Лемке Михаил Константинович - Очерки по истории русской цензуры и журналистики Xix столетия

   Изъ области предусмотрѣнныхъ, какъ мы видѣли, "непосредственныхъ сношен³й съ редакторами" въ практикѣ Тимашева былъ такой оригинальный разговоръ его съ И. С. Аксаковымъ:

   "- Вы боитесь, ваше превосходительство, революц³и. Вы правы - намъ дѣйствительно угрожаетъ революц³я, потому что есть заговорщики.

   "- Какъ? - спросилъ съ ужасомъ Тимашевъ, - гдѣ они?

   "- Въ третьемъ отдѣлен³и. Третье отдѣлен³е своимъ преслѣдован³емъ мысли, своимъ гнетомъ готовитъ революц³ю, ссоря мыслящ³й классъ съ нашимъ добрѣйшимъ государемъ" {А. Никитенко, "Дневникъ", "Рус. Старина", 1890 г., X, 141.}.

   О Мухановѣ въ "обществѣ" говорили: "это человѣкъ не глупый, свѣтски образованный, очень пр³ятный въ обществѣ" {Ibidem, IX, 590.}.

   Болѣе детальная характеристика этихъ лицъ выяснится изъ дальнѣйшаго изложен³я.

  

  

   Наконецъ, 24 января 1859 г. государь подписалъ высочайшее повелѣн³е объ учрежден³и негласнаго "Комитета по дѣламъ книгопечатан³я".

   Предполагалось сначала вмѣсто комитета образовать V-е отдѣлен³е Соб. Е. И. В. канцеляр³и. Но мысль эта была вскорѣ же брошена, въ виду соображен³й чисто политическаго характера: "наименовать новое учрежден³е V-мъ отдѣлен³емъ значило бы объявить, что непосредственно отъ Государя Императора исходить будетъ направлен³е литературы, a подобное предположен³е желательно бы отклонить, дабы мѣры, неблагопр³ятно принимаемыя публикою, не относились къ особѣ монарха" {"Первоначальный проектъ устава о книгопечатан³и etc", 71.}.

   По словамъ одного офиц³альнаго источника, обязанности комитета сводились къ "неофиц³альному надзору за направлен³емъ нашей литературы, соотвѣтственно видамъ правительства, какъ въ выходящихъ пер³одическихъ издан³яхъ, такъ и въ другихъ сочинен³яхъ" {Ibidem, 55.}. По словамъ другого - къ "принят³ю мѣръ къ правильному и соотвѣтственному видамъ правительства направлен³ю нашей литературы" {"Историч. свѣдѣн³я о цензурѣ въ Росс³и", 109.}. Разницы по существу здѣсь, конечно, нѣтъ: самый надзоръ предполагалъ уже и соотвѣтственное его осуществлен³е.

   Одновременно съ образован³емъ, комитету была дана слѣдующая инструкц³я:

   "Сношен³я съ министерствами и главными управлен³ями для получен³я нужныхъ свѣдѣн³й и объяснен³й по вопросамъ, до подлежащихъ вѣдомствъ относящихся и обсуживаемыхъ въ печатныхъ статьяхъ.

   "Комитетъ, не касаясь цензурныхъ установлен³й, ни въ чемъ не ограничиваетъ и не измѣняетъ существован³я и дѣйств³я сихъ послѣднихъ.

   "Статьи, составляемыя въ министерствахъ для напечатан³я въ пер³одическихъ издан³яхъ, препровождаются предварительно въ комитетъ.

   "Статьи, печатаемыя въ журналахъ по распоряжен³ю сего комитета, подъ рубрикою "сообщено", какъ исходящ³я отъ правительства, должны служить цензорамъ указан³емъ и руководствомъ для ихъ дѣйств³й.

   "Помѣщен³е въ газетахъ и журналахъ статей, доставляемыхъ съ надписью одного изъ членовъ комитета, обязательно для редакц³й оныхъ" {Ibidem, 110.}.

   Какъ видно, она является отчасти повторен³емъ нѣкоторыхъ пунктовъ высочайшей резолюц³и въ совѣтѣ министровъ, отчасти - дальнѣйшимъ ея развит³емъ. Комитетъ 2 апрѣля 1848 г., всячески ограждался отъ возможности быть узнаннымъ; комитету по дѣламъ книгопечатан³я свою негласность пришлось понять только въ томъ смыслѣ, чтобы не фигурировать офиц³ально въ качествѣ учрежден³я; полуофиц³альная же гласность была прямымъ результатомъ всей инструкц³и, особенно третьяго ея пункта - оглашавшаго его существован³е для министерствъ, и четвертаго и пятаго - для редакц³й пер³одическихъ издан³й.

   Но прежде, чѣмъ приступить къ разсмотрѣн³ю дѣятельности этого комитета, намъ нужно ознакомиться съ обстоятельствами, усилившими его личный составъ вступлен³емъ Никитенка. Это очень характерная сторона для выяснен³я полной несостоятельности коренного "троемуж³я".

   Еще въ ноябрѣ 1858 года, когда вопросъ о функц³яхъ и личномъ составѣ комитета былъ совершенно открытымъ, ходили слухи о введен³и туда "видныхъ" литераторовъ, которые бы, съ однои стороны, поддерживали связь съ литературой, a съ другой - писали бы статьи въ духѣ правительства. Напримѣръ, въ письмѣ отъ 14 ноября Плетневъ увѣдомлялъ кн. Вяземскаго: "по слухамъ предположено эту комисс³ю составить изъ Н. А. Муханова, Ив. М. Толстого, Ѳ. И. Тютчева. и И. С. Тургенева" {П. Плетневъ, "Сочинен³я и переписка", III, 467.}.

   Въ началѣ января, когда "троемуж³е" обозначилось ясно, поиски литераторовъ не прекратились. Выставлялась кандидатура Щебальскаго и бывшаго жандармскаго полковника, С. С. Громеки, сотрудника "Русскаго Вѣстника" и "Отечественныхъ Записокъ". Неизвѣстно, почему они не вступили туда, но литераторы подыскивались... 13 февраля Плетневъ пишетъ: "Bureau de presse долго искало распорядителя для своей канцеляр³и, между прочимъ, приглашали и Гончарова, но всѣ отказались" {Ibidem, 473.}...

   Очевидно, надо было искать среди цензоровъ-литераторовъ...

   Подъ 6 февраля Никитенко записалъ:

   "Обѣдалъ y нашего министра (Ковалевскаго - М. Л.). Послѣ обѣда онъ отозвалъ меня въ сторону и сказалъ мнѣ, что комитетъ наблюден³я надъ печатью (Адлербергъ, Мухановъ и Тимашевъ) желаетъ со мной посовѣтоваться насчетъ своего устройства и дѣлъ. Евграфъ Петровичъ не далъ вымолвить мнѣ слова въ отвѣтъ и, взявъ меня за руку, прибавилъ:

   - Пожалуйста, пожалуйста, не отказывайтесь.

   "Я отвѣчалъ, что трудно что-нибудь совѣтовать тамъ, гдѣ цѣль самого учрежден³я не опредѣлена или гдѣ она вращается въ безграничномъ кругу.

   - Н овы, все-таки, не отказывайтесь, явитесь къ нимъ, - сказалъ министръ, - и прочтите имъ лекц³ю. Вы найдете между ними одного человѣка, понимающаго вещи: это графъ Адлербергъ.

   "То же подтвердилъ послѣ и Тютчевъ.

   "Въ заключен³е я сказалъ, что пусть они назначатъ время, и я къ нимъ явлюсь.

   "Говорилъ со мной еще и товарищъ нашего министра, Мухановъ, намекая на что-то, что я услышу отъ министра.

   "Мухановъ пользуется милостью двора, но въ публикѣ онъ извѣстенъ, какъ человѣкъ пустой. Нынче я говорилъ съ нимъ въ первый разъ и, проговоривъ съ четверть часа, додумалъ, что общественное мнѣн³е врядъ ли ошибается на его счетъ. Онъ говоритъ избитыя общ³я мѣста, но съ видомъ высокаго уважен³я къ себѣ и къ своимъ словамъ.

   "Между тѣмъ, комитетъ, какъ я и опасался, грозитъ превратиться въ новый "негласный". a судя по людямъ, изъ которыхъ онъ состоитъ, изъ него выйдетъ гласная и чудовищная нелѣпость" {"Рус. Старина", 1890 г., X, 144-145.}.

   Черезъ двѣ недѣли Ковалевск³й призвалъ Никитенко для объяснен³й.

   "Я явился къ нему въ часъ.

   - Дѣло объ опредѣлен³и васъ въ комитетъ печати, - сказалъ мнѣ министръ, - приняло серьезный и щекотливый оборотъ. На это изъявилъ свое желан³е государь, и теперь я вамъ это передаю именно какъ его желан³е, о которомъ мнѣ сообщилъ графъ Адлербергъ.

   - Да, - отвѣчалъ я, - это, дѣйствительно, ставитъ меня въ большое затруднен³е. Я готовъ на всяк³й трудъ, который давалъ бы хоть тѣнь надежды на пользу дѣла, столь дорогого для меня, какъ наука и литература. Но y этого комитета нѣтъ почвы, если онъ, какъ говорятъ его члены, созданъ для нравственнаго наблюден³я надъ литературою, и тутъ не на чемъ стоять. Если же онъ долженъ превратиться въ негласный комитетъ, то почва его грязная, и я не хочу на ней выпачкаться.

   "Мы долго еще объ этомъ толковали и, наконецъ, я обѣщался Евгр. Петровичу попытаться, нельзя-ли дать всему этому дѣлу по возможности благопр³ятный оборотъ.

   "Пока мы разсуждали, пр³ѣхалъ Мухановъ. Тутъ y меня завязался съ нимъ отдѣльный разговоръ.

   "Мухановъ старался доказать, что комитетъ не имѣетъ никакихъ ретроградныхъ намѣрен³й; что въ немъ ничего нѣтъ похожаго на комитетъ 2 апрѣля; что государь слишкомъ далекъ отъ подобнаго учрежден³я" {Ibidem, 148-149.}.

   23 февраля Никитенко былъ приглашенъ въ комитетъ и увидѣлъ "троемуж³е" въ полномъ составѣ.

   "Принятъ я былъ крайне вѣжливо, особенно гр. Адлербергомъ. Я рѣшился открыто высказать имъ какъ мои убѣжден³я, такъ и взглядъ мой на комитетъ, дабы они сами могли рѣшить, могу-ли я участвовать въ дѣлахъ ихъ. Они слушали меня съ глубокимъ вниман³емъ. Я говорилъ имъ, какое невыгодное мнѣн³е составила себѣ публика о комитетѣ; что она считаетъ его комитетомъ 2-го апрѣля; что я, съ своей стороны, полагаю этотъ послѣдн³й совершенно невозможнымъ въ настоящее время и думаю, что ихъ комитетъ не можетъ быть гасительнаго и ретрограднаго свойства; что его единственно возможное назначен³е - быть посредникомъ между литературою и государемъ и дѣйствовать на общественное мнѣн³е, проводя въ него, путемъ печати, виды и намѣрен³я правительства, подобно тому, какъ дѣйствуетъ литература, проводя въ него свои идеи {Курсивъ мой. Обращаю вниман³е читателя на эти слова они будутъ нужны ниже. Нельзя также не замѣтить, что, конечно, комитетъ долженъ былъ согласиться съ Никитенкомъ - вѣдь, имъ была повторена мысль его основателей.}.

   "Они торжественно подтвердили мой взглядъ.

   "Я изложилъ имъ также мои политическ³я вѣрован³я. Я полагаю необходимымъ для Росс³и всяк³я улучшен³я, считая главными началами въ нихъ: гласность, законность и развит³е способовъ народнаго воспитан³я и образован³я, или, говоря модными словами, я вѣрую въ необходимость прогресса. Но есть два рода прогресса: одинъ можно назвать прогрессомъ сломя голову, который часто проскакиваетъ мимо цѣли; и другой - умѣренно, постепенно, но вѣрными шагами идущ³й къ цѣли; я поборникъ послѣдняго - и неуклонный.

   "Все это они приняли очень хорошо. Затѣмъ я сказалъ, что если бы мнѣ пришлось участвовать въ комитетѣ, то не иначе, какъ съ правомъ голоса.

   "Это ихъ смутило. Мухановъ замѣтилъ, что, такъ какъ государь уже утвердилъ положен³е комитета и составъ его, то трудно внести въ него новое начало. На это я возразилъ, что другой характеръ, характеръ дѣлопроизводителя бюрократическаго, для меня невозможенъ, ни по положен³ю моему, ни по убѣжден³ю.

   "Положено было, чтобы я составилъ записку въ духѣ того, что говорилъ, и въ четвергъ принесъ бы ее съ собою. Тѣмъ засѣдан³е было кончено.

   "Сегодня, въ четвергъ, я прочиталъ имъ мою записку, гдѣ тѣ же идеи изложены подробнѣе. Распространившись о томъ, что литература вообще не имѣетъ никакихъ революц³онныхъ замысловъ, я стоялъ на томъ, что подавлять ее нѣтъ ни малѣйшихъ причинъ; что для нея вполнѣ достаточно обыкновенныхъ цензурныхъ мѣръ; что стѣснять литературу посредствомъ правительственныхъ мѣропр³ят³й невозможно и не должно, и что комитету слѣдуетъ развѣ только, по волѣ государя, наблюдать за движен³емъ умовъ и направлять къ общему благу не литературу, a общественное мнѣн³е.

   "Я забылъ сказать, что въ понедѣльникъ еще, послѣ моихъ объяснен³й въ комитетѣ, я поѣхалъ къ министру и сообщилъ ему, что требую права голоса въ комитетѣ. Онъ совершенно это одобрилъ и убѣждалъ меня принять на этомъ услов³и мѣсто директора-правителя дѣлъ, такъ какъ съ этимъ правомъ я несомнѣнно буду въ состоян³и дѣлать добро. Онъ сказалъ мнѣ то же, что въ воскресенье, на балѣ, говорилъ съ государемъ обо мнѣ и указывалъ на меня, какъ на лицо, которое, по его мнѣн³ю, болѣе чѣмъ кто-либо можетъ дѣйствовать съ пользою въ комитетѣ. Государь обратился къ Адлербергу и сказалъ: "Слышишь, Александръ?" Министръ и прежде, при самомъ образован³и комитета, предлагалъ меня въ члены, вмѣстѣ съ княземъ П. А. Вяземскимъ. Ѳ. И. Тютчевымъ, П. А. Плетневымъ и Егоромъ Петровичемъ Ковалевскимъ, братомъ своимъ.

   "Записка моя, послѣ всего, была принята, и завтра пойдетъ докладъ къ государю" {Ibidem, 149-150.}.

   1 марта Никитенко получилъ бумагу о высочайшемъ утвержден³и его въ должности директора-дѣлопроизводителя комитета по дѣламъ книгопечатан³я. Государь остался очень доволенъ его запиской и пожелалъ, чтобы онъ ему представился. 11 марта представлен³е состоялось.

   "- Очень радъ познакомиться съ вами, - сказалъ мнѣ государь съ невыразимою любезностью.

   "Я поклонился я ожидалъ, что его величеству еще угодно будетъ мнѣ сказать. Онъ продолжалъ:

   - Я съ вниман³емъ и съ удовольств³емъ читалъ вашу записку. Желательно, чтобы вы дѣйствовали вл³ян³емъ вашимъ на литературу такимъ образомъ, чтобы она, согласно съ правительствомъ, дѣйствовала для блага общаго, a не въ противномъ смыслѣ.

   - Это, ваше величество, - отвѣчалъ я, - конечно, есть единственный путь, которымъ можно идти къ велич³ю и благоденств³ю Росс³и. Употреблю всѣ силы мои для служен³я этому дѣлу.

   - Есть стремлен³я, - продолжалъ государь, - которыя несогласны съ видами правительства. Надо ихъ останавливать. Но я не хочу никакихъ стѣснительныхъ мѣръ. Я очень желалъ бы, чтобы важные вопросы разсматривались и обсуживались научнымъ образомъ; наука y насъ еще слаба. Но легк³я статьи должны быть умѣренны, особенно касающ³яся политики.

   "Государь особенно налегъ на словѣ политика.

   - Государь, - отвѣчалъ я, - осмѣлюсь сказать, основываясь на продолжительныхъ моихъ наблюден³яхъ и опытѣ, что лучш³е и, слѣдовательно, имѣющ³е наиболѣе вл³ян³я умы въ литературѣ не питаютъ никакихъ враждебныхъ правительству замысловъ. Если встрѣчаются как³я-нибудь въ этомъ родѣ ошибки и заблужден³я, то развѣ только въ немногихъ еще шаткихъ и неопытныхъ умахъ, которые не заслуживаютъ исключительнаго вниман³я.

   - Не надо думать, - замѣтилъ государь, - что дѣло ваше легко. Я знаю, что комитетъ не пользуется расположен³емъ и довѣр³емъ публики.

   - Моя роль. какъ я ее понимаю, ваше величество, быть примирителемъ обѣихъ сторонъ.

   - Опять повторяю, - сказалъ еще государь, - что мое желан³е не употреблять никакихъ стѣснительныхъ мѣръ, и если комитетъ понимаетъ мои виды, то, несмотря на трудности, можетъ, все-таки, что-нибудь сдѣлать.

   "При словахъ: "если комитетъ понимаетъ мои виды", государь значительно взглянулъ на графа A. B. Адлерберга.

   "Было сказано еще нѣсколько словъ объ издан³и предполагаемой правительственной газеты, a затѣмъ государь крѣпко пожалъ мнѣ руку и чрезвычайно ласково проговорилъ: "постарайтесь!" поклонялся и оставилъ меня" {Ibidem, 156-157.}.

   Такимъ образомъ, "троемуж³е", обращенное въ комитетъ, пополнилось четвертымъ членомъ, которому не мало пришлось поработать на новомъ поприщѣ "общественной", - какъ все время былъ убѣжденъ Никитенко - дѣятельности.

   Эта" "общественность" настолько интересна, что я позволю себѣ остановиться на одномъ мѣстѣ "Дневника" директора-дѣлопроизводителя, гдѣ особенно ярко подчеркнута именно эта сторона новаго негласнаго блюстителя литературной нравственности.

   "Жреб³й брошенъ. Я на новомъ поприщѣ общественной дѣятельности. Трудности тутъ будутъ - и трудности значительныя. Но нехорошо, нечестно было бы, избѣгая ихъ, отказываться дѣйствовать. Много будетъ толковъ; возможно, что мног³е станутъ меня упрекать за то, что я рѣшился съ моимъ чистымъ именемъ засѣдать въ трибуналѣ, который признается гасительнымъ, но въ томъ-то и дѣло, господа, что я хочу парализовать его гасительныя вожделѣн³я. Будетъ возможность дѣйствовать благородно - буду, нельзя - пойду прочь. Во всякомъ случаѣ, я твердо намѣренъ до послѣдней крайности противиться мѣрамъ стѣснительнымъ. Но въ то же время, я убѣжденъ, что и литература, въ данную минуту, не можетъ, не должна расторгнуть всякую связь съ правительствомъ и стать открыто во враждебное ему положен³е. Если я правъ, то необходимо, чтобы кто-нибудь изъ насъ явился представителемъ этой связи и взялъ на себя роль, такъ сказать, связующаго звена. Попробую быть этимъ звеномъ.

   "Можетъ быть, мнѣ удастся растолковать комитету, что на дѣла подобнаго рода надо смотрѣть широкимъ государственнымъ глазомъ; что комитету не слѣдуетъ враждовать ни съ мыслью, ни съ литературою, ни съ чѣмъ: онъ не парт³я, a общественный дѣятель; что не слѣдуетъ раздражать умы; что на немъ, комитетѣ, большая отвѣтственность передъ Росс³ею, государемъ и потомствомъ, и что въ силу этой отвѣтственности онъ не долженъ останавливаться на мелкихъ литературныхъ дрязгахъ, a смотрѣть дальше и видѣть въ литературѣ общественную силу, которая можетъ сдѣлать много добра обществу. Если же съ этимъ добромъ соединяются также и неизбѣжные спутники всѣхъ человѣческихъ дѣян³й - ошибки, заблужден³я, увлечен³я, то ихъ ослаблять слѣдуетъ не гнетомъ на самое добро, a разумнымъ вл³ян³емъ на общественное мнѣн³е. Можетъ быть, удастся, нѣтъ - такъ не я первый, не я послѣдн³й изъ обманувшихся въ чистыхъ намѣрен³яхъ. Долгъ мой будетъ исполненъ" {Ibidem, 150-151. Курсивъ мой.}.

   По тому времени Никитенко считался вполнѣ образованнымъ человѣкомъ; общество, въ которомъ онъ вращался, было, несомнѣнно, верхомъ интеллигенц³и бюрократическаго оттѣнка, часто съ примѣсью ужъ безусловно прогрессивнаго элемента: есть указан³я на его общен³е напримѣръ съ Чернышевскимъ. Поэтому, если онъ былъ убѣжденъ въ общественномъ характерѣ своей новой службы, то это до нѣкоторой степени иллюстрируетъ тогдашн³я понят³я бюрократ³и объ общественности вообще. Ниже мы увидимъ, насколько прогрессивный элементъ литературы и общества расходился съ Никитенкомъ въ номенклатурѣ происходившихъ явлен³й и событ³й, теперь же намъ полезно понять точку зрѣн³я его самого. Итакъ, комитетъ - общественный дѣятель... Какъ мы видѣли, "троемуж³е" вполнѣ одобряло такое опредѣлен³е своего значен³я; одобряло уже потому, что, дѣйствительно, еще больше Никитенка, было увѣрено въ его правильности: не доносить, не инквизиторствовать - значитъ быть уже не абсолютнымъ слугою правительства, a посредникомъ между нимъ и обществомъ, ergo - общественнымъ дѣятелемъ... Логика очень своеобразная... Только спустя полгода комитетъ понялъ, то тутъ есть натяжка, но и тогда приписалъ свои неудачи не себѣ, a тому же обществу, которое, де,

  

   Въ невѣжествѣ своемъ,

   Какъ камень въ морѣ, утопало.

  

  

   Какъ же отнеслось общество къ своему негласному "воспитателю"?

   Отвѣтить на этотъ вопросъ можно вполнѣ опредѣленно, хоть и не особенно подробно, потому что комитетъ, все-таки, не былъ тѣмъ учрежден³емъ, которое функц³онировало y всѣхъ на виду.

   Уже самая встрѣча, которая была оказана "троемуж³ю" "Русскимъ Вѣстникомъ" Каткова, не обѣщала ничего благопр³ятнаго со стороны общества.

   Вотъ что находимъ въ "Современной Лѣтописи" декабрьской книжки, датированной цензурой 11 января 1859 г.:

  

   "Въ Берлинѣ существуетъ центральный комитетъ прессы, который, кромѣ редакц³и офиц³альнаго журнала, служащаго органомъ министерству, занимался составлен³емъ и разсылкою корреспонденц³и и статей въ провинц³альныя газеты и вообще имѣлъ своею задачею руководствовать направлен³емъ журналистики. Если провинц³альная газета отказывалась помѣстить присланную статью или принять навязаннаго сотрудника, то она подпадала подъ дѣйств³е 71 статьи закона о промышленности, то есть y редакц³и можно было отнять позволен³е издавать журналъ. Теперь правительство ясно поняло нелѣпость такого учрежден³я и убѣдилось въ безполезности и беззаконности подобнаго насил³я, оно отняло y комитета это вредное и безнравственное назначен³е. Правительство отказалось также платить и выдавать субсид³и разнымъ журналамъ, которые за это обязывались говорить въ духѣ правительства.

  

   "Кто не порадуется этой мѣрѣ прусскаго правительства, отмѣняющей одно изъ самыхъ губительныхъ проявлен³и административной опеки? Подкупать мысль, насиловать убѣжден³е - что можетъ быть губительнѣе, какъ для общества, такъ и для самого правительства? Мудрено-ли, что при такомъ недостойномъ и безнравственномъ учрежден³и, общественное мнѣн³е въ Прусс³и было такъ болѣзненно и хило, мудрено-ли, что тамъ создались изъ ничего разные мрачные элементы, столько же опасные порядку, сколько и свободѣ. Скажите, гдѣ найдетъ себѣ опору порядокъ, если систематическимъ подкупомъ и насил³емъ будутъ отравлены всѣ источники общественнаго мнѣн³я, будетъ убита мысль, будетъ осквернена святыня, убѣжден³я? Подозрѣвали-ли многомудрые основатели этой системы въ Прусс³и, что они подрывали этимъ всѣ основы общественнаго порядка, что они заражали самою опасною язвою организмъ народа, что они болѣе всякихъ революц³онеровъ колебали то, что брались охранять? съ счастью, эта позорная система не могла распространиться въ Прусс³и слишкомъ далеко и ограничивалась лишь провинц³альною ежедневною журналистикою. Но, спрашивается, къ чему было подкупать и насиловать эти несчастныя провинц³альныя газеты? Получало-ли правительство, въ замѣнъ неизбѣжнаго зла, которымъ заражало общество, хоть какую-нибудь временную пользу, когда, всею силою своего авторитета, вносило развратъ и безчестную ложь въ умственное дѣло? Какая радость была ему оттого, что общество переставало вѣрить въ чистоту мнѣн³й? Какая радость для охранительныхъ началъ, когда каждое слово, сказанное въ ихъ пользу, публика привыкаетъ понимать за презрѣнную корыстную ложь? Вѣрнѣйш³й способъ погубить какое-либо начало въ убѣжден³яхъ людей, лучш³й способъ подорвать его нравственную силу - взять его подъ офиц³альную опеку. Наконецъ, не всякому-ли здравому уму понятно, что система лжи и подкуповъ не можетъ привести ни къ чему доброму? Правительство, не входя ни въ как³я унизительныя и частныя сдѣлки съ литераторами и журналами, можетъ дѣйствовать гораздо успѣшнѣе и гораздо достойнѣе, предлагая литературѣ на разсмотрѣн³е и обсужден³е тѣ или друг³е административные, политическ³е или финансовые вопросы, и вызывая всѣ лучш³е умы въ обществѣ содѣйствовать ему въ ихъ разъяснен³и" {"Политическое обозрѣн³е", 441-442.}.

  

   Нѣтъ никакого сомнѣн³я, что политическ³й обозрѣватель журнала потому и остановился на этомъ фактѣ, потому и далъ ему соотвѣтствующую оцѣнку, что Катковъ былъ уже освѣдомленъ о намѣрен³яхъ петербургскихъ сферъ. Возможно даже предположить, что онъ хотѣлъ предупредить правительство о возможныхъ послѣдств³яхъ принцип³ально рѣшеннаго уже къ тому времени опаснаго шага.

   Но шагъ былъ сдѣланъ. Тогда въ февралѣ, пользуясь опять-таки подходящимъ фактомъ изъ европейской жизни, журналъ снова дѣлаетъ рѣзк³й вызовъ.

   Французск³й министръ внутреннихъ дѣлъ, Делангль, разослалъ префектамъ нашумѣвш³й въ свое время въ Европѣ циркуляръ о внушен³и всѣмъ и каждому, a писателямъ преимущественно - надлежащихъ убѣжден³й; предписывалось озаботиться, чтобы редакторы политическихъ журналовъ и газетъ прониклись духомъ рѣчи Наполеона III и говорили такимъ же языкомъ, прославляя и миръ, и войну, но чтобы тѣмъ не менѣе слова ихъ способны были возбуждать надлежащ³й энтуз³азмъ въ умахъ и отвлекать послѣдн³е отъ вульгарныхъ интересовъ...

   Снова политическ³й обозрѣватель встаетъ за автономность печати, снова клеймитъ вмѣшательство въ свободу убѣжден³й развратомъ и растлѣн³емъ.

  

   "Но, скажутъ, почему же офиц³альное вмѣшательство въ личную мысль и въ общественное мнѣн³е должны непремѣнно сопровождаться развратомъ и растлѣн³емъ? Почему мыслящ³е люди должны испортиться, если правительство захочетъ приближать ихъ къ себѣ, давать имъ направлен³е, соотвѣтственное благимъ его видамъ, внушать имъ достодолжныя чувствован³я и похвальныя рѣчи? Почему каждый писатель непремѣнно долженъ на все смотрѣть съ иной тонки зрѣн³я, чѣмъ правительство, почему не можетъ онъ съ полною искренностью идти за одно съ нимъ, мыслитъ, чувствовать одинаково! Почему нѣтъ? Но для полной искренности надобно каждому оставить его свободу, a безъ полной искренности все будетъ гибельнымъ развратомъ, разрушительнымъ тлѣн³емъ. Правительство, одушевляемое истинно благими намѣрен³ями, правительство сознательное и просвѣщенное не можетъ не чувствовать благородной потребности слышать самостоятельное и свободное мнѣн³е. Правительство состоитъ изъ людей, a каковы бы ни были люди, никто, безъ тяжкаго грѣха передъ Богомъ, передъ людьми и собственною совѣстью, не можетъ считать себя исключительнымъ обладателемъ истины; правительственные люди выходятъ изъ того же общества и выносятъ изъ него извѣстныя понят³я и мнѣн³я, которыя составляютъ ихъ силу или слабость на чредѣ власти: отъ чего же изъ этого самаго общества, породившаго и воспитавшаго ихъ, не могутъ выходить друг³я понят³я, друг³я мнѣн³я и разъяснять дѣло съ другихъ сторонъ, на пользу всѣмъ, какъ правительству, такъ и обществу? Развѣ лучше систематическая односторонность, развѣ лучше, вмѣсто разумнаго и свободнаго убѣжден³я, стукаться лбомъ о матер³альныя препятств³я и приходить въ чувство отъ иноземныхъ увѣщан³й, подкрѣпляемыхъ краснорѣч³емъ пушекъ и штыковъ, какъ это приключается теперь съ Австр³ей? Пусть, наконецъ, правительство ищетъ и привлекаетъ къ себѣ людей мыслящихъ и способныхъ - это прекрасно; но пусть оно ищетъ ихъ для правительственныхъ должностей, a не для литературы, иначе оно ошибется въ разсчетѣ, обнаружитъ свое безсил³е, покроетъ себя стыдомъ и будетъ могущественно содѣйствовать только умственному разврату, нравственному растлѣн³ю.

   ..."Отчего въ нѣкоторыхъ странахъ съ понят³емъ казеннаго соединяется такъ много нехорошаго, отчего это почтенное слово потеряло всяк³й кредитъ и означаетъ все, что мертво и мертвитъ? Гдѣ казна знаетъ свое истинное дѣло и занимается имъ однимъ, тамъ этого нѣтъ, тамъ она пользуется должнымъ уважен³емъ, тамъ народное чувство не пугается казеннаго и не соединяетъ съ этимъ эпитетомъ обиднаго значен³я. Но отвлекаясь отъ своего дѣла и путаясь во всевозможныя дѣла, казна становится и безсильна, и вредна, и смѣшна; отваживаясь на несвойственные ей пути, она роняетъ себя и вредитъ всему прочему, она пр³учаетъ смотрѣть на себя, какъ на что то докучное, излишнее, отяготительное, наконецъ, положительно вредное, положительно гибельное. Къ чему же можетъ вести это?

   "...Пусть наемные риторы твердятъ что угодно въ своихъ журналахъ, - никто не приметъ ихъ словъ за выражен³е общественнаго мнѣн³я; свободные и честные органы будутъ хранить молчан³е, потому что они не захотятъ чувствовать и мыслить по командѣ, даже и въ томъ случаѣ, когда бы мыслили и чувствовали заодно съ правительствомъ. Но отнять y общественнаго мнѣн³я свободу выражен³я еще не значитъ измѣнить его элементы, перестроить его основы на свои ладъ и по своему изволен³ю. Эти элементы, эти основы останутся во мракѣ и будутъ дѣйствовать во мракѣ. Думать, что все неблагопр³ятное намъ исчезнетъ, если мы зажмуримъ глаза и заткнемъ себѣ уши, не наивное-ли это ребячество? А все говорятъ, что наше время не наивно!" {"Рус. Вѣстникъ", 1859 г., февраль, книжка первая. "Современная лѣтопись", 246-248.}.

  

   Вотъ какъ былъ встрѣченъ комитетъ по дѣламъ книгопечатан³я... Изъ всѣхъ журналовъ "Русск³й Вѣстникъ" оказался самымъ смѣлымъ въ выражен³и своего негодован³я. Гораздо болѣе сдержанную статью помѣстилъ "Современникъ", ставш³й какъ разъ съ 1859 г. органомъ не только литературнымъ, но и политическимъ. Приведя приказъ Делангля, обозрѣватель "Современника" не снабдилъ его сколько-нибудь сильными комментар³ями. Друг³е органы или совсѣмъ не обратили вниман³я на этотъ фактъ, или ограничились только простымъ его констатирован³емъ. Конечно, это не даетъ права премировать смѣлость "Рус. Вѣстника" - все зависѣло отъ цензоровъ, навѣрное, лишившихъ нѣкоторые органы возможности сколько-нибудь освѣтить французск³й циркуляръ; вѣроятно и "Современнику", бывшему давно подъ особымъ наблюден³емъ, не дали сказать всего.

   Отповѣдь Каткова была принята въ Петербургѣ, конечно, очень сурово. Доведенная до государя, она повлекла за собою прежде всего слѣдующее распоряжен³е министра просвѣщен³я отъ 28 февраля:

  

   "1) Текущ³я политическ³я извѣст³я, какъ въ ежедневныхъ газетахъ, такъ и въ недѣльныхъ издан³яхъ, печатаемыхъ въ Москвѣ, заимствовать исключительно изъ газетъ петербургскихъ, которыхъ политическ³е отдѣлы разрѣшаются къ печати цензурою министерства иностранныхъ дѣлъ. 2) Политическ³я обозрѣн³я и статьи въ московскихъ пер³одическихъ издан³яхъ, хотя и должны быть составлены по извѣст³ямъ, помѣщеннымъ въ русскихъ газетахъ и журналахъ, разсмотрѣнныхъ цензурою министерства иностранныхъ дѣлъ, но какъ въ подобныхъ статьяхъ и обозрѣн³яхъ можетъ проявляться собственный взглядъ автора, иногда противный политикѣ нашего правительства, то для устранен³я всякихъ неумѣстныхъ сужден³й и намековъ, разсматривать эти обозрѣн³я и статьи въ полномъ засѣдан³и московскаго цензурнаго комитета, и съ разрѣшен³я его дозволять печатан³е оныхъ; въ случаѣ-же какого либо недоумѣн³я или сомнѣн³я комитета, представлять эти статьи и обозрѣн³я г. министру народнаго просвѣщен³я, для передачи ихъ, если онъ признаетъ это нужнымъ, на окончательное разсмотрѣн³е министра иностранныхъ дѣлъ" {"Сборникъ постановлен³й etc", 441-442.}.

  

   Но этимъ дѣло не кончилось. Попечитель московскаго учебнаго округа получилъ такое предписан³е:

   "Во 2-й декабрьской книжкѣ "Русскаго Вѣстника" за истекш³й 1858 г., въ "политическомъ обозрѣн³и", на стр. 441 и 442, разсказывается о существующемъ въ Берлинѣ центральномъ комитетѣ прессы, котораго назначен³е - руководствовать направлен³емъ журналистики и который разсылаетъ статьи и корреспонденц³и въ провинц³альныя газеты. Въ самыхъ рѣзкихъ выражен³яхъ нападая на мысль прусскаго правительства, выраженную учрежден³емъ этого комитета, авторъ статьи "Рус. Вѣстника" отвергаетъ право всякаго правительства на какое бы то ни было вмѣшательство въ дѣла литературы и журналистики и находитъ лучшимъ, чтобы правительство предлагало литературѣ на разсмотрѣн³е и обсужден³е административные, политическ³е и финансовые вопросы. Вся статья пропитана духомъ озлоблен³я и протеста и выражаетъ конституц³онныя стремлен³я въ сочинителѣ статьи. Подобныя тому выходки противъ вл³ян³я правительства на общественное мнѣн³е появились въ 1-й февральской книжкѣ 1859 г. "Рус. Вѣстника" въ "Современной Лѣтописи". Здѣсь выражается мысль, что употреблен³е правительствомъ литераторовъ для проведен³я въ публику своихъ видовъ ведетъ къ умственному разврату и нравственному растлѣн³ю. Такая декларац³я въ виду учрежденнаго y насъ нынѣ комитета по дѣламъ книгопечатан³я, не можетъ не имѣть значен³я громко заявленнаго протеста противъ вмѣшательства правительства въ дѣла литературы и, слѣдственно, носитъ на себѣ отпечатокъ противодѣйств³я распоряжен³ямъ его.

   "Покорѣйше прошу в. п-во сдѣлать выговоръ цензорамъ ст. сов. Драшусову и надв. сов. Гилярову-Платонову, одобрившимъ къ печати означенныя журнальныя книжки, a также внушить редактору "Рус. Вѣстника" все неприлич³е, всю непозволительность какъ вышесказанныхъ статей, такъ и господствующаго въ "Совр. Лѣтописи" его журнала (кромѣ отдѣльныхъ статей), не соотвѣтствующаго началамъ нашего государственнаго устройства, духа и направлен³я и предостеречь его, что если онъ не измѣнитъ этого направлен³я, то правительство вынуждено будетъ принять касательно его издан³я рѣшительныя мѣры".

   Очевидно, Ковалевск³й далъ это предписан³е подъ давлен³емъ комитета, которому онъ вовсе не сочувствовалъ.

   Но этими мѣрами общественное мнѣн³е не убѣждалось въ иномъ значен³и своего воспитателя. Мы уже видѣли, что самъ Александръ II зналъ о несочувств³и общества. Аналогичныхъ показан³й много. Общество не могло не понимать, что всякое лишнее звено въ сложной цѣпи цензурнаго вѣдомства, не будетъ ничѣмъ инымъ, какъ новымъ давлен³емъ, новыми оковами.

   Никитенко старался особенно внимательно прислушаться къ голосу общества и, по его словамъ, одни были рады его вступлен³ю въ "троемуж³е", друг³е сильно порицали. По адресу вторыхъ Никитенко записываетъ: "Нѣкоторые изъ крайнихъ полагаютъ, однако, что поступлен³емъ моимъ въ комитетъ я утвердилъ его существован³е; что если бы я отказался отъ него, то, увидѣвъ невозможность привлечь съ себѣ какую-либо изъ благородныхъ силъ литературы, онъ принужденъ бы былъ закрыться, какъ дѣло вполнѣ неудавшееся и невозможное. Ну, a если бы этого не случилось? Не принялъ ли бы тогда комитетъ характера вполнѣ подавляющаго? Врядъ-ли бы онъ могъ такъ добродушно посягнуть на самоуб³йство? Не увидѣлъ-ли бы онъ, напротивъ, въ такомъ рѣшительномъ отчужден³и литературы отъ правительства новаго повода пугать ею послѣднее, и не счелъ-ли бы своею обязанностью дѣйствовать противъ явнаго врага. Правительство, пожалуй, опять стало бы прибѣгать къ сильнымъ мѣрамъ, и запрещен³я посыпались бы то на тотъ, то на этотъ журналъ. Что тогда? Не лучше-ли попытаться достигнуть желаемаго путемъ мирныхъ соглашен³й" {"Рус. Старина", 1890 г., X, 153.}.

   О радующихся читаемъ: "всѣ литераторы приняли меня радушно, по-братски. Мног³е выражали удовольств³е по случаю моего новаго назначен³я. Это было мнѣ пр³ятно, какъ свидѣтельство, что они понимаютъ мои намѣрен³я и отдаютъ имъ справедливость" {Ibidem, 155.}. Подъ "всѣми литераторами" подразумѣваются бывш³е на обѣдѣ въ честь актера Мартынова - Дружининъ, Некрасовъ, Островск³й, Шевченко, Языковъ. Удовольств³е же выражали лишь мног³е... Въ другомъ мѣстѣ находимъ запись: "Отъ Дружинина письмо изъ Москвы: тамъ, по его словамъ, всѣ окончательно убѣдились въ пользѣ моего поступлен³я въ комитетъ" {Ibidem, 171.}. Еще въ одномъ мѣстѣ узнаемъ, что Никитенко обѣдалъ y Некрасова, былъ И. И. Панаевъ {Ibidem, 165.}.

   Во всемъ этомъ нѣтъ ровно ничего удивительнаго. Никитенко былъ извѣстенъ знавшимъ его литераторамъ, какъ буферъ между "административной расправой" и печатью, каковую роль онъ исполнялъ еще и при Норовѣ. Такого человѣка людямъ не крайнихъ убѣжден³й не приходилось конечно чураться, a что до "Современника", то, вѣдь, онъ, лѣтъ десять назадъ, состоялъ его редакторомъ и слѣдовательно, отношен³я простого знакомства впослѣдств³и были вполнѣ нормальны.

  

  

   И общество было право.

   Еще когда комитетъ былъ "троемуж³емъ" и, слѣдовательно, не чувствовалъ подъ собой почвы высочайшаго утвержден³я, и тогда онъ уже обѣщалъ превратиться въ самый форменный негласный надзоръ.

   Вотъ какую запись встрѣчаемъ y Никитенка подъ 28 декабря 1858 г.:

   "Сегодня былъ y меня одинъ изъ кончившихъ въ нынѣшнемъ году курсъ студентовъ, котораго Мухановъ приглашаетъ къ себѣ въ сотрудники, т. е. въ агенты по этому комитету. Онъ предлагаетъ ему читать журналы и доносить комитету о томъ, что найдетъ въ нихъ дурного. Молодой человѣкъ былъ сильно озадаченъ этимъ приглашен³емъ и пришелъ ко мнѣ за совѣтомъ. Я открылъ ему темную сторону предложенной ему роли, и онъ ушелъ отъ меня, повидимому, убѣжденнымъ и утвердившимся въ идеѣ чести" {"Рус. Старина", 1890 г., IX, 625-626.}.

   Какъ бы предвидя настоящее значен³е и истинную роль комитета, который ждалъ со дня на день своего офиц³альнаго рожден³я, Ковалевск³й прибѣгъ къ мѣрѣ уже практиковавшейся его предшественникомъ, Норовымъ, во время господства комитета 2 апрѣля 1848 года. Въ первыхъ числахъ января онъ поручилъ историку П. Е. Щебальскому составлен³е для государя ежемѣсячныхъ обозрѣн³й замѣчательнѣйшихъ статей въ журналахъ, - видя въ этомъ знакомствѣ съ лучшими произведен³ями литературы и науки хоть нѣкоторый громоотводъ напряженной энерг³и Тимашевыхъ, Мухановыхъ и tutti quanti.

   Читатели уже знакомы съ письмомъ Погодина къ Ковалевскому. Тамъ же были намеки на Щебальскаго, заключавш³еся въ слѣдующихъ словахъ: "государь... могъ положиться на как³я-нибудь недостаточныя выписки, злонамѣренныя указан³я или кривыя толкован³я, кои, къ несчаст³ю, слышатся нерѣдко". Щебальск³й отвѣчалъ Погодину:

   "Ѳ. И. Тютчевъ давалъ мнѣ прочесть письмо ваше по поводу послѣдней вашей статьи, - да, впрочемъ, оно ходитъ по городу и читается всѣми интересующимися судьбою русской литературы и вообще Росс³и. Зная по своему положен³ю лучше многихъ, чего опасаться и чего ждать ей (литературѣ) надобно, я читалъ письмо ваше съ большимъ участ³емъ и съ большимъ пониман³емъ, нежели мног³е, но былъ прискорбно пораженъ однимъ мѣстомъ - именно, гдѣ вы говорите о томъ, что свѣдѣн³я о литературѣ доходятъ до правительства посредствомъ доносовъ и выписокъ. О комъ думали вы, ставя послѣднее слово? Я составляю извлечен³е изъ журнальныхъ статей для прочтен³я государя; но тѣ, которые читали эти извлечен³я, знаютъ, что о нихъ нельзя упоминать рядомъ съ доносами. Въ первый разъ какъ вы будете въ Петербургѣ, можете сами въ томъ удостовѣриться. Да чего-либо подобнаго доносу не потерпѣлъ бы Евграфъ Петровичъ, которому я представляю свою работу; Тютчевъ не сталъ бы рекомендовать меня для этого занят³я, если бы считалъ меня способнымъ обратить перо мое противъ литературы. Вы, конечно, не назвали меня, стало быть, я не имѣю никакого права обижаться, но если вы меня подозрѣвали, - стыдно вамъ, грѣхъ вамъ! A что я принимаю это на свой счетъ, то это потому, что, къ сожалѣн³ю, очень распространилось мнѣн³е, что моя выписки входятъ въ кругъ дѣйств³й извѣстнаго комитета. Онѣ вовсе не имѣютъ съ нимъ общаго, идутъ совершенно другимъ путемъ (черезъ министра народнаго просвѣщен³я), и составитель ихъ также мало похожъ на агентовъ этого комитета, какъ Ковалевск³й на тушителя и обскуранта. Очень прискорбно мнѣ, если вы такимъ образомъ меня разумѣете, вы, съ которымъ я проводилъ вдвоемъ не одинъ часъ, не одинъ вечеръ... Или вы, также какъ мног³е, не вѣрите никакой искренности, никакому самостоятельному убѣжден³ю?.. Невыгодная рекомендац³я этотъ скептицизмъ для того, кто имъ одержимъ, и плачевный симптомъ, если онъ проникаетъ все общество, какъ y насъ въ настоящее время!.. Я три года съ половиною служилъ московскому обществу, спалъ пять часовъ въ сутки и въ благодарность былъ ославленъ взяточникомъ. Теперь выискалъ постъ, на которомъ могу служить литературѣ - и попадаю въ доносчики... Лестно служить такому обществу, такой литературѣ. Пламенно желалъ бы ошибиться въ моемъ подозрѣн³и и убѣдиться, что ваше благородное письмо не имѣло въ виду меня, именно потому желалъ бы, что уважаю васъ" {П. Барсуковъ, н. с., XVI, 358-359.}.

   Имѣя въ виду м³ровоззрѣн³е историка, бывшаго долго сподвижникомъ перебѣжавшаго Каткова, можно, конечно, знать впередъ о какихъ статьяхъ говорилось въ обзорахъ, но убѣдительныхъ данныхъ для подтвержден³я словъ Погодина пока нѣтъ.

   Вернемся къ дѣятельности комитета.

   Подъ 7 февраля 1859 г. Никитенко пишетъ:

   "Комитетъ вступилъ, наконецъ, гласно въ свои негласныя права. Онъ отнесся къ министру съ требован³емъ объявить кому слѣдуетъ, чтобы цензора и литераторы являлись съ нему по его призыву для объяснен³й и вразумлен³й. Муханову дано, между прочимъ, право задерживать, до его разрѣшен³я, выдачу билета на выпускъ книги или журнала изъ типограф³и. Да это хуже Бутурлинскаго негласнаго комитета! Даже Николай Павловичъ не посягалъ на это. Вотъ они. забрались въ какое болото! Что же я съ ними буду говорить, когда они меня позовутъ? Тутъ невозможно никакое разумное внушен³е" {"Рус. Старина", 1890 г. X, 145.}.

   А подъ 12 марта:

   "Въ комитетѣ Мухановъ свирѣпствовалъ противъ "Искры", на которую сперва напалъ Тимашевъ за стихи: "На Невскомъ проспектѣ" (No 9). Но Тимашевъ полагалъ достаточнымъ призвать редактора въ III отдѣлен³е и вымыть ему голову, a Мухановъ бредилъ все гауптвахтою. Я довольно сильно выразилъ сопротивлен³е на сильныя мѣры. Послѣ я разсказалъ о пр³емѣ, который сдѣлалъ мнѣ вчера государь, a особенно налегъ на то, что ему не угодны крутыя и стѣснительныя мѣры, и что я осмѣлился ему сказать о моей роли примирителя" {Ibidem, 158.}.

   Что же это за стихи? Можно подумать, что въ нихъ проглядывала прямая противоправительственная пропаганда, явное нарушен³е нравственныхъ началъ, блюсти за которыми призванъ былъ комитетъ... Вотъ они въ буквальной подлинности:

  

   На Невскомъ проспектѣ.

  

   Прочь! поди съ дороги!... мчатся, словно черти

   Въ щегольскихъ коляскахъ чудо рысаки;