Главная » Книги

Луначарский Анатолий Васильевич - Ленин, Страница 2

Луначарский Анатолий Васильевич - Ленин


1 2 3 4 5

).

Устанавливая эти огромной важности общие принципы в своих заметках "К вопросу о диалектике", Ленин особенно подчеркивает двоякое представление о развитии. "Две основные... концепции развития (эволюции) суть: развитие, как уменьшение и увеличение, как повторение, и развитие, как единство противоположностей (раздвоение единого на взаимоисключающие противоположности и взаимоотношение между ними). При первой концепции остается в тени самодвижение, его двигательная сила, его источник, его мотив (или сей источник переносится во вне: бог, субъект etc.). При второй концепции главное внимание устремляется именно на познание источника 'само' движения. Первая концепция мертва, бедна, суха. Вторая - жизненна. Только вторая дает ключ к 'самодвижению' всего сущего; только она дает ключ к 'скачкам', к 'перерыву постепенности', к 'превращению в противоположность', к уничтожению старого и возникновению нового" (XII Ленинский сборник, стр. 324). В тех же заметках Л. дает указания самого метода изложения диалектики вообще и диалектики любого отдельного явления. Эти гениальные строки необходимо привести здесь целиком: "NB. Отличие субъективизма (скептицизма и софистики etc.) от диалектики, между прочим, то, что в (объективной) диалектике относительно (релятивно) и различие между релятивным и абсолютным. Для объективной диалектики в релятивном есть абсолютное. Для субъективизма и софистики релятивное только релятивно и исключает абсолютное. У Маркса в 'Капитале' сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой 'клеточке' буржуазного общества) все противоречия (respective зародыш всех противоречий) современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества в No его отдельных частей, от его начал до его конца. Таков же должен быть метод изложения (respective изучения) диалектики вообще [ибо диалектика буржуазного общества у Маркса есть лишь частный случай диалектики. Начать с самого простого, обычного, массовидного etc., с предложения любого: листья дерева зелены; Иван есть человек; Жучка есть собака и т. п. Уже здесь (как гениально заметил Гегель) есть диалектика: отдельное есть общее...]. Значит, противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны: отдельное не существует иначе, как в той связи, к-рая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка или сторона или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое отдельное неполно входит в общее и т. д., и т. д. Всякое отдельное тысячами переходов связано с другого рода отдельными (вещами, явлениями, процессами). И т. д." (XII Ленинский сборник, стр. 324-325).

Философская глубина этих ленинских формулировок не подлежит в настоящее время никакому сомнению. Но они имеют не только общефилософское, но и специально литературоведческое значение. Поставить проблему единства "общего" и "частного" применительно к таким важным категориям лит-ой науки, как стиль или жанр, должен будет отныне всякий литературовед-марксист. Поставить проблему "единства противоположностей" применительно к творчеству того или иного писателя - значит уяснить внутренние противоречия этого творчества и установить в их недрах ведущее, организующее начало. Здесь вполне реальна опасность голого диалектизирования, формалистских или механистических абстракций. Но эти извращения, к сожалению нередкие в современном литературоведении, обязывают нас к всестороннему и самому глубокому изучению ленинских философских фрагментов, необходимых для построения диалектики литературного процесса.

Учению Энгельса о постепенном овладении человечеством истиной Ленин придавал чрезвычайно большое значение. Оно, по мнению Владимира Ильича, проводит яркую демаркационную линию между косным догматизмом, с одной стороны, и релятивизмом, отрицающим объективную истину, - с другой.

Поскольку наше краткое изложение материализма Л. (а стало быть и сознательного пролетариата) дается нами здесь в особенности в качестве опоры для выводов относительно методов построения марксистско-ленинского литературоведения, мы считаем целесообразным вслед за Л. привести здесь целиком эти важные мысли Энгельса: "Суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, - в ряде относительных (релятивных) заблуждений; ни то ни другое (ни абсолютное истинное познание ни суверенное мышление - А. Л.) не может быть осуществлено полностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества". "Мы имеем здесь снова то противоречие, с к-рым уже встречались выше, противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в таком ряде последовательных человеческих поколений, к-рый для нас, по крайней мере, на практике бесконечен. В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе (или устройству - Anlage), призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности" (т. XIII, стр. 109).

"Исторически условны, - прибавляет к этому сам Л., - контуры картины, но безусловно то?, что эта картина изображает объективно существующую модель. Исторически условно то, когда и при каких условиях мы подвинулись в своем познании сущности вещей до открытия ализарина в каменноугольном дегте или до открытия электронов в атоме, но безусловно то, что каждое такое открытие есть шаг вперед 'безусловно объективного познания'. Одним словом исторически условна всякая идеология, но безусловно то, что всякой научной идеологии (в отличие напр. от религиозной) соответствует объективная истина, абсолютная природа. Вы скажете: это различение относительной и абсолютной истины неопределенно. Я отвечу вам: оно как раз настолько 'неопределенно', чтобы помешать превращению науки в догму в худом смысле этого слова, в нечто мертвое, застывшее, закостенелое, но оно в то же время как раз настолько 'определенно', чтобы отмежеваться самым решительным и бесповоротным образом от фидеизма и от агностицизма, от философского идеализма и от софистики последователей Юма и Канта" (т. XIII, стр. 111). Ленин настаивает, что познанию человека вообще присуща диалектика, ибо диалектически живет сама природа: в ней наблюдаются постоянные переходы, переливы, взаимная связь противоположностей. Тем не менее к осознанию диалектических свойств своего мышления, находящихся в глубоком соответствии со свойствами самой природы, человек приходит лишь иногда, лишь в благоприятных условиях. Наоборот, очень часто его классовые интересы или классовые интересы тех, кто руководит им, совершенно губят живущую в деятельности его мозга диалектику, заменяя ее косными метафизическими методами мышления. Как-раз теперь, с торжеством пролетариата над буржуазией, восторжествует окончательно и естественное диалектическое мышление человека, извращаемое собственническим общественным строем. Это будет иметь место во всех областях знания и творчества, в том числе в литературоведении и в самой лит-ре. Все марксисты разделяют то мнение, что теория Маркса есть объективная истина. Это значит, что, "идя по пути марксовой теории, мы будем приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда не исчерпывая ее); идя же по всякому другому пути, мы не можем придти ни к чему, кроме путаницы и лжи" (т. XIII, стр. 117).

Л. резко отвергает всякое смешение общественного сознания с общественным бытием: "Общественное сознание, - говорит он, - отражает общественное бытие - вот в чем состоит учение Маркса. Отражение может быть верной, приблизительно верной копией отражаемого, но о тождестве здесь говорить нелепо". "Самая высшая задача человечества, - утверждает Л., - охватить объективную логику хозяйственной эволюции (эволюции общественного бытия) в общих и основных чертах, с тем чтобы возможно более отчетливо, ясно, критически приспособить к ней свое общественное сознание и сознание передовых классов всех капиталистических стран".

Диалектический материализм ни в коем случае не делает человека пассивным, наоборот, он чрезвычайно повышает активность марксистски-сознательного человека. Л. говорит об этом: "У Энгельса вся живая человеческая практика врывается в самое теорию познания, давая объективный критерий истины: пока мы не знаем закона природы, он, существуя и действуя помимо, вне нашего познания, делает нас рабами 'слепой необходимости'. Раз мы узнали этот закон, действующий (как тысячи раз повторял Маркс) независимо от нашей воли и от нашего сознания, мы - господа природы. Господство над природой, проявляющее себя в практике человечества, есть результат объективно-верного отражения в голове человека явлений и процессов природы, есть доказательство того, что это отражение (в пределах того, что показывает нам практика) есть объективная, абсолютная, вечная истина" (т. XIII, стр. 156).

Объективную истину можно конечно разыскивать лишь объективным методом, каковым и является диалектический материализм. Этот метод однако в то же время является партийным, классовым методом. Такой характер его объясняется тем, что господствующий буржуазный класс и зависящая от него буржуазная наука не в состоянии быть объективными, ибо объективная истина противоречит интересам и самому существованию буржуазии. Это очень важное положение, позволяющее нам определить нашу позицию при построении познания (в том числе в области литературоведения) по отношению к современной официальной науке буржуазного мира. Л. говорит по этому поводу: "Ни единому из этих профессоров, способных давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии. Почему? По той же причине, по которой ни единому профессору политической экономии, способному давать самые ценные работы в области фактических, специальных исследований, нельзя верить ни в одном слове, раз речь заходит об общей теории политической экономии. Ибо эта последняя - такая же партийная наука в современном обществе, как и гносеология. В общем и целом профессора-экономисты не что иное, как ученые приказчики класса капиталистов, и профессора философии - ученые приказчики теологов" (т. XIII, стр. 280).

О том, что глубокая объективность Л. не приводила его к фатализму и равнодушию, а гармонически сочеталась с самым страстным отношением к действительности, свидетельствует замечательное место одной из его ранних работ, направленных против народников: "...на стр. 182-й своей статьи г. Михайловский выдвигает против 'учеников' еще следующий феноменальный довод. Г. Каменский ядовито нападает на народников; это, изволите видеть, 'свидетельствует, что он сердится, а это ему не полагается (sic!!). Мы, 'субъективные старики', равно как и 'субъективные юноши', не противореча себе, разрешаем себе эту слабость. Но представители учения, 'справедливо гордого своей неумолимой объективностью' (выражение одного из 'учеников'), находятся в ином положении'. Что это такое?! Если люди требуют, чтобы взгляды на социальные явления опирались на неумолимо объективный анализ действительности и действительного развития, - так из этого следует, что им не полагается сердиться?! Да ведь это просто галиматья, сапоги в смятку! Не слыхали ли вы, г. Михайловский, о том, что одним из замечательнейших образцов неумолимой объективности в исследовании общественных явлений справедливо считается знаменитый трактат о 'Капитале'? Целый ряд ученых и экономистов видит главный и основной недостаток этого трактата именно в неумолимой объективности. И однако в редком научном трактате вы найдете столько 'сердца', столько горячих и страстных полемических выходок против представителей отсталых взглядов, против представителей тех общественных классов, к-рые по убеждению автора тормозят общественное развитие. Писатель, с неумолимой объективностью показавший, что воззрения, скажем, Прудона являются естественным, понятным, неизбежным отражением взглядов и настроения французского petit bourgeois, - тем не менее с величайшей страстностью, с горячим гневом 'накидывался' на этого идеолога мелкой буржуазии. Не полагает ли г. Михайловский, что Маркс тут 'противоречит себе'? Если известное учение требует от каждого общественного деятеля неумолимо объективного анализа действительности и складывающихся на почве той действительности отношений между различными классами, - то каким чудом можно отсюда сделать вывод, что общественный деятель не должен симпатизировать тому или другому классу, что ему это 'не полагается'? Смешно даже и говорить тут о долге, ибо ни один живой человек не может не становиться на сторону того или другого класса (раз он понял их взаимоотношения), не может не радоваться успеху данного класса, не может не огорчиться его неудачами, не может не негодовать на тех, кто враждебен этому классу, на тех, кто мешает его развитию распространением отсталых воззрений и т. д. и т. д. Пустяковинная выходка г-на Михайловского показывает только, что он до сих пор не разобрался в весьма элементарном вопросе о различии детерминизма от фатализма" ("От какого наследства мы отказываемся", т. II, стр. 335-336).

Л. ратовал за всестороннее научное исследование фактов и умел раскрывать эти факты во всем их гигантском многообразии. Такие работы Л., как "Развитие капитализма в России", "Материализм и эмпириокритицизм" или "Империализм как высшая стадия капитализма", построены на огромном, пристально изученном материале, критически переработанном научным методом Л. Содержа безошибочные прогнозы исследуемой социальной действительности и давая объективную картину последней, работы Л. в то же время никогда не были объективистскими. Известна классическая по своей рельефности характеристика, данная Л. струвианству, течению буржуазного либерализма 90-х гг., до поры до времени драпировавшемуся в одежды марксистской фразеологии. "Объективист, - писал Ленин в "Экономическом содержании народничества", - говорит о необходимости данного исторического процесса; материалист констатирует с точностью данную общественно-экономическую формацию и порождаемые ею антагонистические отношения. Объективист, доказывая необходимость данного ряда фактов, всегда рискует сбиться на точку зрения апологета этих фактов; материалист вскрывает классовые противоречия и тем самым определяет свою точку зрения. Объективист говорит о 'непреодолимых исторических тенденциях'; материалист говорит о том классе, который 'заведует' данным экономическим порядком, создавая такие-то формы противодействия других классов. Таким образом, материалист, с одной стороны, последовательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объективизм. Он не ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость. В данном случае, напр., материалист не удовлетворился бы констатированием 'непреодолимых исторических тенденций', а указал бы на существование известных классов, определяющих содержание данных порядков и исключающих возможность выхода вне выступления самих производителей. С другой стороны, материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы" ("Экономическое содержание народничества", т. I, стр. 275-276). Эту цитату едва ли необходимо комментировать, так красноречиво характеризуется в ней отрицательное отношение Л. ко всем программам и теориям, претендующим на "внепартийность", так ярко обрисовался в ней ленинский метод, научность к-рого насквозь пронизана партийной остротой - характерным свойством всех его теоретических работ.

По необходимости ограничиваясь этими цитатами, характеризующими философские воззрения Ленина, - мы еще раз подчеркиваем, что все в философском наследии Ленина имеет огромное значение для литературоведа, все подлежит внимательнейшему изучению, и если мы ограничиваемся лишь относительно немногими цитатами, то к этому нас вынуждает только словарный характер нашей статьи.

3. УЧЕНИЕ ЛЕНИНА О КУЛЬТУРЕ. - Само собой разумеется, что в основных своих чертах учение Л. о культуре есть то же, к-рое мы находим у Маркса и Энгельса. Понятие культуры обнимает у них в сущности все формы общественной жизни, за исключением непосредственно производственных. Разумеется и эти последние можно было бы отнести к культуре, если противопоставлять последнюю понятию натуры, т. е. природы вне всякого изменения ее человеком. Понятие культуры включает в себя все так наз. надстройки. В их число входят не только "чистые" формы идеологии, религия, философия, наука, искусство, но и такие формы культуры, которые непосредственно связаны с бытом: мораль, не только теоретическая, но и непосредственно бытующая в жизни, право, опять-таки и в его идеологических и в практических формах, и т. д. Все эти формы культуры находятся друг с другом в непрерывном взаимодействии и в известной степени оказывают давление также на экономический фундамент общества. Определителем всех форм культуры и всей ее динамики является в конечном счете процесс производства. Именно им обусловливается изменение отношений собственности и группировка людей в производстве, причем особое значение имеет не столько техническая группировка в самом процессе производства, сколько группировка классов. Классы играют различную роль в производственном процессе и имеют различные права на орудия производства и продукты его. Именно классовая конфигурация определяет собой государственную структуру, политическую жизнь данного общества и все остальные формы идеологических надстроек.

От этих общих положений марксизма-ленинизма, касающихся культуры, обратимся к тем ценнейшим и оригинальным мыслям, к-рые в учение о культуре - эту необходимую основу литературоведения - внес Ленин.

Вполне уместна параллель между ленинским и плехановским учениями о культуре, поскольку то и другое сильнейшим образом отразилось на взглядах обоих мыслителей на природу художественной лит-ры. Плеханов, к-рого долгое время считали непререкаемо авторитетным учеником Маркса и Энгельса, на самом деле носил на всем своем мышлении печать определенной прослойки русской революционной интеллигенции конца прошлого и начала этого столетия, шедшей навстречу пролетариату, но не сумевшей полностью слиться с ним. Это сказалось и на учении Плеханова о культуре и на решении им ряда литературоведческих проблем. Борясь с субъективизмом народников, наивно веривших в то, что историю делают "критически мыслящие люди", т. е. интеллигенция, Плеханов с необыкновенным рвением доказывал, что изучение культурных явлений, в частности литературы, должно быть чисто генетическим и беспримесно объективным. По его мнению марксист-литературовед ни в каком случае не должен был ставить перед собой вопроса о положительном или отрицательном характере того или другого культурного явления, осуждать его или аплодировать ему. Марксистское литературоведение должно было, по Плеханову, ограничиться, выяснением неизбежной закономерности данного явления и всех его причин. По-иному ставил эти проблемы Л. Конечно он прекрасно понимал громадное значение изучения отдельных культурных явлений с точки зрения их классового эквивалента. Но для него это было только подготовкой к изучению явления в целом, ибо самое изучение в полном соответствии с боевым и творческим характером пролетариата являлось у Ленина лишь предпосылкой для критического использования прошлой культуры и для построения новых форм ее, соответствующих интересам пролетариата. Плеханову несомненно свойственен был известный разрыв между бесстрастной теорией и строительством, к-рое рисовалось ему в туманной дали. Л. был вождем в деле разрушения капитализма и практического строительства социализма. Познавательная работа ставилась им непосредственно на службу революционной практике. Отсюда совершенно новый ее тонус, конечно глубоко марксистский, так как он полностью соответствует духу революционного учения Маркса, и в то же самое время ленинский, потому что эпоха первой великой пролетарской революции с особой силой прежде всего гениальной рукой Ленина подчеркнула именно этот характер теоретического усвоения культуры.

К прошлому культуры и ближайшей к нам ее стадии - культуре буржуазной, особенно культуре загнивающего капитализма - Л. разумеется относился с беспощадной критикой: многое и существеннейшее в этих исторических формациях возбуждает его гнев, ненависть и презрение. Мы уже читали выше его отзыв о профессорах философии; этот отряд буржуазной интеллигенции не составляет исключения. В конце этой статьи читатель найдет замечательные строки, в к-рых кипит возмущение Л. старой культурой и которые написаны им в связи с важным вопросом о "партийности лит-ры". Таких осуждений культуры прошлого у него можно встретить огромное количество, но из этого вовсе не следует, что Л. осуждал эту прошлую культуру целиком, т. е. предполагал, что в ней нет никаких элементов, которые подлежали бы критическому усвоению пролетариата для построения новой культуры. Конечно это относится не только к области точных наук и техники, но и к другим областям культуры. Различными классами, господствовавшими в старину в различных обществах, создавались культурные ценности, к-рые не только любопытно изучить для правильного понимания путей истории человечества, но которые могут оказаться непосредственно полезными для нас. На митинге в 1919 Л. провозглашал между прочим: "От раздавленного капитализма сыт не будешь. Нужно взять всю культуру, которую капитализм оставил, и из нее построить социализм. Нужно взять всю науку, технику, все знания, искусство. Без этого мы жизнь коммунистического общества построить не можем. А эта наука, техника, искусство - в руках специалистов и в их головах". С особенной силой и полнотой выражены были эти мысли Владимиром Ильичем в его знаменитой речи на III Всероссийском съезде РКСМ 2 октября 1920: "Все то, что было создано человеческим обществом, он (Маркс - А. Л.) переработал критически, ни одного пункта не оставив без внимания. Все то, что человеческою мыслью было создано, он переработал, подверг критике, проверив на рабочем движении, и сделал те выводы, которых ограниченные буржуазными рамками или связанные буржуазными предрассудками люди сделать не могли. Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Без ясного понимания того, что только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру - без такого понимания нам этой задачи не разрешить. Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор. Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, к-рые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества. Все эти пути и дорожки подводили и подводят и продолжают подводить к пролетарской диктатуре так же, как политическая экономия, переработанная Марксом, показала нам то, к чему должно прийти человеческое общество, указала переход к классовой борьбе, к началу пролетарской революции" (т. XXV, стр. 387).

Из этих положений Л. с полной ясностью вытекает, в какой огромной мере изучение культуры прошлого как по ее классовой сущности (генетически), так и в смысле ее ценности (функционально) являлось для Ленина подготовительным этапом к построению культуры.

Вопрос создания социалистической культуры стоял перед Л. не столько в общей форме, как проблема создания мировым пролетариатом новой мировой культуры, сколько в более частной форме, как совершенно практическая задача построения этой новой культуры в нашей стране тотчас же после перехода политической власти в руки пролетариата. Говоря на XI Съезде партии о необходимости теперь же обеспечить постепенный переход к коммунизму, Л. заявил, что для такого перехода у пролетариата в нашей стране совершенно достаточно как политической, так и экономической силы. "Чего же нехватает?" - спрашивал Л. и отвечал: "Ясное дело, чего нехватает. Нехватает культурности тому слою коммунистов, который управляет" (т. XXVII, стр. 244). Но разумеется Л. не суживал задачу до повышения культурности самих коммунистов; указывая на необходимость кооперировать население нашей страны как на одну из главных задач, Ленин конечно считался с необходимостью огромной работы для поднятия культурности самих масс. Бюрократизм, уродливость старого быта, плохая дисциплина труда, недостатки воспитания новых поколений и многое другое представляли собою те препятствия, за преодоление к-рых путем классовой борьбы за культуру Л. всемерно боролся.

Л. отнюдь не суживал размаха целей социалистической культуры. Развернув блестящую картину законченного социалистического строя с высоким плановым производством, высоким уровнем быта, строя, в к-ром каждый получает согласно своему труду, труду, в то же время в общем высококвалифицированному и продуктивному, Л. выдвигает как дальнейшую задачу переход к строю собственно коммунистическому, принципом к-рого будет - "от каждого согласно его способностям и каждому по его потребностям". Этот высочайший принцип Л. неразрывно связывает с огромной работой по пересозданию самого человека, с глубокой работой пролетариата над самим собой для поднятия всей массы трудящихся на моральную высоту, к-рая разным мещанам кажется недосягаемой и фантастической.

Я позволю себе привести здесь личное воспоминание, к-рое особенно ярко запало в мое сознание и к-рое прекрасно характеризует широту и торжественность той борьбы за социалистич. культуру, к-рую вел Л. Пишущий эти строки был испуган разрушениями ценных художественных зданий, имевшими место во время боев революционного пролетариата Москвы с войсками Временного правительства, и подвергся по этому поводу весьма серьезной "обработке" со стороны великого вождя. Между прочим ему были сказаны тогда такие слова: "Как вы можете придавать такое значение тому или другому старому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чем могли только мечтать в прошлом?"

Л. прямо говорил о том, что коммунист, не способный к полетам реальной мечты, т. е. к широким перспективам, к широким картинам будущего, - плохой коммунист. Но революционный романтизм органически сочетался в Л. с крепчайшей практической хваткой. Вот почему в деле построения новой культуры его в особенности интересовали те задачи, к-рые являлись насущными задачами дня. Именно с этой стороны чрезвычайно важно усвоить внутреннее содержание критики Л. учения о культуре так наз. Пролеткульта (см.).

В "Правде" 27 сентября 1922 напечатана была статья одного из теоретиков Пролеткульта - В. Ф. Плетнева - "На идеологическом фронте". Самый экземпляр "Правды" с этой статьей был испещрен многочисленными карандашными заметками Владимира Ильича. Вскоре после появления этого номера "Правды" в той же газете появилась статья Я. Яковлева под заглавием "О пролетарской культуре и Пролеткульте". Основные положения этой статьи точно совпадают с заметками Владимира Ильича, и сама статья является систематизацией этих заметок. Статья эта несомненно была прочитана и одобрена Л.; поэтому мы, как уже делали многие другие, ссылаемся на эту содержательную статью в полной уверенности, что она высказывает именно идеи Л.

Ленин с раздражением отнесся к той искусственности понятия о культуре, которую положил в основу своей статьи, равно как и всей своей практической деятельности, т. Плетнев, верный выразитель тех несколько смутных идей, которые составляли теоретическую основу практики Пролеткульта. "Если мы будем, - справедливо писал т. Яковлев, - судить о 'культуре' по указываемым Плетневым конкретным проявлениям 'пролетарской культуры', то придется культуру свести к науке, театру и искусству минус их материальные элементы". И далее: "У т. Плетнева пролетарская культура нечто вроде химического реактива, который можно получить в реторте Пролеткульта при помощи групп особо подобранных людей. Элементы новой пролетарской культуры у него выходят из пролеткультовских студий примерно так, как некогда античная богиня вышла готовой из пены морской". В полном согласии с Л. Яковлев находит, что основной задачей культуры является прежде всего общий подъем элементарнейшей культурности в нашей стране: "Бюрократия, проедающая насквозь тело нашего государственного механизма, делает нашей задачей на много лет добиваться хотя бы лучших сторон буржуазной культуры... Совершенно несомненно, что стремление нашей революционной молодежи иметь возможно более обтрепанный, обшарпанный 'комсомольский' вид, грязь в казарме, блохи и клопы в советских домах, все это отражение некультурности". Далее отмечается малая успешность борьбы с безграмотностью (теперь конечно многое из всего этого позади нас). К культурным задачам относится "научить крестьянина элементарным приемам культурного хозяйничания и т. д.". С другой стороны, пролеткультовцы упускают из виду "такие важнейшие элементы культуры, как мораль, обычаи и право, в которых действительно ряд значительных сдвигов пролетариат уже произвел и производит". Во главу угла ставится здесь интенсивная учоба. "Этого можно добиться, только использовав целиком народного учителя, инженера, профессора". "Ошибку, которую сделали товарищи в 1918-1919 по отношению к военным спецам, позднее по отношению к спецам промышленности, Плетнев механически переносит на область культуры". "Не диллетантская, любующаяся собой, пролеткультовская, якобы, наука, не разговорчики о 'социализации', которых не поймет ни один рабочий, а серьезная учеба в течение многих и многих лет все новых и новых сотен тысяч рабочих и крестьян".

Тов. Яковлев переходит также к вопросам искусства, очевидно и здесь имея твердую директиву вождя: "Мы живем в эпоху борьбы, - говорит он. Естественно надо рассматривать искусство прежде всего как общественную силу. И по отношению к искусству, берущему на себя смелость называться пролетарским, мы имеем право предъявлять в этом отношении, несколько бо?льшие требования, чем революционной бодрости и подъема, элементы, объединяющие трудящихся в их решимости и готовности к борьбе, создающие чувство связи у зрителя-рабочего с членами его класса, наконец, действительно введение живой массы на сцену. Мы не стоим на точке зрения 'искусства для искусства'. Поэтому мы в праве наш критерий 'пролетарского искусства' применить к пролеткультовскому театру".

Нетрудно подытожить разницу между пролеткультовщиной и учением Л. о культуре. Торопясь как можно скорее к так наз. чистым формам пролетарской культуры, пролеткультовцы пытались создать ее лабораторным путем. При этом задача чрезвычайно суживалась: во-первых, она смогла обнять лишь некоторые группы пролетариата, а не весь класс с многомиллионной крестьянской беднотой в придачу. Во-вторых, Пролеткульт подозрительным образом сбивался на исключительно художественную работу плюс некоторые сомнительные изыскания в области науки. Для Л. культурная революция, наоборот, была колоссальным процессом, в к-ром десятки миллионов людей, а также весь общественный и государственный организм огромной страны должны были упорядочиваться, онаучиваться, просвещаться. При этом попутно до?лжно было усвоить огромное количество знаний и приемов, уже обыкновенных в Америке и передовых странах Европы. Учоба отнюдь не понималась Л. как простое подражание Западу. На первом плане стоит самый факт классовой борьбы; новый класс усваивает полезное из наследства буржуазного мира, чтобы сейчас же направить его в качестве оружия против самого капитализма. Гигиена быта, отдельные данные и отдельные методы наук и искусств могут быть усваиваемы, и тем не менее сам быт должен приобретать характер, далекий от западного мещанства. Наука должна перестраиваться на новом базисе, быть устремленной к новым целям, искусство должно служить пониманию врагов и друзей, воспитывающим стимулом для социалистической воли и т. д.

Задачи, к-рые поставила перед собой коммунистическая партия, являются интернациональными, и разрешение этих задач в многонациональном, многоязыком Советском Союзе показывает все значение национальной политики ленинизма, является доказательством того, что это - "единственно верная политика" (Сталин, О политических задачах Университета народов Востока). Ленин отнюдь не отрицал существования национальных культур. В своей статье о Радищеве Ленин писал: "Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет. Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов". Но вместе с тем он указывал на существование двух национальных культур в каждой культуре: "Есть две нации в каждой современной нации...", писал Ленин в 1913 ("Критические заметки по национальному вопросу", т. XIX, изд. 1-е, стр. 47). "Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре. Есть великорусская культура Пуришкевичей, Гучковых и Струве, - но есть также великорусская культура, характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова. Есть такие же две культуры в украинстве, как и в Германии, Франции, Англии, у евреев и т. д.". Диалектика этого ленинского разрешения национального вопроса получила исчерпывающее освещение в соответствующих выступлениях т. Сталина ("О политических задачах Университета народов Востока", "Отчет и заключительное слово на XVI Партсъезде").

Конечно вся великая ленинская национальная политика налицо, чтобы свидетельствовать, что, говоря о наших внутренних культурных задачах, мы отнюдь не имеем в виду только русский народ, но все многочисленные народы, составляющие великое братство СССР; и точно так же, говоря о лит-ре, мы имеем в виду литературы всех народов СССР, достигшие высочайшего расцвета в результате ленинской национальной политики.

4. ТЕОРИЯ ИМПЕРИАЛИЗМА. - По отношению к историческому процессу в его последней стадии основоположное значение сохраняет ленинская теория империализма, наиболее полно изложенная им в очерке "Империализм как высшая стадия капитализма" [1916]. Сочинение это характеризует империализм как хозяйственную систему; но те выводы, к-рые можно сделать из этой работы, самым непосредственным образом касаются и истории современного Запада, и политики, и лит-ры. Л. дает в этом исследовании последовательную характеристику отличительных особенностей империализма: предельной концентрации производства, огромного влияния банков и образования финансового капитала, вывозящего капитал во все страны земного шара, образования государств-рантье, ссужающих деньги маломощным государствам и нещадно их эксплоатирующих, раздела мира между главнейшими империалистическими государствами, паразитизма и загнивания империализма, происходящего из отсутствия перспектив роста, из монополистического положения. Несколько позже, в "Материалах по пересмотру партийной программы", изданных в 1917, содержится краткая, как бы итоговая характеристика этого строя. "Всемирный капитализм, - пишет Л., - дошел в настоящее время - приблизительно с начала XX в. - до ступени империализма. Империализм или эпоха финансового капитала есть столь высоко развитое капиталистическое хозяйство, когда монополистические союзы капиталистов - синдикаты, картели, тресты - получили решающее значение, банковый капитал громадной концентрации слился с промышленным, вывоз капитала в чужие страны развился в очень больших размерах, весь мир поделен уже территориально между богатейшими странами, и начался раздел мира экономический между интернациональными трестами. Империалистические войны, т. е. войны из-за господства над миром, из-за рынков для банкового капитала, из-за удушения малых и слабых народностей, - неизбежны при таком положении дела. И именно такова первая великая империалистическая война 1914-1917 гг. И чрезвычайно высокая ступень развития мирового капитализма вообще; и смена свободной конкуренции монополистическим капитализмом; и подготовка банками, а равно союзами капиталистов аппарата для общественного регулирования процесса производства и распределения продуктов; и стоящий в связи с ростом капиталистических монополий рост дороговизны и гнета синдикатов над рабочим классом, гигантское затруднение его экономической и политической борьбы; и ужасы, бедствия, разорение, одичание, порождаемые империалистической войной, - все это делает из достигнутой ныне ступени развития капитализма эру пролетарской социалистической революции. Эта эра началась" (т. XX, стр. 301-302).

Ленинская теория империализма рушит все хитросплетения теоретиков II Интернационала, рассчитывающих на спокойный и безболезненный переход от капитализма к социализму, на переход без революционных потрясений. Ленинский анализ не оставляет камня на камне от этих построений соц.-дем. филистеров. Автор "Империализма как высшей стадии капитализма" блестяще доказал факт загнивания капитализма в этой своей стадии, и этот пункт в учении Л. является важнейшим. Экономический паразитизм рождается из монополии, "выросшей из капитализма и находящейся в общей обстановке капитализма, товарного производства, конкуренции, в постоянном и безысходном противоречии с этой общей обстановкой. Но, тем не менее, как и всякая монополия, она порождает неизбежно стремление к застою и загниванию. Поскольку устанавливаются хотя бы на время монопольные цены, постольку исчезают до известной степени побудительные причины к техническому, а следовательно и ко всякому другому прогрессу, движению вперед; постольку является далее экономическая возможность искусственно задерживать технический прогресс" (т. XIX, стр. 151). На основе монопольного положения империализма вырастает его политический паразитизм, равно как и паразитизм его культуры, отныне уже не заинтересованной ни в каком дальнейшем прогрессе: буржуазия достигла высшей ступени могущества и не заинтересована больше в повышении производства, в технических изобретениях и пр.

Ленинская теория империализма позволяет безошибочно ориентироваться во всех наиболее важных явлениях политической жизни капиталистического Запада. 15 лет, истекшие со времени написания Л. работы "Империализм как высшая стадия капитализма", со всей силой подтвердили верность его прогноза и широко развернули картину загнивания империалистического хозяйства. Но выводы из этой теории должен делать не только экономист, не только историк, а и любой исследователь зап.-европейской культуры, в том числе и литературовед. Целый ряд интересных курсов истории зап.-европейских лит-р, написанных в последние годы марксистами, страдает именно отсутствием применения ленинского учения об империализме к этой области. В некоторых из этих работ исторический процесс Запада рассмотрен объективистски. В них подчас недостаточно разоблачен оппортунизм II Интернационала, явственно дающий себя знать в современной литературе (одним из таких писателей является например П. Амп). Излишний техницизм, доверие к организаторским способностям капитализма, увлечение теориями внутреннего равновесия капитализма также льют воду на мельницу антимарксистских, антиреволюционных концепций и в этом смысле нуждаются в решительном преодолении.

5. ТЕОРИЯ ДВУХ ПУТЕЙ РАЗВИТИЯ РУССКОГО КАПИТАЛИЗМА. - Если для познания капитализма эпохи его загнивания основополагающую роль играет ленинская теория империализма, то для русской истории XIX в. аналогичную роль играет ленинская концепция двух путей развития капитализма в России. Концепцию "двух путей" нельзя применять к лит-ре без учета теории отражения, столь важной в подходе Ленина к явлениям исторического процесса. Она учитывает не столько генетическую принадлежность писателя, сколько отражение этим последним социальных сдвигов, не столько субъективную прикрепленность писателя и связанность его с определенной социальной средой, сколько объективную характерность его для тех или иных исторических ситуаций. Так, белогвардейский юморист Аверченко, озлобленный "почти до умопомрачения", дает тем не менее "высокоталантливую", по определению Ленина, книжку "Дюжина ножей в спину революции", талантливую в силу ее пронизанности пафосом представителя "старой, помещичьей и фабрикантской, богатой, объевшейся и объедавшейся России". "Некоторые рассказы, по-моему, заслуживают перепечатки, - иронически замечает Л. - Талант надо поощрять" ("Талантливая книжка", т. XXVII, стр. 92-93). Аверченко отражает реакцию буржуазии на Октябрьскую революцию, выкинувшую этот класс за борт истории. Несравненно глубже и социально значительнее отражается действительность в творчестве таких идеологов крестьянской революции, как Белинский, Герцен, Чернышевский, народники. Наконец особенно замечательным примером отражения является творчество Толстого, одна из статей о к-ром озаглавлена "Лев Толстой как зеркало русской революции". "Сопоставление имени великого художника с революцией, к-рой он явно не понял, от к-рой он явно отстранился, может показаться на первый взгляд странным и искусственным. Не называть же зеркалом того, что? очевидно не отражает явления правильно? Но наша революция - явление чрезвычайно сложное; среди массы ее непосредственных совершителей и участников есть много социальных элементов, которые тоже явно не понимали происходящего, тоже отстранялись от настоящих исторических задач, поставленных перед ними ходом событий. И если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях" (т. XII, стр. 331). И в результате блестящего анализа русской политической действительности конца XIX и начала XX вв. Л. приходит к выводу, что "Толстой отразил наболевшую ненависть, созревшее стремление к лучшему, желание избавиться от прошлого, - и незрелость мечтательности, политической невоспитанности, революционной мягкотелости. Историко-экономические условия объясняют и необходимость возникновения революционной борьбы масс и неподготовленность их к борьбе, толстовское непротивление злу, бывшее серьезнейшей причиной поражения первой революционной кампании" (т. XII, стр. 334). Конечно Белинский, Герцен, народники, Толстой отражали разные этапы борьбы, и Ленин никогда не игнорировал ни внутренних противоречий каждого из них ни специфики этих этапов.

Теория отражения никогда не означала у Л. разрыва с историей, она никогда не была абстрактной схемой, открывавшей любую историческую ситуацию одним и тем же ключиком. Наоборот, она всегда служила раскрытию конкретных форм классовой борьбы во всей сложности ее внутренних диалектических противоречий. "Мы, - писал он, - вовсе не смотрим на теорию Маркса, как на нечто законченное и неприкосновенное: мы убеждены, напротив, что она положила краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни. Мы думаем, что для русских социалистов особенно необходима самостоятельная разработка теории Маркса, ибо эта теория дает лишь общее руководящее положение, которое применяется, в частности, к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России".

Вернемся к теории "двух путей". Л. не только установил картину исторической борьбы этих двух тенденций, но и наметил зависимость русской лит-ры от этой борьбы. Ниже мы приведем суждения Л. о зависимости таких огромных лит-ых явлений, как Герцен, народничество, Лев Толстой, именно от этих существенных сил, двигавших историю нашей страны. Хотя эта теория непосредственно освещает период от 50-х гг. прошлого столетия до революции 1917, но в то же самое время она гигантски приближает нас к пониманию более ранних явлений, приблизительно начиная с XVIII в., и позволяет проанализировать некоторые тенденции, наблюдающиеся среди враждебных нам классов еще недобитой старой России. Наконец массу света бросает ленинская концепция и на все другие страны (в том числе на их лит-ое развитие).

Теория "двух путей" красной нитью проходит через всю публицистическую деятельность Л., намечаясь уже в раннем его полемическом произведении "Что такое 'друзья народа'..." С наибольшей полнотой она выражена в статье "Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905-1907 гг.", написанной Л. в конце 1907. "... Гвоздем борьбы являются крепостнические латифундии, как самое выдающееся воплощение и самая крепкая опора остатков крепостничества в России. Развитие товарного хозяйства и капитализма с абсолютной неизбежностью кладет конец этим остаткам. В этом отношении перед Россией только один путь буржуазного развития. Но формы этого развития могут быть двояки. Остатки крепостничества могут отпадать и путем преобразования помещичьих хозяйств, и путем уничтожения помещичьих латифундий, т. е. путем реформы и путем революции. Буржуазное развитие может итти, имея во главе крупные помещичьи хозяйства, постепенно становящиеся все более буржуазными, постепенно заменяющие крепостнические приемы эксплоатации буржуазными, - оно может итти также, имея во главе мелкие крестьянские хозяйства, которые революционным путем удаляют из общественного организма 'нарост' крепостнических латифундий и свободно развиваются затем без них по пути капиталистического фермерства. Эти два пути объективно-возможного буржуазного развития мы назвали бы путем прусского и путем американского типа. В первом случае крепостническое помещичье хозяйство медленно перерастает в буржуазное, юнкерское, осуждая крестьян на десятилетия самой мучительной экспроприации и кабалы, при выделении небольшого меньшинства 'гроссбауэров' ('крупных крестьян'). Во втором случае помещичьего хозяйства нет или оно разбивается революцией, которая конфискует и раздробляет феодальные поместья. Крестьянин преобладает в таком случае, становясь исключительным агентом земледелия и эволюционируя в капиталистического фермера. В первом случае основным содержанием эволюции является перерастание крепостничества в кабалу и в капиталистическую эксплоатацию на землях феодалов - помещиков - юнкеров. Во втором случае основной фон - перерастание патриархального крестьянства в буржуазного фермера. В экономической истории России совершенно явственно обнаруживаются оба эти типа эволюции. Возьмите эпоху падения крепостного права. Шла борьба из-за способа проведения реформы между помещиками и крестьянами. И те и другие отстаивали условия буржуазного экономического развития (не сознавая этого), но первые - такого развития, которое обеспечивает максимальное сохранение помещичьих хозяйств, помещичьих доходов, помещичьих (кабальных) приемов эксплоатации. Вторые - интересы такого развития, которое обеспечило бы в наибольших, возможных вообще при данном уровне культуры размерах благосостояние крестьянства, уничтожение помещичьих латифундий, уничтожение всех крепостнических и кабальных приемов эксплоатации, расширение свободного крестьянского землевладения. Само собою разумеется, что при втором исходе развитие капитализма и развитие производительных сил было бы шире и быстрее, чем при помещичьем исходе крестьянской реформы. Только карикатурные марксисты, как их старались размалевать борющиеся с марксизмом народники, могли бы считать обезземеление крестьян в 1861 залогом капиталистического развития. Напротив, оно было бы залогом - и оно оказалось на деле залогом - кабальной, т. е. полукрепостнической аренды и отработочного, т. е. барщинного хозяйства, необыкновенно задержавшего развитие капитализма и рост производительных сил в русском земледелии. Борьба крестьянских и помещичьих интересов не была борьбой 'народного производства' и 'трудового начала' против буржуазии (как воображали и воображают наши народники), - она была борьбой за американский тип буржуазного развития против прусского типа буржуазного же развития" (том XI, стр. 348-350).

В этих строках содержатся указания исключительной методологической ценности, освещающие исторический процесс всей пореформенной поры. "Борьба крестьянских и помещичьих интересов, которая проходит красной нитью через всю пореформенную историю России и составляет важнейшую экономическую основу нашей революции, есть борьба за тот или другой тип буржуазной аграрной эволюции" (там же, стр. 350). Вопрос о том, по какому пути двигаться русскому историческому процессу - по пути "революции" или по пути "реформы", - оставался глубоко


Другие авторы
  • Никитин Виктор Никитич
  • Синегуб Сергей Силович
  • Рунт Бронислава Матвеевна
  • Оболенский Леонид Евгеньевич
  • Луначарский Анатолий Васильевич
  • Вересаев Викентий Викентьевич
  • Станкевич Николай Владимирович
  • Глейм Иоганн Вильгельм Людвиг
  • Никитин Андрей Афанасьевич
  • Петров Василий Петрович
  • Другие произведения
  • Немирович-Данченко Василий Иванович - Нина
  • Елпатьевский Сергей Яковлевич - Едут
  • Лермонтов Михаил Юрьевич - Д. П. Святополк-Мирский. Лермонтов. Проза Лермонтова
  • Зелинский Фаддей Францевич - Царица вьюг (Эллины и скифы)
  • Екатерина Вторая - Письмо д-ру Циммерману - 1789, январь
  • Оберучев Константин Михайлович - Советы и Советская власть в России
  • Погорельский Антоний - Черная курица, или Подземные жители
  • Навроцкий Александр Александрович - Навроцкий А. А.: биографическая справка
  • Амфитеатров Александр Валентинович - История одного сумасшествия
  • Пальмин Лиодор Иванович - В слободке
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (24.11.2012)
    Просмотров: 344 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа