Шулятиков Владимир Михайлович - Восстановление разрушенной эстетики

очтешь его, чуть не плачешь с досады, что уже все. Тут - живешь, а в русских книжках совсем непонятно, зачем живут люди? Зачем писать книжки, если не можешь сказать ничего необыкновенного!"

   Те же мотивы побуждают героиню "Мещан" - Полю высказаться в пользу мелодрамы. Поле "ужасно" нравятся пьесы "с выстрелами, воплями, рыданиями". В фигуре "испанского дворянина", дона Сезар де - Базам она видит "настоящего героя".

   Конечно, все это еще не значит, чтобы для самого Максима Горького какой - ни будь автор лубочной повести из рыцарских времен, какой - ни будь автор бульварного романа, какой-нибудь автор мелодрамы "с выстрелами, воплями, рыданиями", являлся идеалом писателя. Каков его истинный идеал художника-беллетриста, Горький выяснил в очерке "Читатель", где говорит о великих мастерах слова, живших в прежние времена, оставивших книги, "которых никогда не коснется забвение, ибо в книгах тех запечатлены вечные истины" и с их страниц "веет, нетленной красотой". Но в этих великих мастерах слова он ценит те самые качества, которые именно делают служителей лубочно-бульварного художества столь привлекательными в глазах его героев. Великие мастера слова умели мощью вдохновения творить "возвышающие обманы" - вот что важно для Горького. Он противопоставляет великих мастеров, как носителей "идеалистического" начала, современ­ным реалистам.

   Образ "пророка"-писателя получает своеобразную окраску. Это уже не публицист-социолог, учащий "правде" действительной жизни: изображать действительность для Горького - значит преклоняться перед нею; реалистическое направление в его глазах исчерпывается реализмом историографов мира, "сереньких людей". Идеолог lumpen-пролетариата не может быть учителем "правды" растущей жизни: горизонт жизни lumpen-пролетариата слишком узок и обложен кругом туманами, которым не суждено рассеяться, пока названный класс существует. Единственно, чему может учить художник названного класса-это учить "возрождению духа" перед лицом неотвратимого фатума, прикрывать "стены" сетью цветов, видеть в "царстве мышей, паутины и тьмы" - царство "огней и звездного неба", то-есть учить возрождению при, посредстве "возвышающих обманов".

   "Выдумки, воображение, вымысел" - заветы "аристократической" цивилизации-воскрешает вслед за "восьмидесятниками" и "интеллигентным пролетариатом" и бытописатель "босяцкого царства".

   Lumpen-пролетариат, как класс, стоящий вне большой дороги общественно-экономического развития, не в силах создать свою собственную культуру... А не имея возможности создать собственную культуру, поневоле приходится итти по проторенной дорожке, остается пользоваться культурными ценностями, выработанными другими классами. В данном случае требуется антиреалистическая культура. Куда за нею обратиться? Ответ ясен.

   Герои Горького находят ответ своим настроениям в продуктах лубочно-романтического и бульварно-романтического творчества. Но что такое названные отрасли "искусства"? Не что иное, как крохи, упавшие со стола "феодального" пиршества в народную и мещанскую среду. Социальная генеалогия повестей "для народа", трактующих о подвигах "рыцарей без страха и упрека" и прекрасных королевен, всем известна. Бульварный роман есть детище западно-европейской буржуазии, которая на первых порах своего "возвышения" тоже собственной культуры не имела и прибегла к заимствованиям у "феодалов"; в сфере изящной литературы заимствование выразилось созданием особого типа "романтизма", приноровленного ко вкусам мало взыскательной аудитории. Итак, герои Горького, убегая от действительности, обращаются к помощи вылинявшего "аристократического'" искусства... Сам же Горький узаконит более совершенные формы этого искусства, провозглашая в теории идеал романтика-писателя, воздействующего на читающую публику не "правдой" изображаемой жизни, а чарами "вымысла". Такие же произведения Горького, как "Хан и его сын" или рассказы старухи Изергиль, показывают, что и на практике бытописатель "босяцкого царства" способен воскрешать романтические традиции. О том же свидетельствуют его постоянные старания представить читателям "настоящего героя", давать образы, которых в действительности нет и которые "выше" действительности.

   Diximus. На ряде наглядных примеров мы проследили рост трудного литературного кризиса.

   Существует масса различных форм, в которые отливается новейший литературный идеализм. Под знамя идеалистической реакции становятся равно как люди, нуждающиеся в "прикрытии" при бегстве от действительности, исполненной "в их глазах" трагизмом "эмпирической безысходности", так и люди, заинтересованные в том, чтобы отвлечь внимание от некоторых сторон действительности... Мы не говорим об "идеалистах" второго типа. Было бы, конечно, поучительно раскрыть секреты их "потусторонней" точки зрения и показать, с кем приходится иногда вступать в союз лицам, считающим себя прогрессивно настроенными. Но это не входило в нашу задачу. Объектом нашего исследования служило исключительно новое художество, как идеология известной части интеллигенции, части, не примыкающей заведомо "к центру" и "правой".

   Не входило также в нашу задачу заниматься характеристикой патологических форм современного художества. Лишь мимоходом, в главе о Леониде Андрееве, мы упомянули о декадентстве, как своеобразном выражении идеализма. Наша цель была - определить общую социологическую подпочву, на которой выросли цветы нового искусства, "новой эстетики", и дать общую социологическую оценку "новейшей литературной смены". И мы выбрали для нашего анализа произведения писателей, признанных наиболее яркими представителями "новейшего художества": именно в их произведениях заключается наиболее ценный, наиболее надежный материал, могущий служить лучшим комментарием к процессу совершающейся литературной эволюции. И этого материала вполне достаточно для выполнения поставленной нами задачи.

   Не будем здесь, заключая нашу статью, повторять оценок различных этапов литературной смены. Der langeri Rede kurzer Sinn ⁴⁰. Ограничимся повторением основных выводов:

  

   1. Новейшая литературная смена есть переход от традиций искусства, завещанных "мыслящими реалистами", к индивидуалистическому искусству - искусству-игре и культу "возвышающих обманов".

  

   2. Оно вызвано сужением социального кругозора некоторых ячеек интеллигентного общества.

  

   3. Для обанкротившихся интеллигентских "ячеек" культ искусства-игры и культ "возвышающих обманов" имеет ценность - как средство помогающее примиряться с эмпирической безысходностью, - как своего рода приспособление в борьбе за существование.

  

   4. В отношении преемственности литературных видов (genres) "новое" искусство является воскрешением artis poeticae "феодальной старины": общественные группы, оказавшиеся "несостоятельными" теряют способность к культурному творчеству и делают заем на стороне.

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   1