Морозов Николай Александрович - В. А. Твардовская. Николай Морозов в конце пути: наука против насилия

1.

  

   438

  

   Признавая заслугой марксизма установление преобразующей роли капитализма по отношению к феодальной стадии развития, Морозов полагал, что эта теория обошла вопрос о созидательных потенциальных возможностях этого строя. Выступления Морозова в печати после Февральской революции и сосредоточены на раскрытии возможностей, на обосновании "великой эволюционной роли капитала". Утверждая, что разоренная войной нищая крестьянская страна не готова к социализму, ученый объясняет, что подготовить Россию к новой стадии общественной жизни может только всемерное развитие капиталистического производства. Капитализм поощряет науку, создает условия для непрерывного и ускоренного промышленного прогресса и тем самым для того всестороннего преобразования "человеческой жизни, которое в два века сделало неузнаваемой всю земную поверхность"⁵¹.

   Это преобразование касается и духовной жизни общества. Только с развитием цивилизации и ростом культуры будут усиливаться в обществе "гены солидарности" и ослабевать "гены эгоцентризма". И только в ходе такой эволюции человечество придет к подлинному коллективизму. Освободиться от классового строя, установить всеобщее братство с помощью декретов невозможно, убеждал Морозов, по-своему развивая мысль Ф. М. Достоевского: "будут братья - будет и братство".

   Доказывая, что всеобщее равенство может быть достигнуто "только эволюционным, а не революционным путем", Морозов, по сути, дает отповедь тому уравнительному социализму, который был неотъемлемой частью народничества. Подвергавшиеся марксистской критике как утопические, народнические идеи неожиданно по-своему ожили в большевистском плане "перерастания" демократической революции в социалистическую.

   Морозов совсем по-марксистски рассуждает о том, что для построения социализма в разоренной войной стране нет условий: отсутствует мощная развитая промышленность, жизнеспособное сельское хозяйство. Экспроприировать наличные ресурсы и распределить их "по справедливости" означает создать непреодолимые трудности для будущих поколений. Для нормального социально-экономического развития нужны накопления и излишки, а не имущественное равенство, насажденное насильственно.

  

   ⁵¹ Там же. С. 18-19; Он же. Наука и свобода. Пг., 1917. С. 7.

  

   439

  

   Николай Александрович на характерном примере показывает бездумность и безответственность социалистических агитаторов. Со знанием дела ученый разбирает брошюру агронома А. Григорьева "Вся земля трудовому народу" (1917) с ее призывом "отнять и поделить все поровну". По расчетам агронома-социалиста, если всю имеющуюся в стране пахотную землю отнять, выселив в Сибирь помещиков и монахов, то на душу крестьянина придется по 200 десятин. Морозов, останавливаясь на критике арифметических расчетов агронома, сосредотачивает внимание на безнравственности предлагаемой насильственной меры, напоминая, в частности, что монахи сами обрабатывают свои земли, ведь они те же крестьяне. Но насилие, по его словам, не только "негражданственно", - оно "оборачивается экономической невыгодой". Ведь для обработки экспроприированной земли крестьянину будут уже необходимы машины, и, учитывая общее состояние техники в стране, он не сможет ее полностью и с толком использовать⁵².

   Казалось бы, именно В. И. Ленин, всегда выступавший против социальных утопий народников, должен был бы поднять голос в защиту реальных социально-экономических и политических преобразований, в противовес подобным проектам "всеобщего поравнения". Однако, ориентируя массы на "углубление" революции, большевики в преддверии Октября не выступали даже против самых фантастических прожектов социалистов-утопистов. Между тем, по наблюдениям Морозова, брошюры социалистов, получившие широкое распространение после Февральской революции, "возбуждают в народе на деле совсем не социальные, а антисоциальные чувства вражды", так же как и лубочные карикатуры на буржуев, выпускаемые "без малейшего представления об исторической роли общественных классов". Морозов настойчиво повторял, что к "светлому будущему" можно прийти только "мирным преобразованием экономических межклассовых отношений на основе справедливости не только к одному классу, но и ко всякой живой человеческой душе в своей стране"⁵³.

   В раскаленной послереволюционной обстановке, насыщенной классовой ненавистью, подобные призывы встречали значительно меньше понимания и сочувствия, чем большевистские

  

   ⁵² Морозов Н. А. Эволюционная социология, земля и труд. С. 27 и след.

   ⁵³ Морозов Н. А. Революция и эволюция. С. 9.

  

   440

  

   лозунги перерастания революции в социалистическую. Противостоять этим последним могли не рассуждения о том, чем революция хуже эволюции, а конкретные меры Временного правительства, прежде всего решение вопросов о земле и о мире, но их-то и не последовало.

   Потому и созыв Государственного совещания, представленного в печати как общероссийский форум с участием крупнейших государственных и политических деятелей страны не принес успокоения. На Государственном совещании, открывшемся 12 августа 1917 г. в Москве в Большом театре, присутствовали представители крупнейших политических партий и течений - от монархистов и кадетов до эсеров, меньшевиков и большевиков. Кроме министров Временного правительства, здесь были генералы Л. Г. Корнилов (верховный главнокомандующий) и М. В. Алексеев, атаман А. М. Каледин. Глава Временного правительства А. Ф. Керенский привлек к участию в Государственном совещании "исторических", по его словам, деятелей освободительного движения: князя П. А. Кропоткина, Е. К. Брешковскую, Г. А. Лопатина, Г. В. Плеханова и Н. А. Морозова.

   Выступившие на Государственном совещании Г. В. Плеханов и П. А. Кропоткин, столь разные по своим политическим взглядам, были единодушны в стремлении остановить в стране разрастающуюся междоусобицу. Идеолог анархизма и лидер социал-демократии доказывали необходимость прежде всего укрепить завоевания Февральской революции. И Кропоткин, и Плеханов звали к благоразумию и терпимости тех, кто в их же публицистике выступали непримиримыми врагами. Капиталистам доказывали необходимость пойти навстречу рабочим - издержки по повышению их жизненного уровня должны будут окупиться за счет повышения производительности труда. Рабочих уговаривали не предъявлять предпринимателям невыполнимых требований, не прибегать к насилию. Правительство призывали к широким социальным реформам⁵⁴.

   Все это было близко позиции Н. А. Морозова, который многое из того, о чем говорили Плеханов и Кропоткин, уже высказал в печати. Николай Александрович, так же как Плеханов, убеждал в том, что без буржуазии в настоящее время пролетариату не прожить. Морозов доказывал, что не промышленники и торговцы виноваты в спекуляции: она - признак общего недомогания

  

   ⁵⁴ Речь 1917, 15-17 августа.

  

   441

  

   экономики. Он объяснял, что представление о выгодности перехода орудий труда в руки рабочих неверно, так как экономически не подготовлено. Выборные директора не будут так заинтересованы в успехе дела, как сам хозяин предприятия - капиталист. Сейчас же важно поднять подорванное войной производство, а это можно сделать, только увеличив производительность труда, умножив часы рабочего времени. Нужна постепенная, хорошо подготовленная национализация производства, а не насильственная экспроприация⁵⁵.

   Совпадая с Плехановым и Кропоткиным в понимании задач текущего момента, Морозов совсем иначе чем эти революционеры, понимал перспективы развития страны. Его прежние соратники, ставшие идейными противниками, имели в виду не классовый мир, а временное перемирие. Для Плеханова и Кропоткина противоречия труда и капитала оставались разрешимыми только революцией, которая лишь откладывалась в силу ее неподготовленности и военного положения в стране. Они призывали к временному соглашению с буржуазией, возможному в силу ее незаинтересованности в восстановлении самодержавия. Но в глазах и Плеханова, и Кропоткина буржуазия оставалась классом, враждебным пролетариату и исторически обреченным.

   Морозов, как уже говорилось, совсем по-иному понимает отношения труда и капитала - как взамообусловленные и взаимовыгодные. Он и призывает противоборствующие классы осознать свою великую эволюционную роль. Экономический фундамент можно преобразовывать только "осторожно, гуманно, заменяя в нем камень за камнем". С помощью революции, т. е. "быстрого насильственного переворота", подобного не достичь. Морозов верит, что с устройством демократической республики "длинный период наших революционных попыток" должен естественно окончиться⁵⁶.

   Логические рассуждения ученого, по-видимому, не совсем совпадали с его непосредственным восприятием текущего. И потому, наряду с доказательствами наступления безреволюционной эры, высказываются невольные предчувствия, что за первым-ударом землетрясения (т. е. за Февральской революцией) "последуют еще удары"⁵⁷

  

   ⁵⁵ Морозов Н. А. Как прекратить вздорожание жизни. С. 56-61; Он же. Эволюционная социология, земля и труд. С. 24-25.

   ⁵⁶ Морозов Н. А. Революция и эволюция. С. 7.

   ⁵⁷ Там же. С. 3.

  

   442

  

   Предчувствия эти питались впечатлениями реальной действительности: Николай Александрович был участником многих ее важных событий. В сентябре Морозов становится членом Совета республики, задуманного как некий "предпарламент" Демократического совещания. На этом совещании представителей политических партий, кооперативных союзов, различных обществ, в разгаре партийных страстей лишь Е. Д. Кускова призвала "подавить распри, объединиться для спасения родины", но ее призыв потонул в гуще "заостренной до грубости партийной полемики"⁵⁸. Сказывалась неприученность к демократии, неспособность к компромиссам - следствие не сложившегося в стране гражданского общества. Большевики во главе с Л. Д. Троцким открыто отказались от каких-либо соглашений и ушли с заседаний, зачитав свою декларацию. Однако ведь и оставшиеся либерально-демократические партии и группировки не смогли ни в чем согласиться, не предложили конкретной программы выхода из кризиса, грозившего новыми потрясениями⁵⁹.

   Столь же неопределенной, расплывчатой оказалась позиция Морозова. Ратуя за укрепление завоеваний Февральской революции, он так и не предложил конкретных средств такого укрепления. Сохранить же демократические свободы, не подкрепив их социально-экономическим освобождением народа, было невозможно. В свое время об этом предупреждал народовольцев их союзник Н. К. Михайловский. И в "Отечественных записках", и в газете "Народная воля", в пору работы в ее редакции Н. А. Морозова, он, ссылаясь на исторический опыт, доказывал, что "политическая свобода, купленная иногда ценой целого океана крови, падала от ничтожного толчка Бонапарта или другого охочего до власти человека", если она "при своем зарождении не осложнялась существенной помощью народу, который поэтому, хладнокровно, а иногда и сочувственно смотрел как богиня свободы шаталась и падала со своего пьедестала"⁶⁰.

   Это предупреждение не услышали Морозов и его либеральные единомышленники. Аргументировано и логично доказывавший с помощью науки ненужность революционного насилия,

  

   ⁵⁸ Гессен И. В. В двух веках. Жизненный отчет // Архив русской революции. Берлин. 1937. (М., 1993). Т. ХХII. С. 376.

   ⁵⁹ Руднева С. Е. Демократическое совещание сентябрь 1917. История форума. М., 2000. С. 247-248.

   ⁶⁰ Н. М. [Михайловский Н. К.] Литературные заметки // Отечественные записки. 1880. N 9. С. 133; ср.: Литература партии "Народная воля". С. 29.

  

   443

  

   Морозов, как и его соратники по партии, не предложили конкретных мер по его предотвращению, не уделили должного внимания решению столь грозного в крестьянской стране аграрного вопроса. Морозов высказывался не только против экспроприации помещичьей собственности, но и против раздачи в наделы казенных земель, которая предусматривалась многими либеральными и народническими программами. Он говорил лишь об усилении государственного контроля над земельными владениями, программируя "постепенную муниципализацию земли"⁶¹.

   Но принцип постепенности, столь убедительно примененный в рассуждениях о построении социализма в послереволюционной России, в земельном вопросе, требовавшему безотлагательного разрешения, явно не годился. Непонимание этого - серьезный изъян "эволюционной социологии" Морозова, упустившего в своем научном анализе самую злободневную и животрепещущую проблему "земли и труда". Упустили ее и другие участники Демократического совещания. Никто из лидеров либерально-демократических партий не выдвинул соответствующей стремлениям крестьянства программы - это сделали большевики. Вот почему масса народа, поначалу доверявшая Временному правительству, ожидавшая от него коренных перемен, к осени 1917 г. уже "колебнулась прочь от капиталистов на сторону революционных рабочих"⁶².

   Предотвратить такое развитие событий было не под силу ни Морозову, ни таким общественным деятелям, пытавшимся остановить возникновение братоубийственной войны в стране как М. Горький, Г. В. Плеханов, П. А. Кропоткин, В. Г. Короленко, и многие, многие другие, возвышавшие свой голос против надвигавшегося революционного насилия. Оно стало неотвратимым в силу пассивности Временного правительства, не решившегося на реформы, слабости и разобщенности демократических сил, несговорчивости буржуазии, непримиримости авангарда рабочего класса, возбужденного большевистской агитацией. За большевиками, обещавшими землю и мир, пошло крестьянство.

   И. В. Гессен, редактор кадетской газеты "Речь", вспоминая о своем впечатлении полной безнадежности и бесперспективности от участия в Демократическом совещании, рассказывает о встрече в Мариинском дворце, где оно проходило, с Н. А. Морозовым:

  

   ⁶¹ Морозов Н. А. Эволюционная социология, земля и труд. С. 27, 31-33.

   ⁶² Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 325.

  

   444

  

   "Ну как, Николай Александрович, стоило отсидеть двадцать лет в Шлиссельбурге, чтобы такого дня дождаться?" По словам Гессена, собеседник даже испугался такого вопроса: "Ой, что вы, что вы. Не грешите. Годика через два мы с удовольствием будем с Вами об этом времени вспоминать". Ответ бывшего шлиссельбуржца вывел Гессена из себя: "Хочется со злости ударить его или тесно к нему прижаться, не заражусь ли этой детской верой, и тщетно терзаю воображение, чтобы представить себе, каким был этот террорист двадцать лет назад, когда за ним замкнулись тяжелые ворота шлиссельбургского каземата"⁶³.

   Непонятно, почему оптимизм Морозова так поразил и раздражил Гессена. Ведь до последнего времени и сам Гессен столь же необъяснимо надеялся на лучшие времена: он только что вернулся из Крыма, где еще в августе купил участок земли у моря и собирался строить дом. А ведь регулярно получал газеты и телеграммы петербургского агентства и все же верил в добрые перемены. Верил в них и Морозов, хотя, как уже говорилось, не без сомнений. Его природный оптимизм был умножен оптимизмом человека, преодолевшего непомерные испытания судьбы.

   Даже Октябрьская революция поначалу не лишила его надежды и веры, окончательно он потерял их с разгоном Учредительного собрания. Лозунг созыва Учредительного собрания, выдвинутый "Народной волей", большевики поддерживали вплоть до захвата власти. Народоволец Морозов был его противником, Морозов, член партии кадетов участвовал в выборах в Учредительное собрание. Он еще мог понять, если не принять свержение Временного правительства - власти бездействующей и безрезультатной, насильственный разгон представителей народа, им избранных, убеждал, что мирного развития революции уже не предвидится - в стране установилась диктатура.

   В Автобиографии, написанной в 1926 г., бегло упомянув о своем участии в Московском государственном совещании, Совете республики и Учредительном собрании (эти факты вообще выпали из очерков о Морозове его советских биографов), Николай Александрович признается, что все это время "был тревожно настроен". "Я предвидел уже неизбежность гражданской войны, бедствий голода и разрухи, как ее результатов, и потому сознательно занял примиряющую позицию среди враждующих между собой партий, но вскоре убедился, что это совершенной беспо-

  

   ⁶³ Гессен И. В. Указ. соч. С. 378.

  

   445

  

   лезно и что удержать от эксцессов стихийный натиск народных масс будет так же трудно нашим политическим партиям, как остановить ураган простым маханьем рук"⁶⁴.

  

  

   После разгона Учредительного собрания Николай Александрович решительно и бесповоротно уходит из политики, полностью отдавшись науке. Его слова в Автобиографии о вынужденном отстранении от науки в 1917 г., вызванном требованиями политики, не совсем точны: научная работа замедлялась, прерывалась, но не прекращалась - она была для него жизненной потребностью. На все политические совещания он приходил с пачкой книг. Так же в свое время, с сумкой книг и рукописей, он выходил на прогулку в Шлиссельбурге: товарищи по заключению прозвали его "Сумчатым".

   В Советской России наука стала надежным прибежищем от обманувшей надежды политики. В науку, ее преобразующую силу Морозов продолжал верить. Именно наука должна была не только способствовать подъему разрушенного войной и революциями хозяйства, но и облагородить нравы, ожесточенные братоубийственной бойней. Темнота и невежество в понимании ученого несовместимы с демократическими свободами. Просвещение народа, распространение научных знаний, по его убеждению, содействует гражданской зрелости общества, утверждению в нем принципов свободы и прав личности. Доказывая неразрывную связь свободы и науки в революционном году, Морозов продолжал думать так же и в период диктатуры пролетариата⁶⁵.

   Увидев, что события приняли не то развитие, на которое он надеялся, понимая, что стране грозит затяжная разруха, грозящая обострением классовой и политической борьбы, Николай Александрович не покинул Россию. Богатые и разнообразные возможности заниматься наукой за рубежом, где его имя пользовалось достаточной известностью, были отринуты: все силы он отдает организации науки в родной стране.

   Не покинул в эти трудные годы Россию и П. А. Кропоткин, приехавший на родину в июне 1917 г. Петр Алексеевич продол-

  

   ⁶⁴ Морозов Н. А. Автобиография // Деятели СССР и революционного движения в России. Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С. 317.

   ⁶⁵ Морозов Н. А. Наука и свобода; то же // Природа. 1917. N 5-6. С. 670-675.

  

   446

  

   жал начатую за границей работу над "Этикой", в которой должно было найти всестороннее обоснование его учение об инстинктах солидарности и взаимопомощи как основе нравственности. Считая эту работу актуальной, ученый все же то и дело отвлекался на решение политических проблем. Кропоткин, в отличие от Морозова, активно пытался влиять на политику советской власти. Он поднял голос против красного террора, призывая большевиков не искажать коммунистический идеал враждой и местью, не поощрять разрушительные инстинкты. Кропоткин писал В. И. Ленину о необходимости развивать "строительную" энергию масс, содействовать кооперативному движению⁶⁶.

   Морозов обращался к В.И.Ленину только по проблемам науки, не затрагивая политики. Николай Александрович заявил о готовности служить делу народного просвещения. Предложил отдать свой опыт и знания русской авиации: "С величайшим усердием взялся бы, - писал он вождю, - за воссоздание научного воздухоплавания и за организацию научных полетов". Он неоднократно посылал Ленину труды Института им. П. Ф. Лесгафта, директором которого стал, сообщая о планах института и его нуждах. Из этих же его писем видно, что Ленин охотно откликался на предложения ученого⁶⁷. По инициативе вождя постановлением Совнаркома имение Борок было передано Морозову в пожизненное пользование - за заслуги перед революцией и наукой.

   Не пытаясь более вмешиваться в политическую жизнь, Николай Александрович в первые послереволюционные годы еще предпринимал попытки хлопотать за некоторых своих арестованных знакомых, используя личные связи, в частности знакомство с Ф. Э. Дзержинским.

   В архиве ученого сохранилось письмо председателя ВЧК, отвечавшего на его ходатайство об арестованном члене кадетской партии Н. А. де Роберти, экономисте и публицисте. Сообщая Морозову, в ответ на его ходатайство, что дело Н. А. де Роберти рассмотрено им лично, Дзержинский писал, что арестованный "в настоящее время освобожден быть не может". Он заверял Николая Александровича, что условия заключения де Роберти не

  

   ⁶⁶ Пирумова Н. Письма и встречи // Родина. 1989. N 1. С. 27-30.

   ⁶⁷ Письмо Н. А. Морозова В. И. Ленину [июль 1919 г.]. Черновик // Архив РАН. Ф. 543; то же. 11 авг. и 1 февр. 1921 г. // Литературное наследство. М., 1971. Т. 80. С. 280, 269; то же, 29 янв. 1921 г. // Письма трудящихся В. И. Ленину. М., 1969. С. 280-281.

  

   447

  

   тяжелы. "Наши противники не отказались от всяких заговоров, наоборот сейчас желают воспользоваться тяжелым положением республики и усиливают свою активность. А потому и мы должны быть на чеку и многих должны изолировать", - объяснял Морозову смысл своего решения главный чекист страны. В то же время Дзержинский изъявлял готовность содействовать напечатанию труда Морозова "Христос" и выражал желание быть ему полезным, чем сможет. "Я твердо убежден, что Советской России удастся преодолеть все трудности и дождаться крушения мирового капитализма", - писал он Морозову⁶⁸.

   Можно себе представить, с каким чувством читал эти строки ученый, убежденный в "великой эволюционной роли капитализма". Но в спор с властью Николай Александрович не вступал. Его позицию точнее было бы определить даже не как нейтралитет, а скорее как полное отстранение, отчуждение от политики. Не протестуя против массовых репрессий в 30-е гг., он никогда не выступал и в их поддержку. Подписи Н. А. Морозова - почетного члена Академии наук СССР с 1934 г. - нет под коллективными письмами ученых и деятелей культуры, требовавших расстрела "врагов народа" и ужесточения карательных мер. В годы советской власти Николай Александрович жил только наукой.

   Принцип комплексных исследований, которого придерживался ученый, способствовал его продвижению в самых разных ее областях от астрономии до геологии и геофизики и ядерной физики. Именно в Институте, им. П. Ф. Лесгафта, возглавляемом Морозовым, началась разработка проблем, связанных с освоением космоса. В 1931 г. Морозов передал большую часть Борка Академии наук. Здесь была создана Верхне-Волжская база АН - основа будущего Института биологии внутренних вод АН.

   Академик С. И. Вольфкович, состоявший в переписке с Николаем Александровичем и бывший в курсе его научных планов и открытий, свидетельствовал, что и на 91-м году жизни Николай Александрович "был более страстен и смел, чем многие из нас на 40-50 лет моложе его"⁶⁹. Страстность и смелость молодого Морозова - революционера и зрелого - общественного деятеля, в конце его жизненного пути сказывались только в науке, став-

  

   ⁶⁸ Письмо Ф. Э. Дзержинского Н. А. Морозову 14 августа б. г. [1924?] // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 546.

   ⁶⁹ Вольфкович С. И. Указ. соч. С. 20.

  

   448

  

   шей смыслом существования, прибежищем от революционных и политических бурь, главной надеждой на будущее.

   Советская власть, награждая почетного академика Н. А. Морозова орденами Ленина и Трудового Красного Знамени в связи с юбилейными датами, подчеркивала, что отдает дань не только его научным, но и революционным заслугам. Образ ученого-революционера должен был стать символом связи науки и революции, преемственности революционной традиции. С реальной личностью этот образ уже имел мало общего, но всячески поддерживался - эпоха нуждалась в своих символах, мифах, легендах.

   Н. А. Морозов скончался в возрасте 92-х лет в 1946 г. в Борке, в доме, где родился. Его долгая жизнь вместила событий - общественных и личных, хвативших бы на несколько человеческих жизней. Он был современником трех российских императоров и трех русских революций. По сути, Морозов как бы и прожил несколько жизней, совсем разных по содержанию и устремлениям.

   Есть глубокий смысл в том, что к отказу от революционного насилия пришел человек во всеоружии революционного опыта и обширных научных знаний. В обосновании возможности эволюционного развития человечества - без социальных потрясений и войн, Морозов шел своим путем, пытаясь опереться не только на общественно-политические, но и на естественные науки. Он не всегда при этом был достаточно убедителен в своих рассуждениях, но его выводы и наблюдения представляют интерес совпадением с обозначившимися и все усиливающимися миротворческими тенденциями в общественной мысли. Для Николая Александровича, превратившегося из революционера в "эволюционера", ненужность насильственных средств для социальных преобразований стала настолько очевидной, что он верил в возможность убедить в том общество, находившееся в состоянии революционного брожения. Уроки судьбы Морозова говорят о том, что мало стать противником насилия в мире, где оно пока полноправно: важно найти реальные способы избежать его. Мало убедиться в преимуществе мирного, эволюционного развития, надо искать конкретные средства сопротивления насилию, предотвращения его. Поиски в этом направлении Николая Александровича Морозова, при всей их незавершенности и кажущейся безрезультатности, не должны быть забыты.