Оленина Анна Алексеевна - В. М. Файбисович. Предисловие к книге "А. А. Оленина. Дневник. Воспоминания"

л за границу. Варвара Дмитриевна, считавшая Анну Алексеевну превосходной партией для брата Николая, деятельно готовила для этого брака почву. 7 июля Анна Алексеевна спрашивает себя в своем дневнике: "Ежели брат ее за меня посватывается, возвратясь из Турции, что сделаю я? Думаю, что выду за него". "Дай Бог, чтоб он вздумал это сделать!" - приписывает внизу Анна Федоровна Оом (могут ли они предполагать, что внучка первой выйдет впоследствии замуж за внука второй?). Через неделю в разговоре с И. А. Крыловым Анна Алексеевна назвала "двух людей, за которых бы вышла, хотя и не влюблена в них: Мейендорфа и Киселева". Одобрив кандидатуру последнего, Крылов подтвердил, что Киселев сам того желает. "Но он и сестра говорят, - заметил с римской прямотой баснописец, - что нечего ему соваться, когда Пушкин того же желает".

   Уверившись (вероятно, безосновательно) в любви к себе Н. Д. Киселева, Анна Алексеевна с простодушной досадой записывает: "Я всегда думала, что Вар<вара> Д<митриевна> того же хотела, но не думала, чтоб они скрыли от меня эту тайну. Жаль, очень жаль, что не знала я этаго, а то бы поведение мое было иначе".

   Однако недели через две после этого Анна Алексеевна встречается на дне рождения своей тетушки А. М. Сухаревой с девятнадцатилетним казачьим офицером Алексеем Чечуриным, направляющимся из Иркутска на турецкую войну. Его непосредственность и неиспорченность подкупают Анну Алексеевну, побеждая легкое высокомерие, которым было обусловлено ее первое впечатление о нем ("Но уж куда проста его физиономия"), А. П. Чечурин, побывавший в декабристских острогах, оказывается носителем опасной тайны и превращается в хрестоматийного романического героя - недаром он награждается своей юной покровительницей прозвищами "Квентин Дорвард" и "Роланд Грейм" (см. Дневник, примеч. No 39). Алексей Чечурин становится героем романа Анны Алексеевны и в буквальном смысле этого слова: бросив навсегда роман о Пушкине и Киселеве, оборванный на третьей странице, она вдохновенно сочиняет роман о несравненном казаке... Знакомство с А. П. Чечуриным длилось семь недель; он простился с Олениными 20 сентября. Что сталось с этим милым юношей? Вернулся ли он за своей саблей и реликвиями, оставленными им на сохранение Анне Олениной? Бог весть. Он исчезает из "Журнала", и следы его теряются.

   Между тем, герои оставленного Анной Алексеевной романа ("Непоследовательность, или Любовь достойна снисхожденья") напоминают ей о себе еще за две недели до отъезда хорунжего, на именинах Елизаветы Марковны. Любовные интересы Пушкина и Киселева вследствие интриг В. Д. Полторацкой и нескромности Е. П. Штерича, бесцеремонно вмешавшегося в отношения Пушкина с Анной Алексеевной, закручиваются в тугую спираль. Отстаивая честь Пушкина, Сергей Голицын указывает Анне Алексеевне на неблаговидную роль В. Д. Полторацкой и Е. П. Штерича, а заодно открывает ей глаза на ухаживания Н. Д. Киселева за замужней Е. Е. Василевской (не случайно еще в программе романа "Непоследовательность..." были заявлены всего три женских персонажа - сама Анна Оленина, тетушка Варвара Дмитриевна и г-жа Василевская)... Этот разговор приводит Анну Алексеевну к заключению, что у Н. Д. Киселева "не довольно честных правил нащет женщин". Тем не менее, она еще долго числит его среди возможных женихов, и следующая встреча, происходящая в день рождения А. Н. Оленина, 22 ноября 1829 г., вызывает некоторое смущение у них обоих. Более того, еще ранней весною 1829 г., несмотря на неопределенность ситуации (запись от 20 марта), Анна Алексеевна уверена, что Киселев ее любит - вероятно, благодаря уверениям Варвары Дмитриевны, объяснявшей поведение брата тем, что объективные обстоятельства не разрешают ему жениться: "Но к щастью не тот резон он бы мне дал, а тот, что имение его не позволяет в разстроенном его положении помышлять об супружестве, - тешит она свое самолюбие, - но все равно я в него не влюблена". Ненадолго на ее горизонте возникает новая кандидатура: ей прочат в женихи П. Д. Дурново; однако смотрины, состоявшиеся 17 апреля 1829 г., успеха не имеют. Окончательно избыть надежды на брак с Киселевым помогает ей новое увлечение. 12 мая она не без удовольствия наблюдает ярость г-жи Василевской, ревнующей к ней Киселева: Анна Алексеевна поглощена уже романом с гр. Матвеем Виельгорским. Последнее упоминание Киселева в ее дневнике носит саркастический оттенок: "Вы не на своем месте сидите", - замечает Анна Алексеевна, обращаясь к Киселеву, севшему рядом с нею, а не с влюбленной в него Е. Е. Василевской...

   Тридцатипятилетний гр. Матвей Юрьевич Виельгорский, безупречный джентльмен, камергер, талантливый музыкант-виолончелист, друг В. А. Олениной появился в доме Анны Алексеевны 5 мая 1829 г. Развязкой этого романа должна была стать "декларация", которой сестры Оленины с трепетом ожидали в день именин Елизаветы Марковны - 5 сентября 1829 г. Приезда М. Ю. Виельгорского пришлось ждать долго. "Теряя всякую надежду, - пишет Анна Алексеевна, - разозлившаяся Варвара взяла под руку И. А. Крылова и стала разсказывать ему о наших радостях и горестях. На крыльце было много народу, я стояла там тоже и грустно смотрела на дорогу. Ко мне подошел Красовский и стал говорить об Ольге Ферзен. Я проклинала ту скуку, которую он на меня наводил, отвлекая меня от моих мыслей, но я была вознаграждена за свое терпение, ибо увидела коляску с двумя мужчинами и незабываемую серую шляпу. О, мое сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди от радости: это был он, тот, кого я ждала с таким страхом и с такой надеждой". Но и этим надеждам не суждено было сбыться... Могла ли знать Анна Алексеевна, что ее будущий муж, поручик Л.-гв. Конно-Егерского полка, адъютант И. Ф. Паскевича, въезжает в это время в столицу с ключами от города Сливно? Могла ли она представить, что ее мечта о замужестве осуществится лишь через десять лет?.. Анна Алексеевна долго не могла расстаться с надеждой на счастье с графом Виельгорским, и лишь в 1830 г., накануне своих именин, 2 февраля, она подвела окончательный итог этому увлечению: "Последний это был может быть - что не удар, нет, но сердечное горе. Я его пережила, но мне оно стоило, ах, стоило, да признаюсь и стоит".

   Более года не бралась после этого Анна Алексеевна за свой журнал. Лишь 28 февраля 1831 года она начала пространную запись, посвященную приезду в Петербург графа Альфреда де Дама, брата батальонного командира Николая и Петра Олениных в войне 1812 года. Максим Иванович Дамас, как называли его в России, возвратись после низвержения Наполеона на родину, сделал блестящую карьеру, стал военным министром и министром иностранных дел; Людовик XVIII назначил его воспитателем малолетнего герцога Бордосского, но июльская революция 1830 г. обрекла последнего на изгнание. Воспитатель не бросил своего воспитанника и разделил с ним невзгоды. Эмигрантом сделался и брат министра, Альфред. И вновь, вопреки рассудку, Анна Алексеевна увлекается странником, пригретым их семьей, и вновь проливаются при расставании горячие слезы, и вновь, прильнув к оконному стеклу, она напряженно вглядывается в темноту, поглотившую благородного графа, французского легитимиста, как поглотила некогда несравненного хорунжего, сибирского казака...

   Мимолетное увлечение Зиновьевым запечатлено в майской записи этого же года - и дневник, в сущности, завершен.

   Его начальные записи дышат ощущением полноты бытия и предчувствия счастья. Горечь неизбежной драмы первой любви не способна победить это чувство, а сетования на "старость" и опустошенность кажутся романтической позой. Но со временем в общей тональности журнала начинают преобладать ноты искреннего отчаяния, вызванные чувством необъяснимой и незаслуженной обделенности: Анна Оленина не испытывает недостатка в поклонниках, но достойного претендента на ее руку среди них нет.

   Впрочем, последняя запись (в феврале 1835 г.) свидетельствует, что в тесной дружбе с сестрами А. и Л. Блудовыми Анна Алексеевна вновь обрела опору и утраченное душевное равновесие. С ними, сообщает О. Н. Оом, "в особенности с Антониной, она тогда вся ушла в изучение немецких философов Канта и Фихте, увлекалась метафизикой и религиозной философией". Смеем думать, что роль Канта и Фихте в жизни Анны Алексеевны и ее подруг была скромнее⁴⁰; влияния немецких идеалистов мы не обнаружим ни в полной радужных надежд "Небылице, которая может сбыться", сочиненной ими осенью 1834 г., ни в искрящемся весельем Договоре (см. Приложение), заключенном тогда же членами приютинского кружка.

   По словам О. Н. Оом, позднее (вероятно, во второй половине 1830-х гг., до замужества) Анна Алексеевна вела другой журнал, но он до нас не дошел. "Особенно печальна пропажа дневника, относящегося к последним годам жизни нашего великого поэта, трагическая гибель которого глубоко потрясла Анну Алексеевну и была ею подробно в нем описана, - говорит в предисловии, имея в виду Пушкина, Ольга Николаевна.

   "Чувство и невзгоды душевные, - признавалась Анна Алексеевна, - превратили мой дневник из бытописания, чем он был сначала, в печальные и унылые раздумья о жизни и приносимых ею страданиях..." Да, журнал Анны Алексеевны - это прежде всего исповедь ее чувств. "История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, - заметил Лермонтов, - едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. Исповедь Руссо имеет уже тот недостаток, что он читал ее своим друзьям". Мы не беремся утверждать, что перо Анны Олениной было совершенно свободно от "тщеславного желания возбудить участие или удивление". Упоминавшаяся уже приписка А. Ф. Оом (рожденной Фурман) на одной из страниц журнала свидетельствует, что избранные подруги Анны Алексеевны имели доступ к ее дневнику. Не был журнал Анны Олениной и плодом "наблюдений ума зрелого над самим собою": философические отступления в дневнике наивны, общественно-политические рассуждения - несамостоятельны (в них без труда угадываются воззрения А. Н. Оленина). Что же делает тогда журнал Олениной столь притягательным?

  

   Разумеется, на его страницах находят желанные имена и историк, и филолог, и музыковед. Но в каком контексте!

   "Приежжают Гости. Из Дам - Бакунина и Хитровы, Васильчикова и еще куча мущин. За обедом приежжает Голицын, потом и Пушкин".

   "В тот день, как возвращались мы из города, разговорилась я после обеда с Иваном Андреевичем Крыловым об наших делах".

   "Милой Глинка и премилой Serge Galitz Firce был у нас: первой играл чюдесно и в среду придет дать мне первой мой урок пенья..."

   "Второго мая - маменькины именины: у нас был вечер, довольно гостей и знаменитый Гумбольдт, но о нем позже".

   Много ли еще найдем мы литературных памятников, в которых имена Пушкина или Крылова, Глинки или Гумбольдта были столь органично и простодушно вплетены в ткань повседневного повествования? Эти имена мелькают в исповедальных страницах засидевшейся в девушках красавицы, всплывают в потоке городских новостей (порою с привкусом сплетни), любовных драм и светских интриг. Поистине:

  

   Как обаятельны (для тех, кто понимает)

   Все наши глупости и мелкие злодейства

   На фоне Пушкина...

  

   Между тем, некоторые пушкинисты (и, особенно, пушкинистки), не желающие простить Анне Алексеевне ее отношения к Пушкину, склонны видеть в ее мечтах о замужестве и семейном счастье прагматизм и приземленность. Воля ваша, нам кажется, что именно в этих мечтаниях сквозь условности нервически-утонченного светского идеала проступает ее наивное и простосердечное естество: "Что-то будет со мною эту зиму, не знаю, а дорого бы дала знать, чем моя девственная кариера кончится. УВИДИМ".

   "Отчего вы не наивны?" - восклицал Пушкин с шутливой досадой в письме к А. П. Керн. Вероятно, он мог бы адресовать свой укор и Анне Алексеевне - ведь он ее журнала не читал.

  

   Летом 1838 г. в Приютине скончалась Елизавета Марковна. Для Олениных ее смерть знаменовала собою конец целой эпохи. В завещании, обращенном к Алексею Николаевичу, Елизавета Марковна писала: "Так как Приютино будет после меня тебе, другу моему, тяжело видеть, и напоминать меня, а между тем при последних минутах жизни (мне следует) виниться в грехах моих, то должна признаться, что Приютино по состоянию нашему нам в тягость - потому Алексею Алексеевичу еще более его будет содержать в тягость, и потому желаю - чтоб его продали"⁴¹.

   Воля покойной была исполнена⁴².

   24 октября 1839 на тридцать втором году жизни Анна Алексеевна была помолвлена, и может показаться, что ее мечта о замужестве осуществилась лишь тогда, когда приютинские пенаты утратили власть над нею... Но вместе с их властью она потеряла и их покровительство.

   16 марта 1840 г. Анна Алексеевна обвенчалась с полковником Л.-гв. Гусарского полка Федором Александровичем Андро (р. 16.03.1804)⁴³. Супруги поселились в оленинском доме на Большой Морской; лето они проводили в Павловске⁴⁴. Алексей Николаевич, на глазах постаревший после смерти Елизаветы Марковны, жил с ними; он по-прежнему служил, получал награды (16 апреля ему был пожалован орден св. Владимира I класса), но все было в прошлом: "Скоро будет и моя кончина; я половину себя потерял", - произнес он на похоронах жены⁴⁵. Старик жил прошлым и на настоящее смотрел сквозь призму былого; 20 марта 1841 г. Алексей Николаевич писал старшему сыну: "Вчера, в час пополудни, в день воспоминаний, за 27 лет назад знаменитого вшествия в Париж 19 марта 1814 года - в котором действовал и участвовал добрый мой Петр! - вчера, говорю я, сестра твоя Анна после 72-х часов страданий и муки родила сына Михаила"⁴⁶.

   Судьба не щадила Анну Алексеевну: ее первенец умер в младенчестве. Отец угасал; в конце 1842 г., чувствуя близкий конец, Оленин подал прошение об отставке, но оно было отклонено. 17 апреля 1843 г. Алексей Николаевич скончался. Через три месяца умер муж Варвары Олениной, добрый друг Анны Алексеевны, Григорий Никанорович Оленин; Варвару Алексеевну разбил паралич - она не вставала с постели семь месяцев...

   В конце 1844 г. вместе с мужем и маленькими дочерьми Александрой (р. 1842) и Софией (р. 1844) Анна Алексеевна покинула Петербург и переехала в Варшаву, где ее муж получил место при кн. И. Ф. Паскевиче, наместнике Царства Польского. В Варшаве у нее родились сын Федор (1845) и дочь Антонина (1847). Гр. Ф. А. Андро стал президентом города Варшавы и оставался на этом посту в продолжение четырнадцати лет; в 1861 г. он был назначен сенатором Варшавских Департаментов.

   "В качестве супруги Президента столицы края, - писала О. Н. Оом, - Анне Алексеевне предстояло открыть двери своего дома весьма обширному кругу лиц, принадлежавших по религии, национальности и личным интересам к самым разнообразным слоям общества. С делом этим она на первых же порах справилась очень удачно, применив к своим приемам традиции Оленинского дома: приветливое радушие и широкое гостеприимство. Этим путем она сумела соединять у себя русское и польское общество и все посещавшие ее уходили довольными ее любезным и ласковым обращением"⁴⁷. В Варшаве Анна Алексеевна прожила ровно полжизни - до смерти гр. Ф. А. Андро. "Муж Анны Алексеевны был видный, красивый, голубоглазый блондин, весьма аккуратный, честный до щепетильности, формалист, - вспоминает О. Н. Оом. - Хотя он имел весьма доброе сердце, но тяжелый нрав, вспыльчивый, обидчивый, не терпевший возражений, делал жизнь Анны Алексеевны довольно трудной. Он считал, что семейная жизнь, воспитание детей и обязанности, налагаемые на его жену их положением в Варшаве, должны были составлять единственный интерес в жизни его супруги. К ее блестящему прошлому он относился скептически, с затаенным чувством ревности, и потому все, что некогда наполняло ее девичью жизнь не должно было более существовать, даже как воспоминание"⁴⁸.

   Но отнять у Анны Алексеевны ее воспоминания не мог никто. В этих воспоминаниях, ставших ее внутренним убежищем от неурядиц лишенной тепла семейной жизни, прошлое приобретало идеальные черты. "Помните ли вы то счастливое время, где мы были молоды, и веселы, и здоровы! Где Пушкин, Грибоедов и вы сопутствовали нам на невском пароходе в Кронштадте. Ах, как все тогда было красиво и жизнь текла быстрым шумливым ручьем..." - писала Анна Алексеевна П. А. Вяземскому 18 апреля 1857 г.⁴⁹, как будто и не было в этом прошедшем страданий неразделенной любви, мучительной нервной болезни, уязвленного самолюбия красавицы, которую не берут замуж - и даже бури с грозой и ливнем на обратном пути из Кронштадта...

   П. М. Устимович, знавший Анну Алексеевну "уже старушкою, в бытность ее в Варшаве", рассказывал, что она "в беседах охотно погружалась в воспоминания дорогого ей прошлого, которое она сохранила в памяти с мельчайшими подробностями". А. А. Андро не раз намеревалась "перенести свои воспоминания на бумагу, - не раз и бралась она за мемуары, но к сожалению, преклонные лета, а отчасти и внешние обстоятельства не дозволили довести этих весьма интересных записок до конца"⁵⁰. Анна Алексеевна действительно дважды принималась за свои записки - в 1881 и 1884 гг., посвятив первые страницы своих мемуаров предкам и родственникам⁵¹. Написанные через полвека после дневника, эти записки, исполненные старческой мудрости, донесли до нас ее вечерние слова, проникнутые благодарной любовью к безвозвратному и далекому началу и стоической готовностью к неизбежному и близкому концу: "Я собрала в памяти своей столь много великих и прекрасных воспоминаний, что в нынешнее время, когда глаза слабеют, и слух изменяет, они являются для меня отрадою, и я спокойно с надеждой и верой думаю о близкой будущей жизни. Несмотря на мои 73 года сердце еще не окаменело и чувство к больному мужу, детям, внукам и друзьям все еще слава Богу, и живо, и горячо! Старость моя, хотя и болезненная, надеюсь не в тягость другим и всем этим я обязана - былому, великому прошедшему. Сижу, иногда, работаю, молчу, а мысли - одна другую сменяют. Моему воображению представляются то исторические факты, то веселые и умные шутки Крылова и других, то какой-нибудь анекдот, стихи, музыка Глинки, разговоры батюшки с Александром Гумбольдтом, которого первый визит, после представления Императору Николаю Павловичу, был к моему отцу. Приходят мне также на память наши приютинские праздники, павловские театры у Блудовых, Плещеевых, и звон колоколов, производимый соединением разных голосов и слов - все это так нас забавляло, что сам отец мой и граф Блудов приходили иногда в такой восторг от удачного исполнения, что сами присоединялись к нам, принимали участие во всех играх и даже сами звонили в колокола. Поверит ли кто теперь этому?"

   В 1885 г. Анна Алексеевна овдовела: гр. Ф. А. Андро скончался 7 июля, на восемьдесят первом году; он был погребен во Франции, в семейном склепе родового замка Ланжеронов⁵². После его смерти Анна Алексеевна переехала в имение своего сына в местечко Деражни Ровенского уезда Волынской губернии, а оттуда, в 1888 г. - в Срединные Деражни Новгород-Волынского уезда, имение своей младшей дочери, А. Ф. Уваровой⁵³. По-видимому, именно там Анна Алексеевна извлекла на свет свой архив, отправленный некогда на чердак - подальше от ревнивого ока Федора Александровича. Теперь заветный сундук был возвращен из сорокалетней ссылки, и Анна Алексеевна занялась его разборкой.

   "Из нашей памяти никогда не изгладится та умилительная картина, - вспоминала О. Н. Оом, - которая предстала перед нашими глазами, когда мы застали Анну Алексеевну, нашу милую 77-летнюю бабушку⁵⁴ - точно помолодевшею при воспоминании о прошлом, разбирающую пожелтевшие листки писем дорогих подруг: Маши Эльмпт, Алины Лаваль, Александры Репниной, Антонины и Лидии Блудовых, сестры Вареньки. Все любимое пережитое воскресало к ее памяти.

   Из сундука были уже вынуты бабушкой и лежали около нее на столе всевозможные предметы: веера с автографами великих людей и художников, другие с миниатюрными портретами отца и матери, окаймленные веночками из незабудок, разные художественные "carnets de bal" с именами Пушкина, Вяземского и других ее кавалеров, с которыми она должна была танцевать экосезы, попурри или мазурки; зрительные театральные трубки ее отца, афиши, отпечатанные на розовом и белом атласе, крошечные коробочки для мушек, принадлежавшие ее матери; браслеты, кольца, плетеные на память из волос ее подруг... Тут же лежала вылитая из бронзы, в натуральную величину, работы скульптора Гальберга, прелестная рука бабушки, служившая ее отцу пресс-папье на рабочем столе. Рядом находилась отлитая тем же художником из бронзы ножка Анны Алексеевны, узенькая и маленькая, которая была восторженно воспета великим поэтом...

   Нас, детей, эти предметы очень забавляли, но особенно нас тогда интересовали альбомы с рисунками, относившиеся к молодости бабушки. С той живостью и ясностью ума, которые она сохранила до конца своей жизни, она нам объясняла, при каких обстоятельствах были написаны в ее альбомы разные автографы поэтов. Мы жадно вслушивались в ее живые рассказы, для нас - уже осколки истории.

   "Вот, смотрите, дети, - это рисунок Кипренского, - поясняла нам бабушка, взяв в руки большого формата альбом, - он изобразил дедушку Крылова, сидящим в большом вольтеровском кресле, а против него за круглым столом, на котором горит лампа под большим абажуром, сидит с работою в руках Анна Федоровна Фурман, которую моя мать воспитывала вместе с нами и которая была другом всей нашей семьи".

   Набросок этот, сделанный Кипренским двумя карандашами, дышал тихим уютом Приютинского дома⁵⁵. В этом же альбоме находились редкие рисунки Брюллова, акварельные его эскизы для костюмированных балов во Дворце и у знакомых, которые по талантливости исполнения являлись настоящими художественными произведениями.

   "А вот рисунок, сделанный для меня отцом, - продолжала бабушка, перелистывая другой альбом. - На одном из костюмированных балов в Эрмитаже я изображала Вечер "Vesper" в платье и плаще серого тюля. Мой отец для этого случая придумал рисунок для ювелирной работы, придав пряжкам платья форму Гордиева узла. Диадема, запястья, ожерелье и пряжки были платиновые с кальцедонами"⁵⁶.

   Прощальные отблески былого озаряли последние месяцы Анны Алексеевны. "В этом милом и уютном деревенском уголке, - писал в 1890 г. П. М. Устимович, - доживала свои последние дни, уже дряхлою старушкою, Анна Алексеевна, сохранив до самой смерти своей свежесть ума и светлую память пережитого прошлого; покойная особенно любила часто гулять в соседнем сосновом лесу, - здесь часто прохаживалась она, опираясь на костыль, вся погруженная в светлые воспоминания далекой, но незабвенной поры. Медленно угасала под бременем лет, средь чуждого ей поколения, Анна Алексеевна, - едва ли не последняя представительница высшей женской среды пушкинской эпохи, пока наконец 15 декабря 1888 г. смерть не скосила ее на 81 году жизни. Покойная, согласно собственному желанию, не раз при жизни высказанному, похоронена в соседнем женском монастыре в м. Корце, в верстах 5 от Деражни. Могила ее находится у самой соборной стены на монастырском кладбище; над могилою воздвигнут чугунный крест, на котором надпись гласит: "Анна Алексеевна Андро, урожденная Оленина, род. 11 августа 1808, умерла 15 декабря 1888 г."⁵⁷.

  

   ¹ См.: А. В. [Уваров С. С] Литературные воспоминания // Современник. Т. 27, 1851, No 6, отд. II. С. 37; Вигель Ф. Ф. Записки. Т. 2. М., 1928. С. 46-47; Зотов Р. М. Записки Р. М. Зотова// Исторический вестник. T. LXVI, 1896. С. 407-409; Лобанов M. E. Жизнь и сочинения И. А. Крылова. СПб., 1847. С. 69; Солнцев Ф. Г. Моя жизнь и художественно-археологические труды// Русская старина, 1876. Т. 15, No 3. С. 619 и сл.; Соллогуб В. А. Из воспоминаний гр. В. А. Соллогуба// Русский архив, 1865, No 5-6, стлб. 737; Стасов В. В. Воспоминания о моей сестре// Книжки недели, 1896, No 1. С. 205; Стояновский Н. И. Очерк жизни Алексея Николаевича Оленина // Археологические труды Алексея Николаевича Оленина. Т. I, СПб, 1881. С. XXVI-XXVII; Толстой Ф. П. Записки// Русская старина, 1873. Т. 7, No 2. С. 133; Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929. С. 145; Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX в. Под ред. Н. Л. Бродского. М.; Л.: Academia, МСМХХХ. С. 39-42; Томашевский Б. В. Пушкин. Кн. I. АН СССР, М.; Л., 1956. С. 302-303; Прийма Ф. Я. Пушкин и кружок А. Н. Оленина// Пушкин. Исследования и материалы. Т. П. М.; Л., 1958. С. 234-235; Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 4-37; Шубин В. Ф, Файбисович В. М. К литературной жизни Пушкинского Петербурга// Русская литература, 1982, No 3. С. 155-158; Тимофеев Л. В. В кругу друзей и муз. Л., 1983 и др.

   ² Ключевский В. О. А. Н. Оленин// В. О. Ключевский. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 130.

   ³ А. В. [Уваров С. С] Литературные воспоминания // Современник. Т. 27, 1851, No 6, отд. II. С. 37.

   ⁴ Вигель Ф. Ф. Записки. Т 2. М., 1928. С. 46-47.

   ⁵ Там же. С. 47. Своеобразным комментарием к этим словам мемуариста может послужить надпись на обороте портрета работы П. А. Оленина, хранящегося в Касимовском краеведческом музее: "Портрет брамина Индийского, пришедшего из Индии из области Мальвы, города Удерпура, владения Пешвы в Санкт-Петербург в 1816 году. Имя - Нам Джаги Алан". <Приписка:> "Скончался в доме нашем 29 апреля 1818 года".

   ⁶ До лета 1813 г. Оленины жили в доме No 101 по набережной Фонтанки; 16 июня этого года они приобрели дом No 97, в который перебрались не позднее 26 августа. Здесь Оленины прожили до осени 1819 г.

   ⁷ РО РНБ, ф. 542, ед. хр. 577, л. 102.

   ⁸ "Сия надпись была сочинена покойным другом покойного моего сына Николая, убиенного за веру, царя и отечество на поле Бородинском! - писал А. Н. Оленин. - Сия надпись помешена была на камне, поставленном в саду Приютинской мызы на том месте, на котором сын мой Николай посадил засохшее по смерти его дубовое деревцо" (Г. Л. Георгиевский А. Н. Оленин и Н. И. Гнедич. СПб, 1914. С. 30). Анне Алексеевне было три с половиной года, когда старший брат простился с нею навсегда: 9 марта 1812 г. восемнадцатилетний прапорщик Николай Оленин 1-й (р. 29. XI. 1793) и семнадцатилетний портупей-прапорщик Петр Оленин 2-й выступили в рядах Л.-гв. Семеновского полка к западным границам России, навстречу Великой армии Наполеона. Семеновский полк прошел полтысячи верст без единого столкновения с неприятелем; Бородино должно было стать для братьев боевым крещением. "26 августа 1812 г. еще было темно, когда неприятельские ядра стали долетать до нас, - вспоминал их товарищ Матвей Муравьев-Апостол. - Так началось Бородинское сражение. Гвардия стояла в резерве, но под сильными пушечными выстрелами. Правее 1-го баталиона Семеновского полка находился 2-й баталион. Петр Алексеевич Оленин, как адъютант 2-го баталиона, был перед ним верхом. В 8 часов утра ядро пролетело близ его головы; он упал с лошади и его сочли убитым. Князь Сергей Петрович Трубецкой, ходивший к раненым на перевязку, успокоил старшего Оленина тем, что брат его только контужен и останется жив. Оленин был вне себя от радости. Офицеры собрались перед баталионом в кружок, чтоб порасспросить о контуженном. В это время неприятельский огонь усилился, и ядра начали нас бить. Тогда командир 2-го баталиона, полковник Максим Иванович Де-Дама (de Damas) скомандовал: "Г-да офицеры, по местам". Николай Алексеевич Оленин стал у своего взвода, а граф Татищев перед ним у своего, лицом к Оленину. Они оба радовались только что сообщенному счастливому известию; в эту самую минуту ядро пробило спину графа Татищева и грудь Оленина и унтер-офицеру оторвало ногу..." (Муравьев-Апостол М. И. Записки// Русский архив, 1885. Кн. 10. С. 261.)

   ⁹ В этом мире нашлось место и для раненого француза - военнопленного М. Пикара, водворившегося в Приютине в феврале 1814 г.; он долго жил у Олениных и женился на одной из их дворовых. В архиве А. Н. Оленина сохранилась следующая расписка: "1814 года февраля 1-го дня военнопленный француз Матвей Пикар (по объявлению его уроженец города Лиона, служивший рядовым в 33-м линейном французском полку) мною принят, для отправления его немедленно в Шлюссельбургский уезд на мызу Приютино, где он жительствовать будет, с дозволения правительства". В. А. Оленина сделала к этому документу приписку: "Picard, soldat fran&#232;ais bless&#233;, qui a v&#233;cu ann&#233;es chez mon P&egrave;re: a fini par &#233;pouser la petite fille de ma bonne, une russe." - <Пикар, раненый французский солдат, который долго жил у моего отца; в конце концов он женился на русской, внучке моей няни.> (РО РНБ, ф. 542, оп. 1, ед. хр. 357).

   ¹⁰ Это стихотворение было опубликовано П. М. Устимовичем в 1890 г. (П. М. Устимович. Анна Алексеевна Андро, рожденная Оленина// PC, 1890. Т. 67, август. С. 400). По словам П. М. Устимовича, текст написан рукою Елизаветы Марковны; на обороте листа - записка, обращенная к А. Ф. Фурман: "Анна Федоровна постарайтесь, чтоб Анеточка это выучила наизусть, а я постараюсь, чтоб она прочла хорошенько, как умненькая девочка". А. Ф. Фурман (см. о ней Дневник, примечание No 14) жила в семье Олениных до переезда в Дерпт в 1816 г.; следовательно записка должна датироваться ноябрем 1813, 1814 или 1815 г. Содержание записки позволяет предположить, что маленькая Анна Алексеевна еще не выучилась читать. Возьмем также на себя смелость предположить на основании интонационно-ритмических и стилистических особенностей этого стихотворения, что его автором был И. А. Крылов.

   ¹¹ РО РНБ, ф. 542, ед. хр. 359.

   ¹² Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1989. С. 28.

   ¹³ См.: Ф. Н. Глинка. Письмо к П. И. Бартеневу с воспоминаниями о высылке А. С. Пушкина из Петербурга в 1820 году // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1, М., 1985. С. 210.

   ¹⁴ По-видимому, личное участие президента Академии художеств в издании первой книги ссыльного поэта, которому едва минул 21 год, было некоторой неожиданностью даже для друзей поэта. Гнедич писал в июле 1820 г. Жуковскому: "Пушкина поэма - finis! только окончится виньетка, которую рисовал Алек<сей> Н. Оленин (Эге? а ты, друг, и не подозревал) и которая уже гравируется". См. в кн.: М. А. Цявловский. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. 1799-1826. Л., 1991. С. 220. Получив экземпляр изданной в Петербурге поэмы, Пушкин писал Гнедичу 24 марта 1821 г.: "вот уже четыре дни как печатные стихи, виньета и переплет детски утешают меня. Чувствительно благодарю почтенного
; эти черты сладкое для меня доказательство его любезной благосклонности" (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 16 тт. АН СССР, М.; Л., 1937-1949. Т. XII. С. 28. В дальнейшем все ссылки даются по этому изданию; римская цифра обозначает том, арабская - страницу).

   ¹⁵ П. А. Оленин был назначен адъютантом генерала от инфантерии гр. П. П. Коновницына 17 декабря 1819 г., но числился по-прежнему штабс-капитаном в Л.-гв. Семеновском полку.

   ¹⁶ О помолвке Варвары Алексеевны с Григорием Никаноровичем мы узнаем из письма А. Н. Оленина к Е. П. Олениной, матери жениха, от 21 сентября 1822 г. Шафером Г. Н. Оленина на свадьбе был кн. Е. П. Оболенский, будущий декабрист.

   ¹⁷ РО РНБ, ф. 542, ед. хр. 841, л. 1-1 об.

   ¹⁸ Анна Алексеевна Оленина была назначена фрейлиной 30 августа 1825 г. См. ниже, с. 334.

   ¹⁹ См.: Московская изобразительная Пушкиниана. М., 1986. С. 314. В девушке с попугаем предполагают Анну Оленину, но внушительный рост изображенной заставляет в этом усомниться: как и отец, Анна Алексеевна была очень невелика.

   ²⁰ Свербеев Д. Н. Записки. Т. 2, М., 1899. С. 353. Посещение Д. Н. Свербеевым Олениных датируется по следующему фрагменту его воспоминаний: "До позднего вечера пробыл я у них и провел время очень приятно. Бесцеремонное их обращение победило мою дикость и отчасти рассеяло то тяжелое чувство, под влиянием которого я находился с самой Варшавы. Я почти дал слово быть у них в деревне на следующей неделе и тут же узнал, что скоро последует решение верховного суда над государственными преступниками, что немногие избранные члены оного на днях должны отправиться в Петропавловскую крепость для передопросов заточенных в казематах, и что после исполнения этой окончательной меры, приговор им будет постановлен, и появится манифест. Прощаясь с Олениным, получил я от него билет на одно из номерованных мест, устроенных у императорской библиотеки, чтобы смотреть погребальную процессию, сопровождавшую из Царского Села в Зимний дворец тело императрицы Елисаветы Алексеевны". Елизавета Алексеевна скончалась в Белеве 4 мая 1826 и была погребена 21 июня 1826.

   ²¹ Там же. С. 356-357.

   ²² Сборник отделения русского языка и словесности ИАН. Т. 91, No 1. СПб, 1914. С. 125.

  

   ²³ Пушкин в неизданной переписке современников. ЛН. Т. 58, 1952. С. 75; Цявловская Т. Г. С. 250. "Во французском оригинале письма Вяземского игра слов, - замечает в книге "Друзья Пушкина" В. В. Кунин, воспользовавшийся указанием А. Лациса: - dragon по-французски имеет два значения: "драгун" и "дракон", а в переносном смысле - "злая, злоязычная женщина" (Кунин В. В. Друзья Пушкина. Т. II, М., 1984. С. 393).

   ²⁴ Боровкова-Майкова М. С. Письма Вяземского // Литературно-художественный сборник "Красной панорамы", ноябрь, Л.. 1929. С. 49; Цявловская Т. Г. С. 250-251.

   ²⁵ Боровкова-Майкова М. С. , ук. соч. С. 49; ЛН. Т. 58. С. 77-78; Цявловская Т. Г. С. 251.

   ²⁶ Цявловская Т. Г. С. 251.

   ²⁷ Вяземский П. А. О жизни и сочинениях В. А. Озерова. ПСС. Т. I, СПб, 1878. С. 58; Цявловская Т. Г. С. 253.

   ²⁸ Цявловская Т. Г. С. 253

   ²⁹ РГАЛИ. ф. Вяземских, No 195, оп. 1, ед. хр. 3267; Цявловская Т. Г. С. 254.

   ³⁰ Мицкевич А. Собрание сочинений. Т. 5, М., 1954. С. 627.

   ³¹ ЛН. Т. 58. С. 80.

   ³² ЛН. Т. 58. С. 71. Подлинник по-французски.

   ³³ Красноречивым комментарием к этой записи может послужить обращенное к А. Ф. Закревской стихотворение "Наперсник", созданное Пушкиным на другой день после поездки в Приютино, 12 августа 1828 г.:

  

   Твоих признаний, жалоб нежных

   Ловлю я жадно каждый крик:

   Страстей безумных и мятежных

   Как упоителен язык!

   Но прекрати свои рассказы,

   Таи, таи свои мечты:

   Боюсь их пламенной заразы,

   Боюсь узнать, что знала ты!

  

   ³⁴ Остафьевский архив кн. Вяземских. СПб, 1899-1909. Т. III. С. 179.

   ³⁵ Цявловская Т. Г. С. 274. Записи сделаны на полях черновика третьей песни "Полтавы" 9-16 октября 1828 г.

   ³⁶ Сандомирская В. Б, Рабочая тетрадь Пушкина 1828-1833 гг. (ПД No 838). (История заполнения) // Пушкин. Исследования и материалы. Т. X, Л., 1982. С. 245.

   ³⁷ В 1831 г. А. А. Оленина вновь обратилась к беллетристике: 4 августа в Приютине она приступила к "Роману нашего времяни", незавершенная объемистая рукопись которого хранится ныне в Российской национальной библиотеке (РО РНБ, ф. 542, ед. хр. 935). В "Романе нашего времяни" можно усмотреть некоторые автобиографические мотивы: его героиня Маша Ландышева влюблена в гусарского полковника Виктора Датчева. В "Продолжении" этого романа, начатом в Петербурге 9 декабря этого же года, мы находим небезынтересное описание ее комнаты: "Но вот бьет 11 часов утра, и Ка<терина> Пе<тровна> с <с>жатым сердцем идет в комнату дочери. Но мы предупредим ее и вкрадемся в эту комнату, где бегут часы в щастливых картинах: где серце часто горюет, не зная об чем. Где минуты, часы летят в непонятном неизъяснимом забытье, где сидя на диване и устремив глаза на персицкой ковер, трудно дать ответ в мыслях, пересекающих одна другую; где настоящее сливается с будущим, где все постоянно как рок и так же неизвестно, как его законы, но где le mobil (движитель) всего любовь, любовь к Нему! Диван в углу маленькой комнатки, покрытой пестрым ситцом у ног ковер персицкой, тут клавикорты, там этажерка, покрытая разными безделками; в другом углу шкаф с книгами, тут зеркало и туалет, а вот у окна письменный стол с заветным ящиком. Невидимкой пробежимся, описывая все предметы <...>. На нем стоят часы, красивые стаканы для перьев, богатая чернильница, ваза для облаток и для цветов и перо. Все предметы подарены друзьями, все имеют свои значения. На бронзовой маленькой пагоде висят печяти и кольца <нрзб> их. На одной - девиз constante per la vita (постоянная на всю жизнь - итал.), <на> другой на чистом голубом камушке выгравирована одна только звездочка, она без девиза, но кто не угадает, чей она образ! Печать подарена Аделью Мельской, и хранится! Но вот и кольца, одни с камнями, прекрасные, другие золотые, хорошо задуманные, но вот одно совсем простое изкапаемое: спросите, что оно значит, постарайтесь его взять, и, покраснев до ушей, его у вас вырвут из рук, его спрячют... Но вы теперь в комнате невидимкой, читайте.

   Сперва четыре точки, а потом: et pour toujours (и навсегда). Что они значют, сами догадайтесь, но я вам, право, не скажу. Но перед вами ключ от стола. Откройте середний ящик, вы там найдете много переписанных стихов, и статей, романов, филозофических замечаний из книг серьезных, и вот в конце ящика журнал. Поспешите разкрыть его и прочитайте" (Там же, л. 133 (об)-134).

   Заметим, что в некоторых деталях обстановка кабинета Маши Ландышевой напоминает убранство комнаты Анны Алексеевны в Приютине, запечатленной на ее портрете с натуры, исполненном кн. Г. Г. Гагариным 4 июня 1833 г.

   ³⁸ 13 января 1830 г. Д. Ф. Фикельмон записала в своем дневнике: "Вчера 12-го мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь - маменька, Катрин (гр. Е. Ф. Тизенгаузен), г-жа Мейендорф и я, Геккерн, Пушкин, Скарятин и Фриц (Лихтенштейн). Мы побывали у английской посольши, у Лудольфов и у Олениных. Мы очень позабавились, хотя маменька и Пушкин были тотчас узнаны <..>" (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. СПб., 1998, Т. П. С. 142).

   ³⁹ Цявловская Т Г. Ук. соч. С. 263.

   ⁴⁰ Не следует представлять себе подруг "академиками в чепцах": они, кажется, всегда были готовы предпочесть философским штудиям светскую шалость. Одна из их шуток едва не обернулась для Ф. Г. Солнцева серьезными неприятностями. "Однажды Анна Алексеевна Оленина, которой я давал уроки по рисованию, - вспоминал впоследствии художник, - вместе с подругами своими, графиней Блудовой и Уваровой, попросили меня нарисовать картину "Погребение кота мышами". Милые, умные и любезные просительницы рассказывали, как следовало сделать мышей, в каком мундире нарисовать кота и проч." Через некоторое время Солнцева вызвал к себе А. X. Бенкендорф. "Знаете, что это карикатура над известными в столице лицами?" - спросил у пораженного Федора Григорьевича шеф жандармов, получивший лист с "Погребением" от самой императрицы... (См.: Солнцев Ф. Г. Моя жизнь и художественно-археологические труды // Русская старина, 1876, июнь. С. 267-268)

  

   ⁴¹ Устимович П. М.. Ук. соч. С. 409.

   ⁴² Приютино было продано надворному советнику Адамсу лишь в 1841 г.: "В течение почти трех лет явилось 18-ть покупщиков, но почти все не изъявили прямого желания на покупку помянутой мызы", - писал А. Н. Оленин, сообщая сыну Петру о намерениях Адамса. (ГА РО, фонд Олениных, письмо А. Н. Оленина к П. А. Оленину от 11 мая 1841 г.)

   ⁴³ Ф. А. Андро был внебрачным сыном известного военного и государственного деятеля генерала от инфантерии гр. А. Ф. Ланжерона (2.I.1763-4.VII.1831) от Анжелины Дзиержановской. Граф Ланжерон эмигрировал из Франции после революции 1789 г., во время которой была убита его первая жена, маркиза Диана де ла Вопальер; все имущество графа было конфисковано. После Реставрации ему был возвращен родовой замок Ланжерон; в 1822 г. Людовик XVIII подтвердил право А. Ф. Ланжерона и его сына на графский титул во Франции.

   ⁴⁴ 19 июля 1841 г. А. Н. Оленин приобрел в Павловске дом. - ГА РО, ф. Олениных, письмо А. Н. Оленина П. А. Оленину от 6 апреля 1839 г.

   ⁴⁵ Солнцев Ф. Г. Ук. соч. С. 284.

   ⁴⁶ Касимовский краеведческий музей, ф. Олениных, письмо А. Н. Оленина П. А. Оленину от 20 марта 1841 г.

   ⁴⁷ Оом О. Н. Предисловие. С. XXXIII.

   ⁴⁸ Там же. С. XXXIV.

   ⁴⁹ ЛН. Т. 47-48, 1946. С. 237.

   ⁵⁰ Устимович П. М. Ук. соч. С. 392.

   ⁵¹ Не обнаружив в бумагах Анны Алексеевны после ее смерти никаких воспоминаний, П. М. Устимович сожалел об их утрате. "Было найдено одно письмо между бумагами покойной, - сообщал он, - письмо одного уважаемого нашего литератора; в этом письме говорится о мемуарах Анны Алексеевны, посланных ему на рассмотрение, причем относительно этих мемуаров там сказано, что, судя по началу, они обещают быть очень интересными..." (Устимович П. М. Ук. соч.. С. 392). Эти воспоминания, хранящиеся ныне в РГАЛИ, публикуются ниже (с. 225).

   ⁵² Замок Ланжерон находится близ г. St. Pierre le Moutier в департаменте Ni&egrave;vre, в 230 км к северу от Парижа.

   ⁵³ Уварова, Антонина Федоровна, рожденная Андро (1847-1920), в первом браке за Аполлоном Аполлоновичем Уваровым; по смерти его (не ранее 1890) за генералом Войде.

   ⁵⁴ Вспоминая трогательную сцену, происходившую в имении Антонины Федоровны, О. Н. Оом ошибается, относя ее, очевидно, к 1885 г.: по сообщению П. М. Устимовича, Анна Алексеевна переехала к А. Ф. Уваровой лишь в 1888 г., когда ей было уже около восьмидесяти.

   ⁵⁵ "Рисунок сохранялся у нас до октября 1917 г.", - замечает О. Н. Оом. Память изменяет ей: этот набросок хранился в ее семье до 1909 г. Этот лист принадлежит теперь собранию ГТГ. Он сопровожден собственноручной надписью А. А. Андро: "Приютино, 1820. Крылов и М-me Оом (n&#233;e Фурман)". На обороте паспарту надпись пером: "Федору Федоровичу Оом от Ольги Звегинцовой, внучки Анны Алексеевны Андро. 1909 Года 12 Марта". Эта надпись исполнена Ольгой Николаевной Оом, издательницей дневника А. А. Олениной. Рожденная Сталь фон Гольстейн, в первом браке Звегинцова, она вышла впоследствии за Федора Федоровича Оома; ее подарок был напоминанием о старинных связях семей Олениных и Оом: Федор Федорович приходился Анне Федоровне Фурман родным внуком. Описывая этот лист по памяти спустя два десятилетия, Ольга Николаевна допустила некоторые неточности; Кипренскому этот рисунок приписан ею также ошибочно: в 1820 г. художник находился в Италии. См. в кн.: О. А. Кипренский. Графика. Каталог. Л., 1990, No 591. Фамилия "Звегинцова" прочтена здесь неверно ("Званцова"): Ольга Звегинцова, очевидно, не идентифицирована авторами с О. Н. Оом.

   ⁵⁶ О. Н. Оом сопровождает это сообщение примечанием: "Парюра сохранилась у моей сестры, графини Александры Николаевны Руджери-Ладерки" (Оом О. Н. Пред