинен³я не только въ Петербургѣ и Москвѣ, но вездѣ, гдѣ существовала книжная торговля...

   Очень интересное свидѣтельство находимъ въ "Дневникѣ" Никитенка подъ 27 октября 1854 года: "Кстати о поэтахъ. Между ними теперь вообще въ модѣ патр³отическ³е стихи. Въ этомъ, конечно, ничего предосудительнаго. Но бѣда въ томъ, что всѣ эти признанные и непризнанные поэты - особенно послѣдн³е - вдохновляются не столько дѣйствительнымъ патр³отизмомъ, сколько вожделѣн³ями къ перстнямъ, табакеркамъ и т. д. Стихи подносятся министру, въ надеждѣ, что бьющ³я въ нихъ черезъ край вѣрноподданническ³я изл³ян³я будутъ повергнуты къ стопамъ монарха и принесутъ желаемые плоды. Не разъ ужъ ставили они въ затруднен³е добраго Авраама Сергѣевича. Легко поддающ³йся первому впечатлѣн³ю, онъ еще на дняхъ взялся представить так³е стихи - одни изъ лучшихъ, государю, а теперь не знаетъ, какъ отъ этого отвертѣться" {"Рус. Старина", 1890 г., V, 281.}.

   Такъ проходилъ 1854 годъ.

   Предчувств³е чего-то недобраго если и было, то только у очень немногихъ современниковъ. Громадное большинство не различало еще первыхъ призраковъ грядущаго отмщен³я за русск³е ровно ни на чемъ не основанное самодовольство; оно все еще было увѣрено въ крѣпости сковывавшаго его организма. Какимъ затеряннымъ звукомъ въ шумѣ криковъ:

  

   "Громъ побѣды раздавайся!

   Веселися храбрый россъ?"

  

   прозвучала нотка предчувств³я, бѣды, пропѣтая хорошо знающимъ положен³е дѣлъ Тютчевымъ {Поэтъ занималъ сравнительно видное мѣсто въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ.}. Онъ написалъ стихотворен³е: "На новый 1855 годъ", гдѣ говорилъ о наступавшей годинѣ:

  

         Не просто будетъ онъ воитель,

         Но исполнитель Божьихъ каръ, -

         Онъ совершитъ, какъ поздн³й мститель,

         Давно задуманный ударъ.

  

   Для битвъ онъ посланъ и расправы,

   Съ собой несетъ онъ два меча:

   Одинъ - сражен³й мечъ кровавый,

   Другой - сѣкира палача.

  

         Но на кого?.. Одна-ли выя,

         Народъ-ли цѣлый обреченъ?..

         Слова не ясны роковыя

         И смутенъ замогильный стонъ ¹).

  

   ¹) "Стихотворен³я", М. 1868 г., 166-167.

  

   Одиноко прозвучалъ этотъ голосъ; только потомъ въ немъ увидѣли пророчество... Масса оглушала себя увѣрен³ями успѣха, "Сѣверная Пчела" и "Московск³я Вѣдомости" гипнотизировали ее славослов³емъ, "патр³отическ³я" брошюры расходились въ десяткахъ и сотняхъ тысячъ экземпляровъ. Твердо вѣрилось, что

  

   Крамольный западъ намъ не страшенъ

   И флоты грозные враговъ...

   Съ севастопольскихъ твердыхъ башенъ,

   Съ гранитныхъ скалъ, изъ бездны рвовъ,

   Какъ бы перуны съ облаковъ,

   Васъ встрѣтятъ бомбы и картечи,

   Ряды воинственныхъ полковъ...

   Среди кровавой грозной сѣчи

   Мужаемъ мы и крѣпнемъ вновь ¹).

  

   ¹) Изъ одной брошюры 1855 года.

  

   Когда, по тѣмъ или другимъ обстоятельствамъ, слово нуждается въ выпуклости, яркости и образности, прибѣгаютъ за помощью къ художнику; смотря по надобности и настроен³ю, это - то жанристъ, то портретистъ, то каррикатуристъ. Въ 1855 году обратились къ послѣднему. Обращен³е было, разумѣется, безмолвное; его формулировало настроен³е большинства. Большинство это требовало усилен³я впечатлѣн³й, жаждало осмѣян³я враговъ "въ натурѣ". Въ подобныхъ случаяхъ за спросомъ всегда слѣдуетъ предложен³е.

   Въ 1855 году уже довольно извѣстный каррикатуристъ H. А. Степановъ выпускаетъ альбомы "Каррикатуръ", сплошь посвященные событ³ямъ восточной войны, особенно же Наполеону III и Пальмерстону.

   Издателемъ альбома былъ А. Беггровъ. Въ течен³е года вышли три выпуска, по десять листовъ каждый. Самая ранняя цензурная дата - 10-ое марта, самая поздняя - 30-ое апрѣля. Исполнен³е рисунка и его композиц³я были гораздо выше "патр³отической" поэз³и; въ каррикатурахъ былъ не только квасной патр³отизмъ, но и остроум³е и даже частично вѣрный взглядъ на вещи. Кромѣ того, въ нихъ не била такимъ ключомъ самоувѣренность, бахвальство же почти отсутствовало.

   Напримѣръ, что касается Наполеона III, то Степановъ хорошо понялъ личность этого авантюриста и довольно мѣтко отмѣтилъ его наиболѣе слабыя стороны. Кстати, именно эти каррикатуры должны считаться наиболѣе удачными, имѣющими значен³е и не только въ Росс³и.

   Воспроизвожу три изъ нихъ.

   Доставалось не мало и Непиру, и французскимъ и англ³йскимъ генераламъ (Сенъ-Арно, Раглану), словомъ, остроум³е каррикатуриста нашло обильную пищу. Публика приняла "Каррикатуры" очень сочувственно, и, несмотря на стоимость 9 руб. за три выпуска, раскупала ихъ бойко. Теперь онѣ, разумѣется, представляютъ библ³ографическую рѣдкость.

   Не могу при этомъ не замѣтить, что каррикатуры того времени были вообще лишены своеобразной пикантности, которую публика въ изобил³и находила въ брошюрахъ и частью въ газетахъ, просто въ силу высочайшаго повелѣн³я отъ 30 декабря 1854 года, даннаго именно для каррикатуръ, т.-е. произведен³й, могущихъ имѣть распространен³е и внѣ предѣловъ Росс³и. Европейскому обществу и его петербургскимъ представителямъ не хотѣли обнаруживать всего прилива народныхъ страстей... Повелѣн³е гласило: "каррикатуры политическаго содержан³я, направленныя противъ враждебныхъ намъ государствъ и народовъ, допускать къ печати въ такомъ только случаѣ, если онѣ представляютъ смѣшную сторону предмета, съ соблюден³емъ прилич³я, и не заключаютъ въ надписяхъ брани" {"Сборникъ постановлен³й и распоряжен³й по цензурѣ съ 1720 по 1862 годъ", Спб. 1862 г., 299-300.}. Исполнен³е этого постановлен³я было гарантировано, конечно, уже самымъ фактомъ существован³я, такъ называемаго, бутурлинскаго комитета - верховнаго литературнаго судилища съ точки зрѣн³я цензуры.

   Сказаннаго выше, думаю, достаточно для составлен³я яснаго понят³я о настроен³и русскаго общества, по крайней мѣрѣ его огромнаго большинства, въ течен³е 1854 и первой половины слѣдующаго года. Короче - это было завершен³е пер³ода самообожан³я. Меньшинство... Но что такое было меньшинство въ разсматриваемую историческую эпоху?.. Имѣло-ли оно право и возможность высказать вслухъ тѣ мысли и чувства, которыя потомъ стали азбукой? Хотѣлъ ли кто-нибудь въ массѣ слушать этихъ недовольныхъ людей?..

   А они были, были даже въ рядахъ арм³и, нѣкоторые представители которой вооч³ю убѣдились въ полной изношенности старой военной машины. Здѣсь умѣстно напомнить извѣстную "Севастопольскую пѣсню", сложенную группой офицеровъ, собиравшихся по вечерамъ у начальника штаба артиллер³и, Крыжановскаго; въ числѣ ихъ былъ и штабсъ-капитанъ графъ Левъ Николаевичъ Толстой, которому принадлежитъ нѣсколько куплетовъ.

  

   Какъ четвертаго числа ¹)

   Насъ нелегкая несла

         Горы обирать! (bis)

   Баронъ Вревск³й-генералъ,

   Къ Горчакову приставалъ,

         Когда подъ шафе: (bis)

   "Князь возьми ты эту гору,

   Не входи со мною въ ссору

         Не то донесу!" (bis)

   Собирались на совѣты

   Всѣ больш³я эполеты,

         Даже плацъ-Бекокъ!.. (bis)

   Полицмейстеръ плацъ-Бекокъ

   Никакъ выдумать не могъ,

         Что ему сказать!.. (bis)

   Долго думали-гадали,

   Топографы все писали

         На большомъ листу!.. (bis)

   Гладко писано въ бумагѣ,

   Да забыли про овраги,

         А по нимъ ходить!.. (bis)

   Выѣзжали князья-графы

   И за ними топографы,

         На большюй редутъ!.. (bis)

   Князь сказалъ: "ступай, Липранди!"

   А Липранди: "нѣтъ-съ, атанде,

         Молвилъ, - не пойду!.. (bis)

   "Туда умнаго не надо;

   Ты пошли туда Реада,

         А я посмотрю!.." (bis)

   Глядь, Реадъ возьми да съ просту

   И повелъ насъ прямо къ мосту,

         Ну-ка на ура!.. (bis)

   Мартенау умолялъ,

   Чтобъ лезертовъ ²) обождалъ:

         "Нѣтъ, ужъ пусть идутъ!.." (bis)

   Ha "ypa!" мы зашумѣли,

   Да лезерты не поспѣли,

         Кто-то перевралъ!.. (bis)

   А Бѣлевцевъ-генералъ

   Крѣпко знамя потрясалъ:

         Вовсе не къ лицу!.. (bis)

   На Ѳедюхины высоты

   Насъ пришло всего три роты,

         А пошли полки!.. (bis)

   Наше войско небольшое,

   А француза была втрое,

         И секурсу тьма!.. (bis)

   Ждали, выйдетъ съ гарнизона

   Намъ на выручку колонна,

         Подали сигналъ!.. (bis)

   А тамъ Сакенъ генералъ

   Все акафисты читалъ

         Богородицѣ!.. (bis)

   И пришлось намъ отступать...

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

         Кто туда водилъ!.. (bis) ³).

  

   ¹) 4 августа 1855 г. произошло сражен³е при рѣкѣ Черной.

   ²) Солдатское произношен³е "резервовъ".

   ³) Привожу со списка одного изъ участниковъ этого коллективнаго пѣснотворчества. ("Рус. Стар." 1884 г., II, 455-457); есть друг³е вар³анты, но они менѣе правдоподобны ("Рус. Стар." 1875 г., II, 441-443 и III, 653-654).

  

   Будь это сочинен³е исключительно одного гр. Льва Николаевича Толстого, какъ неправильно думаютъ нѣкоторые, тогда оно, конечно, не имѣло бы того историческаго значен³я, которое, несомнѣнно, принадлежитъ этой пѣснѣ, какъ коллективному голосу; надо не забывать также, что ее пѣли въ массѣ военныхъ кружковъ, а въ обществѣ она ходила въ десяткахъ тысячъ списковъ...

  

  

   Но вотъ грянуло 27-ое августа 1855 года - день паден³я Севастополя - принесшее Росс³и небывалый разливъ умственныхъ и политическихъ течен³й...

   Первый моментъ чувства почти всѣхъ формулировались не иначе, какъ словами: "какое гибельное событ³е для Росс³и! Бѣдное человѣчество!" {А. Никитенко, "Дневникъ", "Рус. Старина", 1890 г., VI, 627.} Въ подобныхъ же выражен³яхъ, древнимъ египтяниномъ было встрѣчено, вѣроятно, и первое разлит³е Нила, которое приводило въ ужасъ непосредственно за нимъ слѣдовавшими бѣдств³ями... Но прошло нѣкоторое время, и несчаст³е, оказавшееся плодоноснымъ, получило надлежащее толкован³е...

   До чего роковая вѣсть возбуждала панику, можно судить хотя бы изъ такой записи одного современника:

   "Ударъ былъ страшный, тѣмъ болѣе, что не ожиданъ никѣмъ. Всѣ уже повѣрили и частнымъ, и нечастнымъ, своимъ и чужимъ объявлен³ямъ о недоступности Севастополя. Мног³е изъ москвичей лишились, отъ одной вѣсти о взят³и неодолимаго, своихъ членовъ: напримѣръ, говорятъ объ Ермоловѣ, что у него отнялись на время ноги. Я знаю одного москвича, который созвалъ, было къ себѣ гостей на обѣдъ, какъ именинникъ, и когда только подано было первое блюдо, то новый гость изъ почтамта вошелъ къ нему и при всѣхъ разсказалъ о паден³и Севастополя. Гости не могли болѣе продолжать обѣда, встали и черезъ минуту разошлись вовояси" {О. Бодянск³й, "Дневникъ", "Сборникъ Об-ва Люб. Рос. Слов." 1891 г., 130.}.

   Такъ выражалось настроен³е большинства. Немного спустя, оно же было крайне недовольно и соглас³емъ на миръ. "Драться надо, - говорили отчаянные патр³оты, драться до послѣдней капли крови, до послѣдняго человѣка" {А. Никитенко, н. с., "Рус Старина", 1890 г., VII, 133.}. Другой очевидецъ записываетъ: "На-дняхъ въ Петербургѣ давали трагед³ю Озерова "Дмитр³й Донской>. При стихѣ

  

   "Нѣтъ лучше смерть, чѣмъ миръ постыдный"

  

   "поднялась буря рукоплескан³й"... {П. Валуевъ, "Дневникъ" "Рус. Старина", 1891 г., VI, 606.}

   "Литература" въ видѣ брошюръ, правда, прекращается, но Степановъ все еще продолжаетъ подогрѣвать массу: снова Беггровъ издаетъ альбомъ его каррикатуръ, названный "Современныя шутки", полный патр³отизма и насмѣшки надъ побѣдителемъ. Приготовленъ къ выпуску въ свѣтъ и четвертый альбомъ "Каррикатуръ", но миръ заключенъ, выходки противъ бывшаго непр³ятеля найдены неумѣстными, альбомъ конфискованъ {С. Трубачевъ, "Каррикатуристъ Н. А. Степановъ", "Истор. Вѣстникъ", 1891 г., III, 764-765.}. Наука "патр³отистика", введенная въ циклъ другихъ наукъ безсмертнымъ Салтыковымъ, начинаетъ терять почву, корни ея слабѣютъ...

   Вотъ какъ резюмируетъ настроен³е передового общества наблюдательный H. B. Шелгуновъ:

   "Неожиданно началась война, неожиданно палъ Севастополь. Но когда эта громада пала, когда оказалось, что Росс³я не имѣетъ ни денегъ, ни людей, чтобы продолжать борьбу, когда двѣ так³я неожиданности, какъ смерть императора Николая и павш³й Севастополь, точно два громадныхъ удара, повторились одинъ за другимъ, Росс³я точно проснулась отъ летаргическаго сна.

   "Нравственное состоян³е, въ которомъ очутилась Росс³я послѣ этихъ громовыхъ ударовъ, рѣдко въ истор³и народовъ, а на памяти русской истор³и подобное положен³е еще не бывало. Освобожден³е Росс³и отъ поляковъ и смутъ въ 1612 году, освобожден³е отъ двунадесяти языковъ въ 1812 году, были, конечно, моментами очень героическаго напряжен³я и чудовищной народной энерг³и, но это были только моменты чувства и инстинкта самосохранен³я. Теперь было не то, и за свою государственную цѣлость намъ бояться было нечего. Все могло бы идти въ обычномъ, установившемся порядкѣ. Государь умеръ, на престолъ вступилъ его наслѣдникъ безъ потрясен³й и безпорядковъ, война кончилась, миръ предстоялъ достаточно почетный, все было тихо, спокойно, мирно и все могло бы идти опять по старому, традиц³онному, съ какими-нибудь небольшими починками и преобразован³ями. Казалось бы, только радоваться и отдыхать послѣ военныхъ трудовъ и севастопольскихъ потеръ. Но въ томъ-то и дѣло, что старое ужъ не могло больше повториться, всѣ чувствовали, что порвался какой-то нервъ, что дорога къ старому закрылась. Это былъ одинъ изъ тѣхъ начинающихъ историческихъ моментовъ, которые подготовляются не годами, а вѣками, и они такъ неустранимы, какъ лавины въ горахъ, какъ ливни подъ экваторомъ. Единоличная воля въ такихъ случаяхъ исчезаетъ и всѣми, сверху до низу, овладѣваетъ одинъ общ³й жизненный порывъ, въ началѣ инстинктивный, какъ глубок³й вздохъ послѣ летаргическаго сна, какъ первое свѣтлое пробужден³е послѣ горячьки; но затѣмъ, послѣ безсознательнаго, инстинктивнаго душевнаго движен³я, является понемногу свѣтлое состоян³е сознан³я, человѣкъ приходитъ въ себя и съ новыми силами принимается за новую работу. То, что происходитъ съ отдѣльнымъ человѣкомъ, повторяется и съ народами, когда каждымъ и всѣми овладѣваетъ одно и то же душевное состоян³е, когда каждый и всѣ чувствуютъ переломъ, когда каждый и всѣ изъ безсознательнаго, инстинктивнаго состоян³я переходятъ къ работѣ мысли, когда въ каждомъ и во всѣхъ пробуждается критическая мысль, каждый и всѣ начинаютъ думать. Въ томъ, что послѣ Севастополя всѣ очнулись, всѣ стали думать и всѣми овладѣло критическое настроен³е, и заключается разгадка мистическаго секрета шестидесятыхъ годовъ. Всѣ - вотъ секретъ того времени и секретъ успѣха всѣхъ реформъ. Императоръ Николай опирался только на государственный совѣтъ, императоръ Александръ II обратился къ чувствомъ всѣхъ, къ труду всѣхъ, къ тѣмъ громаднымъ творческимъ и сознательнымъ силамъ, которыя хранились въ нижнемъ течен³и" {"Собран³е сочинен³й", изд. 2-е, II, "Воспоминан³я", 624-625.}.

   Понятно, конечно, что подъ всѣми нужно понимать все мыслящее, интеллигентное, рвущееся помочь разбить тѣ желѣзныя оковы, тѣ обручи, которыми сковывалось русское общество въ продолжен³е нѣсколькихъ десятилѣт³й.

   "Какъ неумолимо правосудна судьба! Какъ жестока въ своей логикѣ! Признаюсь - я не очень негодую на Горчакова; Севастополь палъ не случайно, не по его милости; я жалѣю, что не было тутъ искуснѣйшаго генерала, чтобы отнять всяк³й поводъ къ искажен³ю истины; онъ долженъ былъ пасть, чтобы явилось на немъ дѣло Бож³е, т.-е. обличен³е всей гнили правительственной системы, всѣхъ послѣдств³й удушающаго принципа. Видно - еще мало жертвъ, мало позора, еще слабы уроки; нигдѣ сквозь окружающую насъ мглу не пробивается лучъ новой мысли, новаго начала!" {"И. С. Аксаковъ въ его письмахъ", М., 1892 г., ч. 1, т. III, 180.}. Эти слова, писанныя въ серединѣ октября 1855 года, еще разъ иллюстрируютъ происходившее общественное возрожден³е. Въ нихъ же ясно твердое сознан³е ненормальности окружавшаго строя. Наступило время, "когда всяк³й захотѣлъ думать, читать и учиться, и когда каждый, у кого было что-нибудь за душой, хотѣлъ высказать это громко. Спавшая до того времени мысль заколыхалась, дрогнула и начала работать, порывъ ея былъ сильный и задачи громадныя. Не о сегодняшнемъ днѣ шла тутъ рѣчь, обдумывались и рѣшались судьбы будущихъ поколѣн³й, будущ³я судьбы всей Росс³и, становивш³яся въ зависимость отъ того или другого разрѣшен³я реформъ".

   Словомъ, начинался первый изъ "шестидесятыхъ годовъ", наступалъ тотъ славный пер³одъ русской общественности, которымъ наше общество, гордое колоссальными результатами своей непродолжительной, но сколько-нибудь замѣтной свободы, въ правѣ бросить въ лицо каждому, кто бы вздумалъ отрицать его зрѣлость и гигантскую силу. А так³е господа были и есть... Росс³я стояла наканунѣ той эпохи, которую не иначе, какъ съ благовѣйнымъ уважен³емъ, намъ теперь остается лишь вспоминать... Не передовое общество повинно въ роковой краткости этого необыкновеннаго въ нашей истор³и пер³ода, не оно создало ту нелѣпую реакц³ю, которая повисла надъ Росс³ей снова съ 1862 года...

   !!!!!!!!!!1

   И этимъ мы всецѣло обязаны необыкновенному подъему общественнаго настроен³я, когда, наконецъ, надувшаяся, мрачная, темная полоса льда лопнула, сломалась, и... рѣка тронулась, унося съ необычайной быстротой сковывавш³й ее ледъ... Велик³й моментъ, единственный въ нашей болѣе чѣмъ тысячелѣтней истор³и! Къ праздновавшемуся какъ разъ тогда тысячелѣт³ю Росс³и это былъ какъ бы парадный смотръ силъ русской общественности...

   Не послѣдней между ними была, разумѣется, литература, несмотря на крайне ненормальное положен³е, которое она занимала въ области права. Никакихъ, въ сущности, болѣе или менѣе серьезныхъ льготъ ей не было дано и послѣ 18 февраля 1855 года, но это, однако, не ставило ее въ положен³е своей предшественницы - литературы николаевской эпохи. Общество, то общество, потоки котораго залили русскую государственную жизнь и тѣмъ одухотворили ее, делегировало свои права литературѣ - и этого было уже достаточно для несен³я новой честной, отважной, тяжелой службы. Стало ясно, что несен³е послѣдней, даже и при неизмѣнившемся юридическомъ положен³и, продлится до тѣхъ поръ, пока общество не оступится, часть его не подастся назадъ, не произойдетъ дифференц³ац³я прочнаго тогда цѣлаго. И въ упоен³и общимъ пробужден³емъ, казалось, нечего было и думать о такой мрачной перспективѣ... Все пошло впередъ, остановить литературу не было силъ и возможности. Она сама понемногу создала себѣ право взамѣнъ прежняго безправ³я и шла, шла, не останавливаясь...

   Создан³е новаго немыслимо безъ критики и уничтожен³я стараго; молодой лѣсъ глушится валежникомъ. И вотъ наступаетъ прежде всего эпоха обличительнаго жара, время сатирическаго негодован³я, пер³одъ осмѣян³я и разрушен³я.

   Насколько всеобще и широко было стремлен³е къ сноскѣ стараго здан³я, можно видѣть хотя-бы по показан³ю офиц³альнаго источника.

   "Замѣчательно, - пишетъ его составитель, - что вычурные стихи г. Бенедиктова и, такъ сказать, сухая поэз³я г. Розенгейма, задавшись гражданской скорбью и обличен³емъ, были встрѣчены при своемъ появлен³и въ пятидесятыхъ годахъ почти съ одинаковой благосклонностью. Доказательство, что причина успѣха заключалась не столько въ талантѣ поэтовъ, сколько въ настроен³и публики. И дѣйствительно, настроен³е это есть явлен³е болѣе глубокое, чѣмъ оно можетъ показаться съ перваго раза. Не успѣло общество насладиться чистой поэз³ей Лермонтова и Кольцова, какъ оно уже забываетъ прелесть непринужденной формы, возвышенность содержан³я и предпочитаетъ повседневный характеръ обличен³я и протеста въ какой-бы то ни было вычурной формѣ. Ясно, что обществу нужно было не поэз³и, а протеста и обличен³я" {"Собран³е матер³аловъ о направлен³и различныхъ отраслей русской словесности за послѣднее десятилѣт³е и отечественной журналистики за 1863 и 1864 г.", Спб., 1865 г., издан³е министерства внутр. дѣлъ, стр. 85-86. Подробное изложен³е этого интереснѣйшаго документа читатель найдетъ въ моей книгѣ: "Эпоха цензурныхъ реформъ 1859-1865 гг.", Спб., 1904 г.}.

   Въ этихъ словахъ слышится очень неодобрительное отношен³е къ законной потребности общества, но не за тѣмъ они и приведены, чтобы дать мѣсто "авторитетному" мнѣн³ю офиц³альнаго историка литературы. Они нужны были просто для констатирован³я стремлен³я общества къ обличен³ю и протесту.

  

   Въ августѣ 1856 годъ Н. Щедринъ выступаетъ въ "Русскомъ Вѣстникѣ" съ своими "Губернскими очерками". Это первый крикъ рождавшейся истинной сатиры послѣ цѣлаго ряда темныхъ годовъ.

   Какъ уже было замѣчено, я ограничилъ свою задачу обозрѣн³емъ сатирической литературы данной эпохи преимущественно лишь по спец³ально посвященнымъ ей пер³одическимъ издан³ямъ и потому не буду останавливаться на дѣятельности Салтыкова-Щедрина. Отмѣчу только, что одна часть общества отнеслась съ чисто материнскою любовью къ раздавшемуся крику своего первенца, а другая - первое непр³ятельское ядро встрѣтила со страхомъ за окружающ³й "порядокъ". Въ течен³е 1857 года разошлись два издан³я "Губернскихѣ очерковъ"...

   Здѣсь снова обратимся къ только что цитированному источнику, чтобы посмотрѣть, какъ тамъ оцѣнивался Салтыковъ.

   Послѣ очень длиннаго объяснен³я разницы "истиннаго гоголевскаго натурализма" и "ложной натуральной школы", сводящейся къ отсутств³ю въ произведен³яхъ послѣдней "невидимыхъ м³ру слезъ" и "возвышенной любви" къ караемому смѣхомъ человѣку, офиц³альный критикъ говоритъ:

  

   "Наша обличительная литература, принялась вытаскивать на пользу гласности, на публичное осмѣян³е весь хламъ изъ каждаго канцелярскаго подвала, изъ каждаго грязнаго закоулка, изъ каждаго бѣднаго угла - жилища нищаго чиновника. Произведен³й съ подобнымъ направлен³емъ явилось въ журналистикѣ нашего минувшаго, десятилѣт³я (1854-1864 гг. М. Л.) множество, начиная съ холодныхъ и вполнѣ фельетонныхъ сочинен³й г. И. Панаева... Большая часть литературы этого рода полна бездарности и самолюбивыхъ претенз³й на скандалъ; но и нѣсколько истинныхъ талантовъ посвятили свою дѣятельность этому направлен³ю. Замѣтнѣе другихъ въ этомъ отношен³и г. Щедринъ (Салтыковъ) {Ко времени составлен³я "Собран³я матер³аловъ" Салтыковъ написалъ, кромѣ "Губернскихъ очерковъ": "Брусина", "Невинные разсказы", "Сатиры въ прозѣ" и часть "Помпадуровъ и помпадуршъ".}, начавш³й свою литературную дѣятельность, еще въ минувшее царствован³е и пр³обрѣвш³й извѣстность и даже нѣкоторый авторитетъ въ концѣ пятидесятыхъ годовъ, когда въ "Русскомъ Вѣстникѣ" стали печататься его "Губернск³е очерки". Изображая юмористическимъ обличен³емъ административную среду и бюрократическ³й бытъ въ провинц³яхъ, г. Щедринъ взглянулъ на него со свойственной ему точки зрѣн³я, представивъ смѣшную фальшь или злоупотреблен³я этой среды, находя все въ этой средѣ комическимъ или пошлымъ. Тутъ у него являются и либералы, но они изображены смѣшными, потому, вѣроятно, что, они не такъ либеральны, какъ бы автору того хотѣлось; являются люди отживающ³е, люди въ какомъ-то среднемъ переходномъ состоян³и; а также чиновники и помѣщики прежняго закала и новые, модные дѣятели, комичные сколько отъ самихъ себя, столько же и отъ услов³й, въ которыя они поставлены самимъ свойствомъ ихъ гражданскаго _;положен³я. Несмотря на бывш³й огромный успѣхъ ихъ въ публикѣ, произведен³я Щедрина имѣютъ больше значен³я бойкаго, легкаго и юмористическаго фельетона во вкусѣ отрицан³я. Замѣчательно, что въ произведен³яхъ Щедрина нигдѣ не замѣтно никакого, идеала и ничего положительнаго. Къ этой же категор³и принадлежатъ нѣкоторыя произведен³я Печерскаго (Мельникова), "Провинц³альныя воспоминан³я" г. Селиванова и проч." {"Собран³е матер³аловъ etc.", 184-185.}.

  

   Этого одного, конечно; достаточно, чтобы понять истинное значен³е "Губернскихъ очерковъ" въ свое время... Въ связи съ нѣкоторыми другими произведен³ями, и развивающейся общественной мыслью, они, разумѣется, не мало способствовали перерожден³ю общественныхъ вѣрован³й непередовой части; отдѣльные люди подъ натискомъ новыхъ идей - новыхъ не абсолютно, конечно, а относительно; новыхъ потому, что впервые громко выраженныхъ - мѣняли свои убѣжден³я. Прекраснымъ примѣромъ такой эволюц³и служитъ Н. А. Степановъ, обративш³й теперь свой мѣтк³й карандашъ на осмѣян³е окружающаго, еще такъ недавно или обходимаго имъ молчан³емъ, или прямо восхваляемаго.

   Въ ноябрѣ 1856 года онъ начинаетъ выпускать новый каррикатурный альбомъ Знакомые, издаваемый тѣмъ-же Беггровымъ. Предполагалось назван³е "Наши знакомые", но, по словамъ г. Трубачева, цензура не нашла возможнымъ пропустить слово "Наши" {"Каррикатуристъ Н. А. Степановъ", "Истор. Вѣстникъ" 1891 г. III, 771.}. Въ течен³е 1857 года закончился первый томъ, 1858-го - второй. Первый годъ всѣ рисунки были исполняемы только Степановымъ, второй - еще и М. Зиччи, Г. Дестунисомъ, А. Волковымъ, Р. Жуковскимъ и П. Анненскимъ, потому что Знакомые не имѣли особеннаго успѣха и побуждали Степанова принять мѣры къ улучшен³ю дѣла, къ его оживлен³ю. Съ этою-же цѣлью съ 20-го ноября 1857 года къ Знакомымъ сталъ прилагаться Листокъ Знакомыхъ, вышедш³й въ течен³е подписного 1857-1858 г. въ 12 номерахъ {Попутно исправляю неточность Н. М. Лисовскаго. Въ своей цѣнной работѣ "Рус. пер³од. печать 1703-1894 гг." вып. II, говоря о "Листкѣ", онъ пишетъ: "Листокъ Знакомыхъ, Журналъ каррикатуръ, съ литературными прибавлен³ями. 1857-1858. Спб. Безсрочно (NoNo 1-12), (стр. 34). Во-первыхъ, мы уже знаемъ, что "Листокъ" есть самъ литературное прибавлен³е къ "Знакомымъ"; во-вторыхъ, выходилъ онъ въ вполнѣ опредѣленные сроки - ежемѣсячно 20-го числа, начиная съ 20-го ноября 1857 г. и кончая 20-мъ октября 1858 г.}. Это былъ большой листъ плотной бумаги, на которомъ печатался текстъ, состоящ³й почти всегда изъ фельетона и мелкихъ сатирическихъ, чаще - юмористическихъ замѣтокъ, принадлежавшихъ В. Р. Зотову, Вс. С. Курочкину и Н. Е. Щербинѣ, но никогда не подписываемыхъ. Весьма возможно, что въ текстѣ участвовалъ и самъ Степановъ, хотя его б³ографъ, г. Трубачевъ, ровно ничего объ этомъ не говоритъ.

   Знакомые 1857-1858 гг., когда они, благодаря Листку, стали вполнѣ, въ сущности, сатирическимъ пер³одическимъ издан³емъ, испытывали на себѣ весь трудъ работы п³онера. Данная имъ программа, по собственному заявлен³ю редакц³и, была узка, не позволяя развивать сколько-нибудь широкихъ общественныхъ вопросовъ. Вотъ, главнымъ образомъ, почему содержан³е и Знакомыхъ и Листка было такъ еще мелко, такъ блѣдно, такъ сатирически немощно. Бывш³й раньше обычай, узаконенный окончательно "Ералашемъ" (1846-1849 гт.), давать въ каррикатурахъ точные портреты, - правда почти всегда съ любезнаго разрѣшен³я обладателя необходимой художнику физ³оном³и, - теперь, когда приходилось зло обличать, не получилъ цензурнаго одобрен³я, и уже во второмъ номерѣ Листка Знакомыхъ редакц³я вынуждена была успокоить волновавшагося обывателя: "условимся однажды навсегда, портретовъ нѣтъ и не можетъ быть между нашими знакомыми. Это дѣло рѣшенное и подписанное. Въ нашемъ альбомѣ есть только типы, черты и характеры физ³оном³й, общихъ многимъ личностямъ, которыя мы стараемся возвести въ перлъ художественнаго создан³я... Итакъ, да будутъ благосклонны къ намъ всѣ наши знакомые, да не скандализируются они, встрѣтивъ на "Листкахъ" нашихъ не чуждыя имъ черты и позы. Можемъ увѣрить ихъ, что это дѣлается безо всякаго злого умысла предать посмѣян³ю ихъ почтенны