Главная » Книги

Некрасов Николай Алексеевич - Обозрение новых пиес, представленных на Александринском театре. (Стать..., Страница 2

Некрасов Николай Алексеевич - Обозрение новых пиес, представленных на Александринском театре. (Статья пятая)


1 2 3

онина, в трауре, бледная, обезображенная, с распущенными волосами. Раскаяние проникло в ее мстительное сердце: она признается Юстиниану во всем, что было поводом к гибели ее мужа.
   По дороге, ведущей в Византию, шел слепец, сопровождаемый сыном и дочерью. Вдали послышались звуки военной музыки, и на той же дороге показалась часть римского войска. Здесь встретился Велизарий с прежними своими друзьями и узнал от них радостную весть о прощении. Леон и Протоген передают ему главное начальство над войском, обещая быть ему "орудием зрения". Велизарий одушевляет воинов необыкновенным мужеством, и аланы побеждены!.. Но, увы, победа обошлась слишком дорого: Велизарий смертельно ранен! Он умирает на руках детей своих, простив врагов и Антонину, которая, рыдая и проклиная себя над бренными останками мужа, сходит с ума...
   Такова драма г. Шенка. Она производит глубокое впечатление на зрителей, потому что эффекты ее сильны и почти все вытекают из естественного хода события. К недостаткам ее принадлежит совершенное отсутствие колорита времени и местности и избыток декламации. Платон Григорьевич Ободовский переводом ее на русский язык оказал большую услугу нашей сцене. Кроме прекрасных стихов, какими отличается перевод, мы обязаны еще г. Ободовскому некоторыми улучшениями, сделанными им против подлинника. Вообще "Велизарий" есть одно из лучших произведений нашего заслуженного драматурга. В. А. Каратыгин непостижимо хорош в роли Велизария, которая поныне доставляет ему обильные дани рукоплесканий. Нельзя также умолчать о незабвенной В. Н. Асенковой: неподражаемо хорошо выполняла она роль Елены, и долго еще представления "Велизария" будут невольно напоминать нам о том, чего мы лишились в Асенковой!.. Эту роль также не без искусства выполняет ныне г-жа Гринева. {Биографический очерк и портрет г-жи Гриневой прилагаются при сем нумере "Театр<ального> альбома". Примечание издателя "Театрального альбома".}
   В то время как посетители Александринского театра сочувствуют несчастиям великого героя древности в драматической форме, на Большом театре, с тем же содержанием и названием, играют оперу, которая нравится не менее драмы. Опера "Велизарий", по свидетельству знатоков, принадлежит к числу лучших произведений знаменитого Доницетти. Здесь особенно хорош г. Петров в роли Велизария; в позднейшее время обратил на себя в той же роли внимание публики г. Артемовский. Роль Елены выполняет г-жа Степанова удовлетворительно.
  

1844

Эспаньолетто, или Отец и художник.

"Попытка на севере на изображение итальянских страстей", в пяти действиях.

  
   "Превосходно! бесподобно! высшая степень искусства!" - кричит дон Рибера, прозванный Эспаньолетто, стоя перед новою своею картиною. Но приходит Оттавио, ученик Риберы, находит, что новое произведение совсем не бесподобное и не превосходное. "Лжешь, мальчишка!" - кричит Эспаньолетто и выгоняет мальчишку вон. Приходит Ланфранко и разжигает в душе Риберы зависть против Доминика Цампиери. Надо убить Цампиери, потому что он соперник слишком опасный; убить - и как можно скорее, в эту же ночь! Решено: Рибера дает Ланфранко пять тысяч скуди; Ланфранко дает одну тысячу скуди Паоло, от которых Паоло, обязанный Ланфранко жизнью, отказывается, как и следует порядочному разбойнику, и Цампиери убит, убит так скоро и ловко, что не успел произнесть перед смертью даже порядочного монолога, сказав только: "Ах! мои картины!.. дети!.." В том же акте случилось еще много интересных вещей, а именно: прибыл в Неаполь дон Педро граф ди Кампостелло, начальник испанских войск, и влюбился в Дженнобу, дочь Риберы, а Дженноба произнесла влюбленным в нее неаполитанским кавалерам, для первого выхода, следующую речь: "Вы все смотрите на меня, синьоры, и я смотрю на вас, и вы стоите против меня, а я против вас, и я говорю, а вы слушаете, и когда я кончу, вы будете говорить, а я буду слушать" - или что-то подобное. Больше ничего необычайного не случилось.
   Во втором акте граф дон Педро вспомнил о любви, которую почувствовал к дочери Риберы в первом акте, и забыл обязанности, которые привели его в Неаполь. Случилось еще, что Ланфранко, разлакомленный убийством Цампиери, задумал уже кстати погубить и Риберу, чтоб одному на свободе остаться первым художником Италии и прибрать к рукам все почетные работы. С этою целию он, во-первых, вкрался в доверенность дона Педро; во-вторых, ни с того ни с сего объявил дону Рибере, будто сам герцог дон Родриго Понче де Леон, герцог ди Аукос, наместник неаполитанский, гранд Испании, влюблен в Дженнобу и, опасаясь получить отказ, прислал в Неаполь графа ди Кампостелло с поручением разведать стороной, благосклонно ли будет принято его предложение? Дурак Эспаньолетто тотчас и поверил выдумке Ланфранка и, оставшись один, чуть не лезет на стену от восторга, произнося такую речь: "Гранд Испании, герцог, наместник неаполитанский! Благодарю тебя, небо!.. Ты даровало моей дочери возвышенную душу!" и пр... Обманув глупого отца, Ланфранко обманывает и глупую дочь (отец и дочь в драме нарочно и представлены глупыми для того, чтобы их легче было обманывать), уговорив ее на свидание с графом ди Кампостелло; причем граф, показывая на свой миланский орден, говорит ей: "Я не могу сказать тебе: Дженноба, будь моею. Скажи, можешь ли ты любить меня так?" А Ланфранко между тем запирает дверь, из которой вышла Дженноба, и производит тревогу: "Рибера! Рибера! спасайтесь!" Дженноба бежит к двери своей комнаты - заперта; она в другую, но там уже спрятался дон Педро, и она с ужасом выбегает снова на сцену, а затем падает в обморок, чем и представляет дону Педро и Ланфранко удобный случай похитить себя. Узнав о похищении дочери, Рибера хватает Оттавио, принесшего эту весть, за горло и говорит ему: "Если ты солгал, если ты напрасно встревожил меня, то я раздавлю тебя ногой (а!..), как червяка! (Толкая его от себя.) Прочь, мальчишка! что ты мне мешаешь?" (он в то время, впрочем, ничего не делал). Но когда Рибера удостоверился в справедливости ужасной вести, то пришел в страшное отчаяние н, по обыкновению своему схватив Ланфранко за горло, требовал, чтоб он говорил, хотя Ланфранко в таком положении говорить и не мог. Потом Рибера упал перед ним на колени, но Ланфранко и тут ничего не сказал. Декорация переменяется, и Рибера входит к дону Педро, графу ди Кампостелло; зритель ждет, что он и его схватит за горло; но несчастный отец уже удостоверился на опыте, что это самый ненадежный способ заставить человека говорить, и обошелся с графом очень почтительно. Однако ж он и тут ничего не узнал. Действие переносится "в гористую страну". В глубине высокие скалы; на одной из них замок с перилами. Зритель сначала принимает этот замок за прачечную избу, потому что на перилах его висит белый платок; но он скоро удостоверяется, что платок повешен тут не для просушки: назначение его велико - без него не было бы драмы! Сюда приходят Рибера и Оттавио, отыскивающие Дженнобу. Оттавио поднимает голову кверху, видит платок и говорит про себя: Юна здесь! это ее платок!" Каким образом он узнал повешенный довольно высоко платок Дженнобы, ничем не отличающийся от моего и вашего носового платка, я не знаю. Знаю только, что декорация переменяется и театр представляет "готическую комнату в замке". В комнате Дженноба разговаривает сначала с Маргаритой, а потом с доном Педро, потом сама с собою, потом с Оттавио, а наконец, с доном Рибера. Отец снимает шляпу, что довольно эффектно, почтительно кланяется испуганной дочери и с презрительною жестокостию говорит ей сарказмы: "Доступ к вам не так труден; видно, вам здесь нравится. И, как я замечаю, никто не опасается, чтоб вы ушли отсюда. Я также не опасался, чтоб вы ушли от меня" и так далее. Дженноба сожалеет, что не имеет оружия лишить себя жизни, и услужливый Рибера хладнокровно подает ей кинжал. Но когда Оттавио помешал Дженнобе заколоться, вырвав у нее кинжал, и она бросилась с балкона в воду, он теряет не только хладнокровие, но и самый рассудок: ему жаль стало, что Дженноба утопилась вместо того чтоб зарезаться. Входит дон Педро и спрашивает: "Где Дженноба?" Рибера показывает ему вниз, на возмущенные волны реки, и произносит такие речи: "Это она, твоя любовница! И, смотри, смотри: ты видишь ли этого бледного старика, который сидит возле нее? Смотри, как он ласкает ее! Смотри - он играет ее кудрями, целует в уста и очи! Этот старик - Цампиери. Слышишь ли? Цампиери, которого я велел убить!" Каким образом Доминикино сидел на воде, это так же трудно объяснить, как то, каким образом писал он свои чудные картины. Но пора наказать порок и вознаградить добродетель; то и другое свершается разом: входит Ланфранко (зачем? откуда?..) и подставляет Рибере грудь, в которую тот немедленно вонзает кинжал, - наказывается порок; занавес опускается - торжествует добродетель...
   Что касается до меня, я совершенно согласен с мнением тех, которые неумолимо шикали при представлении этой драмы, и с мнением тех, которые находили ее превосходною. Препошлая драма! вздорная драма! нелепая драма! Но, впрочем... прекрасная драма! преоригинальная драма! гениальная драма!.. Автор подает большие надежды по части "изображения на севере итальянских страстей" и по части усвоения русскому языку киргиз-кайсацких выражений и оборотов, делающих речь его чрезвычайно оригинальною. Этой оригинальности вы и обязаны тем, что я запомнил целиком несколько фраз и привел их в надежде усладить вас и порадовать таким обогащением русского языка...
  

Наследство, драма в пяти актах с прологом.

Сочинение Фредерика Сулье, перевод г-на Григоровича.

  
   Содержание драмы г. Фредерика Сулье "Элали Понтуа", переименованной у русского переводчика в "Наследство", так интересно, что мы решаемся рассказать его поподробнее...
   Подымается занавес. Комната в замке Субиран. Владетельница замка, вдова, маркиза де Субиран - на смертном одре. Родственники покойного маркиза де Субиран, не хотевшие знаться с его вдовою за низость ее происхождения, налетают теперь со всех сторон, как вороны, почуявшие лакомую добычу. Между ними и графиня де Бревиз с дочерью, сговоренною за богатого маркиза де Шанжирон, - люди бедные, но гордые и, естественно, принимающие большое участие в последнем распоряжении покойницы. Сильно хлопочет за них Гажеро, богатый откупщик, честный человек, друг всех, добродетели безукоризненной - лицо, необходимое в драмах новейшего изделья, заменяющее вполне старинных конфидентов театра Расина и Корнеля.
   Тем более хлопочет Гажеро с своей партией, что Бревизы - родственники дальние и не прямые наследники. Прямой наследник - Поль Вермон, франт, повеса, мот, человек развращенный, с дурными наклонностями, уже успевший задолжать в счет будущих благ четыреста тысяч франков ростовщику Водрильйону и сильно подозревающий, что наследство промелькнет между его пальцами, если умирающая, которая терпеть его не может, сделает какое-нибудь завещание. Не будь этого завещания, он - наследник прямой и законный, и тогда уплачены долги, будут деньги, а с деньгами - роскошь и счастие... Наследство ценится в двести тысяч франков дохода.
   - Украдь мне завещание, - говорит решительный Поль своему агенту Денневилю, - и я возвращу тебе фальшивые векселя, которые ты мне надавал на имя Водрильйона, и, сверх того, дам тебе столько-то тысяч франков.
   - Украдь мне завещание! - говорит Водрильйон Денневилю. - И тогда я устрою свои дела, я отблагодарю тебя знатно.
   "Между прочим, - думает Водрильйон, - возьму в руки Поля Вермона, обеспечу мои четыреста тысяч, которые он у меня выманил взаймы, и со временем приобрету за бесценок всё достояние Поля Вермона".
   - Украдь мне завещание! - говорит Денневиль старику Понтуа, смотрителю замка, человеку без правил и с довольно легкой совестью. - И тебе сто тысяч от Поля Вермона, да, сверх того, не будут поверять твоих отчетов, которые довольно неверны и подозрительны.
   Понтуа соглашается. Но как сделать дело? В замке много народа, у всех и глаза и уши настороже; хлопотливо, пахнет галерами, но выгодно...
   У Понтуа есть дочь Элали, или Эйлалия, красавица, умная, добродетельная - словом, одаренная всеми совершенствами и вдобавок любимица маркизы де Субиран. Понтуа кое-как устраивает свое предприятие, но боится, чтоб маркиза не потребовала, по обыкновению, Эйлалию на целую ночь в свою комнату, для услуг и ухаживания. Но дело оканчивается благополучно. Эйлалия и мадам дю Плесси, ключница и экономка, будут ночевать в комнате перед спальней маркизы. Эта мадам дю Плесси, глупая женщина, плачет о своей дочери, убежавшей с год тому назад с каким-то живописцем, и, следовательно, по весьма уважительной причине ненавидит всех живописцев. Понтуа ловит минуту и вливает опиум в кофе, приготовленный г-же дю Плесси для подкрепления сил ее во время ночного бодрствования. Г-жа дю Плесси и Эйлалия пьют кофе и, как следует, тотчас засыпают.
   Ночь. В замке все спят. Понтуа проведал, что завещание под изголовьем у маркизы. Он пробирается в комнату умирающей.
   Эйлалия проснулась. Она видела всё. Ее мучит тяжкое предчувствие; ужас оковывает все ее члены. Ее отец в комнате маркизы, - зачем? для чего?
   Раздается страшный крик. Маркиза звонит, зовет Эйлалию, потом всё стихает.
   - Иду, иду! - говорит Эйлалия.
   Но она останавливается в оцепенении. Ее отец выбегает, бледный, растрепанный. Дверь отворяется - показывается фигура Денневиля.
   - Завещание! - говорит Денневиль.
   - Здесь, - говорит Понтуа.
   - Давай сюда! скорее! идут! сто тысяч франков тебе, Понтуа! ты богат, Понтуа!
   - Да, - отвечает Понтуа, - но она не спала: она закричала, и я зарезал ее...
   Эйлалия как безумная бросается в спальню маркизы. Но крики услышаны. Весь замок на ногах. Гажеро вбегает на сцену; навстречу Эйлалия.
   - Это не я, не я, не я, это ужасно! - кричит она. Гажеро бежит к маркизе.
   Являются де Бревизы, служители замка, является бледный Понтуа.
   - Что такое? что такое? - говорят они, окружая Эйлалию.
   Эйлалия трепещет, не может выговорить ни слова связного.
   - Где маркиза? что сделалось с маркизой? - спрашивают все в изумлении.
   - Зарезана, - говорит Гажеро, входя в комнату.
   Эйлалию допрашивают. Она не знает, что говорить, а преступник здесь, перед нею, в этой толпе обвинителей и допрашивающих. Этот преступник - отец ее!
   - Я ничего не знаю, я ничего не видала! - кричит Эйлалия. - Пустите, пустите меня! - Она прорывается сквозь толпу и убегает.
   Все в изумлении. Ясно: виновата Эйлалия; преступница - Эйлалия!.. Она была здесь одна, она выбежала из комнаты маркизы, она влила опиум в кофе, и вот улика: мадам дю Плесси, спящая на первом плане сном невинности.
   - Вы обвиняете Эйлалию! - кричит отчаянный Понтуа.
   - Не станешь ли защищать ее? - говорят ему.
   Всё, что мы теперь рассказали, не более как пролог. Драма еще впереди.
   Действие первое. Между прологом и первым актом целый год. Сцена - мастерская живописца Мануэля Торси. В комнате - Гажеро и живописец Лавиньян, друг Торси и муж Корнелии, дочери мадам дю Плесси, пишущий с Гажеро портрет. Денневиль и Поль Вермон тут же; они в гостях у Лавиньяна.
   Несколько слов о давно забытом завещании, из которых явствует, что Эйлалия преступница и что Эйлалию не отыскали. Несколько насмешек над женою Лавиньяна, хорошенькой дурой, которая смешит и гостей и публику. Несколько насмешек над Мануэлем Торси, который прячет жену свою и ревнив как Отелло... Она, говорят, красавица. Но кто она - никому неизвестно, - разумеется, за исключением публики, которая тотчас смекнула, что дело идет об Эйлалии Понтуа.
   Входит маркиз де Шанжирон, муж Камиллы де Бревиз. Ему, видите ли, дело до живописца Торси. Торси "сочиняет" всю его фамильную галерею портретов. Все уходят в комнату Лавиньяна завтракать; остаются Торси и Шанжирон. Торси - самый несчастный и странный муж в свете: он любит жену страстно и не знает, кто она. Когда он, во время своих путешествий по Швейцарии, скатился в глубокий овраг и ушибся до полусмерти,. Эйлалия, беглянка Эйлалия вытащила его из пропасти и несла на руках до первой гостиницы, - подвиг, делающий честь героизму молодой девушки, но физически невозможный. Они влюбились друг в друга, женились. "Но кто же жена моя?" - думает Торси. Неизвестно: Эйлалия молчит и просит не стараться проникнуть ее тайну. Она беспрестанно чего-то боится; даже теперь, узнав, что Гажеро и Поль Вермон, да и сам маркиз Шанжирон, у Лавиньяна, она побледнела и изменилась в лице. Ее муж тоже побледнел и изменился в лице.
   - Портреты выдумайте какие хотите, - говорит маркиз, - но необходимо, чтоб одна из моих прапрабабушек была такая красавица, что ни в сказке сказать ни пером написать.
   Мануэль показывает портрет жены.
   - Того ли вам надобно?
   - Удивительно! превосходно! Это ваш идеал?
   - Нет, это оригинал, это портрет жены моей, - говорит Торси.
   Маркиз уходит, пригласив Торси и Лавиньяна к себе обедать.
   Лавиньян и Торси уезжают. Пьяный Поль Вермон и Денневиль показываются из столовой. Надо знать, что Поль Вермон, с помощию Водрильйона, успел уже начисто разориться.
   - Послушай, Поль, - говорит Денневиль, - я тебе оказал услугу... дай денег.
   - Не дам, - отвечает Поль, - денег нет.
   - Только пятьдесят тысяч франков! - говорит Денневиль. - Вспомни...
   - А где завещание?
   "Завещание-то у Водрильйона, - думает Денневиль, - скряга хорошо заплатит".
   - А где фальшивые векселя? - говорит Денневиль.
   "Векселя-то у меня, - думает Поль, - это для того, чтоб тебя в тисках держать".
   - Денег нет, ну дай вексель, - говорит Денневиль, - а вот кстати перо и бумага.
   И он подходит к бюро. Ба! портрет Эйлалии, который Торси позабыл запереть.
   - Ну, даешь деньги?
   - Пожалуй, тысячу червонцев.
   "Не надо и ста тысяч", - думает Денневиль.
   Друзья расстаются, и у обоих в голове составлено по проекту.
   Действие второе - в доме маркиза Шанжирона. Торси поклялся открыть, почему его жена знает Шанжирона. Маркиза де Шанжирон ревнует мужа ко всем и ко всякому. Мадам дю Плесси поймала Лавиньяна и теперь знает, что сделалось с ее дочерью. Денневиль является к маркизу и говорит, что у него есть тайна.
   - Какая?
   - Дайте сто тысяч франков, так скажу.
   - Да что ж я от того выиграю?
   - Сто тысяч франков доходу.
   - Каким образом?
   - Завещание существует, - говорит Денневиль. - Эйлалия не виновата. Виноват Понтуа; я был его агентом. Эйлалия - жена Торси!
   - Спасите Эйлалию! - кричит маркиз.
   (Нужно заметить, что он имеет свои причины щадить Эйлалию. Какие? - объяснится при развязке.)
   Маркиз и Денневиль условились.
   Торси приходит к маркизу объясниться о своих подозрениях.
   - У вас не так-то благополучно дома, - говорит маркиз, - у вашей жены Поль Вермон.
   Торси летит домой.
   Действие третье. Поль точно был у его жены. Он слышал, что она хороша, и зашел к ней из любопытства. Каково же было его изумление, когда он узнает в жене Мануэля Торси Эйлалию Понтуа. По уходе Вермона Эйлалия впадает в страшное отчаяние. Ей жаль мужа, она хочет спасти себя... Но она не убегает, а ложится спать на диване. Да, да! ложится спать! И всё это для того, чтоб во сне, в бреду, сказать несколько слов, которые бы окончательно возмутили спокойствие Торси. Чрезвычайно естественно!.. Торси действительно сходит с ума от подозрений. Но и теперь, когда даже негодяй Поль Вермон всё знает, Эйлалия не перестает скрывать всё от мужа и решается лучше на самоубийство в глазах его. Но, слава богу, рана несмертельна, и бедный муж благодарит небо.
   Действие четвертое. Подвал Водрильйона. Входят Денневиль и Шанжирон. Объясняются с пистолетами в руках. У старика хотят вытребовать завещание. Старик знать ничего не хочет: мало денег дают! Является Поль Вермон. Он тотчас хочет кончить с Водрильйоном разом - и вырвать завещание. Маркиз умоляет его не доносить на Эйлалию. У Поля рождается подозрение; дают Водрильйону двести тысяч франков. Водрильйон приносит завещание.
   - Возьмите пистолет, - говорит Поль маркизу, - и я тоже возьму пистолет; завещание на столе - берите его у меня!
   Стреляются; маркиз ранен. Он стреляет другой раз, - промах! Поль Вермон берет завещание; отказывается стрелять в маркиза, дает честное слово не обвинять Эйлалию и убегает. Является стража и берет Водрильйона.
   Действие пятое. Маркиза де Шанжирон, ее мать и Гажеро не знают, что сталось с маркизом; он пропадал целую ночь. Где он, что с ним сделалось? В руках Гажеро письмо Денневиля, где Денневиль еще вчера просил свидания с маркизом. В этом письме упоминалось о жене Торси; все бросились к Торси: "Вы должны знать, где маркиз!" Но вот является жена Торси. Боже! это Эйлалия, беглянка, убийца, преступница; все в смущении; Торси в отчаянии; но является маркиз, и дело принимает другой оборот.
   Развязка чрезвычайно эффектна. В руках маркиза завещание (Водрильйон дал Полю фальшивое).
   - Вы Эйлалия Понтуа? - говорит маркиз.
   - Да! - отвечает бедная Эйлалия.
   - Вы похитили завещание?
   - Да!
   - Зачем?
   Эйлалия не знает, что говорить:
   - Я хотела, чтобы наследство досталось Полю Вермону.
   - Так вы, стало быть, знали, что было в завещании?
   - Да!
   - И зарезали маркизу?
   - О нет, нет!
   - Но кто же, если не вы?
   - Я! - отвечает Эйлалия. - Казните меня, накажите меня!
   - Вы не знаете, что говорите, бедная Эйлалия; завещание у меня в руках, вот оно! Вы - дочь маркизы де Субиран и моего отца, вы - сестра моя; наша матушка оставляла всё вам; вы не могли желать ее смерти, если знали завещание! Злодеи открыты, и вы, благородная страдалица, оправданы!
   Торси падает к ногам жены, и драме конец.
   Драма, как видите, исполнена натяжек; но всё это так умно, ловко, эффектно, что невольно увлекаешься и прощаешь автору все несообразности. Она имела успех, Перевод, сделанный г. Григоровичем, очень хорош.
  

1849

Театральные новости. Сентябрь 1849

  
   1) Холостяк, комедия в трех действиях, Ив. Тургенева.
  
   Четырнадцатого октября происходил в Александринском театре спектакль, выходящий из ряда обыкновенных: шел бенефис одного из любимейших артистов как московской, так и петербургской публики - М. С. Щепкина, и в бенефис этот давалась в первый раз новая русская комедия "Холостяк", соч<инение> И. С. Тургенева. Талант г. Тургенева хорошо известен читателям "Современника". До 1847 года г. Тургенев, начавший свое поприще стихами, не имел определенной физиономии как писатель, и можно сказать, что известность его в литературе началась с "Записок охотника", появившихся в 1847 году в "Современнике". В них талант его определился резко. В прошлом году г. Тургенев попробовал свой многосторонний талант в комедии, и опыт был удачен; с той поры он постоянно пишет комедии, и кроме напечатанных уже и известных публике пиес "Где тонко, там и рвется" и "Холостяк" нам известны еще две комедии г. Тургенева, из которых одна, под названием "Завтрак у предводителя", скоро будет дана, как мы слышали, на Александринском театре. Наконец, пятое, недавнее произведение г. Тургенева, комедия в пяти актах "Студент", уже обещано автором редакции "Современника", и мы скоро надеемся представить эту комедию нашим читателям.
   Некоторые утверждают, что комедия есть настоящий род г. Тургенева, что талант его собственно лучше всего проявляется в комедиях. Мы думаем, что талант г. Тургенева такого рода, что он может примениться до известной степени ко всякому роду: хотелось ему писать рассказы, он писал рассказы, и чем же хуже проявлялся его прекрасный талант в "Записках охотника", чем в комедиях? вздумалось писать комедии, и он пишет комедии, и комедии его нравятся; даже когда г. Тургеневу приходила, бывало, охота писать стихи, талант его и тут не терялся совсем, а иногда даже проявлялся блистательно. В этой многосторонности таланта г. Тургенева, по нашему мнению, скрывается и слабая сторона его, о которой поговорим при случае. Как бы то ни было, несомненно, что г. Тургенев столько же способен к комедии, сколько и к рассказу или роману, и если он решился писать комедии, а не рассказы и повести, то тут мы видим одне преимущество: русская повесть еще имеет на своей стороне несколько дарований, а хорошие комедии, как известно всем, появляются у нас так редко.
   В прошлой книжке "Современника" в "Письме о русской журналистике" было сказано подробно о литературных достоинствах и недостатках "Холостяка"; поэтому нам остается сказать теперь только о сценической стороне комедии и о том, как выполнили ее артисты.
   Главный недостаток, много повредивший полному успеху комедии и замеченный всеми, - растянутость, недостаток почти неизбежный в каждом первом произведении для сцены и за который, следовательно, нельзя винить автора. В первом акте почти нет ничего лишнего, но второй утомил зрителей. Начинается он монологом, в котором Вилицкий высказывает свое колебание: жениться на Маше ему уже не хочется после того, как светский друг его фон Фонк нашел и Машу и всё семейство ее слишком недостойными великой чести породниться с Вилицким; отказаться и страшно и совестно. Приходит фон Фонк с греком Созоменосом (лицо, заметим мимоходом, на сцене совершенно лишнее, чего не кажется в чтении), и Вилицкий, прося его совета в своем затруднительном положении, опять отчасти пересказывает то, что уже высказал в первом своем монологе. Первый акт начинается монологом слуги, развалившегося в барских креслах, второй кончается тем, что слуга ложится на господский диван отдохнуть, с соответствующими прибаутками. Эти две сцены произвели неприятное впечатление, напомнив Осипа (в "Ревизоре"). Мы уверены, что автор совершенно не рассчитывал посмешить ими, а поместил их потому, что так действительно бывает в жизни; и в чтении они проходят совершенно незаметно; но автор не расчел, что на сцене их будет произносить актер, и как подобную роль в десять слов нельзя дать хорошему актеру, то, следовательно, плохой актер; что он, пожалуй, вообразит, что собственно от его роли зависит успех или падение всей пьесы, и постарается, чтоб роль вышла как можно поэффектнее. Таким образом из мимолетных десятка слов выйдет нечто торжественное, на чем зритель поневоле приостановит свое внимание, хотя приостановить тут его внимание автор не желал, да и причины не было. Избежание подобных неприятностей, часто обращаемых поверхностными судьями в вину самой пиесе, приобретается только знанием сцены, и часто даже той сцены в особенности, где играется ваша пиеса. Сделаем еще следующее замечание; оно, пожалуй, ничтожно, но показывает, как должен быть осторожен иногда автор, пишущий для сцены. У г. Тургенева часто попадаются несколько тривиальные фамилии. "Где вы остановились?" - "В доме Блинниковой". - "С кем вы приехали?" - "С купцом Сивопятовым" и т. п. Из этого выходит вот что: актер, встретив в своей роли подобную фамилию (особенно если роль незначительна и досталась плохому актеру), чаще всего думает, что автор вставил ее с намерением рассмешить; поэтому он произносит ее с особенным ударением, - раек хохочет, а образованный зритель, не вникнув в дело, сожалеет, что автор прибегает к такой избитой манере остроумия! Конечно, подобные мелочные промахи могли бы легко быть предупреждены при личном присутствии автора на репетициях пиесы, но г. Тургенева в Петербурге нет. Обращаясь к главному недостатку пиесы - растянутости, заметим еще, что третий акт начинается рассказом, в котором Монткин передает своему другу Шпундику то, что уже известно зрителю из второго акта; да и самая роль Мошкина (Щепкин) не чужда длиннот и повторений, которые несколько ослабляют производимое ею впечатление.
   Вот причины, по которым "Холостяк" не имел того полного и блестящего успеха, которого заслуживал по драматическому содержанию своему и по прекрасному его развитию.
   Напрасно стали бы мы искать их в равнодушии публики к комедии, благородной и тонкой, в неуменье оценить тихое и искусное развитие события, не бросающегося в глаза, но поразительного по своей естественности; нет, публика с явным интересом и удовольствием следила за ходом пиесы, и всё хорошее было замечено и одобрено громкими рукоплесканиями; жаркие толки и споры о новой комедии можно было слышать в партере и коридорах театра, по окончании пиесы, каких не услышите после десятка новых самых эффектных французских водевилей. Ясно, что сочувствие к русской комедии в публике существует: явись настоящая русская комедия - и не увидишь, как полетят со сцены, чтобы уже никогда не возвратиться, жалкие переделки и подражания, бесцветные и безличные, натянутые фарсы и т. п. Еще более порадовало нас сочувствие к русской комедии в наших актерах, - сочувствие, которого нельзя было не заметить в представление "Холостяка". Ни тени той самоуверенной небрежности, которая встречается при исполнении фарсов и водевилей, не заметили мы при исполнении "Холостяка". Артисты, видимо, принялись за дело с уважением, подобающим русской комедии, и исполнили его превосходно. Особенно поразил нас г. Максимов, игравший роль Вилицкого, весьма трудную и представляющую много поводов к фарсам, до которых г. Максимов большой охотник в водевилях. Но ни одного фарса, к радости и удивлению многих, не выкинул здесь г. Максимов, доказав тем, что может, если захочет, обходиться и без фарсов. Он играл просто и естественно. Борьба мелкого самолюбия с остатками порядочного чувства, еще сохранившегося в душе Вилицкого, была передана им прекрасно в первом акте; так же хорошо был произнесен начальный монолог второго акта. Можно находить в его игре недостатки; но нам кажется, что трудно сыграть лучше эту роль, столь понятную в чтении и столь трудную, даже местами невозможную, для полной передачи на сцене; мудрено дать вполне уразуметь и проследить зрителю, не приготовленному чтением пиесы, внутреннюю мелкую драму, обнаруживающуюся обыкновенно во внешности чуть заметными случайными признаками да игрой физиономии, как и сделано у автора. Подобные характеры лучше улегаются в повести. Как бы то ни было, во всяком случае г. Максимов исполнил свою роль хорошо.
   Г. Мартынов исполнил роль Шпундика с искусством и успехом тем более замечательными, что роль его одна из самых незначительных.
   Г. Каратыгин 2-й прекрасно сыграл роль фон Фонка, франта и резонёра, гнушающегося бедностью и презирающего низший круг, откуда он сам недавно выскочил. Презрительные улыбки, ужимки и гримасы, поднимание плеч, сатирическое подергивание носа и всей физиономии, беспрестанное охорашивание собственной особы, которая ежеминутно боится замараться от прикосновения окружающих ее плебеев, - всё это было в игре г. Каратыгина и производило непритворный смех.
   Г-жа Самойлова 2-я верно передала роль простой русской девушки Маши, а г-жа Линская неподражаемо хорошо выполнила роль Катерины Савишны Пряжкиной, вдовы и кумушки пожилых лет. Рассказ о знакомстве с генеральшей Бондандиной вышел у ней художественно верен. У г-жи Линской талант самобытный и оригинальный, особенно поражающий естественностию, по которой она не может быть сравнена ни с кем, кроме г. Мартынова; на сцене она как будто дома, и в голосе ее часто звучат ноты, которые вдруг переносят вас в действительную жизнь, напоминая вам множество сцен и фраз, бог знает когда и где виденных и слышанных. Это признак таланта первостепенного.
   Наконец мы дошли до самого бенефициянта, игравшего главную роль старика Мошкина, влюбленного, без собственного ведома, в свою воспитанницу и сватающего ее за другого. Роль эта, как ни трудна она, совершенно по силам и в духе таланта Щепкина. Весь третий акт с самого того места, где начинаются опасения старика за участь своей воспитанницы, был торжеством Щепкина... рукоплескания не умолкали, и этот акт, отдельно взятый, имел огромный успех.
   Заключим нашу статью благодарностью бенефициянту за то, что он подарил публику в свой бенефис новой русской комедией, и вместе с тем не забудем поблагодарить просвещенную дирекцию театров, давшую ему средства поставить на сцену эту комедию.
  
   2) Отсталые люди, или Предрассудки против науки и искусства, комедия-водевиль в одном действии П. Г.
  
   В деревню, к своей матери, приезжает кончивший курс в Московском университете лекарь Черешнев. Мать в восторге, но родственники знать его не хотят: "Ты осрамил наш род, - говорят они ему, - ты сделался фершелом!" Особенно горячится дядя Черешнева Мардасов (Мартынов), явившийся на сцену в охотничьих сапогах и в венгерке, с арапником в руке. Во время самого жаркого монолога о посрамлении своего рода вдруг он приостанавливается, ужас выражается на его лице: "Батюшки! Свиреп мой гость!" - кричит он отчаянным, плачущим голосом и сломя голову бежит вон. Можете себе представить, каков тут Мартынов! Между тем Черешнев, обдумав свое положение, начинает выдавать себя за мота, картежника, пьяницу и отрекается от своего лекарского звания, говоря, что он пошутил. Когда Мардасов возвратился и узнал всё это, радость перешла все границы; он обнимает племянника, предлагает тут же "сразиться в картишки" и яркими красками описывает ему сцену травли, представляя в одно время голосом и движениями и собак, и лошадей, и восторженного охотника, и обреченного гибели зайца. Мартынов тут очень хорош. Нужно заметить, что эта сцена целиком взята из другой пьесы (мы забыли ее название), где она и полнее и лучше и где выполнял ее Щепкин, который хорош в ней по-своему. Во время этого рассказа приходят сказать, что лошадь сшибла молодого Перепелкина (одного из гостей Черешневой). Мать и отец его бросаются из комнаты и через несколько минут вносят на сцену молодого человека с переломленной ногой. Черешнев помог ему, и это, кажется, убедило присутствующих, что звание лекаря - полезное и непостыдное звание. Такова мораль пьесы, направленной, как видит читатель, на предрассудок, уже не существующий. Кто знает дело ближе, тот не станет утверждать, чтоб кто-нибудь стал гнушаться званием лекаря. Многие помещики даже душевно желают, чтоб дети их сделались лекарями. Молодые доктора, приезжающие в провинциальные города, внушают нечто вроде зависти не одним бьющимся из куска хлеба. Заметим еще, что герои пьесы принадлежат к среднему дворянству и по роду, и по состоянию. Впрочем, если б они принадлежали к высшему кругу и были очень богаты, тогда пьеса еще менее выиграла бы в естественности... Распространяемся об этом потому, что разбираемая пьеса есть лучший образчик неудачной сатиры, бьющей по воздуху и происходящей от неумения авторов подметить истинно смешную сторону в обществе, соединенного с желанием поострить на счет ближнего. Любо поглядеть, с каким жаром, как глубокомысленно авторы разных психологических (особенно психологических) повестей бичуют пороки и предрассудки - несуществующие! А между тем сколько действительно смешного совершается каждую минуту вокруг нас и как малого стоит подметить это смешное! Для этого нужно только быть наравне с своим временем. Это, конечно, немного, - не то чтобы смотреть в будущее и читать в нем, - но что немного для вас, почтенный читатель, то может быть очень и очень много для автора "Отсталых людей".
   Но я позабыл сказать, что было самого лучшего в этой пьесе - это г. Рословский, игравший роль идиота, приехавшего в гости к Черешневым. Тупое выражение лица и всей фигуры, идиотская неподвижность и безжизненность глаз, полных постоянного и чуткого, но бесплодного внимания, ровный, однообразный голос, без малейших понижений или повышений, самый костюм и прическа - всё это было соединено г. Рословским так искусно, что из его пустой и ничтожной роли в десять слов вышла лучшая роль пьесы. Жена у этого идиота страшная тараторка; он молчалив. Иногда жена в потоке бесконечных своих рассказов упомянет вскользь имя мужа; сошлется на его свидетельство, скажет что-нибудь о нем: чутко насторожит он уши, приподнимет немного вечно наклоненную на один бок голову, произнесет как автомат: "Точно так, да-с; в этом должно отдать мне (или ей) полную справедливость", и опять замолчит, и опять слушает с тупым вниманием, насторожив глаза и уши. Иногда он собьется, хочет сказать что-то кроме своей обычной фразы - другое, новое; жена поправит его. "Да! - скажет он, тотчас отступившись от начатой фразы, хотя бы на половине ее. - Да! - повторит он, значительно кивая головой и тараща тупые глаза; затем он слово в слово повторит, что сказала жена, - прибавит: - В этом должно отдать мне полную справедливость" - и замолчит со спокойной совестью, с достоинством. Г. Рословский весьма редко появляется на сцене, и всегда в ролях ничтожных, но нет никакого сомнения, что у него есть талант: он доказал это ролью идиота Перепелкина, по которой плохая пьеса "Отсталые люди" долго останется в памяти тех любителей театра, которые, любуясь Мартыновым и другими признанными талантами, в то же время умеют заметить хорошее и в актере, не пользующемся авторитетом. Он играл превосходно, - в этом должно отдать ему полную справедливость.
   Что касается до нас, то мы весьма желали бы, чтоб г. Рословский нашел случай попробовать свои силы в какой-нибудь порядочной роли.
  
   3) Старое время. Небылица в лицах, в четырех действиях.
  
   "Небылица в лицах", по всей вероятности, сделана из повести - из какой? этого я не помню: из чьей? тоже не помню, но думаю, что из повести г. Кукольника. По крайней мере содержание пьесы, завязка, развязка и вся обстановка удивительно напоминают повести г. Кукольника. Действие первое: Магистратская дума и немецкая любовь. Заседают купцы в думе, входит товарищ их Андрей Александрович Ковригин (Григорьев 2-й); он весьма мрачен, отрывисто рассказывает, что дочь его испорчена цыганкой, и дума расходится. Действие второе: Благодетельный человек и цыганский табор. Приходит в табор Ковригин, шепчется с какой-то цыганкой и узнает от нее, что единственное средство спасти его дочь - это выдать ее за немца. И вот старик-купец бросается искать жениха немца. Действие третье: Сватовство на скорую руку. Старику попадается капитан Бутырского полка Вильгельм Иваныч Фон (Мартынов), и он в полчаса сосватывает ему свою дочь. Действие четвертое: Донос. Цыганка, давая советы старику взять жениха немца, имела в виду совсем не Фона; когда же узнала, что женихом сделался Фон, поднялась кутерьма. Цыганка и нянька Ковригиной пришли к Андрею Евстафьичу Бычкову, дьячку и секретарю магистрата, человеку опытному и политичному, который посоветовал избрать оружие тихое и кроткое, как сама невинность, именно донос. Доносец был состряпан весьма ловко и скоро, однако ж не пошел впрок: когда готовились пустить его в ход, жених и невеста, уже обвенчанные, выходят из церкви. Увидав, что уже поздно поправлять дело, сочинитель доноса подскакивает к своему клеврету, берет у него донос и разрывает его на мелкие части; после этого он идет навстречу новобрачных с распростертыми объятьями и от души поздравляет их. Его приглашают на свадьбу. Вот беглый очерк содержания пьесы. В целом она очень длинна, первые два акта весьма скучны, третий и четвертый поживее. Пьеса не имела большого успеха, но нельзя сказать, чтоб вовсе не понравилась публике, чему обязана она в особенности игре гг. Мартынова, Петрова и Григорьева 2-го и г-жи "Пинской.
   Роль подьячего Бычкова, пересыпанная перлами старинного русского языка - дондеже, понеже, поелику, бяху, паки, абие, была сыграна г. Петровым весьма удовлетворительно. Вообще г. Петров актер не без таланта. Только не может он до сей поры выработать и проявить чего-нибудь собственно своего. Здесь мы не говорим о той оригинальности, которая заключается в ролях, достающихся на долю г. Петрова: эти роли (подьячих, исправников, помещиков вроде Добчинского) оригинальны потому, что большею частью исключительны; но ту же самую оригинальность сообщит им и всякой актер с дарованием. Нам кажется, что г. Петров мог бы сделать нечто лучше<е>: наложить на роль печать собственной личности. Но, может быть, он до сей поры не попадал на роль, которая дала бы средство развернуться вполне его таланту; а какая это должна быть роль, актеру часто и самому неизвестно: это почти всегда дело случая. Г. Мартынов и г. Григорьев 2-й очень хороши были в сцене сватовства, а г-жа Линская прекрасно сыграла роль купеческой дочки.
   Мы не успели посмотреть бенефиса г-жи Гусевой, и потому две данные в тот бенефис оригинальные пьесы: 1) "Камилл, римский <диктатор>" и 2) "Лоскутница с толкучего" - должны подождать нашего отзыва до следующей книжки. Скажем здесь, в заключение, несколько слов о том, что теперь всего сильнее волнует и радует любителей театральных зрелищ. Гризи и Марио привели в восторг петербургскую публику. Иначе и быть не могло. Больше уже не может Петербург восторгаться, аплодировать, вызывать. Гризи великая артистка. Надобно видеть ее в "Норме"...
   Мудрено хвалить Гризи. Бывшая в старых наших повествованиях в большей чести фраза: "Описать ее (конечно, героиню) нет слов на языке человеческом" - как нельзя лучше применяется к Гризи. В настоящее время мы не находим ничего сказать о ней, как разве повторить слова книгопродавца Лисенкова об изданной им "Илиаде", которые теперь повторяются при каждой публикации о ней: "Старик, отрок, муж и юноша - все найдут в ней отраду в горести, утешение в утрате", и так далее и так далее... Да, Гризи точно доставит наслаждение всякому. Она наполнит невыразимым наслаждением душу мягкую, благородную, склонную к нежным чувствам и растрогает человека бесчувственного, каменного, не пролившего во всю жизнь ни одной слезы...
   Есть у нас писатель, хорошо знающий музыку и увлекательно умеющий писать о ней, как и обо всем, о чем вздумается ему писать, - писатель, с которым публика всегда охотно встречалась в нашем журнале и с которым, конечно, не без удовольствия встретится она еще и в этой книжке: может быть, он найдет краски, которыми сумеет дать понятие о Гризи тем, кто не видел и не может увидеть ее. Мы надеемся скоро напечатать его статью о нынешней нашей Итальянской опере. До сих пор мы видели Гризи в "Семирамиде" и "Норме", Марио в "Пуританах" (с Фреццолини) и в "Лючии" (с Корбари).
  

Примечания

  

ТЕАТРАЛЬНАЯ КРИТИКА

1842-1849

  

<ИЗ СТАТЬИ "ОБЗОР ПРОШЕДШЕГО ТЕАТРАЛЬНОГО ГОДА И НОВОСТИ НАСТУПАЮЩЕГО">

  
   Печатается по тексту первой публикации.
   Впервые опубликовано: ЛГ, 1842, 26 апр., No 16, в составе названной статьи, в которой характеризуется творчество драматургов - П. С. Федорова, Н. А. Перепельского (Некрасова), Н. А. Полевого, Н. А. Каратыгина, П. И. Григорьева 1-го, Д. Т. Ленского, П. Г. Ободовского, Ф. В. Булгарина и др., с. 330-331, без подписи.
   В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
   Автограф не найден.

Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (24.11.2012)
Просмотров: 291 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа