Об исторических трудах в России
Карамзин: pro et contra
Личность и творчество Н. М. Карамзина в оценке русских писателей, критиков, исследователей. Антология
Составитель: Л. А. Сапченко
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), проект 05-04-16306д
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы "Культура России"
Карамзин: pro et contra / Сост., вступ. ст. Л. А. Сапченко. - СПб.: РХГА, 2006.
OCR Бычков М.Н.
...Мы, русские, нетерпеливы, ждать не любим, привыкли брать все приступом. Прежде нежели совершилась сотая доля приготовительных работ, требованных Шлецером
1, явилась "История Российского Государства". Этот великолепный храм, воздвигнутый так внезапно прошедшему Руси, изумил настоящее и со славою перейдет в будущность. Призванный, обласканный высоким вниманием царя, художник работал из всех сил, употребил все свои способности и средства, положил лучшее время своей жизни, даже жизнь свою, при сооружении этого памятника, которого не дано было ему окончить. Его призвание было не историческое, еще менее критическое, в ученом смысле слова. Карамзин родился литератором, резчиком на языке. Он уже и трудился на этом поприще, которое указывала ему природа, уже действовал с блестящим успехом, создавая новый период в нашей литературе, который по справедливости носит его имя, как вдруг судьба открыла ему новое поле и перевела его на другую череду. Не приготовленный к этому новому служению, он, однако, понимал всю его важность, знал все его требования и обязанности. Многие, на его месте, отделались бы легче, удовольствовались бы риторическою переделкою и изящным парафразом летописей. Карамзин был добросовестен и благороден. Он признавал права критики и решился принести ей "жертву", которую сам называет тягостною, но необходимою, - решился посвятить себя "труду мелочному, в котором скучает ум, вянет воображение". Жертва великая для художника: самому ломать и обсекать материалы своего создания! Так Карамзин сделался критиком. Но если его бессмертное произведение составляет эпоху в нашей исторической литературе, оно не могло подвинуть вперед исторической нашей критики. Сочинитель "Истории Российского Государства" в своей критике был чистым шлецеристом, хотя иногда не соглашался с своим учителем в подробностях. Пока Шлецер мог служить ему и материальным руководителем, он шел твердою ногою. Но скоро он увидел себя одного в глухой и непроходимой чаще "удельного периода". Ни гептархия Английская
2, ни Меровингский
3 период французской истории, ни сумятица феодальной Германии не представляли такого мрака, как эти главы нашего прошедшего. Имена Изяславов, Всеславов, Вячеславов мелькают китайскими тенями, рябят в глазах, так что нет возможности ни схватить их умом, ни удержать в памяти. Историк сам чувствовал это и утешал себя мыслию, что "история не роман, и мир не сад, где все должно быть приятно". Так, но неужели эти четыре века нашего существования были настоящим лесом? Те же самые имена, расположенные группами, по внутренней связи событий, а не по хронологии, могли бы составить картину верную и стройную. Когда историк вышел на чистое поле Московского царства, шаги его сделались опять тверже, взгляд сильнее, картина ярче и великолепнее. Совершенство великого творения в последних томах возрастает постепенно; но опять не относительно критики. В истории Иоанна Грозного
4 два тома кажутся жизнеописаниями двух разных лиц, оттого что материалы для первого взяты из домашних источников, а для второго преимущественно из иноземных. Не столько противоречия, зато больше неопределенности, представляет колоссальный облик Годунова
5 и фантастическая эпоха самозванцев. Все это происходило от безусловной доверенности ко всякого рода свидетельствам, несмотря на степень их достоверности, от следования духу одной экзегетической
6 критики, сличающей и толкующей букву текстов. Тень великого мужа простит нам эти замечания, не ослабляющие нисколько глубокого уважения, которым обязан каждый русский к его имени. Подле этих несовершенств в творении его мы находим столько достоинств, сколько и не вправе были ожидать. Без предшественников, без помощников, один, силою труда, одушевленного святою любовию к отечеству, Карамзин заставил нас впервые прочесть свою историю на звучном языке, который сам для ней создал, и сверх того приготовил огромный запас сведений в своих драгоценных "Примечаниях", которые можно назвать библиотекою нашей древности. Это последнее с лихвою выкупает все недостатки.
Впервые: Библиотека для чтения. СПб., 1837. Т. 20. С. 108-110. Печатается по первой публикации.
Надеждин Николай Иванович (1804-1856) - критик, эстетик, журналист, этнограф. Статья "Об исторических трудах в России" была написана Н. И. Надеждиным после его ухода с литературно-критического журнального поприща, когда он развернул научную деятельность в самых различных областях: богословии, этнографии, лингвистике, географии, фольклористике, истории.
Надеждин был близок Каченовскому "в общем протесте против "преувеличений" Карамзина и в отрицательном отношении к русской исторической жизни" (Козмин Н. К. Николай Иванович Надеждин. Жизнь и научно-литературная деятельность. 1804-1836. СПб., 1912. С. 422). "Вопрос "Есть ли у нас прошедшее?" с первого взгляда, - писал Надеждин, - может заставить многих улыбнуться; но мы просим терпеливо нас выслушать. Конечно, по летописям и хронографам, народу русскому считается около десяти веков непрерывного быта. Восемь столетий уже исповедуем мы христианскую веру и почти за шесть веков можем представить письменные документы нашего существования. Но что это было за существование? Жил ли подлинно русский народ в это длинное тысячелетие? Оставляя времена и "великанов сумрака" Рюрика, Олега, коих само бытие оказывается историческою проблемою, взглянем на так называемый период удельной системы, коим поглощается первая половина тысячелетнего цикла наших воспоминаний. Что представляют нам в эти пять веков отеческие предания? Дремучий лес безличных имен, толкущихся в пустоте безжизненного хаоса. Напрасно живописное красноречие Карамзина усиливалось оцветить сию мрачную пустоту риторическою прелестию рассказа: его история удельной Руси не могла возвыситься до живой исторической картины и, при всем наружном великолепии своего убранства, осталась сухою, мертвою хроникою. Нельзя поставить это в вину искусству историографа: ему не с чего было списывать! Нельзя жаловаться и на скудость летописей: им нечего было записывать!" (Телескоп. 1832. Ч. X. No 14. С. 237-238). Но в статье "Об исторических трудах в России" он выступил против "мрачного скептицизма, нового раскола", т. е. против скептической школы Каченовского. В работе Н. И. Надеждин, как и другие русские критики, говорит о величии и монументальности "Истории государства Российского", о ее чудесном появлении, без приготовительных работ, требуемых такими историками, как Шлецер.
Считая Карамзина прежде всего литератором, "резчиком на языке", Н. И. Надеждин понимал, каково было Карамзину сделаться ученым-историком, предаться труду тягостному, мелочному, но необходимому, углубиться в летописи. Четыре века нашей истории предстали у Карамзина, по словам Надеждина, "настоящим лесом", где рябят в глазах имена Изя-славов, Всеславов, Вячеславов и т. д. Историку в обрисовке этого периода не хватило верности и стройности, считает критик. Но следующая далее картина Московского царства выглядит ярче и великолепнее, постепенно нарастает совершенство великого творения, но Карамзину, считает Надеждин, недоставало критического отношения к источникам, которыми он пользовался. Однако все недостатки с лихвою выкупаются достоинствами: Карамзин заставил русских впервые прочесть их историю на звучном языке, который сам для нее создал. Критик отмечает огромную роль "Примечаний", содержащих огромный запас сведений.
1 См. прим. 6 на с. 904.
2 Гептархия Английская - обозначение в исторической литературе с XVI века периода истории Англии, отмеченного отсутствием государственного единства (с конца VI-начала VII веков до IX века; по семи наиболее известным англосаксонским королевствам).
3 Меровинги - первая королевская династия во франкском государстве (конец V в. - 751). Названа по имени полулегендарного основателя рода - Меровея.
4 См. прим. 15 на с. 911.
5 См. прим. 83 на с. 921.
6 Экзегетика - здесь: раздел богословия, в котором истолковываются библейские тексты.