О КНЯЗѢ ВЛАДИМИРѢ ѲЕДОРОВИЧѢ ОДОЕВСКОМЪ.
ЗАСѢДАНIЕ ОБЩЕСТВА ЛЮБИТЕЛЕЙ РОСС²ЙСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ,
MОСКВА. Въ типограф³и "Русскаго".
Дозволено цензурой. Москва, 11 Iюня, 1869 г.
о князѣ Владимирѣ Ѳедоровичѣ Одоевскомъ.
И я долженъ присоединить свой листокъ къ тому вѣнку, который друзья Одоевскаго кладутъ теперъ на свѣжую его могилу, орошенную ихъ искренними слезами.
Пятьдесятъ почти лѣтъ я находился съ нимъ въ близкихъ, короткихъ отношен³яхъ. Мы кончили курсъ въ одномъ году, 1821, - я въ университетѣ, онъ въ университетскомъ панс³онѣ, гдѣ имя его осталось на золотой доскѣ, съ именами: Жуковскаго, Дашкова, Тургенева, Мансурова, Писарева. {Первыми воспитанниками слѣдующаго выпуска были Шевыревъ и Титовъ.}
Но узналъ я его еще прежде, въ 19-мъ или 20 году, и именно здѣсь, въ засѣдан³яхъ Общества Любителей Росс³йской Словесности.
Я говорю - здѣсь, въ отношен³и къ Обществу, но зала, гдѣ оно собиралось, была въ другомъ мѣстѣ - въ домѣ университетскаго панс³она, на углу Тверской и Газетнаго переулка. Предсѣдателемъ Общества былъ тогда вмѣстѣ и директоръ панс³она, ректоръ университета. А. А. Прокоповичь-Антонск³й, воспитатель многихъ поколѣн³й русскаго дворянства.
Засѣдан³я, по духу времени, отличались особенною торжественност³ю. Старшимъ воспи-танникамъ предсѣдатель поручалъ пр³емъ посѣтителей. Какъ теперь помню я Одоевскаго: стройненьк³й, тоненьк³й юноша, красивый собою, въ узенькомъ фрачкѣ темновишневаго цвѣта, съ сенаторской важност³ю, которою и тогда уже отличалась привлекательная его наружность, разводилъ онъ дамъ, почтительно указывая имъ назначенныя мѣста, и потомъ останавливался съ краю фланговымъ наблюдателемъ порядка во время чтен³я.
И начиналось чтен³е священнымъ псалмомъ Шатрова, который прочитывалъ съ трагическимъ напѣвомъ Кокошкинъ. За нимъ слѣдовало разсужден³е Мерзлякова съ громами противъ увлечен³й романтизма, хотя сюда же Жуковск³й присылалъ сказку о Красномъ карбункулѣ и Овсяный кисель. Засѣдан³е оканчивалось баснею Васил³я Львовича Пушкина, Малиновкою, или ей подобною, произносимою восторженно.
И все это выслушивалось въ благоговѣйной тишинѣ, принималось къ сердцу, вызывало жарк³я похвалы! Доброе старое время, гдѣ ты, съ своими невинными мечтан³ями, съ своими чистыми идеалами!
Всякое чтен³е въ Обществѣ Любителей Росс³йской Словесности дѣлалось предметомъ живыхъ споровъ и сужден³й y студентовъ и воспитанниковъ въ ихъ собран³яхъ. Русск³й языкъ былъ главнымъ, любимымъ предметомъ въ панс³онѣ, и Русская литература была главною сокровищницею, откуда молодые люди почерпали свои познан³я, образовывались. И въ этой школѣ образовался слогъ, развился вкусъ y Одоевскаго, равно какъ и y его товарищей, старшихъ и младшихъ.
Послѣднее время въ панс³онѣ и первое по выходѣ оттуда было посвящено имъ Шеллинговой философ³и, которая, привезенная профессоромъ Павловымъ, очаровала тогда всю учащуюся молодежь. Давыдовъ, инспекторъ панс³она, былъ проводникомъ ея въ старшихъ классахъ: онъ давалъ книги воспитанникамъ, толковалъ съ ними о новой системѣ, и имѣлъ сильное вл³ян³е на это поколѣн³е. Тогда напечаталъ онъ въ Вѣстникѣ Европы статью объ эстетическихъ разговорахъ Сольгера и друг³я, отъ которыхъ Одоевск³й приходилъ въ восторгъ, и горячо благодарилъ "руку метавшую бисеръ."
Одоевск³й прославился еще въ панс³онѣ своимъ знан³емъ языка, и по окончан³и курса тотчасъ выступилъ на литературное поприще въ Вѣстникѣ Европы, единственномъ пристанищѣ для молодыхъ новобранцевъ Словесности.
Первымъ литературнымъ его опытомъ были, въ 1822 году, письма къ Лужницкому старцу, произведш³я движен³е между сверстниками: Странный человѣкъ, Похвальное Слово невѣжеству и Дни досадъ. Въ этихъ опытахъ главною те-мою было обличен³е пустоты большаго свѣта, его прилич³й, услов³й, воззрѣн³й, воспитан³я, образа мыслей, его суеты или дѣятельнаго бездѣйств³я, какъ выразился молодой цензоръ, - обличен³е въ чертахъ, разумѣется, самыхъ легкихъ, скромныхъ и благоприличныхъ. Эти мысли, сдѣлавш³яся впослѣдств³и общими мѣстами, хотя и безъ большаго дѣйствительнаго вл³ян³я, тогда были еще новы. Въ послѣдней статьѣ появились уже и сужден³я о музыкѣ, съ строгимъ приговоромъ Россини. Тамъ сказано уже было, что "въ остаткахъ греческой музыки въ нашихъ церковныхъ напѣвахъ соблюдены не только вѣрный ритмъ, но и правильное методическое расположен³е, безъ котораго музыкальная фраза, какъ недоконченное предложен³е, смысла имѣть не можетъ." (1822. No 16, с. 307.)
Тогда же вступилъ Одоевск³й и въ частное литературное безъименное общество, которое собиралось y переводчика Виргил³евыхъ Георгикъ и Тассова ²ерусалима, С. Е. Раича. Тамъ прочелъ онъ намъ переводъ первой главы изъ Океновой натуральной философ³и, о значен³и нуля, въ которомъ упокоеваются плюсъ и минусъ.
Мы затѣвали журналъ, и при разсужден³и о составѣ первой будущей книжки Одоевск³й смѣло сказалъ: для первой книжки я напишу повѣсть. Увѣренность, съ которою произнесены были эти слова, подѣйствовала на нѣкоторыхъ изъ насъ очень сильно: каковъ Одоевск³й! прямо, такъ-таки и говоритъ, что напишетъ повѣсть: стало быть, онъ надѣется на себя!
Журналъ нашъ впрочемъ не состоялся. Полевой, ободренный княземъ Вяземскимъ, задумалъ уже тогда Телеграфъ, a Одоевск³й, познакомясь съ Кюхельбекеромъ, объявилъ въ слѣдующемъ году объ издан³и Мнемозины, альманаха въ 4 книгахъ. Въ Мнемозинѣ обѣщались участвовать Пушкинъ, Грибоѣдовъ и Денисъ Давыдовъ. Пушкинъ, какъ товарищъ Кюхельбекера, украсилъ Мнемозину Послан³емъ къ морю и Демономъ, двумя блистательными изъ его стихотворен³й. Грибоѣдовъ принялъ участ³е по родству и музыкальной связи съ Одоевскимъ, который въ возникшей въ Москвѣ полемикѣ о Горѣ отъ ума сталъ на сторонѣ его почитателей, съ княземъ Вяземскимъ во главѣ, - a между противниками самые горяч³е были Дмитр³евъ и молодой, остроумный Писаревъ, вышедш³й изъ панс³она за годъ до Одоевскаго. Дождь эпиграммъ, одна другой острѣе, съ участ³емъ С. А. Соболевскаго, пролился съ обѣхъ сторонъ. Въ Мнемозинѣ Грибоѣдовъ напечаталъ впрочемъ только одинъ псаломъ. Денисъ Давыдовъ далъ отрывки изъ своихъ записокъ, князь Шаховской изъ комед³и своей Аристофанъ. Шевыревъ напечаталъ переводъ Лук³анова разговора "Тимонъ или мизантропъ" съ греческаго, Кюхельбекеръ письма о Герман³и, Франц³и и Итал³и, и примѣчательную статью о направлен³и нашей поэз³и, гдѣ явился смѣлымъ гонителемъ современныхъ элег³й и послан³й. Кн. Одоевск³й выступилъ съ повѣстями, аллегор³ями и апологами, очень легко и остро разсказанными, и прочтенными съ удовольств³емъ, но главный его вкладъ - нѣсколько статей о философ³и. Статьи его отличались примѣчательной ясностью изложен³я, и заставляли ожидать многаго отъ молодаго любомудра, какъ онъ называлъ себя. Онъ затѣвалъ тогда даже словарь для истор³и философ³и.
Въ Мнемозинѣ началась литтературная война Москвы съ Петербургомъ, которую послѣ нея продолжалъ Московск³й Вѣстникъ, и грозныя послан³я Одоевскаго къ Булгарину и Гречу составляли новое явлен³е въ нашей журналистикѣ.
Вооруженный положен³ями Шеллинговой философ³и, Одоевск³й, - страшно было тогда выговорить, - осмѣлился выступить и противъ Риторики и П³итики Мерзлякова, упрекнулъ его печатно въ отрицан³и законовъ для изящнаго, полагая, что самъ узналъ уже ихъ въ новой системѣ! Студенты, услышавъ такой упрекъ, упрекъ Мерзлякову, только-что переглядывались между собою въ недоумѣн³и, чувствовали нѣкоторую справедливость упрековъ, но осуждали единодушно нескромное посягательство на славу любимаго учителя.
Мнемозина, не смотря на свои достоинства, - новизну и разнообраз³е, - не оказала однако-же большаго вл³ян³я на общество, и издатели едва могли кончить послѣднюю часть уже въ 1825 году, но впечатлѣн³е, произведенное ею въ молодежи, имѣло значен³е, и Одоевск³й возбудилъ надежды.
Во все это время, т.-е въ 1823, 4, 5, годахъ, онъ былъ совершенно погруженъ въ философ³ю, и вмѣстѣ пристрастился къ сочинен³ямъ мистиковъ среднихъ вѣковъ, - химиковъ и алхимиковъ, физиковъ и метафизиковъ. Слушая его, нельзя было не подумать, что еслибъ родился онъ въ средн³е вѣка, то вѣрно сдѣлался бы самымъ ревностнымъ ученикомъ Парацельза и пошелъ бы съ полною готовност³ю на костеръ съ Саванаролою.
Тогда уже собирались по вечерамъ къ Одоевскому юноши, любители наукъ, которыхъ онь отыскивалъ; такъ, напримѣръ, отыскалъ онъ Максимовича и ввелъ въ свой литературный кругъ.
Жилъ онъ въ Газетномъ переулкѣ, противъ нынѣшней гостинницы Шевалье, въ домѣ своего родственника, князя Петра Ивановича Одоевскаго, {Этотъ князь Одоевск³й пожертвовалъ болѣе тысячи душъ на учрежден³е богадельни, въ окрестностяхъ Москвы, и устроилъ пр³ютъ Дар³инск³й въ Москвѣ, въ память о своей дочери, бывшей за Графомъ Кенсона.} котораго племянница Варвара Ивановна была за мужемъ за Сергѣемъ Степановичемъ Ланскимъ.
Двѣ тѣсныя каморки молодаго Фауста подъ подъѣздомъ были завалены книгами - Фол³антами, квартантами и всякими октавами, - на столахъ, подъ столами, на стульяхъ, подъ стульями, во всѣхъ углахъ, - такъ что пробираться между ними было мудрено и опасно. На окошкахъ, на полкахъ, на скамейкахъ, - стклянки, бутылки, банки, ступы, реторты и всяк³я оруд³я. Въ переднемъ углу красовался человѣческ³й костякъ съ голымъ черепомъ на своемъ мѣстѣ и надписью: sapere aude. Къ какимъ ухищрен³ямъ должно было прибѣгнуть, чтобъ помѣстить въ этой тѣснотѣ еще фортеп³ано, хоть и очень маленькое, теперь мудрено уже и вообразить! Это могъ сдѣлать только Одоевск³й съ своими изобрѣтательными способностями въ этомъ родѣ. Короче, каморка его была мин³атюрою того послѣдняго кабинета, обширнаго, но еще болѣе загроможденваго, въ которомъ мы всѣ проводили такъ недавно, по пятницамъ, вечеромъ, столько пр³ятныхъ и добрыхъ часовъ въ гостяхъ y любезнаго хозяина, уже престарѣлаго!
Въ 1826 году Одоевск³й переѣхалъ на житье въ Петербургъ, гдѣ вскорѣ и нашелъ себѣ подругу, которая сдѣлалась его добрымъ ген³емъ, попечительницей, хранительницей, корми-лицей - во все продолжен³е жизни до той минуты, когда вылетѣлъ послѣдн³й вздохъ изъ его груди.
Служба отвлекла Одоевскаго на нѣсколько времени отъ обыкновенныхъ занят³й, - потомъ большой свѣтъ, куда онъ долженъ былъ вступать и по родству и по связямъ. Но въ сущности онъ оставался тѣмъ же, чѣмъ и былъ въ Москвѣ; всѣ досуги посвящались философ³и, литературѣ и музыкѣ. На первыхъ порахъ онъ сблизился съ Веланскимъ, который поддерживалъ его жаръ къ наукѣ наукъ. Въ нашемъ Московскомъ Вѣстникѣ принималъ живое участ³е и прислалъ въ 1827 г. восточную повѣсть, которая обратила на себя вниман³е Пушкина.
Къ слѣдующимъ десяти годамъ 1830-1840 относятся почти всѣ главныя литературныя произведен³я князя Одоевскаго. Примѣчательнѣйш³я изъ нихъ: Севаст³анъ Бахъ, Послѣдн³й квартетъ Бетговена, Бригадиръ, Насмѣшка мертваго, Балъ.... Высокое значен³е жизни, сознан³е человѣческаго достоинства, призывъ къ благороднымъ умственнымъ занят³ямъ, указан³е идеаловъ добра, науки, просвѣщен³я, a съ другой стороны изображен³е свѣтской пустоты, превратнаго воспитан³я, плачевныхъ слѣдств³й невѣжества, противорѣч³й общественнаго мнѣн³я, - вотъ въ разныхъ образахъ предметы всѣхъ разсказовъ, апологовъ, аллегор³й, повѣстей и отрывковъ. Любовь къ человѣчеству одушевляла автора; чувствомъ и убѣжден³емъ проникнута всякая его строка; мног³я описан³я возвышаются часто до поэз³и. Языкъ вездѣ правильный и чистый, вездѣ разсыпаны блестки остроум³я; воображен³е гуляетъ на просторѣ, - но наклонность къ чудесному, сверхъ-естественному, необыкновенному, исключительному, выходитъ иногда изъ границъ, и приводитъ читателя въ недоумѣн³е.
Это въ особенности должно сказать о Пестрыхъ сказкахъ, которыя Одоевск³й издалъ еще въ 1833 году, - здѣсь преобладаетъ рѣшительно характеръ фантастическ³й, почерпнутый пре-имущественно изъ любимыхъ квартантовъ среднихъ вѣковъ въ пергаментномъ переплетѣ. Въ тридцатыхъ годахъ, можетъ быть, мы и понимали ихъ и забавлялись, но теперь уже мудрено разобрать, чт? хотѣлъ сказать ими замысловатый авторъ.
Впрочемъ въ нихъ разсыпано много забавныхъ и острыхъ вещей, и вездѣ сквозятъ основныя его мысли и вѣрован³я.
Въ разсказѣ "Какъ опасно дѣвушкамъ ходить толпою по Невскому проспекту", авторъ очень живо и остро представилъ всѣ нелѣпости женскаго воспитан³я и печальныя его послѣдств³я, что въ современной журналистикѣ выставляется какою-то новост³ю!
Забавна сказка о томъ, "По какому случаю коллежскому совѣтнику Ивану Богдановичу Отко-шен³ю не удалось въ Свѣтлое Воскресенье поз-дравить своихъ начальниковъ съ праздникомъ".
Напечаталъ Одоевск³й Пестрыя сказки не безъ своеобразной выходки: онъ придумалъ, по примѣру Испанцевъ, предъ всякою вопро-сительною рѣчью, которая въ концѣ своемъ означается знакомъ вопроса, поставить еще впе-реди знакъ вопроса, только на выворотъ.
Полное собран³е его сочинен³й въ трехъ частяхъ вышло въ 1844 году.
По желан³ю членовъ Общества я прочту изъ нихъ нѣсколько отрывковъ, чтобъ познакомить слушателей съ воззрѣн³ями Одоевскаго и литературными пр³емами того времени. {См. въ приложен³яхъ.}
Съ тѣхъ поръ какъ Одоевск³й началъ жить въ Петербургѣ своимъ хозяйствомъ, открылись y него вечера, однажды въ недѣлю, гдѣ собирались его друзья и знакомые, - литераторы, ученые, музыканты, чиновники. Это было оригинальное сборище людей разнородныхъ, часто даже между собою непр³язненныхъ, но почему-либо замѣчательныхъ, Всѣ они, на нейтральной землѣ, чувствовали себя совершенно свободными, и относились другъ къ другу безъ всякихъ стѣснен³й. Здѣсь сходились веселый Пушкинъ и отецъ ²акинѳъ съ китайскими, съузившимися глазками, толстый путешественникъ, тяжелый Нѣмецъ - баронъ Шиллингъ, возвративш³йся изъ Сибири, и живая, миловидная графиня Ростопчина, Глинка и профессоръ хим³и Гессъ, Лермонтовъ и неуклюж³й, но многознающ³й археологъ Сахаровъ. Крыловъ, Жуковск³й и Вяземск³й были постоянными посѣтителями. Здѣсь впервые явился на сцену большаго свѣта и Гоголь, встрѣченный Одоевскимъ на первыхъ порахъ съ дружескимъ участ³емъ. Безпристрастная личность хозяина дѣйствовала на гостей, которые становились и добрѣе и снисходительнѣе другъ къ другу.
Музыка оставалась любимымъ предметомъ его занят³й, трудовъ и бесѣдъ, - и было съ кѣмъ ему дѣлить свои мысли объ этомъ дорогомъ для него искусствѣ: Глинка былъ самымъ близкимъ къ нему человѣкомъ, графъ Михаилъ Юрьевичъ В³ельгорск³й, братъ его графъ Матвѣй Юрьевичъ, Даргомыжск³й, a послѣ Сѣровъ, знатоки, любители и сочинители, были постоянными собесѣдниками. Жизнь за Царя разыграна вся въ его кабинетѣ. Русланъ и Людмила также.
Служба Одоевскаго началась во 2 отдѣлен³и собственной Его Величества канцеляр³и, подъ начальствомъ графа Блудова, гдѣ онъ участвовалъ въ сочинен³и цензурнаго устава. Потомъ перешелъ онъ къ барону Корфу, и сдѣланъ его помощникомъ по управлен³ю публичною библ³отекою, и наконецъ дирек-торомъ Румянцевскаго музея. Тогда обратился къ библ³ограф³и, которою впрочемъ и прежде любилъ заниматься.
Въ первыхъ пятидесятыхъ годахъ онъ началъ заниматься ревностнѣе естественными науками, особенно хим³ею, и устроилъ y себя съ нѣкоторыми изъ пр³ятелей публичныя чте-н³я Гесса. Телеграфы, локомобили, пароходы, заняли въ особенности Одоевскаго. Всякое новое открыт³е въ области физики привлекало его вниман³е, и онъ пускался въ разныя предположен³я о примѣнен³яхъ его къ жизни, предпринималъ самъ иногда новые опыты. Послѣ естественныхъ наукъ обратился онъ къ дидактикѣ и педагог³и и издалъ книжку для первоначальнаго чтен³я.
Въ послѣднихъ пятидесятыхъ годахъ устроилъ онъ общество посѣщен³я бѣдныхъ, и весь предался этому новому дѣлу. Литературѣ филантропической посвятились всѣ его досуги: онъ читалъ, говорилъ и писалъ объ этомъ предметѣ. Время это считаютъ самымъ лучшимъ въ жизии Одоевскаго, гдѣ онъ не только дѣйствовалъ отвлеченно, мысл³ю и словомъ, но дѣйствовалъ и въ настоящемъ смыслѣ этого слова, приносилъ много пользы, дѣлалъ много положительнаго добра, привлекая пожертвован³я, возбуждая молодежь, соединяя всѣ частныя усил³я, - бывъ, однимъ словомъ, душею благодѣтельнаго учрежден³я.
Въ 1862 году Одоевск³й былъ назначенъ сенаторомъ въ Москву, и друзья, въ небольшомъ обществѣ, человѣкъ пять или шесть, встрѣтили его обѣдомъ, мая 24, на которомъ за заздравнымъ бокаломъ было сказано:
"Старикъ любезный, Горац³й, воспѣвалъ:
Otium divos rogat patenti
Prensus aegeo, simul atra nubes
Condidit lunam.
(Въ переводѣ Дмитр³ева:
Покоя проситъ y боговъ пловецъ,
Застигнутый въ Егейскомъ бурномъ морѣ.)
Нашему доброму другу не однажды случалось испытать бурю: сорокъ почти лѣтъ утлая ладья его носилась, погрязая, по страшному Петербургскому болоту, на которомъ бури бушуютъ, однакожъ, грознѣе равноденственныхъ. Поблагодаримъ же боговъ, которые привели его наконецъ къ родимымъ берегамъ, гдѣ онъ можетъ восклицать съ нами: къ тихому пристанищу притекохъ...
Почтимъ и твердость, съ которою онъ оттолкнулъ отъ себя обаятельную Невскую Калипсу, и доказалъ торжественно свою вѣрность нашей матушкѣ Москвѣ.
Да, онъ нашъ, природный Москвичъ, Москвитянинъ и даже Московск³й вѣстникъ, со всѣми нашими, для другихъ странными, для насъ любезными, отпечатками, со всѣми нашими родимыми пятнами.
Давно ли прочитали мы въ Вѣстникѣ Европы его "Дни досадъ", съ новыми новинками, первыми Московскими хмѣлинками.
Давно ли извѣщалъ онъ тамъ же общество о сочинен³яхъ Бахмана и Сольгера, и про-силъ y руки "метавшей бисеръ" статей о Шеллинговой философ³и?
Да издалъ ли онъ 4-ю часть Мнемозины, начатую съ Вильгельмомъ Кюхельбекеромъ?
(Одинъ изъ присутствовавшихъ, библ³ографъ М. Н. Лонгиновъ, засвидѣтельствовалъ, что четвертая часть въ свѣтъ вышла).
По крайней мѣрѣ, помнится мнѣ, она запаздывала долго! За то первая глава, изъ Океновой натуральной философ³и о нулѣ, какъ родоначальникѣ всѣхъ плюсовъ и минусовъ, прочтенная въ Раичевскомъ обществѣ, осталась и послѣднею, что можетъ засвидѣтельствовать нашъ бывш³й, кажется, тогда секретарь, Николай Васильевичъ Путята.
Давно ли все это было? кажется недавно. a въ самомъ дѣлѣ давно, очень давно, почти сорокъ лѣтъ, и вотъ мы уже старики, которыхъ молодое поколѣн³е честитъ отсталыми.
Мы въ самомъ дѣлѣ, можетъ быть, отстали во многихъ отношен³яхъ отъ нихъ, отъ современниковъ, но мы любимъ, по прежнему любимъ, съ жаромъ первой молодости, и словесность, и науку, и искусство, и просвѣщен³е. Выпьемъ же, друзья, pour nos premières amours, за Русскую словесность, за науку, за искусство, за просвѣщен³е!"
Здѣсь, въ Москвѣ, на службѣ въ Сенатѣ, Одоевск³й долженъ былъ заняться юриспруденц³ей, и изучать сводъ законовъ. Признаюсь, мы не надѣялись на успѣхъ, но бывш³й оберъ-прокуроръ его департамента, К. П. Побѣдоносцевъ, свидѣтельствуетъ теперь, что онъ работалъ усердно, и былъ однимъ изъ внимательныхъ и дѣятельныхъ сенаторовъ. Мнѣ случилось попросить его о покровительствѣ дѣлу нашего любезнаго поэта Фета о какой-то мельницѣ, которую y него отнималъ, или на которой запрещалъ ему молоть, привязчивый сосѣдъ, - и Одоевск³й чрезъ нѣсколько времени на вопросъ о ходѣ дѣла прочелъ мнѣ цѣлую лекц³ю о паден³и воды, и размѣрилъ вершками, что жалоба на Фета была несправедлива.
Послѣ него осталось нѣсколько фол³антовъ съ собственноручными описан³ями рѣшенныхъ съ его участ³емъ сенатскихъ дѣлъ.
Въ Москвѣ, также какъ въ Петербургѣ, тотчасъ устроились y него вечера по пятницамъ, гдѣ собирались его друзья, новые знакомые и сослуживцы, всѣ путешественники, особенно музыканты.
Старые товарищи, которыхъ осталось уже наперечетъ, имѣли всегда проѣздомъ y него свое свидан³е, и жили вмѣстѣ какъ будто старою-молодою жизн³ю.
Изобрѣтен³я, придумыван³я разныхъ удобствъ, облегчен³й продолжались по прежнему, - въ областяхъ акустики, гастроном³и, домашней жизни: какъ топить печки, жарить кофе, имѣть подъ рукою нужныя книги, увеличивать силу звука.
Мы видѣли, что Одоевск³й, можетъ быть по природѣ своихъ способностей, или повинуясь требован³ямъ обстоятельствъ, въ которыхъ находился, мѣнялъ часто предметы своихъ занят³й: литература, философ³я, хим³я, педагогика, библ³ограф³я, филантроп³я, юриспруденц³я, поперемѣнно привлекали къ себѣ его вниман³е, - но постоянною спутницею его была музыка.
Одоевск³й прочелъ въ Москвѣ нѣсколько лекц³й о музыкѣ для своихъ пр³ятельницъ, - потомъ издалъ свои основан³я съ цѣл³ю просвѣтить профановъ. Онъ употреблялъ всѣ усил³я, чтобъ растолковать имъ правила гармон³и, но увы! большею част³ю безъ успѣха, по крайней мѣрѣ я долженъ былъ признаваться ему, что не смотря на всѣ его объяснен³я, изустныя и печатныя, я ничего не понимаю, и онъ махалъ рукою, все-таки при всякомъ случаѣ возобновлялъ свои объяснен³я и спрашивалъ: понимаешь ли? Нѣтъ, не понимаю!
Древняя наша церковная музыка сдѣлалась исключительнымъ предметомъ его занят³й и изслѣдован³й. Онъ собиралъ древн³е стихирари, пѣвческ³я книги, разбиралъ крюки, и наслаждался своими открыт³ями, вмѣстѣ съ достойными своими сотрудниками, отцемъ Разумовскимъ и г. H. M. Потуловымъ. Обѣдня, пропѣтая по древнему въ приходѣ Егор³я на-Вспольѣ, была эпохою въ истор³и нашего пѣн³я, и народное, открытое или сознанное этими почтенными ревнителями музыки, было ихъ торжествомъ.
Кромѣ музыкальныхъ наслажден³й, два событ³я послѣдняго времени обрадовали Одоевскаго, вмѣстѣ со всѣми его друзьями, и онъ отнесся къ нимъ съ юношескимъ восторгомъ - это уничтожен³е крѣпостнаго права и гласное судопроизводство. Онъ слѣдилъ за успѣхами судебнаго преобразован³я, принималъ къ сердцу всякую удачу и неудачу его, и съ самаго начала положилъ праздновать эти событ³я y себя, въ кругу ихъ представителей - торжественнымъ ужиномъ, наканунѣ 19 февраля, - и тогда отъ души провозглашалъ онъ тостъ Государя Императора.
Въ запрошломъ году, провожая меня, cъ сенаторомъ Колюбакинымъ, новымъ нашимъ общимъ знакомцемъ, онъ сказалъ намъ: Смотрите же, я ожидаю васъ въ слѣдующемъ году! Будемъ, будемъ, отвѣчали мы, но Колюбакинъ въ одѣдующемъ, то-есть нынѣшнемъ году, уже не пришелъ, отшедш³й далече! Въ нынѣшнемъ году Одоевск³й также проводилъ гостей, и прощаясь говорилъ по обыкновен³ю: Смотрите же, до слѣдующаго года, - но чрезъ двѣ недѣли его не стало, и торжественнаго ужина y князя Одоевскаго уже не будетъ въ слѣдующемъ году!...
Такъ невѣрно все на нашей землѣ!
Мы представили краткое обозрѣн³е жизни Одоевскаго съ различными ея фазисами: онъ во всѣхъ этихъ фазисахъ оставался однимъ и тѣмъ же, - мы должны теперь говорить о немъ, собственно какъ о человѣкѣ, - всегда спокойный, тих³й, умѣреиный, кротк³й, доброжелательный, готовый на всяк³я услуги, принимавш³й съ удовольств³емъ всяк³я, даже докучныя просьбы. Онъ никогда не сердился, и намѣрен³е раздразнить его никогда ни y кого не имѣло успѣха. Отроду не сказалъ онъ ни объ комъ ни одного дурнаго слова, развѣ шуткою. Отроду никого не обидѣлъ, не оскорбилъ, не огорчилъ, и не отказалъ никому ни въ какой просьбѣ, кромѣ разумѣется случаевъ совершенно невозможныхъ.
Долго думалъ я, какъ бы характеризовать короче и яснѣе Одоевскаго, и вспомнилъ одно слово, пущенное въ ходъ Наблюдателями тридцатыхъ годовъ, надъ которымъ много смѣялись мы по его искусственному составлен³ю, но оно именно можетъ быть употреблено кстати, говоря объ Одоевскомъ: "прекраснодуш³е."
Не правда ли, слушатели, произнося эти странные звуки "прекраснодуш³е," - вы уразумѣваете, чт? я хотѣлъ ими выразить о свойствахъ кн. Одоевскаго, и воображаете его живо, a это только и нужно.
Мнѣ остается скорбная обязанность передать свѣдѣн³я о послѣднихъ его часахъ.
Недѣли за двѣ передъ кончиною онъ занимался устроен³емъ по нашей просьбѣ духовнаго концерта въ пользу Славянскаго благотворительнаго комитета, ѣздилъ на репетиц³и, и написалъ ко мнѣ три длинныхъ письма о всѣхъ подробностяхъ распоряжен³я. Въ послѣднее воскресенье, передъ кончиной, мы были съ нимъ вмѣстѣ на публичной лекц³и о физикѣ y профессора Любимова, которыя онъ очень цѣнилъ, - и разговаривали спокойно о послѣднихъ новостяхъ.
Вечеромъ кн. Одоевск³й прослушалъ еще лекц³ю y П. А. Безсонова о русскихъ пѣсняхъ, но почувствовалъ себя утомленнымъ. Воротясь домой, проспалъ онъ долго. На другой день началась икота, но непримѣтно было никакой опасности. Во вторникъ и середу онъ бесѣдовалъ еще о любимомъ своемъ предметѣ, древней музыкѣ, съ священникомъ Разумовскимъ. Икота возобно-влялась. Онъ обратился по обыкновен³ю къ медицинскому словарю, и прочелъ статью объ этой болѣзни, - легъ спать спокойно. Ночью вдругъ сдѣлался бредъ - послышалось какое-то разсужден³е о музыкѣ, - по утру въ четвергъ стало хуже, онъ не приходилъ въ память, и въ 4 часу по полудни, 27 февраля, скончался.
Въ повѣсти своей Сильфида кн. Одоевск³й говорилъ отъ имени одного изъ дѣйствующихъ въ ней лицъ, обращаясь къ другому: "ты знаешь - любознательность, или, просто сказать, любопытство есть основная моя стих³я, которая мѣшается во всѣ мои дѣла, ихъ перемѣшиваетъ, и мнѣ жить мѣшаетъ; мнѣ отъ нея въ вѣкъ не отдѣлаться: все что-то манитъ, все что-то ждетъ вдали, душа рвется, страждетъ..."
Кажется - онъ говорилъ это о себѣ, - и вотъ теперь онъ тамъ, куда его, впродолжен³и всей жизни, что-то манило, что-то ожидало, куда рвалась душа его, страдая...
Да упокоится же она тамъ въ мирѣ, да обрѣтетъ ту гармон³ю, которой искала здѣсь съ такою ревност³ю, и съ такимъ постоянствомъ, - и да удовлетворится тамъ любопытство, которое здѣсь такъ мучило ее!
Прости, нашъ добрый другъ, нашъ любезный товарищъ! Мы любили и любимъ тебя искренно, - не оставляй же насъ своимъ благимъ назидан³емъ, пока мы здѣсь еще "печемся и молвимъ о мнозѣ службѣ", забывая, увы, часто, что всякую минуту можемъ умереть, и что единое есть на потребу!