М.М.Морозов
Бертон и эссеисты начала XVII в.
--------------------------------------
История английской литературы. Том I. Выпуск первый.
М.-Л., Издательство Академии Наук СССР, 1943
Академия наук Союза ССР.
Институт мировой литературы имени А.М.Горького
Под редакцией
Проф. М. П. Алексеева, проф. И. И. Анисимова, проф. А. К. Дживелегова,
А. А. Елистратовой, чл.-корр. АН СССР В. М. Жирмунского,
проф. М. М. Морозова
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
Наряду с Бэконом крупнейшим английским эссеистом первой половины XVII
в. является Роберт Бертон (Robert Burton, 1576-1640 гг.). В творчестве
Бертона дает себя знать начинающийся кризис философии английского гуманизма.
Если Бэкон, как и другие гуманисты Возрождения, с надеждой смотрел в
будущее, предвидя невиданный расцвет науки, которая призвана поставить
природу на службу человеку, то Бертон озирался вокруг с отчаянием и тоской:
в глазах Бертона обезумевшее человечество катится в темную безысходную
бездну. Бэкон стремился к объективности; Бертон предельно субъективен. "В
этой книге, - говорит он о своей "Анатомии Меланходии", - я вывернул нутро
наизнанку". Бэкон в "Эссеях" пишет о наблюдениях над действительностью;
основной подтекст Бертона - меланхолия, которая гложет его самого. Бертон -
не философ. Ему органически чуждо единство концепции. "Наши мнения столь же
разнообразны, как и наши вкусы", - замечает он.
Роберт Бертон родился в провинциальной дворянской семье. По окончании
Оксфордского университета он был посвящен в духовный сан и получил должность
викария в предместье Оксфорда, а также в своем родном Лейстершире. Чаще
всего проводил он время в Оксфорде, где и умер. "Я прожил замкнутую жизнь в
уединении, среди занятий", - пишет он. И в другом месте: "Все сокровища мои
заключены в башне Минервы". По выражению современника, этот "меланхолический
пастор", как назвал себя сам Бертон, "пожирал книги".
Согласно собственному признанию Бертона, он предпринял сочинение своего
объемистого трактата, чтобы избавиться от мучившей его меланхолической
депрессии. Трактат этот является не только врачебным руководством, но и
первым в английской литературе образцом не философского, как у Бэкона, но
психологического эссея. Страницы "Анатомии Меланхолии" (Anatomy of
Melancholy, etc., 1621 г.) сплошь испещрены латинскими цитатами. Бертон на
каждом шагу обращается к авторитету античных писателей. Вместе с тем он
заявляет, что не хочет быть, "рабом одной какой-нибудь нации". "Я родился
свободным, буду говорить то, что захочу. Кто может принудить меня?"
Перед нами гуманист-мыслитель, ведущий интимную беседу с читателем. В
манере Бертона и содержании его трактата исследователи видят следы различных
влияний: в его скептицизме - (влияние Монтэия, в гротеске - Рабле, в сатире
- "Похвалы Глупости" Эразма. Но Бертон в то же время очень своеобразен. Он
прежде всего прихотлив, оригинален, эксцентричен в английском смысле этого
слова. Переходы в своем стиле "то серьезном, то легком, то комическом, то
сатирическом" Бертон объясняет не только предметом описания, но и своим
настроением в данную минуту.
В "Анатомии Меланхолии" Бертон стремится классифицировать и описать
различные виды меланхолии, - мрачность маниака, угрюмость святоши, тоску
влюбленного, грусть одиночества и т. д., - найти лечение, раскрыв ее
причины, среди которых находим влияние дьяволов и ведьм, чревоугодие,
пьянство, одиночество, чрезмерное развитое воображение, бедность ("ибо что
может дать грязная бедность, кроме голода и жажды!") и праздность, которую
Бертон называет "придатком знатности" ("праздные и ленивые псы покрываются
паршой, почему же думают праздные люди, что она их минует?"). В центре -
меланхолия и самого Бертона, меланхолия созерцателя, видящего то безумие,
которое царит на всех путях человеческой жизни (см. введение в "Анатомию
Меланхолии", озаглавленное "Демокрит Младший - Читателю"). "Заберись повыше
и смотри, и ты увидишь, что весь мир безумен". Вся жизнь человеческая, - по
выражению Бертона, - "комедия ошибок". Глядя на эту жизнь, приходится либо,
подобно Гераклиту, заливаться слезами, либо хохотать, подобно Демокриту (сам
Бертон называет себя Демокритом Младшим). Снова и снова Бертон возвращается
к мысли о том, как тяжело смотреть на "покрытое морщинами лицо болезненного
и уродливого цвета, гниющее тело, ехидный ум, эпикурейскую душу -
облекающиеся в восточный жемчуг, драгоценные каменья, диадемы, благовония",
и в то же время видеть, как "прекрасный человек, красотой подобный ангелу,
святому, скромный умом и кроткий духом, одет в лохмотья и нищенствует,
умирая от голода". Читая "Анатомию Меланхолии", часто вспоминаешь - "мир,
подобный поросшему плевелами саду", "удары, получаемые терпеливыми и
достойными людьми от недостойных" - эти и многие другие слова шекспировского
Гамлета.
Трагическое разочарование в осуществимости идеалов ренессансного
гуманизма, скептическая ирония в отношении к жизни и к искусству, безысходно
мрачный, скорбный эмоциональный колорит, окрашивающий даже самый юмор
Бертона, делают "Анатомию Меланхолии" одним из наиболее замечательных
памятников последнего этапа английского Возрождения.
Успех "Анатомии Меланхолии" был огромен. В XVII в. она выдержала восемь
изданий. Ее влияние сказалось и в драматургии того времени (например, в
творчестве Форда), и в поэзии (некоторые исследователи усматривают отголоски
"Анатомии Меланхолии" в поэмах молодого Мильтона "L'Allegro" и "Il
Penseroso"). Известность ее была велика и в следующем столетии. Доктор
Сэмюэль Джонсон читал ее ежедневно. Лоренса Стерна можно назвать учеником
Бертона, хота и менее темпераментным, но зато более утонченным и еще более
причудливым по сравнению со своим учителем.
Высокую оценку дал этому произведению Энгельс. "...Это - произведение,
относящееся к величайшей эпохе английской литературы, к началу XVII
столетия. Я с удовольствием его перелистал и вижу уже, что оно будет для
меня постоянным источником наслаждения", - писал Энгельс в письме Лампле 10
января 1894 г. {Летописи марксизма, т. I, стр. 72. }
2
В английской прозаической литературе начала XVII в. выдвигается целая
группа писателей, создавших из живых наблюдений над действительностью
карикатурно-сатирические "портреты" в прозе. К этой группе принадлежат Томас
Овербери (Sir Thomas Overbury, 1581-1613 гг.), приложивший целый "альбом"
таких зарисовок к своей поэме "Жена" (A Wife, 1614 г.), Джон Стивенс (John
Stephens), автор "Сатирических эссеев" (Satirical Essayes, etc., 1615 г.),
Джон Эрль (John Earle, 1601-1665 гг.) со своей "Микрокосмографией"
(Microcosmographie, etc., 1628 г.), само заглавие которой можно перевести
как "Описание человека", ("микрокосм" - человек). Некоторые из этих описаний
по стилю отдаленно предвосхищают манеру Аддасона. Такова, например,
следующая зарисовка Овербери: "Деревенский джентльмен достаточно хорошо
умеет рассуждать о законах и хозяйстве, чтобы, заставить своих соседей
считать его мудрым человеком... Когда он путешествует, он дает десять лишних
миль крюку, чтобы переночевать в доме родственника и, таким образом,
избежать издержек... Только вызов в суд может заставить его потащиться в
Лондон. Там таращит он глаза на каждый предмет, разинув рот и становясь
добычей любого мошенника. Когда он возвращается домой, все виденные им
чудеса становятся предметом его бесконечных разговоров". Или, у того же
Овербери: "Обычные люди постигают разумом, придворный - чувством. Его можно
найти в обществе владетельных особ - это самая верная его примета. Он
благоухает духами. Судит людей он только по платью... Его умственные
способности, подобно златоцвету, раскрываются вместе с солнцем, и поэтому он
встает не ранее десяти часов". Следующий "портрет" находим у Эрля:
"Студент-джентльмен" поступает в университет, чтобы носить мантию и потом
рассказывать, что он был в университете. Отец послал его туда, потому что
слыхал, что там хорошо обучают фехтованию и танцам... Попутно с науками он
знакомится с таверной, которую начинает изучать самостоятельно...
Излюбленным отдохновением его праздности являются библиотеки, где он изучает
гербы и геральдику и перелистывает дворянские родословные".
На таких легких "зарисовках с натуры" эссеистов начала XVII в.
созревала английская реалистическая проза, подлинный расцвет которой начался
в следующем столетии.