Пигарев К. В. - Поэтическое наследие Тютчева, Страница 2 - Книги

1870-х годов. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1963 (Московский областной педагогический институт имени Н. К. Крупской), стр. 18-19.}.

Наряду с такими лирическими стихотворениями, которые навсегда вошли в сокровищницу русской поэзии, Тютчевым было написано в петербургский период немало политических стихов (в некоторые годы они даже преобладают над другими), уже при своем появлении представлявших наименее жизнеспособные образцы его творчества. По своим художественным достоинствам лишь немногие из них (например "Море и утес" или "Восход солнца") могут выдержать сравнение с лучшими произведениями его лирики. Зато совершенно очевидна непосредственная связь между политическими стихотворениями поэта и его публицистической прозой.

Политическое мировоззрение Тютчева в основном складывается к концу 40-х годов, главным образом под влиянием западноевропейских революционных событий 1848 г. Именно в это время он задумывает большой философско-публицистический трактат на французском языке "Россия и Запад". Замысел этот не был осуществлен полностью. Сохранились его планы, конспективные наброски и две главы, напечатанные в Париже в виде самостоятельных статей - "Россия и Революция" (1848) и "Папство и Римский вопрос" (1850).

Тютчев воспринял революционный 1848 год как "землетрясение, которое, конечно, не все поколебленные им здания превратило в развалины, но зато те, которые устояли, дали такие трещины, что ежеминутно грозят падением" {Из набросков к "России и Западу", Подлинник по-французски. - И. С. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886, стр. 203.}. Усматривая в революции только разрушительное начало, готовое смести всю цивилизацию, Тютчев ищет спасения от того стихийного водоворота, которым охвачена Западная Европа, в глубоко реакционной утопии панславизма. Разделяя взгляды русских славянофилов, поэт считает, что Россия как "христианская империя", во главе всего "славяно-православного Востока", может и должна служить мощным противовесом революционному и "антихристианскому" Западу. Если строки о будущем славянства, написанные Тютчевым в 1841 г. под впечатлением встречи с чешским ученым-патриотом В. Ганкой ("К Ганке"), еще лишены панславистского оттенка, то в его публицистике и стихах конца 40-х - середины 50-х годов под объединением славян недвусмысленно подразумевается их поглощение Россией (см. "Русская

география",

"Пророчество"

др.).

Столь прямолинейно-консервативное политическое мировоззрение находилось в явном противоречии со всем духовным обликом поэта. В разгадке этого противоречия, думается, правы те, кто считают, что проповедуемые Тютчевым политические идеи "были для него, так сказать, убежищем от самого себя, от мучительного сознания своей раздвоенности, разорванности, хаотичности, своего существа" {В. Бухштаб. Ф. И. Тютчев. В кн.: Ф. И. Тютчев. Полное собрание стихотворений. Л., 1957, стр. 20-21.}.

Исполнение своих утопических "пророчеств" Тютчев относил к 1853 г., к четырехсотлетию падения Византийской империи. Начавшаяся в этом году Крымская война повлекла за собой, однако, не образование "Великой греко-российской восточной империи", о которой мечтал поэт, а жестокое военное и дипломатическое поражение николаевской России.

Тютчев болезненно пережил трагические события Крымской войны. Его письма этих лет полны негодующих высказываний о "глупости, подлости, низости и нелепости" представителей власти, о пустоте и антипатриотизме высшего общества. Стихотворным выражением испытанных поэтом разочарований явилась беспощадная эпитафия Николаю I - "Не богу ты служил и не России...", личность и деятельность которого он дотоле был склонен идеализировать. Тревожными думами о героических защитниках Севастополя и о будущем России проникнуты стихотворения "Вот от моря и до моря..." и "1856". Славянофильская окраска не лишает подлинного лиризма и такие стихи Тютчева, как "Эти бедные селенья..." и "Над этой темною толпой...". В первом по-своему проникновенно и тепло прозвучала тема угнетенной рабством родины, во втором выразительно запечатлены те беды, которые принесло русскому народу крепостное право. Однако критическое отношение

русской социально-политической действительности, так ярко проявившееся в многочисленных письмах поэта, все же не нашло соответствующего отражения в его поэтическом творчестве.

В политических стихах Тютчева 60-х - начала 70-х годов мы находим отклики на большие и малые события русской и международной общественно-политической жизни. Он считает своим долгом отозваться на манифест 19 февраля 1861 г. о крестьянской реформе и на дипломатическую кампанию 1863 г. в связи с польским восстанием, на папскую энциклику (1864 г.) и на смерть наследника русского престола, на памятные даты Ломоносова и Карамзина и на пятидесятилетний юбилей государственной деятельности кн. А. М. Горчакова, на критское восстание (1866 г.) и на славянский съезд в Петербурге и Москве (1867 г.), на открытие Суэцкого канала и на первый Ватиканский собор и т. д. и т. п. Такие стихи нередко перекликались с передовицами русской консервативной печати и были на руку реакции. Близость Тютчева к правительственным кругам царской России и непосредственно ко двору {По возвращении в Россию Тютчев последовательно занимал должности: чиновника особых поручений при государственном канцлере, старшего цензора при министерстве иностранных дел и председателя Комитета цензуры иностранной. Старшая дочь Тютчева Анна была фрейлиной и воспитательницей дочери Александра II.} наложила на некоторые из них отпечаток прямой официозности. Обилие подобных стихотворений, написанных Тютчевым в эти годы, заслоняло в глазах передовой части тогдашнего общества подлинные лирические шедевры, одновременно созданные поэтом ("Весь день она лежала в забытьи...", "О, этот Юг, о, эта Ницца!..", "Как хорошо ты, о море ночное...", "Как неожиданно и ярко...", "Ночное небо так угрюмо..." и др.). Этим, по-видимому, объясняется явное ослабление интереса к поэзии Тютчева в последнее десятилетие его жизни. Лирика поэта перестает быть живым явлением современной литературы, каким была в 50-х годах. Вышедшее в 1868 г. второе отдельное издание стихотворений Тютчева не нашло своего читателя и годами лежало нераспроданным на книжных прилавках. Смерть поэта (15 июля 1873 г.) не вызвала сколько-нибудь широкого отклика со стороны русской литературной общественности.

* * *

В первые же годы после смерти Тютчева его близкими была проведена большая работа по собиранию рукописного наследия поэта - стихотворного и эпистолярного. Именно в это время переслано было в Россию большое количество автографов и списков стихотворений Тютчева, около сорока лет хранившихся у кн. И. С. Гагарина в Париже. Среди них оказались подлинники большинства стихотворений, напечатанных в "Современнике" 1836-1840 гг., а также несколько десятков неизданных текстов. Многие из них не уступали лучшим образцам тютчевской лирики, уже давно напечатанным. Это - "Зима недаром злится...", "Еще земли печален вид...", "Нет, моего к тебе пристрастья...", "Тени сизые смесились...", "Вчера в мечтах обвороженных...", "Здесь, где так вяло свод небесный...", "29-ое января 1837" и др. Большая часть полученных из-за границы стихов была опубликована в "Русском архиве" за 1879 г. Однако это не вызвало заметного оживления интереса к лирике Тютчева в читательских кругах. Любопытно, что, ознакомившись с присланными стихотворениями еще в рукописи, зять и биограф поэта И. С. Аксаков {Написанная им биография поэта вышла в 1874 г. в виде отдельного выпуска журнала "Русский архив".} писал И. С. Гагарину: "В числе этих пиес, конечно, немало слабых, но есть и такие, которые - истинные перлы поэзии. Разумеется, эта поэзия не современная, для нее почти и ушей нет в публике нашей поры, - но она совершенно подобна живописи старинных мастеров, которая ценнее и выше живописи новейшей, - выше именно потому, что она, т. е. старинная живопись или поэзия, сама себе довлела, была искусством для искусства и не обращалась в средство для служения посторонним целям" {Письмо от 7 января 1875 г. Славянская библиотека в Париже.}.

Семидесятые - восьмидесятые годы - глухая пора для поэзии Тютчева. Сравнительно немногочисленные в это время поклонники его стихов всячески подчеркивают, что Тютчев - поэт для "немногих", что его лирика - наиболее законченное выражение "чистой поэзии". В этом отношении только что приведенное суждение Аксакова очень красноречиво.

Те же, кому творчество Тютчева было чуждо или прямо враждебно, относили поэта к разряду "посредственностей" и утверждали, что, за исключением нескольких хрестоматийных стихотворений, все написанное им "ценится лишь самыми строгими и рьяными эстетиками" {А. М. Скабичевский. История новейшей русской литературы. СПб., 1891, стр. 506.}.

И то и другое, естественно, не могло способствовать действительной популярности тютчевской поэзии. Вот почему Л. Н. Толстой, верный почитатель и читатель Тютчева, имел основание сетовать однажды в домашней беседе: "Его все, вся интеллигенция наша забыла или старается забыть: он, видите, устарел..." {"Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников", т. 1. Гослитиздат, 1955, стр. 273.}.

Перелом в отношении к Тютчеву наступает в середине 90-х годов. Статья о нем философа-мистика Вл. Соловьева и обращение к нему поэтов-символистов, постаравшихся, по словам В. Я. Брюсова, "приблизиться к совершенству им созданных образцов" {В. Я. Брюсов. Ф. И. Тютчев. Критико-биографический очерк. В кн.: Ф. И. Тютчев. Полное собрание сочинений. Изд. 6-е. СПб. (1912). стр. XL VII.}, служит признаком пробуждения интереса к его поэзии. Конечно, Тютчев был понят как Вл. Соловьевым, так и символистами по-своему. В сложной и противоречивой поэзии Тютчева Соловьев первый открыл тему хаоса и подчинил ей свое философское истолкование его творчества. Символисты же, полностью восприняв соловьевскую концепцию тютчевской поэзии, в особенности превозносили в его стихах мотивы индивидуализма, отрешенности от мира, замкнутости в себе. Выхваченные из общего контекста лирики Тютчева, такие мотивы создавали одностороннее и в конечном счете произвольное представление о творческом облике поэта. Тем не менее нельзя забывать, что одним из первых положил начало научному изучению тютчевского наследия Брюсов, а выход в свет в 1912 г. так называемого "марксовского" издания сочинений поэта со вступительной статьей Брюсова был по существу первой попыткой познакомить с творчеством Тютчева широкие круги читателей. Лирика Тютчева с ее тревожным восприятием действительности и страстной любовью к жизни была особенно близка A. Блоку, который восхищался его поэтическим мастерством.

Новый этап как в изучении Тютчева, так и в настоящей популяризации его поэзии открывается после Великой Октябрьской социалистической революции.

Широко известно, что поэзию Тютчева любил B. И. Ленин; книгу стихов поэта можно было видеть "на этажерочке около стола Владимира Ильича в его кабинете в Совнаркоме, а нередко и на самом столе" {В. Д. Бонч-Бруевич. Владимир Ильич Ленин о художественной литературе, критике и публицистике. "Литературный Ленинград", 1935, 4, 20 января.}. Имя Тютчева включено в перечень писательских имен, приложенный к подписанному Лениным в 1918 г. декрету о так называемой "монументальной пропаганде". В 1920 г. открыт музей имени поэта в бывшей подмосковной усадьбе Тютчевых Мураново.

В советскую эпоху Тютчев окончательно перестает быть поэтом "для немногих", посвященных в "таинства" поэзии. Каждое новое издание стихотворений Тютчева, независимо от тиража, не залеживается на полках книжных магазинов, и это служит лучшим доказательством читательского спроса на его стихи.

После Октября были обнаружены и опубликованы ранее не известные тютчевские тексты, в том числе эпиграмма-эпитафия Николаю I, ряд переводов из Гете и Гейне и др. Впервые изученные архивные материалы пролили свет и на творческую "лабораторию" поэта, и на его личность как человека.

Когда-то Фет в своих стихах "На книжке стихотворений Тютчева" утверждал: "К зырянам Тютчев не придет". Но Тютчев пришел и к зырянам, и не потому только, что лучшие его стихи переведены на коми-зырянский язык, как переведены и на другие языки нашей многонациональной родины. Тютчев пришел к зырянам прежде всего потому, что вместе с новой, социалистической культурой пришли к зырянам русский язык и русская поэзия.

Никогда еще имя Тютчева, цитаты - прямые или перефразированные - из его стихов, эпиграфы, заимствованные у него, не встречались так часто, как теперь, на страницах наших журналов и газет. Все это говорит о том, что Тютчев глубже и глубже входит не только в сознание советских поэтов и прозаиков, но и в сознание советского читателя. Расширяется круг исследователей Тютчева, до недавнего времени ограничивавшийся немногими именами. В новейших работах о нем, оценивающих его творчество как крупнейшее и своеобразнейшее явление русской литературы, Тютчеву-поэту безоговорочно присваивается эпитет "гениальный" и "великий".

К. П.