Шопенгауэр Артур - В. Асмус. Артур Шопенгауэр

   В. Асмус

  

   Источник: Большая советская энциклопедия, Том 62, М.: ГСЭИ "Сов. энциклопедия", 1933, стр. 584 - 590.

  

   ШОПЕНГАУЕР (Schopenhauer), Артур (1788- 1860), немецкий философ-идеалист. Сын бан-кира, высшее образование получил в Гёттингенском университете, где изучал естествознание, а также под руководством скептика Г. Э. Щульца философию. За кратковременной встречей с Фихте (1811) последо-вало (1813-14) сбли-жение Ш. с Гёте, тео-рию цветов которого Шопенгауер впослед-ствии всегда отстаивал против ньютонианцев. По получении ученой степени, которой бы-ло удостоено сочинение Шопенгауера "О четверояком корне зако-на достаточного осно-вания" (Иена, 1813), он поселяется в Дрез-дене, где в 1818 закан-чивает свой основной философский трактат "Мир как воля и пред-ставление". Сделавшись доцентом Берлинского университета (в 1820), в преподавании фило-софии пытается соперничать с Гегелем, одна-ко терпит полную неудачу. В 1831 покидает университет и поселяется во Франкфурте-на-Майне. Пессимистическая и глубоко реакцион-ная философия III. начинает привлекать внима-ние буржуазно-аристократической интеллиген-ции Германии с конца 40-хх г., когда рост клас-совых противоречий и особенно революция 1848 стали толкать значительную часть буржуа-зии в сторону полуфеодальной реакции и когда буржуазное развитие Германии, встретившее ряд трудностей и противоречий, представля-лось реакционно-настроенным умам в мрачном свете. Пессимизм и идеализм философии Ш. от-ражали и обосновывали этот поворот буржуа-зии в сторону контрреволюции. В своих фило-софских взглядах Ш. не только решительно примкнул к философии Канта, слегка ослож-ненной платонизмом и волюнтаризмом, но явил-ся также непримиримым врагом диалектиче-ского идеализма - особенно Гегеля. Основу этой вражды образует характерное для Ш. глу-боко филистерское отрицательное отношение к принципам историзма, составлявшим луч-шую часть идеалистической диалектики Ге-геля. По Шопенгауеру, все конструкции исто-рии сводятся в конечном счете к угодниче-ству и к оправданию существующих форм го-сударства с его конституцией, юстицией и по-лицией, техникой и индустрией. Государст-венным идеалам Гегеля, высоко оценивавше-го историзм как воззрение, оправдывавшее су-ществующие порядки ссылкой на их глубокие корни в историческом прошлом нации, III. про-тивопоставляет идеал индивидуалистической этики, принципиально отрицающей самые осно-вы какого бы то ни было историзма. Наше сокровеннейшее сознание,-утверждает ГЛ.,-удо-стоверяет нас в том, что все сводится именно к моральному началу, которое коренится только в индивиде-как направление его воли. Только жизнь индивида обладает единством, связью и значением, и только явления внутреннего ми-ра-поскольку они касаются воли-обладают истинной реальностью и имеют значение дей-ствительных событий. То, что обычно зовут историей, есть, по Ш., лишенный закономер-ности поток однократных индивидуальных событии, несвязуемых ни в какое доступное по-знанию единство. История представляет собою знание, но не науку, т. к. в истории отсутствует основной признак науки-субординация познанного. В то время как действительные на-уки вырабатывают всеобъемлющие понятия, посредством которых они господствуют над единич-ным, история нигде не познает единичного по-средством общего, но должна постигать еди-ничное непосредственно как таковое и следо-вательно ползти по почве опыта, трактуя не о родах, но лишь об индивидах. Отождествив всякий историзм с той его формой, которая действительно была направлена на оправдание су-ществующих государственных порядков, Ш. провозгласил весь исторический опыт, как та-ковой, нереальным и центр тяжести перенес в узкую сферу личного действования, решений личной моральной воли.-Однако волюнта-ризм не ограничивается у Щ. сферой индиви-дуальной психологии, этики и истории, но пре-вращается в основной и универсальный прин-цип всей философии. Примыкая к Канту в рез-ком метафизическом противопоставлении ве-щи в себе и явлений, Ш. в то же время утвер-ждает вопреки Канту познаваемость вещи в себе, которая есть, по Ш., не что иное, как воля, безосновное и абсолютное метафизическое на-чало и подлинный корень всего сущего. Как вещь в себе воля открывается непосредствен-но субъекту познания. Условием познания во-ли является, по Ш., наше тело, которое пред-ставляет "объемность воли". Будучи тожде-ственным с действием тела, волевой акт может раскрываться познанию либо в непосредствен-ном познании либо в воззрении рассудка. От-сюда-двоякая форма знания о нашем собствен-ном теле, которое, во-первых, дано нам как объект среди других объектов и, во-вторых, непосред-ственно постигается нами как воля.

   Из всех объектов, данных каждому субъекту в его представлении, только его собственное тело служит для него явлением воли и так. обр. осу-ществляет отношение, в силу которого субъект является индивидуальностью. Доказать это от-носительно тел других людей нельзя, и солип-сизм - равно теоретический и моральный-яв-ляется, по Ш., учением, не опровержимым ника-кими доводами. Этим самым Ш. целиком ста-новится на позиции субъективного идеализма, который и составляет основу его философской системы, хотя на словах Ш. и пытается отвер-гать солипсизм, как "философию сумасшедших". Истинная философия равно возвышается, по Ш., и над материализмом и над субъективным идеализмом. Материализм пытается вывести все формы бытия из объекта, субъективный же идеа-лизм-вывести объект из субъекта. В отличие от обеих этих концепций философии Ш. предлага-ет исходить не из объекта и не из субъекта, а из представления, в котором Ш. видит первый факт сознания и первой самой общей и самой су-щественной формой которого является распаде-ние на соотносительные, друг друга предпола-гающие объект и субъект. Формой объекта яв-ляется, по Ш., закон основания, принимающий четыре вида и соответственно выступающий как закон бытгя-для пространства и времени, как закон причинности-для материального ми-ра, как закон логического основания-для по-знания и наконец как закон мотивации-для наших действий. Будучи формой всякого объек-та, закон основания всецело относителен, усло-вен, имеет значение только в пределах мира явлений. С другой стороны, закон основания во-все не касается субъекта и служит лишь фор-мой для объектов, которые именно поэтому не суть вещи в себе. Всецело относительное позна-ние в своих различных формах закона основа-ния осуществляется либо как интуитивное или непосредственное познание рассудка, либо как отвлеченное или рефлективное познание ра-зума. Интуитивное познание Ш. считает пер-вым и важнейшим видом знания. В конечном счете весь мир рефлексии покоится на мире интуиции, как на своей основе.

   Таким образом анализ рефлективного позна-ния превращается у Ш. в принципиальную, глубоко реакционную, критику науки и науч-ного знания. Реакционная сущность этой кри-тики, развернутой в форме критики понятий, отчетливо оттеняется воинствующим формализ-мом Ш., непримиримой борьбой, какую он вел в теории познания и в логике против диалек-тики и особенно против закона единства про-тивоположностей. При всей противоречивости основных воззрений ГЛ., постоянно колеблющих-ся между крайностями субъективного идеализма (солипсизма) и физиологического материа-лизма (в вопросах психологии и психофизики), Ш. в основном полностью стоит hi почве реак-ционного метафизического идеализма. Анали-зируя философию Канта, Ш. критикует теорию познания и логику Канта "справа": он порица-ет Канта за недостаток метафизической смело-сти, за недостаточно последовательный идеа-лизм, а также за несовместимое с началами формальной логики признание антиномичности разума. Непосредственная очевидность ин-туитивно воспринятой истины гораздо предпочтительнее доказанной истины, так как до-казательства только подводят частное под высшие положения науки, которые в качест-ве основного фонда научной истины должны опираться на непосредственное интуитивное воззрение, всегда эмпирическое и возводимое к отвлеченной общности только путем индукции. Исходной точкой теории познания Ш. является утверждение, что наука есть не столько деятель-ность познания, сколько функция, направлен-ная на служение воле. Цель науки, по ГЛ., заключается в удовлетворении практических интересов, которые в своем существе суть всегда интересы воли, слепого и неразумного хотения. Все, что обычно называют познанием, есть, по ГЛ., лишь "объективация воли" на высших сту-пенях ее воплощения, и чувствительность, нер-вы, мозг служат лишь выражения!: и воли на этой ступени ее объективности. Будучи все-цело на службе у воли, наш интеллект познает не самые вещи, а только их отношения, ибо только от отношения вещей между собой и от их отношения к нашим действиям зависит удо-влетворение практических интересов воли. То, что науки рассматривают в вещах, есть лишь взаимоотношения вещей, условия времени, про-странства и причинности, сравнение форм и мотивов событий. Истинно совершенным познанием может быть, по Ш., только "чистое", т. е. свободное от всякого отношения к практике и к интересам воли созерцание, рассматривающее вещи не в каком-либо отношении, не в какой-либо из четырех форм закона основания, но, напротив, в том содержании, которое, про-являясь во всякой относительности, само ей не подчинено и составляет всегда равную себе сущность мира или его "идею"-в платонов-ском смысле слова. Это-созерцательное-познание совершенно недоступно, по Ш., науке, равно рациональной и эмпирической, так как наука всегда обращена к обыкновенному ! среднему интеллекту, глубоко погруженному в интересы воли. Недоступное науке, созерца-тельное познание оказывается однако вполне доступным познанию художественному, опи-рающемуся не на интеллект, но на интуицию. Художественное познание-и только оно одно- адекватно, т. е. схватывает действительный об-раз мира в его сущности, и теоретично в со-вершенном значении этого понятия, т. е. впол-не автономно,-свободно от искажений, непроизвольно вносимых в образ предмета движениями беспокойной воли. В художественном созер-цании сознание наполнено одним созерцаемым образом, объект выходит из всяких отношений к чему-либо вне себя, а субъект-из всяких отношение к воле. То, что познается таким пу-тем, уже не отдельная вещь - как таковая, но "идея" или вечная форма, непосредственная объектность воли на данной ступени. С дру-гой стороны, и личность, погруженная в такое созерцание и потерявшаяся в нем, уже больше не индивид, но чистый, безвольный, безвре-менный субъект познания. Различию в достоин-стве научного и художественного родов позна-ния соответствует, по Ш., и различие в субъектах познания. Хотя бывают гениальные уче-ные, однако наука как таковая всегда "ба-нальна". Напротив, искусство, художествен-ная интуиция составляют достояние гения, счастливого и редкого явления природы. В то время как научное мышление и научное по-знание всегда сознательно, рационально, от-дает себе отчет в своих принципах и действиях, деятельность гениального художника бессо-знательна, инстинктивна, иррациональна, бес-сильна выяснить себе собственную сущность. Таким образом и в эстетике Шопенгауер выступает как глашатай реакционного и совершенно созерцательного интуитивизма, метафизически противопоставляя образ понятию, созерцание действию, "гениальную" личность презренной "толпе".

   Адэкватному. интуитивному познанию сущ-ность мира открывается как воля, как неустан-ное полное внутренней борьбы и раздвоения, стремление. Будучи вещью в себе, воля, по Шопенгауеру, проявляется в ряде последова-тельно восходящих ступеней или объектива-ции. Пребывающая материя беспрерывно ме-няет форму, т. к. управляемые причинностью механические, физические, химические и орга-нические явления стремятся овладеть материей, чтобы обнаружить в ней собственную сущность. Начиная от элементарных сил отталкивания и притяжения, действующих в космической ма-терии, вплоть до высших форм органической жизни, представленных человеком, бытие воли раскрывается в борьбе противоположных сил. В растительном царстве, где связью явлений воли служат раздражения, воля действует еще бессознательно, как темная движущая сила. Такова она и в низшей основе животного цар-ства-в воспроизведении и развитии животной особи, в' поддержании ее внутренней экономии. Подымаясь по ступеням развития, воля до-стигает момента, когда индивид уже не может получать необходимые для существования ве-щества посредством одних движений по раз-дражениям. На этой стадии борьба проявлений воли может регулироваться только движения-ми по мотивам. Так, ради этого движения возникает познание-в качестве вспомогательного орудия действия-и вместе с ним мир как представление со всеми своими формами: соотноси-тельными субъектом и объектом, временем, пространством, множественностью и причин-ностью. Мир, который до сих пор был только во-лей, становится теперь объектом познающе-го субъекта или представлением. Непосредственную объектность воли на каждой ступени Ш. называет, примыкая к Платону, "идеей". "Идеи" - определенные виды или первоначаль-ные, по Ш., неизменные формы и свойства всех тел природы как органических, так и не-органических. Сами по себе чуждые множеству и неизменяемые, "идеи" выражаются в бес-численных индивидах и относятся к ним, как первообразы к подражаниям. Объективации во-ли присуща форма настоящего, которое в ка-честве непротяженной точки рассекает беско-нечную в обе стороны длительность и стоит неподвижно, в то время как индивиды, про-явления идеи, возникают и исчезают во време-ни. Как вещь в себе и опора всякого явления воля совершенно и во веки веков свободна; на-против, все, что относится к явлению, т. е. служит объектом для познающего в качестве индивида субъекта, есть, с одной стороны, осно-вание, а с другой-следствие, и т. о. все со-держание природы, вся совокупность ее явле-ний совершенно необходимы. Так как чело-век, как и всякая другая- часть природы, есть объектность воли, то принцип общего детерми-низма распространяется также и на все его дей-ствия и поступки. Поэтому учение об эмпириче-ской свободе воли Щ. нацело отвергает, как учение, ошибочно утверждающее примат позна-ния над хотением. От свободы воли необходимо отличать выбор решений, состоящий в том, что из противоборствующих мотивов самый силь-ный с необходимостью решает дело. Возмож-ность выбора делает человека ареной борьбы мо-тивов, но не освобождает его от их господства, т. к. во всех своих проявлениях воля опреде-ляется мотивами, на которые характер каждого данного лица реагирует всегда одинаково, за-кономерно и необходимо. Отстаивая детерми-низм в учении о поведении человека, Ш. в то же время отвергает фатализм: хотя все пред-определено судьбой, однако совершается это определение только посредством причинной це-пи, т. о. не событие само по себе предопределе-но, но событие как результат предшествующих причин. Человеческая жизнь неизменно проте-кает между желанием и удовлетворением. Но желание по своей природе - страдание, удовлет-ворение-скоро насыщает, цель-оказывается призрачной, обладание-лишает прелести. С другой стороны, лишь только нужда и страдания удовлетворяются жизнь привходят пресыще-ние и скука, налагающие даже на обеспеченных и счастливых печать отчаяния. Страдание как таковое присуще жизни, неотвратимо, и от случая зависит не устранение страдания, но лишь та форма или вид, который оно принимает-. То, что обычно зовут счастьем, в действитель-ности имеет всегда отрицательный, а не поло-жительный характер и сводится всегда лишь к освобождению от какого-нибудь лишения или страдания, за которым должно последовать или новое страдание или скука.

   От бесконечной цепи страданий и скуки не может быть спасения и в самоубийстве. Ни-сколько не будучи отрицанием воли, самоубий-ство, напротив, могучий феномен ее утверждения; разрушая свое тело-отдельное, под-чиненное закону основания проявление во-ли,-самоубийца не отказывается от самой во-ли к жизни, которая лежит вне форм закона ос-нования и остается неприкосновенной для вся-кого возникновения и уничтожения.-Напол-няя каждую человеческую жизнь, большие и малые скорби не могут прикрыть всей пустоты и пошлости бытия. Не довольствуясь заботами, занятиями и треволнениями, которые налагает на него действительный мир, человек создает себе-по своему подобию-фантастический мир суеверий и религии: мир демонов, богов и свя-тых. Но человек вечно предоставлен самому себе как в главном, так и в каждом деле. На-прасно творит он себе богов для того, чтобы молитвами и лестью выпросить у них то, что может сделать только сила его собственной воли. По Ш., оптимизм есть нелепое воззре-ние, горькая насмешка над невыразимыми стра-даниями человечества. Вместе с утверждением воли жизни за пределы собственного организма утверждаются также страдание и смерть, как сопричастные явления жизни. Однако, откры-вая человеку неизбежность и неискоренимость страданий, сознание указывает и путь изба-вления от мирового зла. Уразумение тожде-ства воли во всех ее проявлениях, доступное мышлению философа или интуитивному созер-цанию художественного гения, оказывает, по Ш., глубокое влияние на волю. Достигший та-кого познания индивид отвращается от жизни, доходит до состояния безмятежности и совер-шенного отсутствия желаний. С его волей со-вершается переворот: она уже не утверждает своей собственной, в явлении отражающейся сущности, но отрицает ее. Симптом этого пере-ворота - переход к совершенному аскетизму. Аскетизм достигает того, что вместе с жизнью данного тела уничтожается и воля, проявле-нием которой оно служит. С ее уничтожением и остальной мир сам собою превратится в ничто, т. к. без субъекта нет объекта. Этический идеал, вытекающий из этого учения, по Ш., дан как явление святости, с характерными для нее са-моотречением, умерщвлением и отрицанием во-ли к жизни. Особенно близкой к своему уче-нию Ш. считал этику христианства, ведущую, по Ш., к высшим ступеням сострадания, чело-веколюбия и отречения. - На этих идеях по-строена чисто отрицательная этика III., принципиально отвергающая какие бы то ни было формы предписаний, учения о нравственных обязанностях, о долженствовании, о безуслов-ном долге и об общем моральном принципе. По Ш., свободой и всемогуществом води, образу-ющей сущность вещей, исключается всякая возможность предписать воде какие бы то ни было законы. Педагогические взгляды Ш. так же реакционны, как и его философия. Яркий' представитель индивидуализма в педагогике, он уводит подрастающее поколение от общест-венной жизни. Воспитание уже с детства дол-жно предостеречь человека от увлечения об-манчивыми иллюзиями жизни, развить в нем квиетизм как высшее достижение воли. В своем учении об обществе примыкая к Гоббсу, Ш. утверждает, что государство направлено вовсе не против эгоизма, а только против вредных последствий, которые .вытекают для каждого из множественности эгоистически действующих :индивидов и нарушают их благосостояние.

   Учение Ш., выступившее из тени забвения в конце 40-х гг. 19 в., стало видным ферментом в процессе упадка буржуазной философской мыс-ли. В теории познания и в логике учение Ш. В противоположности понятия и интуиции, а также учение о примате воли над познанием способствовало оформлению интуитивизма и. прагматизма, выросших на рубеже 19-20 вв. в одно из главных течений современной ре-акционной буржуазной философии (Бергсон, Джемс, Бенедетто Кроче, в России-Лосский); волюнтаризм Ш. весьма близок фрейбургской школе неокантианцев (см. Риккерт); близость к Ш. эмпириокритицизма отмечает Ленин (см., "Материализм и эмпириокритицизм"); эстетика Ш. сыграла крупную роль в образовании эсте-тики новейшего символизма и мистицизма. Ме-тафизический волюнтаризм III. оказал прямое влияние на оформление идей метафизики жиз-ни Ницше; наконец мрачная "эсхатология" мо-рали Ш. стала руслом, по которому направилось дальнейшее развитие упадочного и реакцион-ного буржуазного пессимизма (Эдуард фон Гартман и др.). Шопенгауер оказал также большое влияние на Каутского (см.), который в ряде своих работ и особенно в "Материалисти-ческом понимании истории" это влияние и об-наруживает. В замечаниях о модной во второй половине 19 в. философии Ш. Маркс И Энгельс всегда неизменно подчеркивали филистерское самодовольство, буржуазную ограниченность и пошлость пессимизма и метафизики Ш., "...при-норовленные к духовному уровню филистера..." (Анти-Дюринг, в кн. Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 339).

  

   Библиография изданий сочинений Ш. указана в кн.: Deberweg F., Grundriss der Gescbichte der Philo-sophic, B. IV, 12 Aufl., В., 1924. По-русски соч. Ш. были изданы под ред. Ю. Н. А й х е н в а л ь д а, т. I-IV, М., 1900-10.

  

   Фишер К., Артур Шопенгауер, М., 1896;

   Фолькельт И., Артур Шопенгауер, его личность и учение, СПБ, 1902;

   Г р у з е н б е р г С, А. Шопенгауер, 2 изд., СПБ, 1912 (дана библиография).