Розанов Василий Васильевич - Женский образованный труд в России

   В. В. Розанов

   Как некрасиво все бывает, пока строится. Возьмите здание: щебень, пыль, известка, кирпич, грохот сбрасываемого с тачки материала - все заставляет нас отвернуться, или зажать уши. Но прошли месяцы, год-два: и на месте пустыря, покрытого лопухом, высится, где-нибудь на Петербургской стороне, в глухой и маленькой улице, трехэтажное здание, дающее тепло и кров сотням жителей, дающее место мастерской, фабрике или казенному учреждению. Некогда пустое место стало точкою притяжения: сюда идут толпы людей, вечером или утром, и отсюда вновь расходятся в определенный час дня. Пустое место вчера, - сегодня работает как сердце среди кровеносных сосудов: к нему течет кровь и оно гонит от себя кровь. "Слава Богу! - говорит прохожий, - еще место заселилось, еще люди не в праздности!". "И насадил Бог сад", - сказано в Вечной Библии о пустынной, только что сотворенной земле. Почему не понять нам эту строку распространенно и указательно: "Сейте, люди, везде, где увидите хоть вершок незанятой землицы", и "превращайте все в цветущий и шумящий голосами сад!".

   Присматриваясь к суете и шуму, из которых в конце концов, как из глины Адам, сотворилось у русских высшее женское образование, Тургенев грустно и скептично предсказывал когда-то: "Все русское - дым". "Дым, дым - и ничего больше". Ни русская любовь, ни русские дела, ни русская предприимчивость не имеют, казалось ему, прочности в себе, главного условия красоты. Оговоримся сейчас же в оправдание великого романиста: русские всякое дело начинают больше характером, чем умом, и какою-то темной надеждой, чем твердым предвидением. Все начинается ужасно наивно, неопытно, и кажется, вот-вот назавтра провалится. Но у русских есть какая-то почти детская прилипчивость к раз начатому, так сказать, историческая надоедливость. Неопытные эти дети до того толкутся около одного излюбленного места, что фортуна (поверим на минуту древнему мифу), наконец, распахивает перед ними дверь и досадливо кричит шумно ворвавшейся толпе: "Ступайте, канальи, хоть я вас и не хотела пускать: но вы испортили мне барабанную перепонку в ухе". Повторяем, не угрюмая, суровая настойчивость получает у нас успех, не "самодеятельность" в пуританском смысле Смайльса и англосаксонской расы. Есть что-то шумное, веселое, неугомонное в русских добрых начинаниях; менее историческое или политическое, более природное. Мы, как рой пчел, а не как англосаксы. Солнышко взошло, осветило, и со словами: "Кажется, день выдался", русские поднимаются в путь, не столько предусматривая цель его и окончание, сколько чувствуя, что надо лететь, что пришел день лететь. Говорят "русские - косны". Нет, но они привыкли хоть к маленькому зову; слишком приучены историей к смирению, отчасти напуганному. Лет 40 назад их поманили, позвали, и не слишком сильно, "с оглядкой": а посмотрите, сколько памятных дел натворили эти ленивые люди, эта "косная" азиатская глыба восточной Европы.

   Еще года три-четыре назад по поводу печатавшихся г. Стасовым мемуаров своей сестры, Н.В. Стасовой, я подсмеивался несколько в печати над шумным и суетливым моментом основания Высших женских курсов в Петербурге. Но это было довольно отвлеченное подсмеиванье. В течение трех-четырех последующих лет мне пришлось видеться и говорить или с женщинами, давно выучившимися на этих курсах, или учащимися сейчас, или над ними наблюдающими. Какая серьезность в сознании своего долга перед Россией, перед народом! Какая чистота, целомудрие нравов и какие иногда трогательные картины или рассказы. Вот мне передают о медицинских курсах, что среди многих сотен слушательниц есть три-четыре сартянки из Самарканда, мусульманки, замужние женщины, даровитые, внимательные, отлично успевающие. Оне были неохотно отпущены мужьями своими, людьми тоже высшего образования, хотя по вере и крови мусульманами. Было опасение, что, сняв "чадру" (покрывало с лица), женщина испортится: но на лето, на вакацию, учащаяся женщина возвращалась к мужу без перемены духовного лика. И муж, раньше не посылавший денег на окончание курса, теперь высылает. Как хотите, меня, русского и христианина, это, так сказать, испивание из колодца образования, здесь, в Петербурге, у нас, у русских, еще вчерашних степных кочевников, трогает до последней степени. Вот где братство и вер и племен, около учебного стола, около книги, около анатомируемого трупа. Столь же трогателен был рассказ, не ко мне обращенный, но который мне удалось уловить: уже оканчивающая медичка рассказывала о муже своем, тоже молодом докторе, который где-то на Волге, в глухом земском пункте, работает до изнеможения. "Он болен от усталости, а я больна от его болезни! Скорей бы текли эти месяцы! Скорей бы ему на помощь - на пункт". Здесь любовь личная сливается с любовью к народу, и как помогают одна другой! И сколько было серьезности и грусти в речи. И тут же вплетались смешливые воспоминания о гимназических годах, о первых встречах еще гимназисток со студентами, и вразумления последних: "Учитесь, барышни!". Началось шуткой. А как хорошо и серьезно кончается.

   Покойный наш знаменитый историк Бестужев-Рюмин* и очень много других лиц, бывших среди начинателей курсов 25 лет назад, имеют ту историческую заслугу у себя, что сумели рассмотреть огромный идеализм, скрытый в движении женщин к образованию; не поверили бездне клевет на это движение; полюбили первых учениц, питомиц своих, самою светлою из видов любви - учительскою. Этот идеализм и это доверие первых наставников и ввело все движение, которое могло бы пойти так и иначе, могло и заглохнуть, и извращаться, - в доброе русло. Теперь всякая юная слушательница вступает в ряд прежних. Между ними (первого выпуска 1882 года) есть пожилые, почти старые, помнящие дни основания курсов; здесь дух уже сформировался, традиции сложились. Всякая юная и неопытная душа крепко борется совершенно установившимся строем, идущим в живой и личной преемственности еще от Бестужевских времен, и он не дает ей пошатываться на сторону. Заветы труда, образования и чистоты, вот, судя по всему, главное содержание живущего в этом учреждении духа и первых, пока продолжающихся, его традиций.

   ______________________

   * Даем проверенные даты существования курсов, переданные мне лицом, заведующим уже много лет фундаментальною библиотекою их; открыты они были 20 сентября 1878 г., первый выпуск слушательниц был в 1882 г. Руководителем их до этого 1882 г. был Бестужев-Рюмин, затем с 1882 до 1889 г. проф. Бекетов. В 1889 г. курсы были реформированы, и директор был назначен от министерства народного просвещения. Курсы вовсе не закрывались, только с 1886 по 1889 г. был прекращен на них прием слушательниц. В осень того же 1889 года, когда держал выпускной экзамен последний курс старых слушательниц, был первый прием слушательниц на реформированные курсы, и затем курсы восстановились в прежнем своем объеме.

   ______________________

   Нет ничего более интересного, как читать списки бывших слушательниц, наполняющие "Памятную книжку". Здесь исчислены, поименно каждая, все окончившие курс Высших женских курсов, начиная с первого выпуска 1882 г. и кончая семнадцатым выпуском 1901 г. Против каждой фамилии обозначено: 1) место жительства бывшей курсистки, 2) чем занимается, 3) фамилия по мужу. Из последней рубрики, между прочим, можно видеть, как смешны были угрозы и зловещие предсказания лиц, говоривших, что ученость женщин несовместима с коренным призванием вообще женщины - к семье. И что курсы отразятся неблагоприятно на семейном строе образованных классов русского общества. Правая рубрика (с перемененной по мужу фамилией) почти так же густо замещена, как левая (слушательницы по фамилии в девичестве); я пересчитал процентное отношение на некоторых страницах и нашел, что приблизительно три четверти всего состава слушательниц стали теперь семьянинками. Процент этот скорее выше, чем ниже нормального процента девушек с образованием средним или первоначальным, которые выходят замуж. Да это, ввиду тесного экономического положения вообще страны, и понятно: семья с образованною матерью получает или может получить в ее труде некоторое подспорье к основному заработку мужа. Вообще главное, всегдашнее и самое злое обвинение против курсов, что они якобы антисемейны, разбито наличностью факта, поименным перечислением слушательниц: скорее курсы имеют тенденцию усиливать в стране развитие семейного начала, чем сколько-нибудь его ослаблять. Мы не говорим уже о том, насколько женщина, в сущности, с университетским образованием, может во всех тяжелых обстоятельствах стать на защиту своей семьи, опорою для семьи, крепкою ее руководительницей. Я сказал, что чтение этих списков для "задумывающегося" человека интересно: около каждой фамилии, взглянув на местожительство и на профессиональную деятельность, останавливаешься: воображаешь себе этот маленький белорусский или малороссийский городок, иногда - сибирскую даль; представляешь занесенные снегом улицы или душистую плодами осень; дорисовываешь в уме школу или горный завод, или врачебный пункт: и изо дня в день хлопотливо работающую около населения бывшую слушательницу Бестужевских курсов. Кстати, имя Бестужевских как-то прочно установилось за Высшими курсами; к имени этому привыкло население, провинция. Теперь ведь и медицинские курсы, и Высшие педагогические -все суть "курсы" и притом "высшие". Имя замечательного человека дорого и его следует хранить. Отчего бы не утвердить окончательно и законодательно за первым высшим женским заведением в России навсегда симпатичное имя: "Бестужевские курсы", напоминающее первые, веселые и самые энергичные дни заведения. Во всяком случае мы решительно против переименования их в "университет", этого казенного обезличения, этой заурядной установки оригинального и самобытного русского создания в классификацию довольно безличных и официальных учебных заведений. Драгоценнейшая сторона истории и строя курсов заключается в том, что тут: 1) деньги, 2) энергия, 3) план, 4) инициатива, 5) вдохновение и талант - все вышло из общества, все дано соком души русской, без всякой казенной "подгонялочки". Где вы найдете еще страну, в Западной Европе, которая создала бы, в сущности, университет, с лабораториями, обсерваторией, с двумя огромными интернатами, с собственными для всего этого каменными зданиями, с обширным штатом профессоров, имея помощью... трехтысячную субсидию от министерства народного просвещения и таковую же от городской думы. Дороже стоит казне городское училище, с двумя сотнями учеников-мальчиков, и с тремя наставниками из неокончивших курса гимназистов или семинаристов.

   Весною этого 1903 года был XIX выпуск слушательниц, давший по историко-филологическому, по математическому и физико-химическому отделениям 181 окончившую полный курс наук ученицу. Из величины выпуска можно судить, какой, в сущности, большой прилив образованных женщин дают стране курсы, особенно если сложить петербургские с московскими, киевскими, казанскими и харьковскими. Еще немного времени пройдет, и каждый русский городок, всякое захолустное местечко будет судить по наличной действительности, по работающему перед глазами примеру, что такое "курсистка" и чего стоит или ничего не стоит ее труд. Тогда окончательно и рассеются "мифы" и "сказания", обильно всю четверть века о них распускаемые. При просмотре труда бывших слушательниц, особенно останавливался я на работающих при заводах, в химических или физических лабораториях. Казалось бы, какое несоответствие женской натуре. Но список научно-литературных трудов бывших слушательниц Высших женских курсов, приложенный к "Памятной книжке", рассеивает всякие сомнения. Беру без выбора, почти наудачу:

   "Шифф, Вера Иосифовна, рожденная Ранич. I выпуска 1882 г., физико-математического отделения. Труды ее: 1) "Об одной геометрической теореме Коши"; 2) "Сборник упражнений и задач по дифференциальному и интегральному исчислению". 2 тома. Спб. 1899 и 1900 гг. I тома печатается 3-е издание; 3) "Об осях симметрии кривых 4-го порядка". Сообщение в харьковском математическом обществе 1890 г.; 4) "Доказательства одной геометрической теоремы Коши". "Научное Обозрение". 1894 г.; 5) "Методы решений вопросов элементарной геометрии". Спб. 1894 г.

   Чуть не каждогодное переиздание учебника задач по дифференциальному исчислению много говорит. Значит, он практически нужен, спрашивается, покупается. Но кому он может быть нужен? Да только студентам математического факультета университетов, Технологического института и проч., где единственно эта наука преподается. Таким образом, слушательница Высших курсов, через свой учебник, стала наставницей-руководительницей студентов-математиков. Это чрезвычайно красноречивый документ. Как часто в обществе, даже в печати, слышатся разговоры о курсах в таком тоне, что это что-то малорослое сравнительно "с нами", что эта девичья затея чуть не плод "непослушания родителям". Все вообще толки в тоне сверху вниз. Это непременно, это всегда. Между тем прочтите этот список трудов: их не только написать, но и прочитать с пониманием не сумеют девять десятых разговаривающих о "курсах" мужчин, литераторов, публицистов и проч. Таким образом, давно пора признать, что через курсы, путем курсов женщина вошла с совершенно равною степенью образования, развития и, наконец, специализации, даже самой трудной, в мужское общество. Как-то один консервативный публицист, уже очень старый, заговорил года два назад о курсистках в тоне, в каком третируют распущенную женскую прислугу. Ему и в голову, бедному, не приходило, что он говорит о множестве уже замужних женщин, наконец говорит о людях, гораздо более его образованных, начитанных и серьезных.

   Всех женщин, отмеченных учено-литературным трудом пятьдесят три. Это очень большой процент на 2217 всех (с основания курсов) выпущенных слушательниц. Чтение списка их трудов тоже чрезвычайно интересно: это темы последующей самостоятельной жизни, это содержание мысли и души. Каково оно? Так как к 25-летнему юбилею приблизительно делается "смотр" слушательниц, то невозможно не признать полезным широчайшее распространение сведений об их трудах. Читатель простит меня, если я укажу ему еще несколько имен:

  

   Милова, Мария В., X выпуска, 1894. "Planete (147) Protagenoln". Astronomische Nachrichten. 1901. N 1.

   Холодняк, Мария А. (рожд. Веселовская), V выпуска, 1885 г.: "Руна из Калевалы"; 2) "Квинтилиан, как педагог"; 3) "К христианским надгробиям" (Жур. мин. нар. проев., 1901 г.); 4) "Aurea Gemima quae dicitur ad fidem codices Vitrelensis nune primum "edita Petropoli". 1898 r.

   Усова, Августа Н., X выпуска, 1894 г. Перевод с французского "Сказки Перро". Спб. 1895.

   Ольденбург Александра Н., рожд. Тимофеева, VI выпуска, 1887. "Мученики. Историческая повесть из первых веков христианства". 1887 (выдержала несколько изданий). "О составе дешевой школьной библиотеки"; "Две индейские сказки".

   Парадизова, Елена С., XVII выпуска, 1901. "Принц Лелио, опера для юношества в двух действиях, с эпилогом, музыка Виллуана, текст Парадизовой". Изд. Музыкальной торговли Юргенсона.

   Кудели, Прасковья Ф., I вып. 1882. "Впечатления из поездки в голодающую местность". 1892 г.

   Платонова, Надежда Н., рожд. Шамонина, TV вып. 1884 г. "Реторика Аристотеля. Перев. с греческого". 1894. Виндельбанд. "Философия Канта", перев. с немецк. 1896. Автобиография Н.С. Саханской (Кохановской), в "Жур. мин. нар. проев.". "Переписка Я. К. Грота с Плетневым" (там же). "Из истории средневековых университетов" (там же).

   Полонцова, Екатерина Н. (рожд. Кравченко): "Очерк истории ручного кружева", "Новые исследования о наших кустарях", "Пасхальная старина", "Музыка и песни уральских мусульман", "К истории кружева", "Праздники и скорбные дни весны", "Очерки голландской литературы" (в N 6, 8, 13 и 14 "Журнала Журналов" за 1899 г.), "Екатерининский институт полвека назад", "Сафо сквозь дань веков".

   Триполитова, Зинаида М. (рожд. Пенкина). "Русская библиография морского дела 1701-1882 гг. включительно". "Специальный каталог русских книг по всем отраслям знаний, относящихся до морского дела, с двумя подробными алфавитными указателями. Спб. 1886 г.". И такие же библиографические каталоги по: 1) Полесью; 2) железнодорожному делу за 1876-1883 гг.; 3) Закаспийскому краю.

   Тураева, Елена Ф. (рожд. Церетели): "Елена Иоанновна, великая княгиня Литовская, русская королева польская. Биографический очерк". 1898.

  

   Нет, послушайте: тут - трудолюбие (библиографические труды), языки: греческий, латинский и немецкий, науки от истории до астрономии, помощь голодающим, музыка, педагогика: это прямо удивительное для 25-ти лет здание труда и образования. Труды некоторых женщин, как Е.В. Балабановой (специальность: литература и история остатков кельтических племен), Юл. Безродной, Т.А. Богданович, Бодуэн-де-Куртенэ, О.М. Петерсон (средневековая история), М.В. Чепинской (рожденная Корш), Б.Д. Яновской, - занимают по целому столбцу каталога, иногда по полтора, по два столбца. Все, о чем можно еще спросить учащихся женщин: "Где же между вами гений или яркий всероссийский талант?". Но вопрос этот также мучителен и смущающ для пишущих и ученых мужчин. Во всяком случае здесь полное братство по науке, литературе и по практическому труду с мужской половиной есть факт приобретенный, а не мечтательный.

   Всех выпусков, как я уже сказал, было девятнадцать. Всех окончивших курс - 2217. Интересна очень группировка их по месту труда и по качеству труда. Работает в провинции 757 человек, осталось в Петербурге 920 человек, в Москве 41 человек и за границей 56 человек. В числе последних есть посланные за границу на казенный счет для усовершенствования в науках и подготовления к профессорской кафедре. Мне кажется, самый важный контингент из них - это вернувшийся в провинцию. Едва ли не правильно будет сказать, что их вернулось туда столько же, сколько приехало на курсы из провинции. Потому что из поступающих на курсы всего больше, конечно, принадлежит коренным петербургским семьянинкам (по родителям). Выезд из провинции дорог, труден, хлопотлив. Во всяком случае и этот "миф", что курсы "смущают" провинцию, будоражат тихий провинциальный быт, должен рассеяться. Все, что дается провинцией, и возвращается ей, но только в образованном, просветленном виде; с большими сведениями, уменьем, силами. Пусть все читают опять же список трудов, которого только крупицу мы выписали, как пример, как доказательство, и убеждаются не словами нашими, но этою наличностью зарегистрированного труда. Переходим теперь к группировке по качеству и характеру труда. Педагогическим трудом занята почти половина всех окончивших, именно 960; из них 35 состоят преподавательницами, ассистентками и руководительницами практических занятий в высших учебных заведениях, 20 - начальницами гимназий и прогимназий, 303 учительницами гимназий, институтов, учительских семинарий и других средних учебных заведений, 43 открыли свои собственные учебные заведения, 45 инспектрисы и классные дамы в институтах и гимназиях. Переходим к другим родам деятельности: 36 слушательниц работают в ученых учреждениях, лабораториях, обсерваториях и т. п.; 11 занято сельским хозяйством; 86 занято врачебною деятельностью; 71 - сельские учительницы (цифра особенно любопытная, потому что не нужда же в заработке, очевидно, погнала их в деревню, а чистая любовь и жалость к деревне и крестьянству), 160 продолжают образование (вероятно, в медицинском институте или за границей). "Нет никаких сведений о роде занятий" о 176 незамужних и о 367 замужних: последние, вероятно, просто ушли в семью, т.е. не имеют, кроме хозяйства и детской, никакой профессии; из первых, вероятно, много умерло: ведь прошел уж срок 25-ти лет, а обозначенное число умерших за все эти 25 лет всего 67, т.е. чрезвычайно мало. Но все-таки обо многих из этих - под рубрикой "нет никаких сведений" - как-то невольно задумываешься: отчего оне не откликнулись? не сказали о себе? Грустна ли их жизнь? может быть, даже некрасива? Темное это молчание жутко отзывается на сердце, и хочется пожалеть, кого нужно пожалеть; а если кого нужно осудить, то все же не хочется осудить. Sit venia verbo [Да будет позволено сказать так (лат.)].

   Может быть, это все предчувствия именно темного незнания, и "не откликнувшиеся" о труде своем и положении, просто за 25 лет растолстели, обленились, все на свете позабыли за ребятишками, или уйдя по уши в разделяемую сердечно службу мужа. "Ну, их: до курсов ли теперь!", - думают по провинции добрые матушки семейств. Когда так, все весело в целой панораме курсов. Но и того, что мы определенного о них знаем, достаточно для радости стороннего человека и любителя земли русской. Теперь везде говорят об "упадке центра": право, женское солидное образование один из сильных рычагов подъема этого центра. Как хочется пожелать, как торопливо и настойчиво хочется пожелать еще основания, конечно, не в Петербурге, а где-нибудь около Воронежа, около Пензы или Самары, Женского сельскохозяйственного института. Ибо всякое дело закругляется, ищет закругления: большой дугой, почти в полных 360 градусов, вытянулось (по программам своим) женское образование в России, и немножко-немножко недостает ему сомкнуться в полный круг.

   Мы почти забыли сказать, что капитальная (в домах), движимая (ученые кабинеты) и денежная собственность утвержденного правительством, но совершенно частного "Общества вспоможения высшим женским курсам в Петербурге" перешла за два миллиона рублей. Вообще, в истории курсов, с самого их основания, когда слушательницы и профессора перекочевывали с квартиры на квартиру, "не имея, где приклонить голову", и помещались то в Военно-Медицинской академии, то в Филологическом институте, то в женской гимназии, то на Владимирской улице, то на Васильевском острове, - эта история и формирование их полны энергии, настойчивости, самодеятельности. "Самость" в этих курсах - самая золотая в них черта; и не дай Боже, если бы она отпала, стала воспоминанием только; не дай Бог, чтобы курсы "застоялись" и стали, без поэзии и вдохновения, одним только "казенным учебным заведением". Тем более пользы, чем больше поэзии: ибо она-то (поэзия) и есть душа живущего, или, скажем по ученому, по Аристотелю: "Есть энтелехия всякого живущего тела", двигатель его и конечная его цель.

  

   Впервые опубликовано: "Новое Время". 1903.21 нояб. N9956.

   Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_jenskiy_obrazovatelniy.html.