ДВА М²РА. Трагед³я А. Майкова *).
Разборъ представленный въ Академ³ю Наукъ, при соискан³и пушкинской прем³и 1882 г.
*) Напечатана въ февральской книгѣ Русскаго Вѣстника 1882 года.
Замѣтки о Пушкинѣ и другихъ поэтахъ
К³евъ, 1897
Если прямо задаться вопросомъ, заслуживаетъ-ли это произведен³е прем³и, то отвѣчать очень легко: конечно заслуживаетъ, и въ полной мѣрѣ, и по всякаго рода основан³ямъ: и по славѣ высокаго дарован³я, давно всѣми признаннаго и сказавшагося очевидно съ зрѣлой силой въ новомъ произведен³и; и по объему этого произведен³я; и по важности его предмета; и по долгому и многому труду, посвященному выполнен³ю любимой мысли; и наконецъ, по неотразимому впечатлѣн³ю красоты и силы этихъ картинъ, мастерскаго стиха и языка.
Но, если такъ легко рѣшить практическ³й вопросъ о прем³и, то тѣмъ труднѣе задача чисто критическая, т. е. наша главная задача. Войти въ смыслъ и духъ многосложнаго и многообдуманнаго произведен³я, прослѣдитъ всѣ ходы творческой мысли, отдать себѣ отчетъ въ наслажден³и, вызываемомъ одушевленною выпуклост³ю этихъ образовъ, многозначительною музыкою этихъ звуковъ,- все это тѣмъ труднѣе, чѣмъ выше и шире разбираемое произведен³е. Заранѣе скажемъ, что не беремся выполнить до конца такую задачу, и что наши замѣчан³я скорѣе будутъ только указывать на различныя ея стороны. Эта поэз³я едва-ли найдетъ себѣ много горячихъ поклонниковъ въ большинствѣ нынѣшнихъ читателей. Они не встрѣтятъ въ ней того, чего они уже очень привыкли и все больше и больше привыкаютъ искать въ произведен³яхъ искусства. Имъ нужно или что-нибудь прямо затрогивающее интересы, которыми они живутъ, политическ³е вопросы, современныя явлен³я, или-же что-нибудь очень простое, то есть обнаженное и грубое, не требующее для своего пониман³я никакой подготовки и работы. Эти два направлен³я господствуютъ нынѣ въ искусствахъ. Наиболѣе правильное изъ нихъ есть конечно стремлен³е къ простотѣ, къ тому, что называется реализмомъ. Въ такой вѣкъ, когда идеалы оскудѣли и искусство, поэтому, не видитъ передъ собою всѣмъ ясной, само собою разумѣюшейся цѣли, мног³е художники растерялись, какъ рабы, очутивш³еся безъ господина, и съ усил³емъ ищутъ къ кому бы поступить на службу; но всѣ тѣ, въ комъ живы и ясны были художественныя требован³я, естественно стали ограничиваться самыми простыми задачами, такими, законность которыхъ никогда не можетъ быть отрицаема. Отсюда реализмъ, то есть частные этюды, очерки съ натуры, фотографическ³е снимки. Правда, странно иногда видѣть, какъ этюдъ, картинка съ натуры является съ притязан³ями и въ размѣрахъ какой-то эпопеи, какъ жанръ по яркости и огромности фигуръ стремится превзойти историческ³я картины. Но непререкаемый принципъ реализма и въ этихъ случаяхъ спасаетъ дѣло; художество все-таки право, когда воспроизводитъ живыя черты дѣйствительности.
Гораздо хуже идетъ дѣло въ искусствѣ прямо служебномъ; тутъ отбрасывается всякая мѣра и нѣтъ никакихъ ненарушимыхъ требован³й. Вся задача только въ томъ, чтобы затронуть наиболѣе отзывчивыя струны въ сердцѣ современныхъ читателей. Сами художники, которые такимъ образомъ извращаютъ цѣли искусства, которые отказываются отъ его самостоятельности, отъ его стремлен³я къ вѣковѣчной правдѣ и красотѣ, естественно утрачиваютъ живое чувство художественности; что-же касается до поклонниковъ и суд³й, то еще естественнѣе, что они поддаются обману, который такъ льститъ ихъ понятливости и такъ отвѣчаетъ ихъ желан³ямъ. И потому, тутъ реторика идетъ за выражен³е искренняго чувства, шаржъ и каррикатура за мѣткое изображен³е, безсодержательныя потуги за глубок³я идеи, безсвязные и противурѣчивые наброски за живые образы. И что всего поразительнѣе - тысячекратное повторен³е однихъ и тѣхъ же пр³емовъ, однихъ и тѣхъ же грѣшащихъ противъ всякаго художества разглагольств³й и образовъ нимало не надоѣдаетъ читателямъ и поклонникамъ, очевидно потому, что дѣло здѣсь не въ художествѣ, возвышающемъ душу, а только въ отзывѣ на привычныя чувства и мысли, въ которыхъ коснѣть и однообразно вращаться, какъ извѣстно, очень склонны человѣческ³я души.
Конечно, и въ области этого искусства возможны, однако, очень талантлиныя проявлен³я. Не будемъ съуживать нашихъ сужден³й; признаемъ, что возможна краснорѣчивая поэз³я и что бываетъ сатира и каррикатура художестаенная: средства искусства такъ обширны и гибки, что возможно ихъ умѣстное употреблен³е - и въ этомъ приложен³и. Но эти промежуточныя формы, болѣе понятныя для большинства и идущ³я у него за чистое искусство, по сущности дѣла очень рѣдко удаются вполнѣ. Краснорѣч³е въ стихахъ часто бываетъ пустою реторикою, или-же переходитъ въ парод³ю, т. е. въ ироническое употреблен³е формы, въ шутку надъ формою; сатира и каррикатура часто бываетъ простою бранью, или же выраждается въ глумлен³е, т. е. въ прямой отказъ отъ серьознаго отношен³я къ предмету. И, такъ какъ вообще обращен³е искусства въ служебное оруд³е ведетъ къ тому, что талантливые люди лишь случайно держатся своихъ художественныхъ позывовъ, не даютъ у себя ничему созрѣть и сложиться, то въ ихъ произведен³яхъ указанные недостатки обыкновенно господствуютъ и заглушаютъ собою рѣдк³е и неясные проблески настоящаго художественнаго творчества.
Произведен³е, которое мы разбираемъ, совершенно чуждо этихъ современныхъ направлен³й; авторъ его очевидно вполнѣ сохранилъ въ себѣ лучш³я предан³я своего дѣла и задавался самыми строгими требован³ями искусства.
Передъ нами очень сложное и въ тоже время стройное и цѣльное создан³е. Оно воспроизводитъ эпоху далеко отошедшую отъ насъ въ истор³ю; оно имѣетъ предметомъ вѣчныя и общечеловѣческ³я стремлен³я, сказавш³яся съ такою несравненною силою въ эту приснопамятную эпоху. Для такой задачи недостаточно умѣнья копировать дѣйствительность или краснорѣчиво изливать личныя чувства; требуется искусство въ полномъ развит³и своихъ средствъ.
Мы никакъ не хотимъ однако сказать, что идея "Двухъ м³ровъ" не касается современности; напротивъ, если взять дѣло въ глубинѣ, то окажется, что нѣтъ идеи болѣе современной, прямѣе отзывающейся на духъ времени.
Что изображаютъ "Два м³ра?" Тотъ огромный нравственный переломъ, то колебан³е человѣческой совѣсти, которое совершалось, когда м³ръ языческ³й уступалъ свое мѣсто м³ру христ³анскому. Трагическая гибель цѣлой цивилизац³и, неспособной вмѣстить въ себѣ новыя начала, и появлен³е новой жизни, отрицающей основы стараго м³ра,- этотъ велик³й контрастъ навсегда остается образцомъ человѣческаго прогресса и повторяется въ различныхъ формахъ и размѣрахъ въ каждую эпоху. Но въ наши дни, какъ уже давно и много разъ было сказано, есть нѣчто особенно напоминающее эпоху древняго переворота. Очевидная дряхлость нѣкоторыхъ формъ нынѣшней цивилизац³и и неутолимое брожен³е умовъ приводили многихъ къ мысли, что насъ ждетъ впереди такое же великое потрясен³е. Оставляя въ сторонѣ эти гадан³я, замѣтимъ только, что въ колебан³яхъ современной мысли очевидно повторяются элементы прежняго перелома. Какъ на самое отрадное изъ этихъ повторен³й, укажемъ на нѣкоторое, хотя стоящее на второмъ, или даже на третьемъ планѣ, но все же замѣтное оживлен³е чисто-христ³анскихъ началъ, то есть тѣхъ началъ, отъ которыхъ однихъ и можно и должно ждать облегчен³я м³ровыхъ язвъ и умиротворен³я нашей жизни. Нашъ поэтъ, изображая своихъ древнихъ христ³анъ, отвѣчаетъ прямо на это возраждающееся религ³озное чувство.
Но это изображен³е составляетъ лишь часть поэтической задачи. Художникъ захотѣлъ полной картины, со всѣми ея контрастами, со всѣми тѣнями и красками. Если вглядѣться, то нельзя не изумиться множеству элементовъ внесенныхъ въ эту картину и той простотѣ и ясности, съ которою они размѣщены и связаны во едино.
Попробуемъ набросать главныя лин³и этой картины.
Дѣйств³е происходитъ въ концѣ шестидесятыхъ годовъ перваго столѣт³я.
Дец³й, отчасти по требован³ю Нерона, отчасти по собственной охотѣ, задумалъ совершить самоуб³йство, и хочетъ сдѣлать это какъ можно публичнѣе, почему сзываегъ къ себѣ на пиръ избранное общество Рима. Своею смертью онъ желаетъ дать урокъ и заявить протестъ противъ тиран³и. Такимъ образомъ, передъ нами является цѣлая толпа типическихъ представителей древняго м³ра, и лучш³й изъ нихъ, Дец³й, съ укоромъ и отвращен³емъ прерываетъ свою жизнь, кинувши въ лицо остальнымъ слово гнѣва и свои сокровища.
Между тѣмъ, въ тайнѣ, подъ землею, совершается другая истор³я. Въ катакомбахъ христ³ане тоже готовятся идти на смерть; ожидается декретъ, по которому они будутъ преданы мучен³ямъ. Авторъ выводитъ передъ нами разнообразныя сцены катакомбъ и изображаетъ энтуз³азмъ, породивш³й мучениковъ. Но одна изъ христ³анокъ, Лида, узнавъ о готовящемся самоуб³йствѣ Дец³я, волнуется еще другимъ чувствомъ. Она еще по земному любитъ Дец³я; она мучается этою любовью, борется съ нею и наконецъ успѣваетъ преобразить ее въ другую, высшую, въ желан³е спасти душу любимаго человѣка.
Лида приглашаетъ съ собою Марцелла, и они являются къ Дец³ю въ ту минуту, когда онъ подноситъ къ губамъ ядъ. Происходитъ долгая сцена, въ которой съ величайшей яркост³ю и контрастомъ высказываются христ³анск³я и языческ³я чувства. Дец³й сперва не понимаетъ обращенной къ нему проповѣди, потомъ упорно и горячо отстаиваетъ себя. Появляются наконецъ христ³ане, съ пѣн³емъ гимновъ идущ³е изъ катакомбъ на казнь. Дец³й приходитъ въ изступлен³е и ужасъ, понявъ, что видитъ предъ собою силу, грозящую гибелью всему языческому м³ру. Оставаясь вѣрнымъ этому м³ру, онъ выпиваетъ ядъ; онъ умираетъ, озлобленный и изумленный; Лида и Mapцеллъ присоединяются къ христ³анамъ, т. е. идутъ свершать и свое самопожертвован³е.
Такимъ образомъ, два м³ра сопоставлены здѣсь въ самыя торжественныя свои минуты; одни толпою пируютъ вокругъ человѣка, идущаго на послѣднее оставшееся ему геройство - самоуб³йство, друг³е толпою идутъ на казнь, чтобы засвидѣтельствовать свою вѣрность Христу.
Форма произведен³я вольная, не держащаяся строгаго тона; это называюгъ лирическою драмою, или лирическою трагед³ею; въ настоящемъ случаѣ можно было-бы пожалуй употребить назван³е эпической трагед³и, еслибы такое сочетан³е словъ не представляло слишкомъ рѣзкаго contradictio in adjecto {Драма, по извѣстному опредѣлен³ю, совмѣщаетъ въ себѣ эпосъ и лирику. Впрочемъ вопросы о родахъ и назван³яхъ имѣютъ второстепенную важность.}. Всякая драма, трагед³я, занимается лицами, требуетъ героевъ; и тутъ есть два героя, Дец³й и Лида; но узелъ, связывающ³й отношен³я этихъ лицъ, захватываетъ столько другихъ лицъ и узловъ, въ трагед³и такъ много эпизодовъ, разсказовъ, побочныхъ меньшихъ драмъ, что она обращается изъ трагед³и лицъ въ трагед³ю людскихъ массъ, именно - массы христ³анъ и массы язычниковъ. Общимъ содержан³емъ поэмы нужно считать изображен³е внутренней жизни тѣхъ и другихъ.
Въ выпуклыхъ образахъ, въ яркихъ краскахъ и живыхъ движен³яхъ выступаютъ передъ нами всякаго рода характерныя черты этихъ двухъ м³ровъ; изображен³е такъ многосторонне, что еслибы мы вздумали дѣлать смѣту этимъ чертамъ, намъ слѣдовало-бы задаваться не вопросомъ, что тутъ изображено, а наоборотъ вопросомъ, что не изображено? Съ одной стороны - сенаторы, временщики, философы, гетеры, развратъ, рабство, эгоизмъ, жестокость, и ненависть; съ другой стороны - рабы, дѣти, матери, раскаявш³еся грѣшники и грѣшницы, любовь, смирен³е, прощен³е и самоотвержен³е.
И вотъ гдѣ мы касаемся главнаго пункта разбора; вся сила въ томъ, съ какою вѣрност³ю и въ какой глубинѣ поэтъ понялъ духъ и противоположность язычества и христ³анства. Но этотъ духъ и эта противоположность - предметъ обширный, предметъ безчисленныхъ изслѣдован³й и толкован³й, предметъ, о которомъ едва-ли когда-нибудь перестанетъ думать человѣчество. Было-бы очень легко и повидимому умѣстно пуститься здѣсь въ изложен³е своихъ взглядовъ на велик³й переворотъ и потомъ прикинуть эти взгляды къ произведен³ю поэта. Можно-бы было попытаться характеризовать умственное, нравственное и религ³озное состоян³е падающаго древняго м³ра, и также настроен³е первоначальныхъ христ³анъ, и потомъ спросить, въ какой мѣрѣ разбираемая поэма соотвѣтствуетъ этой характеристикѣ.
Такая критика, вообще говоря не трудная и не противузаконная, представляетъ однако больш³я опасности. Тутъ мы сами выбираемъ и устанавливаемъ точки зрѣн³я, слѣдовательно можемъ впасть въ произвольность, а главное, тутъ мы можемъ упустить изъ виду точки зрѣн³я самого автора, можемъ не видѣть того, что онъ намъ показываетъ,- т. е. впасть въ грѣхъ для критики непростительный. Гораздо лучше поэтому слѣдовать тому правилу, по которому критикъ долженъ прежде всего брать что ему даютъ, т. е. входить въ произведен³е автора и разсматривать его создан³я, слѣдуя свѣту, который онъ на нихъ бросаетъ, и лишь потомъ цѣнить ихъ съ общей точки зрѣн³я. Поэтъ не историкъ, не смотря на великое сродство ихъ задачъ. Поэтъ не даетъ отвлеченныхъ характеристикъ, не формулируетъ логически идей, связывающихъ массу фактовъ; онъ даетъ намъ отдѣльныя лица, отдѣльныя сцены, отдѣльные моменты, т. е. нѣчто конкретное, индивидуальное и потому съ отвлеченной точки зрѣн³я всегда являющееся неполнымъ, отрывочнымъ. Въ этомъ отношен³и Два м³ра представляютъ образцовые, въ высшей степени художественные пр³емы. Лица и сцены не нанизаны на нить одной какой-нибудь идеи, одного настроен³я, а живьемъ выхвачены изъ дѣйствительности, во всей ея пестротѣ и рѣзкомъ разнообраз³и. Если возьмемъ христ³анск³й м³ръ, то мы найдемъ тутъ образчики всѣхъ странъ и всѣхъ общественныхъ положен³й. Вотъ варвары - Дакъ и Гетъ, сир³ецъ - ²овъ, греки - Дидима, Главкъ, Мениппа и пр., римляне - Лида, Марцеллъ, и т. д. Въ ихъ рѣчахъ и мысляхъ мы находимъ тоже живое разнообраз³е. Проповѣдь любви во всѣхъ; но кромѣ того - и вѣра въ воскресен³е, и ожидан³е скораго втораго пришеств³я, и отвращен³е къ Риму, и проповѣдь покорности властямъ, и даже мечты Марцелла о новомъ Римѣ,- и всѣ эти различные элементы первоначальнаго христ³анства сливаются въ одинъ общ³й аккордъ, покрывающ³й собой все ихъ разнообраз³е,- въ готовность къ мученической смерти. Сцены въ катакомбахъ и потомъ у Дец³я завершаются этой мыслью, какъ торжественнымъ финаломъ. Самыя ясныя черты христ³анства поэтъ воплотилъ въ своей Лидѣ, кающейся, преданной, неусыпной, благотворящей, всепрощающей, всепримиряющей. Но какого-нибудь главнаго лица, то есть преимущественнаго представителя христ³анства, между христ³анами нѣтъ; здѣсь всѣ равны, и послѣдн³е бываютъ первыми; если Марцеллъ и представляетъ какъ будто зачатокъ папы, ²овъ - зачатокъ отца церкви, то они все-же выдаются изъ другихъ скорѣе внѣшнимъ образомъ.
Въ римскомъ м³рѣ точно такъ-же схвачены поэтомъ различные типы и настроен³я. Галлуссъ и Гиппархъ - образчики римскаго космополитизма, Фаб³й и Энн³й - консерваторы, Харидемъ и Циникъ - философы; больше же всего на сценѣ представителей не идей, а распутства. Эта толпа точно такъ-же оканчиваетъ свои рѣчи достойнымъ ея финаломъ: по позволен³ю Дец³я она восторженно бросается грабить его сокровища. Но картина римскаго м³ра имѣетъ ясный центръ. Среди разлагающагося общества возвышается человѣкъ, еще сохранивш³й всю силу этой убывающей жизни. Лицо Дец³я, въ такомъ яркомъ освѣщен³и стоящее на первомъ планѣ, совмѣщаетъ въ себѣ черты, которыя на первый взглядъ могутъ показаться разнородными и даже противорѣчащими. Онъ горяч³й патр³отъ, чтитель Катона, и вмѣстѣ - приверженецъ цезаризма; онъ поклонникъ Эллады, вольнодумецъ въ религ³и, и вмѣстѣ - защитникъ рабства и вѣры въ вѣчный Римъ; онъ эпикуреецъ по образу жизни и стоикъ по дѣйств³ямъ и передъ лицомъ смерти. Не смотря на то, нельзя не чувствовать жизненности, проникающей собою образъ Дец³я. Чувствуется, что онъ дитя своего времени, отдающееся его сильнѣйшимъ течен³ямъ; но ясно видна и та нить, которая связываетъ всѣ его стремлен³я и по которой онъ является намъ истиннымъ представителемъ всей древности. Это - гордость, безграничная человѣческая гордость, обоготворен³е человѣка. По гордости онъ увлекается тѣми различными симпат³ями, которымъ преданъ, и по гордости не можетъ понять христ³анъ, отвергаетъ свое спасен³е. Сила, съ которою поэтъ выражаетъ эту гордость, едва-ли не превосходитъ всѣ друг³я частности поэмы. И вотъ главный пунктъ всей трагед³и. Когда явилась религ³я, которая требовала не обоготворен³я, а обожествлен³я человѣка, то есть не возведен³я земной жизни въ идеалъ и предметь поклонен³я, а напротивъ отрицан³я этой жизни, создан³я въ себѣ новаго, божественнаго человѣка, тогда противорѣч³е было неминуемо. Поэтъ очень вѣрно заставилъ умирающаго Дец³я говорить, что, останься онъ живъ, онъ жестоко гналъ бы христ³анъ. Не только Дец³й, а и человѣколюбивый Маркъ Аврел³й, этотъ образцовый стоикъ, былъ неумолимымъ вдовцомъ христ³анства. Христ³анское смирен³е, раскаян³е, совершенное отрицан³е того политическаго устройства, которое для язычника было чѣмъ-то священнымъ, тѣхъ душевныхъ качествъ, въ которыхъ язычникъ полагалъ все человѣческое достоинство,- вотъ что дѣлало христ³анъ непонятными и ненавистными для римлянъ. Самое геройство мучениковъ казалось ихъ гонителямъ только безсмысленнымъ упорствомъ. Такъ вѣрно, что для этой новой жизни надобно возродиться свыше, что, хотя для такого возрожден³я, какъ говоритъ Лида,
Мгновенья одного довольно;
Увидя свѣтъ, ужъ никому
Назадъ не хочется во тьму,
но, такъ или иначе, необходимо истинное обновлен³е, истинное прозрѣн³е.
Эти замѣчан³я о внутреннемъ смыслѣ поэмы можно бы значительно умножить и расширить; если мы ограничились только общими чертами, то отчасти потому, что можно положиться на самую поэму (она будетъ сама за оебя говорить), отчасти потому, что подробный разборъ былъ-бы слшикомъ обширенъ, а взявшись за него, нужно бы было уже довести его до полноты, чего мы отъ себя не надѣемся. Приведемъ, въ видѣ примѣра, два-три образчика, какъ изображается духъ и настроен³е лицъ поэмы. Вотъ говоритъ поклонникъ цезаризма:
Единство въ м³рѣ водворилось;
Центръ - кесарь; отъ него прошли
Лучи во всѣ концы земли,
И гдѣ прошли, тамъ появилась
Торговля, тога, циркъ и судъ,
И вѣковѣчныя бѣгутъ
Въ пустыняхъ римск³я доро³и.
Можно ли яснѣе, короче выразить сознан³е римскаго единства и его благотворности? Послѣдн³е два стиха, по живописи, по образному воплощен³ю мысли, удивительны.
А вотъ похвальба уличнаго философа, циника:
Ужъ дальше моего нейдетъ
Умъ человѣческ³й; по малу
Свой циклъ свершилъ, пришелъ къ началу,
И больше некуда впередъ.
Здѣсь съ чудесной простотою и рѣзкост³ю выражено довольно обыкновенное притязан³е философовъ, которое очень характерно въ устахъ циника, одного изъ представителей дѣйствительной роковой остановки древней философ³и.
Но всего ярче и поразительнѣе выражен³е безбож³я и гордости Дец³я.
Какъ? Изъ того, что той порой,
Когда стих³и межъ собой
Боролись въ бурномъ безпорядкѣ,
Земля, межъ чудищъ и звѣрей,
Межъ грифовъ и химеръ крылатыхъ,
Изъ нѣдръ извергла и людей,
Свирѣпыхъ, дикихъ и косматыхъ,-
Мнѣ изъ того въ нихъ братьевъ чтить?...
Да первый тотъ, кто возложить
На нихъ ярмо возмогъ, тотъ разомъ
Сталъ выше всѣхъ, какъ власть, какъ разумъ!
Кто-жъ суевѣрья ихъ презрѣлъ
И мыслью смѣлою къ чертогамъ
Боговъ ихъ жалкихъ возлетѣлъ,
Тотъ самъ для нихъ уже сталъ богомъ!..
Древн³й натурализмъ дѣлается здѣсь опорою презрѣн³я къ людамъ, какъ это бываетъ и съ новѣйшимъ натурализмомъ.
Если бы мы по порядку перебрали такимъ образомъ всѣ лица и все, что типично, или значительно въ ихъ рѣчахъ, то намъ пришлось бы переписать всю поэму и снабдить большими замѣчан³ями каждую ея страницу: такъ много вложено въ это произведен³е, такъ много чертъ, или возсозданныхъ изъ внимательнаго изучен³я эпохи, или угаданныхъ по прозрѣн³ю въ душу человѣка.
Отъ содержан³я перейдемъ наконецъ къ формамъ, къ достоинствамъ техники, слога, языка. Эти предметы несравненно легче для разсмотрѣн³я и опредѣлен³я, и мы тѣмъ охотнѣе на нихъ остановимся, что можемъ быть яснѣе въ своихъ указан³яхъ.
Общ³я достоинства изложен³я, ясность, точность, образность составляютъ для нашего поэта давнишн³я художественныя привычки, отъ которыхъ онъ никогда не отступаетъ. Чтобы видѣть, въ какой высочайшей мѣрѣ онъ мастеръ своего дѣла, укажемъ на его образность. Вотъ картина:
...- Да гдѣ же ты скрывалась?
Въ послѣдн³й разъ передо мной
Ты по ристалищу промчалась
На колесницъ золотой,
Сама конями управляла
И оглянулась на меня!
Весельемъ, розами с³яла,
Мнѣ въ даръ улыбку уроня!
А вотъ другая картина:
Теренц³й.
Гляди, какъ смотритъ: голова
Назадъ закинута, рѣсницы
Что стрѣлы, молньеносный взглядъ,
А профиль?
Преторъ.
Голова Медеи!
И косы вкругъ чела лежатъ,
Что перевивш³яся змѣи!
Эти фигуры кажется видишь глазами, а между тѣмъ выражен³я такъ просты и кратки!
Такое же полное мастерство обнаруживаетъ авторъ въ передачѣ душевныхъ движен³й посредствомъ соотвѣтственнаго течен³я рѣчи. Гдѣ нужно, стихъ его звученъ и могучъ невыразимо:
Рабы, Марцеллъ! Да гдѣ мы, гдѣ мы?
Для нихъ вѣдь камни эти нѣмы,
Что намъ позоръ, имъ не позоръ,
Они предъ этими мужами
Не заливалися слезами,
Съ стыдомъ не потупляли взоръ!
Но тамъ, въ катакомбахъ, среди этихъ сценъ, вызывающихъ слезы на глаза читателя, слышатся и рѣчи мягк³я, какъ воркованье:
Ужъ ты-то очень мнѣ мила!
И скажешь-то такъ все понятно,
И рѣчь-то тихая твоя...
Ахъ ты мой ландышъ ароматный,
Ф³алка нѣжная моя!
Когда Миртиллъ объявляетъ содержан³е указа, онъ невольно впадаетъ въ канцелярск³й тонъ:
Предписано; по городамъ
И здѣсь, чтобъ завтра же явились
Всѣ къ квесторамъ и поклонились
Статуѣ кесаря, его
Признавши тутъ же божество,
Какъ признается всей вселенной.
А воспротивятся - пойдутъ
Одни для травли въ циркъ, друг³е
Рубашки взденутъ смоляныя, и пр.
Такимъ образомъ, по ходу дѣйств³я измѣняется и характеръ рѣчи. Всѣ разговоры не только представляютъ необыкновенную живость и естественность, но каждый говорящ³й выдерживаетъ свой тонъ и свой слогъ. Положительно, у каждаго дѣйствующаго лица - свой слогъ. И не вздумайте слишкомъ низко цѣнить то обил³е художественнаго чувства, которое сказалось въ этомъ случаѣ. Есть очень важныя произведен³я, въ которыхъ такое разнообраз³е далеко не соблюдено. Такъ въ Горѣ отъ ума, всѣ дѣйствующ³я лица, за исключен³емъ развѣ Скалозуба, говорятъ почти однимъ слогомъ. Попробуемъ указать характеръ рѣчи у лицъ Двухъ м³ровъ. Старики, Фаб³й, Публ³й, Энн³й говорятъ коротко, просто, съ нѣкоторымъ старческимъ пренебрежен³емъ къ красотѣ рѣчи; но и тутъ есть оттѣнки: Энн³й торжественнѣе, Фаб³й ворчливѣе. Миртиллъ и Харидемъ говорятъ плавно, съ пошлой изысканност³ю, обнаруживающею ихъ лицемѣр³е. Лида и Дец³й говорятъ съ безукоризненнымъ изяществомъ и полной гибкостью выражен³й. Галлусь и Гиппархъ - краснорѣчивы; Циникъ - вульгаренъ; Дакъ и Гетъ - просты; Дидима - поетъ...
Это маленькая фигура слѣпой Дидимы - прелестна. Это зачатокъ тѣхъ слѣпцовъ нищихъ, которые поютъ, сидя возлѣ церквей. Очевидно Дидима не просто говоритъ, а, погруженная въ вѣчную темноту, слагаетъ свою рѣчь въ стихи и потомъ однообразно повторяетъ ихъ на распѣвъ....
Наконецъ, есть цѣлый рядъ маленькихъ вставокъ, которыя по тому и складу рѣчи составляютъ истинные перлы поэмы и блестятъ какъ дорог³е камни на золотой ризѣ. Мы разумѣемъ тѣ стихотворен³я или отрывки изъ стихотворен³й, которыя среди разговора припоминаются и читаются дѣйствущими лицами. Вотъ главнѣйш³е:
Ловите, ловите
Часы наслажденья!
- - - - - - - -
Опротивѣютъ ужъ яства....
- - - - - - - -
Мирта Киприды мнѣ дай....
- - - - - - - -
Передъ жрицей Аполлона....
- - - - - - - -
Съ зеленѣющихъ полей....
- - - - - - - -
Дельф³йск³й богъ! И онъ позналъ....
Тутъ, сразу берется тонъ удивительной звучности и притомъ такой, что кажется это дѣйствительно упругая латинская рѣчь, а не русск³й языкъ. Не говоримъ объ античномъ духѣ, который, напримѣръ, въ стихотворен³яхъ: "Передъ жрицей Аполлона" и "Съ зеленѣющихъ полей" схваченъ такъ поразительно.
Мастерство майковскаго стиха давно извѣстно всѣмъ знающимъ толкъ въ этомъ дѣлѣ. Фактура стиха изрѣдка напоминаетъ тяжелую звучность Державина. Напр.
Лишь съ дня, когда онъ въ рабство впалъ,
Для м³ра рабъ хоть нѣчто сталъ.
Съ Державинымъ вообще нашъ поэтъ представляетъ нѣкоторыя любопытныя черты сходства и въ духѣ и въ выражен³и, о чемъ, къ сожалѣн³ю, невозможно кратко говорить. Если взять всѣ формы этого стиха, то едва-ли найдется поэтъ болѣе разнообразный, болѣе способный брать всевозможные тоны сгихотворной гаммы. Отъ чудеснаго пѣн³я, отъ напряженной музыкальности, стихъ его по мѣрѣ надобности спускается до простѣйшихъ звуковъ, до прозы, наконецъ вовсе прерывается. Множество неоконченныхъ стиховъ очевидно вовсе не смущали поэта, какъ они смущаютъ неопытныхъ читателей. Неоконченный стихъ чего требуетъ? Паузы, остановки, и эти паузы нужны были поэту. Когда принято восторженное рѣшен³е идти на мучен³я, раздаются отрывочныя восклицан³я:
Слѣпой старикъ.
Его узрѣть во славѣ!....
Павзан³й
Сложить съ души всѣ тяготы
У ногъ Его!.....
Главкъ
...... Исчезнуть въ созерцаньи
Неизрекомой красоты!..
Пауза, какъ извѣстно, усиливаетъ впечатлѣн³е звука, за нею слѣдующаго; такъ и здѣсь нарастаетъ сила слѣдующихъ одного за другимъ восклицан³й.
Вообще, подчиняясь требован³ямъ драматизма, авторъ дѣлаетъ крутые переходы въ тонѣ и фактурѣ стиха; это - большое мастерство, хотя оно можетъ показаться недостаткомъ людямъ, полагающимъ, что стихи должны всегда представлять гладкое и однообразное пѣн³е. Тонъ разговора иногда выражается въ построен³и стиха съ изумительнымъ искусствомъ. Напр. Велик³й жрецъ въ жару спора кричитъ:
.......Пьютъ,
Свершая жертвоприношенье,
Кровь человѣческую!
Этихъ стиховъ невозможно произнести иначе, какъ дѣлая сильныя ударен³я на слова пьютъ и кровь; ударен³я вѣдь бываютъ тѣмъ выше, чѣмъ больше предшествуетъ имъ и слѣдуетъ за ними слоговъ безъ ударен³я. И выходитъ настоящ³й крикъ; въ семнадцати слогахъ тутъ можно налечь только на два слога, и какъ разъ на односложныя слова и на самыя важныя.
Еще примѣръ. Дец³й, въ порывѣ злобы, говоритъ Лидѣ:
...Лида! я бъ васъ гналъ,
Когда бы жилъ еще... терзалъ
Звѣрьми бъ... живого бъ не оставилъ!
Эта рѣчь очевидно произносится въ три пр³ема нарастая отъ перваго ко второму и отъ втораго къ третьему. (Мы поставили точки на мѣстѣ паузъ и подчеркнули слова, на которыя должно падать главное ударен³е). Сила выходитъ чрезвычайная.
Мы долго бы не кончили нашихъ похвалъ и толкован³й, еслибы вздумали перебрать всѣ частности этого мастерства. Майковск³й стихъ, такъ-же какъ и майковск³й языкъ должны служить образцами, на которыхъ можно изучать строен³е дѣйствительной стихотворной рѣчи, умѣнье употреблять слова и обороты въ ихъ точномъ смыслѣ и въ соотвѣтств³и съ предметомъ. Этотъ языкъ сверхъ того, отличается стремлен³емъ къ сжатости къ употреблен³ю самыхъ живыхъ и короткихъ оборотовъ рѣчи. Не говоримъ уже о томъ, что онъ безупреченъ по чистотѣ и правильности. Мы замѣтили лишь двѣ неисправности, которыя и укажемъ, какъ истинную находку, и не безъ страха ошибиться.
Окромѣ двухъ, тѣ всѣ сироты -
Тутъ простонародное окромѣ, кажется, некстати. Правда, у Державина есть:
Окромѣ Бога одного -
но Державинъ не во всѣхъ отношен³яхъ образецъ въ языкѣ.
Вторая неисправность
....... Наше тѣло
Есть кесаря....
Это значитъ: принадлежитъ кесарю. Латинизмъ едва-ли допустимый.
Замѣтки о стихосложен³и, объ языкѣ всегда должны казаться мелочными, когда дѣло идетъ о поэтическомъ произведен³и,- почти недостойными предмета. Но онѣ неизбѣжны и важны, и первый съ этимъ согласится всяк³й настоящ³й поэтъ, для котораго слово и звукъ всегда сердечно дороги. Вспомните Пушкина:
Сѣверные звуки
Ласкаютъ мой привычный слухъ;
Ихъ любитъ мой славянск³й духъ,
Ихъ музыкой сердечны муки
Усыплены......
Что здѣсь звуки сказано въ прямомъ смыслѣ звуковъ, ясно изъ продолжен³я:
Но дорожитъ
Одними ль звуками п³итъ?
Кромѣ того, замѣчан³я объ языкѣ, о техникѣ стиха имѣютъ гораздо большую степень обязательности, чѣмъ всяк³я друг³я. Конечно есть даръ языка и даръ стиха; но мы имѣемъ право желать труда и тщательности въ употреблен³и этихъ даровъ. Можно требовать отъ писателей правильности и хорошей обработки стиха и языка; тогда какъ свѣтлыя мысли, высок³я чувства и вдохновен³я въ концѣ концовъ зависятъ не отъ нашихъ усил³й и требован³й, а отъ Бога.
Кончаемъ свои замѣчан³я, далеко не исчерпавши предмета. Мы старались, однако, указать на главное,- на положительную сторону произведен³я, и хотимъ удовольствоваться посильною мѣрою похвалъ, не задаваясь вопросомъ о недостаткахъ. Указывать несовершенства только повидимому легко, и, на всякомъ случаѣ, большой промахъ сдѣлалъ-бы тотъ, кто приступилъ-бы къ анализу несовершенствъ, не понявъ сперва внутренней силы и сущности предмета.
Въ заключен³е повторимъ, что для вопроса о прем³и нашъ разборъ едва-ли нуженъ: достоинства "Двухъ м³ровъ" - слишкомъ велики и очевидны; это - самое крупное произведен³е нашего поэта, въ которомъ сосредоточились всѣ лучи майковской поэз³и; но оно и вообще до такой степени крупно, что обыкновенныя сравнен³я и измѣрен³я дяя него даже излишни и неумѣстны.
5 сент.