Стечкин Николай Яковлевич - Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества

т сам себя, перерожденный слабостью своею в животное без гордости и Мысли...

   Но если возмущенье вспыхнет в нем, оно разбудит Мысль, и вновь идет он дальше, один сквозь терния своих ошибок, один средь жгучих искр своих сомнений, один среди развалин старых истин!

   Величественный, гордый и свободный, он мужественно смотрит в очи правде и говорит сомнениям своим:

   - Вы лжете, говоря, что я бессилен, что ограничено сознание мое! Оно - растет! Я это знаю, вижу, я чувствую - оно во мне растет. Я постигаю рост сознанья моего моих страданий силой, и - знаю - если б не росло оно, я не страдал бы более, чем прежде.

   - Но с каждым шагом я все большего хочу, все больше чувствую, все больше, глубже вижу, и этот быстрый рост моих желаний - могучий рост сознанья моего! - Теперь оно во мне подобно искре - ну, что ж? Ведь искры - это матери пожаров! Я - в будущем - пожар во тьме вселенной! И призван я, чтоб осветить весь мир, расплавить тьму его загадок тайных, найти гармонию между собой и миром, в себе самок гармонию создать и, озарив весь мрачный хаос жизни на этой исстрадавшейся земле, покрытой, как накожною болезнью, корой несчастий, скорби, горя, злобы, - всю злую грязь с нее смести в могилу прошлого!

   - Я призван для того, чтобы распутать узлы всех заблуждений и ошибок, связавшие запуганных людей в кровавый и противный ком животных, взаимно пожирающих друг друга!

   - Я создан Мыслию затем, чтоб опрокинуть, разрушить, растоптать все старое, все тесное и грязное, все злое, - и новое создать на выкованных Мыслью незыблемых устоях свободы, красоты и - уваженья К людям!

   - Непримиримый враг позорной нищеты людских желаний, хочу, чтоб каждый из людей был Человеком!

   - Бессмысленна, постыдна и противна вся эта жизнь, в которой непосильный и рабский труд одних бесследно, весь уходит на то, чтоб другие пресыщались и хлебом, и дарами духа!

   - Да будут прокляты все предрассудки, все предубежденья и привычки, опутавшие мозг и жизнь людей, подобно липкой паутине. Они мешают жить, насилуя людей, - я их разрушу!

   - Мое оружье - Мысль, а твердая уверенность в свободе Мысли, и ее бессмертии и вечном росте творчества ее - неисчерпаемый источник моей силы!

   - Мысль для меня есть вечный и единственно не ложный маяк во мраке жизни, огонь во тьме ее позорных заблуждений; я вижу, что все ярче он горит, все глубже освещает бездны тайн, и я иду в лучах бессмертной Мысли, вослед за ней, все - выше! и - вперед!

   - Для Мысли нет твердынь несокрушимых и нет святынь незыблемых ни на земле, ни в небе! Все создается ею, и это ей дает святое, неотъемлемое право разрушить все, что может помешать свободе ее роста.

   - Спокойно сознаю, что предрассудки - обломки старых истин, а тучи заблуждений, что ныне кружатся над жизнью, все созданы из пепла старых правд, сожженных пламенем все той же Мысли, что некогда их сотворила.

   - И сознаю, что побеждают не те, которые берут плоды победы, а только те, что остаются на поле битвы...

   - Смысл жизни - вижу в творчестве, а творчество самодовлеет и безгранично!

   - Иду, чтобы сгореть, как можно ярче, и глубже осветить тьму жизни. И гибель для меня моя награда.

   - Иных наград не нужно для меня, я вижу: власть - постыдна и скучна, богатство - тяжело и глупо, а слава - предрассудок, возникший из неумения людей ценить самих себя и рабской их привычки унижаться.

   - Сомнения! Вы - только искры Мысли, не более. Сама себя собою испытуя, она родит вас от избытка сил и кормит вас - своей же силой!

   - Настанет день - в груди моей сольются в одно великое и творческое пламя мир чувства моего с моей бессмертной Мыслью, и этим пламенем я выжгу из души все темное, жестокое и злое, и буду я подобен тем богам, что Мысль моя творила и творит!

   - Все в Человеке, - все для Человека!

   Вот снова величавый и свободный, подняв высоко гордую главу, он медленно, но твердыми шагами идет по праху старых предрассудков, один в седом тумане заблуждений, за ним - пыль прошлого тяжелой тучей, а впереди - стоит толпа загадок, бесстрастно ожидающих его.

   Они бессчисленны, как звезды в бездне неба, и - Человеку нет конца пути!

   Так шествует мятежный Человек - вперед! и - выше! все - вперед! и - выше!

  

  

   Максим Горький вызывает перед собою "величественный образ Человека", когда чувствует усталость духа. Этот Человек необъятен, как мир, и идет "вперед! и - выше!"

   Человека этого Горький почему-то называет "трагически прекрасным". Как будто духовная красота человека невозможна без трагедии? Одним из высших выражений духовной красоты человека является, например, преподобный Серафим Саровский²⁰, so святой чудотворец в течение жития своего не носил в себе никаких начал трагизма. Прекрасная жизнь его текла, как тот чистый лесной родник, который, на благо людям, открыл он.

   В глазах горьковского трагически прекрасного Человека светятся "лучи бесстрашной мощной Мысли".

   До конца вопля Горького о Человеке осталось невыясненным, что - эта Мысль есть нечто, в человеке лежащее или извне на него воздействующее, самостоятельная ли сила, вошедшая в человека, или же его собственное порождение? Последнее вернее, так как речь, произносимая Человеком, заключается словами: "Все в человеке, все - для Человека!"

   Сбивчивость изложения взаимоотношения Человека с разными действующими на него началами, с Мыслью во главе, придают горьковской прозе в стихах особенную сумбурность, довольно искусно маскирующую его проповедь всеотрицания. Сумбурность эта делает проповедь цензурной. Быть может, это случилось и без воли автора, просто от обуявшего его самомнения, которое так и брызжет из каждой строки, из каждой буквы его наброска. Он не расскаывает, не суждения выражает, а вещает, как самозванный пророк.

   Но что бы ни изображала из себя "Мысль", атрибуты ее довольно определенны. Она есть величавая сила, "которая в моменты утомленья - творит Богов, в эпохи бодрости - их низвергает".

   "Боги" написаны с прописной буквы, дабы не оставалось сомнения, что в их число вносятся не только лжебоги, языческие кумиры, но и Бог вообще. Бога нет, его заменяет Мысль. Бог - это нечто создаваемое Мыслью в моменты утомления, в дремоте, так сказать, в сонном бреду, - больная фантазия, никому и ни на что не нужная, быстро низвергаемая в эпоху бодрости.

   Таков именно взгляд Горького на Бога. Далее он одевает Веру в "лохмотья старых истин, отравленные ядом предрассудков" И называет ее одним из врагов Мысли, Вера, по Горькому, неподвижна, в ней живет злая жажда безграничной власти, в ней - стремление поработить все чувства, у нее - спрятанные когти изуверства, тяжелые ее крылья - бессильны, пустые очи ее - слепы. Веры ищет только испуганное сердце.

   Таким образом, Бог и Вера - это понятия вредные, порожденные человеком и им же в минуты бодрости отвергаемые. Не лучше приговор произносится о Любви и Надежде. Любовь определяется, как "голодная", Надежда, как "усталая". Они одеты в те же лохмотья, как и Вера. У Любви коварные и пошлые уловки, за нею грязный лик чувственности и ее желание - овладеть любимым, ее стремленье - унижать и унижаться. Одухотворяющая сила - любовь низведена Горьким на степень простого полового влечения, проявления которого в представлении Горького могут быть только пошлыми и грязными.

   Надежда осуждена еще жесточе и беспощаднее. Она пуглива и бессильна, ее родная сестра - нарядная, роскошная Ложь, "готовая всегда и всех утешить и обмануть своим красивым словом". В мифе древних греков, когда любопытная первая женщина Пандора, жена титана Эпиметея, открыла сосуд, наполненный всяким горем и всякими бедствиями, со дна его восстала Надежда. В священном библейском сказании падшей первоначальной паре человеческой Господь дает, осуществленную впоследствии, надежду на Искупителя. Господь наш Иисус Христос пред вознесением Своим на небо обещает ученикам Своим сошествие (совершившееся через 10 дней) Духа Утешителя.

   Во все времена Надежда, сестра и сопутница Веры и Любви, жила в людях, как постигших истину, так и не постигших еще ее, а г. Максим Горький внушает, что Надежда и утешение - синонимы Лжи.

   Ни Бога, ни Веры, ни Любви, ни Надежды! И, освободившись от этого багажа, от этого балласта, гордый человек идет вперед и - выше. Вперед, быть может, но вернее не выше, а ниже - прямо к тому дьяволу-гордости, который обогатил заблудших людей тем, что Максим Горький называет "Мыслью".

   Человек у Горького вопиет о своем призвании. "Я призван, чтобы осветить весь мир, расплавить тьму его загадок тайных, найти гармонию между собой и миром, в себе самом гармонию создать и, озарив весь мрачный хаос жизни на этой исстрадавшейся земле, покрытой, как накожною болезнью, корой несчастий, скорби, горя, злобы, всю злую грязь с нее смести в могилу прошлого!" Призван - прекрасно, но кем? Сам себя призвать человек не может. Бога нет, а о дьяволе Горький не поминает. Вероятно, призван Мыслью, так как говорится, что "Человек создан Мыслью". Но кто же она, наконец, по Горькому, - творческое начало, что ли, или порождение человека, в котором все? Полная темная дебрь сверхъестественной чепухи, не мешающей, однако, таким выводам развопившегося человека. "Я создан Мыслью затем, чтоб опрокинуть, разрушить, растоптать все старое"... Значит, все насмарку. К "старому" добавлено - "все тесное, и грязное, все злое". Но не все же старое было непременно и тесным, и грязным, и злым? По мнению Максима Горького, это очевидно так: он не говорит - "устаревшее", которое, впрочем, И без посторонних хлопот само отпадает, он точно говорит - "старое", т. е. прежнее, т. е. все то, чем человечество жило и во имя чего жило. "Старая" религия, "старая" семья, "старое" общество, "старое" государство, "старая" царская власть, "старая" любовь к родине, "старая" преданность верных поданных, все это - "старое", и все это Максим Горький желает "опрокинуть, разрушить, растоптать". Он обещает и создание "нового" "на выкованных Мыслью незыблемых устоях свободы, красоты и уваженья к людям". Громко, но неубедительно. Мы все же не знаем, в чем свобода, красота и уважение к людям, по Максиму Горькому. Мы не можем признать свободной распущенную бахл вальную наглость разнузданного босяка, вечно пьяного, вора при случае, тунеядца по принципу, разбойника в душе, кандидата на каторгу и виселицу. Мы не можем признать красотою грязь, смрад и мерзость Орловых, Коноваловых, Сатиных. Мы не видим уважения к людям, когда к нему идут через опрокидывание, разрушение и растоптание того, что людям дорого и чем они были живы века.

   Горьковский Человек не слишком много поясняет нам, утверждая, что он "непримиримый враг позорной нищеты людских желаний", что для него "бессмысленна, постыдна и противна вся эта жизнь, в которой непосильный и рабский труд одних бесследно весь уходит на то, чтобы другие пресыщались я хлебом, и дарами духа!" Все это старые перепевы в защиту аппетитов пролетария, желающего оценки его труда несоответственно стоимости работы, им сделанной.

   Горьковский Человек проклинает "все предрассудки, предубеждения и привычки". Что он разумеет под этими словами, ясно из последующего: "Для Мысли нет твердынь несокрушимых и нет святынь незыблемых ни на земле, ни в небе!" Она сама все создала и все имеет право разрушить. Значит: Мысль придумала Бога на небе и может Его по своему произволу отменить; Мысль воздвигла храмы, полные чудотворных святынь, и она имеет право храмы перестроить на ночлежки и кабаки для босяков, а иконы и святыни выкинуть на улицу, в грязь. Мысль создала Власть на земле и она может ее низвергнуть. По пословице: "годится и Богу молиться, не годится - горшки покрывать", как говоря! суздальские богомазы; мысль сегодня создаст Бога, а завтра скажет, что Его нет. О Власти и говорить нечего. "Она, - говорит далее Человек Горького,- постыдна и скучна".

   "Настанет день, - пророчествует Человек Горького, - и буду я подобен тем богам, что Мысль моя творила и творит!"

   "Будешь, как боги". Ах, как это давно сказано, на заре мироздания, дьяволом-искусителем²¹. Горький повторяет это. Но тут невольно проскальзывает нотка глубочайшего комизма. Человек, звание которого звучит гордо, это, по Горькому, не кто иной, как босяк. Ныне босяк обращается в Бога. До этого неизбежно было договориться. Это естественный конец проповеди Горького. Конец венчает дело.

   Ну, и любуйтесь и поклоняйтесь, поклонники и почитатели Горького-Гомера, Горького-Шекспира! Вот он - ваш бог: босяк, рваный, грязный, пьяный, смердящий, высящийся на алтаре из навоза и битых бутылок, с рожею, покрытою синяками, со следами дурной болезни на лице и теле, напившийся или на чужие деньги, или на краденые, или на отнятые у любовницы, низменнейшей проститутки, заработанные ею ценою продажи своего больного, зараженного тела.

   Да! Поклоняйтесь, почитатели! Вам говорили, что это - идеал, и вы верили; вам говорили, что это - человек, и вы повторяли: "Как это гордо звучит "человек"". Теперь вам говорят, что это - бог. Ну, и не пятьтесь назад и воскуряйте ливан и смирну в новых храмах нового живого бога. А сробеете или отвернетесь, не вынесете богохульства, - вас Горький осудит последним приговором, осудит сам "великий Максим!"

   Полагаем, что далее уже идти некуда, далее от слова остается переходить к делу. Революционное воззвание, преступная прокламация налицо. Документ этот вышел в свет под заглавием "Человек". Он доступен всем и каждому. Вся первая книга "Сборника товарищества "Знание"" стоит один рубль. В ней можно найти и другие произведения, споспешествующие целям Максима Горького.

   Мы не преувеличиваем. За правоту суждения нашего говорят слова самого Горького.

   Босяцкий катехизис разобран в этом исследовании. Поступательные шаги Горького отмечены. Читающий люд поставлен в известность относительно того, что он читает. Призыв "человека", т. е. босяка, к действию приведен здесь целиком.

   Но какая же цель этих всех слов? К чему писалось и печаталось столько страниц? Ведь не с Шекспиром же, в самом деле, мы повстречались на поприще российской словесности, чтобы писать о нем главу за главою и подвергать разбору его творчество.

   С точки зрения чисто критической, с точки зрения анализа чисто художественного, Максим Горький может подождать своего критика. Нет еще обстоятельных разборов Тургенева, Толстого, Достоевского, не говоря уже о меньших величинах, как, например, Григорович. За Горького приниматься рано. Это исследование не критическое, оно - обличительное.

   Когда горит какое-либо здание, не время разбирать, из какого материала было оно сложено и правильны ли в нем были архитектурные линии. Прежде пожар необходимо погасить, а затем уже на досуге можно заняться вопросами об архитектуре и строительных материалах.

   Максим Горький именно зажег пожар. Талант ему не извинение. Чем больше был бы его талант, - тем больше был бы его ответ. Кому много дано, с того много и спрашивается.

   Сам же по себе талант Горького, не принимая во внимание тем его произведений и их современного интереса, не выше таланта Е. П. Гребенки²², И. И. Панаева, ну, в крайнем случае* Д. В. Григоровича.

   Максим Горький интересен и важен, как вредный противообщественный элемент.

   Цель и смысл всего здесь сказанного: разоблачение и обвинение.

   Смеем думать, что Горький достаточно разоблачен всем приведенным, а в чем же обвинение?

   Я смело, как гражданин земли русской, как член русского общества, как верноподданный русского Царя, как православный христианин, обвиняю Алексея Максимовича Пешкова, печатающего свои сочинения под именем "Максима Горького", в том, что, злоупотребляя талантом писателя, ему от Бога данным, он в ряде сочинений, по заранее обдуманному плану, лично, или по поручению и подговору других лиц, последовательно развращал читателей.

   В том, что отребье общества, горючий материал возможного общего бунта, он возвел в идеал и требует образования и признания особенного класса босяков.

   В том, что, подрываясь под основы нравственности, религии, общественности и государственности, он каждою строкою своею шел против одного из этих начал.

   В том, что в изящную российскую словесность он внес невиданные в ней картины человеческого падения и разврата, дойдя даже до мельчайшего в подробностях описания дома терпимости.

   В том, что, не довольствуясь отдельными бытовыми очерками; достаточными сами по себе к проведению в жизнь пошлейших И гнуснейших учений тунеядства, презрения к чужой личности и к чужой собственности, он в таких вещах своих, как "Буревестник" и "Человек", под ложно-поэтической формой скрыл призыв к восстанию против существующего уклада жизни.

   В том, что в умы восприимчивой молодежи он, под видом возбуждения лучших чувств молодости - жалости к бедным, любви к свободе, влил отраву растления и бесплоднейшего противления всему сущему.

   В том, наконец, что своими противообщественными, противогосударственными, безнравственными и богохульными сочинениями, он осквернил русское печатное слово и нанес ему неизгладимый урон.

   В Максиме Горьком вижу я деятеля со стремлениями не лучшими, чем стремления беглого каторжника Емельки Пугачева. На лбу Максима Горького я читаю братоубийственную печать Каина, ибо ему любо возбуждать отбросы общества против общества, ему любо видеть, как одурманенные красными словами его, слепцы из членов этого общества сами лезут в босяцкую пасть, сами готовы вложить топор и лом в руки этого босяка.

   Я сказал. Нравственным долгом своим считал я открыть глаза слепцам и показать им их кумира без прикрас, во всей его злодейской наготе.

   Мое дело сказать обществу: пора низвергнуть эту грязь, именуемую сочинениями Горького, из общественной потребы.

   Дело общества - согласиться или не согласиться со мною.

  

   Впервые: Русский вестник. 1904. No 1-6. Печ. по: Стечкин Н. Я. Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества. СПб., 1904.

  

   Стечкин Николай Яковлевич (псевд. Стародум, 1854-1906) - ведущий критик и публицист журнала "Русский вестник", консерватор, монархист и государственник.

  

   ¹ Упомянут инцидент, происшедший с Горьким на спектакле МХАТа "Чайка" 28 октября 1900 г.: в антракте публика стала вызывать Горького, что, если учитывать присутствие в театре А. П. Чехова, ставило Горького в двусмысленное положение. Горький обратился к публике с резкой отповедью. Инцидент (в искаженном виде) попал в бульварные газеты.

   ² См. об этом прим. 17 к воспоминаниям Б. К. Зайцева.

   ³ Оберман - герой одноименного романа французского писателя Этьенни Пивер де Сенанкура (1770-1846), нигилист и циник, разочаровавшийся в идеалах революции.

   ⁴ Санкюлоты - парижская беднота, ударная сила "левых" якобинцев в годы Великой французской революции. Толпы санкюлотов под предводительством "вождей" выходили на историческую арену в моменты крупных террористических акций: самым страшным примером этого может служить сентябрьский многодневный погром в Париже в 1792 г., когда тысячи "аристократов", заключенных в тюрьмах, были растерзаны озверевшей толпой (т. н. "сентябрьские события").

   ⁵ Восстание казаков под предводительством С. Т. Разина (ок. 1630-1671) началось весной 1670 г., т. е. никак не "триста лет назад", как утверждает в 90-е гг. XIX в. горьковский рассказчик.

   ⁶ Из стихотворения А. С. Пушкина "Демон":

  

   И ничего во всей природе

   Благословить он не хотел.

  

   ⁷ Калигула (12-41) - римский император, самодур и деспот, имя которого стало нарицательным.

   ⁸ И. А. Крылов.

   ⁹ Мегера - богиня мести (она же - эриния).

   ¹⁰ Горький родился в 1868 г.

   ¹¹ Имеется в виду пародия В. И. Буренина, подписанная его обычным псевдонимом "Граф Алексис Жасминов", - "Радда и Лойко, или Пагубные следствия необузданных страстей. Любовно-романтическая др-р-рама в одном действии с прологом. Сюжет Макара Чудры. Прозаический пересказ сюжета Максима Горького. Стихотворная драматическая переделка Василия Кислого" (Новое время. 1902. 20 марта No 9363). В этой пародии Буренин указывал на "лубочную" природу горьковского творчества и "переписывал" текст "Макара Чудры" в более адекватном, по мнению пародиста, жанре - "лубочно-романтической др-р-рамы", посвященной "незабвенной памяти авторов "Георга, милорда Аглицкого", "Франциля Венециана", "Прекрасной Магометанки, умирающей на гробе своего супруга, или Битвы русских с кабардинцами" и "Таньки, разбойницы Ростовской"" (перечисляются названия популярных в репертуарах провинциальных театров мелодрам). Помимо этой Буренин опубликовал ранее и пародию на "Вареньку Олесову" в пародийном цикле "Шедевры современной беллетристики самого последнего образца (Ultima Forma)" - Шедевр второй: Вениками его! Современная повесть с легким скандалом // Новое время. 1898. 28 авг. No 8082; подп.: гр. Алексис Жасминов.

   ¹² Имеется в виду покушение на Александра П 1 марта 1881 г.

   ¹³ Легендарный северный народ, упомянутый в "Истории" Геродота Галикарнасского (V в. до н. э.).

   ¹⁴ Теруан де Мерикур (наст. имя - Анна-Жозефина Тервань, 1762- 1817) - куртизанка и авантюристка, ставшая в годы Великой французской революции одним из вождей санкюлотов.

   ¹⁵ Штундизм - сектантское учение, сочетающее вероучения духовных христиан с протестантизмом.

   ¹⁶ Готфрид Бульонский (ок. 1060-1100) - герцог Лотарингский, предводитель Первого крестового похода, основатель и первый король Иерусалимского королевства. Петр Пустынник - предводитель авангарда крестоносцев в Первом крестовом походе, дошедших зимой 1095/96 гг. до Иерусалима и разбитых там до прибытия основных сил. Авангард состоял из городской черни и опустившихся нищих рыцарей, мало чем отличавшихся от разбойничьих шаек.

   ¹⁷ Из "Капитанской дочки" А. С. Пушкина.

   ¹⁸ См. об этом прим. 4 к вступительной статье в наст. изд.

   ¹⁹ Имеется в виду книга В. Врадия "Краски у Горького" (СПб., 1903) - весьма любопытный опыт "искусствоведческой" трактовки литературно-художественных текстов. Отметив, что современные Горькому беллетристы "не дают красок" в своих произведениях, В. Врадий далее пишет: "М. Горький не злоупотребляет описаниями красок, но он кладет их много, не жалеет их - и публика за это ценит М. Горького!.. Красочная память (у Горького. - Ред.), должно быть, сильнее, чем память на события и формы. Лучше всего запоминаются внешние движения, затем краски (основные и яркие), и затем уже формы" (с. 9-10). По мнению В. Врадия, Горький в своей красочной палитре является "маринистом". "Поэтому он и краски берет главным образом такие, какие берут художники-маринисты и пейзажисты тех пейзажей, где есть вода. Он любит пейзажи с далеким горизонтом: море, широкая река (чаще Волга), степь. Главные краски его пейзажей: голубой (небо), зеленый (растительность), синий и серебристый (вода). Его излюбленный цвет - цвет ужаса - красный: кроваво-красный" (с. 8).

   ²⁰ Серафим Саровский (1759-1833) - популярный русский святой, канонизированный в 1902 г.

   ²¹ Имеется в виду сцена искушения первых людей дьяволом (Быт., 3, 5).

   ²² Гребенка Е. П. (1812-1848) - прозаик и поэт, автор популярных в 40-е годы XIX в. бытописательных очерков на темы Малороссии и провинциальной России.