Тургенев Александр Иванович - М. Гиллельсон. А. И. Тургенев и его литературное наследство

bsp;  На всех стихиях человек -

  

  

   Тиран, предатель или узник". {*}

  {* А. А. Фомин. Новые материалы для биографии Пушкина. Пушкин и его современники, вып. VI, СПб., 1908, стр. 47.}

  Видимо, неслучайно в тяжелые преддуэльные дни разыскал Пушкин в своих бумагах трагическое восьмистишие о судьбе декабриста Н. И. Тургенева: пессимистический афоризм, завершающий это стихотворение, с особой силой звучал в душе поэта, отвечал его душевному состоянию в то время.

  21 января А. И. Тургенев беседовал с Пушкиным о Шатобриане и Гете, об успехах современной промышленности, которые безусловно отразятся на будущем России, "о пароходе, коего дым проест глаза нашей татарщине", - пишет А. И. Тургенев: из текста дневника, к сожалению, нельзя заключить, кому принадлежит это смелое образное выражение, Пушкину или А. И. Тургеневу.

  23 января А. И. Тургенев заносит в дневник: "Кончил переписку Веймарского дня, прибавил письмо 15 англичан к Гете и ответ его в стихах, и после обеда отдал и прочел бумагу Вяземскому, а до обеда зашли ко мне Пушкин и Плетнев и читали ее и хвалили". Под названием "Отрывок из записной книжки путешественника" описание посещения А. И. Тургеневым Веймара было напечатано вскоре после смерти Пушкина в "Современнике" (т. V). Вспоминая о похвале Пушкина этой корреспонденции, А. И. Тургенев писал 31 января 1837 года брату в Париж: "Никто не льстил так моему самолюбию; для себя, а не для других постараюсь вспомнить слова, кои он мне говаривал, и все, что он сказал мне о некоторых письмах моих, кои уже были переписаны для печати в 5-й книжке Журнала его". {Там же, стр. 59.} Узнав, что Вяземский и Жуковский будут издавать в 1837 году "Современник" в пользу семейства Пушкина, А. И. Тургенев писал в том же письме к брату: "Я даю все мои письма, кои хотел напечатать Пушкин в нем". {Там же, стр. 61.}

  26 января 1837 года А. И. Тургенев еще читал Пушкину выписки из своих парижских исторических бумаг, а 27 января поэт был смертельно ранен на дуэли. Вместе с ближайшими друзьями поэта А. И. Тургенев провел многие часы на квартире Пушкина. 28 января он записал: "...опять к Пушкину, простился с ним. Он пожал мне два раза, взглянул и махнул тихо рукою".

  Печальные события, связанные с гибелью Пушкина, подробно рассказаны А. И. Тургеневым в его письмах к друзьям. {Там же, стр. 46-116.} Повествуя о народном горе, о многочисленных проявлениях симпатии простого народа к погибшему поэту, А. И. Тургенев с горечью пишет 1 февраля А. И. Нефедьевой: "Одна так называемая знать наша или высшая аристократия не отдала последней почести Гению Русскому: она толкует, следуя моде, о народности и пр., а почти никто из высших чинов двора, из генерал-адъют<антов> и пр. не пришел ко гробу П<ушкина>. Но она, болтая по-французски, по своей русской безграмотности, и не в праве печалиться о такой потере, которой оценить не могут". {Там же, стр. 66.} Гневные, обличительные строки А. И. Тургенева невольно вызывают в памяти стихотворение Лермонтова "Смерть поэта". Найдя в стихах Лермонтова на смерть Пушкина отражение собственных чувств, А. И. Тургенев называл их прекрасными и списки с них отсылал в Москву и в Париж.

  После смерти Пушкина А. И. Тургенев по приказанию Николая I сопровождал прах поэта в Святогорский монастырь. "Я сказал, что не приму ни казенных прогонов etc, ни от семейства. Недаром же любил меня Пушкин, особливо в последние дни его", - писал он А. И. Нефедьевой. {Там же, стр. 70.}

  

  

  

  

   X

  В конце июня 1837 года А. И. Тургенев выехал из России в очередное заграничное путешествие. Трагическая гибель Пушкина отозвалась на всю Европу, и в дневнике А. И. Тургенева мелькают упоминания о его разговорах на эту тему с самыми разнообразными собеседниками. Так, 18 (6) июля 1837 года, находясь в Бабельсберге, под Берлином, он записывает свою беседу с принцессой Августой: "Потом расспросила об истории Пушкина и Экерна, коего знает. Я сказал, что знал и что думал... Уселись к чаю, меня представили придворным дамам и кавалерам. Посадили подле принца; опять и он о Пушкине; я дал ему понятие о его правилах и мнениях. О поступке с ним государя" {ИРЛИ, ф. 309,  316, л. 119 об.}.

  Находясь во Франкфурте-на-Майне, А. И. Тургенев 1 сентября 1837 года отмечает свой разговор с русским посланником П. Я. Убри о Пушкине и встречу с Гоголем, с которым он дважды в этот день беседовал о Пушкине: несомненно, что от А. И. Тургенева Гоголь узнал многие неизвестные ему подробности гибели Пушкина. {Здесь и в последующем изложении приведены наиболее существенные факты и сведения из моей публикации "Н. В. Гоголь в дневниках А. И. Тургенева" (Русская литература. 1963,  2, стр. 138-143).}

  К концу сентября 1837 года А. И. Тургенев заканчивает свое путешествие по Германии и 28 сентября приезжает в Париж, где живет, за исключением недолгих поездок в Англию и Германию, до конца мая 1839 года. Окунувшись с головой в круговорот парижской жизни, возобновляя старые знакомства и заводя новые, А. И. Тургенев неотступно думает о России, внимательно следит за выходом новых номеров "Современника", в которых, как он полагал, должно было печататься продолжение его "Хроники". Но, вопреки его ожиданиям, во второй половине 1837 года "Хроника" в "Современнике" не появляется, и А. И. Тургенев с досадою пишет в дневнике 21 ноября: "Золотарев занес ко мне II часть Соврем<енника>, читаю его. Моих писем не поместили и ни слова ко мне". {ИРЛИ. ф. 309,  318, л. 8.} Возобновление печатания "Хроники" в 1838 году, после девятимесячного перерыва, явилось полной неожиданностью для А. И. Тургенева - 1 мая 1839 года он писал издателям "Современника": "На сих днях получил я письмо ваше от 4 ноября прошедшего года, а вчера другое от 28 декабря 1838 (9 января 1839), с четырьмя н<умерами> Современника. Признаюсь вам: я очень досадовал на ваше упорное молчание, хотя, не писав к вам лично, не имел полного права ни на письма ваши, ни на Современника. Теперь благодарю вас за все, но не перестаю сожалеть, что в свое время не получил писем ваших. С отсутствием Вяземского из России мне не к кому было описывать всего, "что слышу, вижу за горами", и есть ли бы не крохоборство мое, есть ли бы я не продолжал обогащать котомки моей важными историческими материалами, особливо до царствования Екатерины II, Павла I относящимися, то последнее пребывание в Германии, особливо по берегам Мозеля, памятниками римской и германской древности усеянными, - все это пропало для минутной забавы читателей вашего журнала! Я только во Франкфурте узнал о новой "Хронике русского", во 2-м томе напечатанной, и только вчера сам прочел ее, прочел - "и сердцем сокрушился!" - и на вас подосадовал!.. нет никакой расстановки в письмах и в былях и в небылицах, мною сообщаемых: меня бросает парижская суматоха из салона в камеру, из академии в театр, от Шатобриана к Ансело, и все это, без малейшей расстановки, остается в утомительном рассказе. Религия перемешана с литературой, политика выпущена совершенно, хотя в комеражах или в отчетах моих только факты или взгляды на общее движение умов в Европе, и особливо в подвижной и животрепещущей Франции. Я пишу свободно, не стесняемый никакими уважениями, даже не перечитываю быстро написанного, все в надежде, что друг-корреспондент не выдаст меня, в кабинетном шлафроке, в публику, что он успеет оболванить меня и не выпустит меня в свет неряхой...

  "Я подписался на полные сочинения Пушкина, но не получил их. Где экз<емпляр> мой? И не имею ли я право на него? Мне очень досадно, что я здесь не получил его, ибо мог бы обнародовать о полном издании его сочинений, и дополнить статью Фарнгагена, в берлинских Jahrbucher напечатанную, и переделанную графом Циркуром на франц<узский> для одного из здешних revue. Теперь, прочитав ваш биографический отрывок, я предложу Циркуру пополнить статью его о Пушкине. Я был глубоко тронут словами бедного отца: "да узнает Россия, что она Тургеневу обязана любимым своим поэтом!". Благодарю вас, что вы осмелились упомянуть об имени друга Жуковских, Батюшковых, Баратынских, Мерзляковых, Карамзиных, Дмитриевых: меня переживет моя дружба к ним; но я, казалось, уже пережил эту дружбу, хотя в ней и в воспоминаниях о ней и о времени, когда цвела она, нахожу услаждение и утешение в настоящем забвении всего прошедшего". {Там же,  2549.}

  Этот отрывок из письма А. И. Тургенева, кончающийся проникновенной элегией в прозе, ярко характеризует отношение его автора к печатанию "Хроники русского" в плетневском "Современнике", к изданию сочинений Пушкина и к появлению в печати биографических материалов о поэте.

  Хотя А. И. Тургенев сетовал на то, что письма печатались в первозданном виде, остается лишь быть благодарным его редакторам, не засушившим и не исковеркавшим его корреспонденции - именно в полной непосредственности, в свободном повествовании, не стесненном "никакими уважениями" особое очарование "Хроники русского". Богатая интеллектуальная жизнь Франции так и брыжжет со страниц его писем. Он спешит сообщить о наиболее примечательных лекциях* о выходе в свет новых книг, об аукционе редких автографов, относящихся к русской истории, о своих увлекательных беседах с политическими деятелями, писателями, учеными. Достойный представитель русской образованности, А. И. Тургенев обращает внимание на некоторую односторонность своих французских друзей и знакомых; он удивляется неосведомленности Ламартина в английской литературе, обращает внимание Вильмена на неизвестные ему немецкие источники по истории папства. А. Н. Пыпин с полным основанием писал по этому поводу об А. И. Тургеневе: "...для нашего путешественника были одинаково поучительны и Германия, и Франция, и Англия, но он не один раз замечает их литературное разъединение... в то время международная связь европейских литератур была гораздо слабее, чем теперь, когда она уже стала весьма значительна, и Тургенев мог делать весьма образованным, даже ученым французам и англичанам такие указания о немецкой литературе, которые были для них и полезны, и совершенно новы". {А. Н. Пыпин. Русский путешественник в двадцатых годах. Вестник Европы, 1872,  8, стр. 731-732.} Как мы видим, А. И. Тургенев был не только "культурным атташе" передовой России на Западе, не только способствовал знакомству западноевропейских деятелей культуры с Россией и ее литературой, а русских - с достижениями общественной и литературной мысли европейских стран, но благодаря своим многосторонним знаниям и исключительно подвижному уму он принимал непосредственное участие во взаимном ознакомлении французских, английских и немецких ученых с плодами их образованности.

  Во второй половине 1839 года А. И. Тургенев снова живет в России. К этому времени относится его знакомство с Лермонтовым и встречи с Гоголем. У Карамзиных и Валуевых А. И. Тургенев присутствует при чтении Гоголем глав из "Мертвых душ". Впервые он ознакомился с отрывками из этого произведения еще в Париже в октябре 1838 года, когда автор читал ему, одному из первых, свой новый труд, и тогда же А. И. Тургенев записал в дневник: "Гоголь был у меня и читал отрывки из романа своего "Мертвые души". Верная, живая картина России, нашего чиновного, дворянского быта, нашей государственной> и частной, помещичьей нравственности. Покупает мертвых - для обмана ими правительства, для залога несуществующих крестьян в ломбард, и потом земли, правитель<ство>м для населения продаваемые, - характеры, язык, вся жизнь помещиков, чиновников: все тут; и смешно и больно!".

  В феврале-мае 1840 года А. И. Тургенев неоднократно встречался с Гоголем в Москве у Киреевских, Свербеевых, Чаадаева, М. Ф. Орлова. Прослушав 21 февраля в салоне Киреевских повесть Гоголя "Рим", А. И. Тургенев записывает: "...я бы не с этой стороны желал видеть и следить римлян и Рим. Конечно, и в этом много истины, но всеми ли истинами должно заниматься эстетическое чувство?". Высказывание А. И. Тургенева о "Риме" ("Аннунциата") совпало с позднейшей оценкой этого произведения Белинским. А. И. Тургеневу, как и Белинскому, была чужда идейная атмосфера этой повести: противопоставление величия древности суетному духу XIX века, явная неприязнь к европейской цивилизации. Но несогласие с Гоголем еще не приводит А. И. Тургенева к спору с ним по основным общественным вопросам. Их разномыслие, вызванное усилением консервативных тенденций в мировоззрении Гоголя, проявляется позднее, в начале 1845 года, при их встрече в Париже.

  9 мая 1840 года А. И. Тургенев присутствовал на именинном обеде Гоголя в саду у М. П. Погодина. Среди гостей находился Лермонтов, с которым А. И. Тургенев беседовал о его дуэли с Эрнестом де Барантом. Дневниковые записи А. И. Тургенева о его встречах с Лермонтовым в 1839-1840 годах были введены в научный оборот Э. Г. Герштейн. {Э. Г. Герштейн. 1) Дуэль Лермонтова с Барантом. Литературное наследство, т. 45-46, М., 1948, стр. 399, 419-420; 2) Лермонтов и семейство Мартыновых. Там же, стр. 694.} Однако чтение дневников за октябрь-декабрь 1839 года показывает, что ряд записей в ее работах не учтен. {Эти записи из дневника А. И. Тургенева публикуются в кн.: В. А. Мануйлов. Летопись жизни и творчества М. Ю. Лермонтова. Изд. "Наука", М.-Л., 1964.} Как выясняется, А. И. Тургенев виделся с Лермонтовым в сентябре-декабре 1839 года не менее одиннадцати раз, причем он встречал поэта не только у Карамзиных и Валуевых, но и в более интимной обстановке - 22 декабря 1839 года он посетил М. А. Щербатову, в которую в то время Лермонтов был влюблен, и видел там поэта. Дневниковые записи А. И. Тургенева и письмо Лермонтова к нему позволяют утверждать, что между ними, несмотря на большую разницу лет, существовали дружеские отношения. Как указано ранее, А. И. Тургенев высоко оценил стихи Лермонтова на смерть Пушкина - это и определило дальнейшее сближение между ним и Лермонтовым. К сожалению, до нас не дошло отзывов А. И. Тургенева о других произведениях Лермонтова.

  Постоянные приезды в Россию позволяли А. И. Тургеневу быть в курсе всех литературных событий и давали ему возможность поддерживать знакомство с обширным кругом русских писателей. Дальнейшее изучение "русских" дневников А. И. Тургенева поможет восстановить многие эпизоды литературной жизни тех лет.

  

  

  

  

   XI

  В июле-сентябре 1840 года А. И. Тургенев путешествует по немецким землям. Приехав в Берлин 19 (7) июля, он в тот же день "познакомился с проф. Вердером, учеником Гегеля и наставником Ивана Тургенева". {ИРЛИ, ф. 309,  319, л. 57.} И. С. Тургенев был не первым русским учеником Вердера: еще с конца 1837 года Н. В. Станкевич слушал лекции и брал частные уроки логики у Вердера; эти занятия способствовали установлению дружеских отношений между молодым немецким профессором и его юным русским учеником. {Подробнее об этом см.: Переписка Н. В. Станкевича. 1830-1840. Москва, 1914; П. В. Анненков. Н. В. Станкевич. Переписка его и биография. М., 1857, стр. 176-177.}

  А. И. Тургенев усердно посещает лекции в берлинском университете; логику, метафизику и историю новой философии он слушает у Вердера. 20 июля Вердер читал лекцию о философии Фихте - присутствовавший на ней А. И. Тургенев записывает: "Говорил ясно, живо, но материя темна для меня. Тут видел и <И. С.> Тургенева". {ИРЛИ, ф. 309,  319, л. 57.} В тот же день А. И. Тургенев встретился с Вердером, "с коим проговорил почти весь вечер о Фихте, Шелинге, Канте, Гегеле и коротко познакомился... Вердер мне очень полюбился, хвалил <И. С.> Тургенева". {Там же, л. 57 об.} Воспитанник философов XVIII столетия, А. И. Тургенев, как он сам откровенно признавался, плохо понимал умозрительные построения последних немецких идеалистических теорий. И тем не менее он старался вникнуть в суть новейшей философии, старался не отстать от умственных запросов молодого поколения. Отсутствие умственного консерватизма, постоянное желание быть в курсе последних достижений наук и литературы - самая разительная черта в духовном облике А. И. Тургенева. Именно это счастливое свойство его натуры, поразительно восприимчивой ко всему новому, позволило ему без предрассудков и без предубеждений относиться к исканиям и достижениям во всех областях человеческих знаний.

  Первую половину августа 1840 года А. И. Тургенев проводит в Веймаре, Галле и Иене, о чем он поведал читателям в "Хронике русского в Германии". Продолжая путешествие по германским землям, он посещает Кисинген, Швейнфурт, Ганау, Франкфурт-на-Майне, Кастель, Бонн, Кельн. В Дюссельдорфе он встретился с Жуковским, который познакомил его со своей невестой. 22 сентября А. И. Тургенев выезжает на пароходе в Роттердам, а оттуда в Гаагу. В начале октября 1840 года он возвращается в Париж.

  Неоднократные посещения Германии нашли свое отражение как в дневниках, так и в "Хронике русского". Обозревая отзывы А. И. Тургенева о немецкой культуре, в первую очередь необходимо остановиться на веймарской теме в его литературном наследии. Уже в 1827 году в "Письмах из Дрездена", опубликованных в "Московском телеграфе", А. И. Тургенев писал о жарких спорах вокруг творчества и личности Гете и, опровергая нападки на него, ясно заявлял: "Я не умаляю и не возвышаю Гете, а ставлю его на его место в Германии, в применении к месту занимаемому Шекспиром в Англии и Вольтером во Франции". После смерти Гете А. И. Тургенев стал ревностным сторонником культа Гете в России. Его "Отрывок из записной книжки путешественника" - восторженный дифирамб в честь Гете. С. Дурылин дал точную характеристику этого "Отрывка": "Ал<ександр> Ив<анович> сказал очень прочувствованное "bene" о Веймаре, о его писателях и властителях. Оно имело бы цену только как доброе излияние чувств доброго "карамзиниста", если бы в нем Тургеневу не удалось сделать большего: во-первых, сохранить для нас несколько веймарских преданий, не лишенных цены для биографа Гете, во-вторых, передать ту атмосферу первых лет после смерти Гете, в которой складывался уже тогда веймарский "культ Гете", и, в-третьих, сделать более трудное: Тургенев так описывает дом и комнаты Гете, что в них чувствуется присутствие самого их хозяина. Невидимый, но живой образ Гете вызывается самым описанием мелочей его домашней обстановки. Это немалое мастерство и немаловажная заслуга писателя. Для русского же читателя 30-х годов это была отличная рекомендация живого Гете как европейского деятеля, связанного и с русской культурой". {Литературное наследство, т. 4-6, М., 1932, стр. 316-317.}

  "Хроника русского в Германии" продолжала веймарскую тему корреспонденции А. И. Тургенева. Как и в других "Хрониках", текст А. И. Тургенева подвергался редакционно-цензурным изменениям и безжалостным сокращениям, что, понятно, возмущало автора. 2 марта 1841 года А. И. Тургенев писал по этому поводу Е. А. Свербеевой: "Всего досаднее, что то, что всего любопытнее для читателей, не признано достойным к напечатанию: напр. письмо французской директории к Шиллеру, письмо Виланда о первом свидании с Гете". {РА, 1896, кн. I, стр. 205.} А. И. Тургенев в то же время безусловно понимал, что письмо революционного Конвента, которое извещало Шиллера о присвоении ему, как другу свободы и человечества, звания "почетного гражданина Французской республики", было немыслимо опубликовать при цензурных условиях николаевского режима. И все-таки, несмотря на цензурные препоны, в "Хронике русского в Германии" А. И. Тургенев сообщает о лекциях немецкого историка Лео, описавшего "во всей подробности" события французской революции 1789 года, приводит некоторые факты, имевшие отношение к убийству Зандом Коцебу. Современного читателя не должна смущать подобная непоследовательность царской цензуры, которая по своей тупости порой пропускала "крамольные" высказывания и в то же время запрещала значительно более невинные сообщения.

  С октября 1840 года по начало июня 1842 года А. И. Тургенев живет в Париже. С неуемной энергией он продолжает посещать литературные салоны, театры, лекции; его постоянные собеседники - Шатобриан, Гизо, Ройе-Коллар и многие другие французские литераторы, историки, политические деятели. Он превосходно осведомлен о всех событиях, совершающихся во Франции. Когда А. И. Тургенев сказал в салоне мадам Рекамье, что он удивлен, насколько Барант, бывший несколько лет послом в Петербурге, хорошо знает Россию, то сейчас же услышал ответ любезной хозяйки: "Но ведь и вы, господин Тургенев, знаете Францию лучше нас". И можно думать, что это был не банальный комплимент в устах мадам Рекамье: своими словами она выразила признательность французской интеллигенции А. И. Тургеневу за его неизменный интерес ко всем областям французской культуры.

  Полуторагодовое пребывание А. И. Тургенева в Париже скупо отражено в печатной "Хронике русского": лишь две его небольшие корреспонденции были опубликованы в "Современнике".

  В середине 1842 года А. И. Тургенев возвращается в Россию и живет в Москве с августа 1842 года по июнь 1843 года (не считая кратковременной поездки в Петербург в середине апреля 1843 года). Он приехал в Москву в то время, когда там шли ожесточенные споры между западниками и славянофилами. Выход в свет первого тома "Мертвых душ" в середине 1842 года особенно накалил страсти. 29 июля 1842 года Герцен записал в своем дневнике: "Толки о "Мертвых душах". Славянофилы и антиславянисты разделились на партии. Славянофилы  1 говорят, что это апотеоза Руси, Илиада наша, и хвалят, след., другие бесятся, говорят, что тут анафема Руси, и за то ругают. Обратно тоже раздвоились антиславянисты. Велико достоинство художественного произведения, когда оно может ускользать от всякого одностороннего взгляда. Видеть апотеозу смешно, видеть одну анафему несправедливо". {А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. II, 1954, стр. 220.} Как видно из письма К. С. Аксакова к Ю. Ф. Самарину от конца мая 1842 года, из антиславянистов на "Мертвые души" горячо нападал П. Я. Чаадаев. {Литературное наследство, т. 58, М., 1952, стр. 624.} В то же время антиславянист А. И. Тургенев энергично защищал поэму Гоголя, считая ее одним из наиболее веских аргументов, доказывающих неосновательность идеализации русского быта славянофилами. Упоминая в своем дневнике о споре в салоне Свербеевых по поводу первого тома "Мертвых душ", А. И. Тургенев пишет 25 декабря 1842 года: "Спор за славян и за Россию в прошедшем. Против Аксакова - за Мертвые души и проч.". Антагонист А. И. Тургенева в споре о коренных русских началах и об оценке "Мертвых душ", видимо, К. С. Аксаков, страстный полемист славянофильского лагеря. А. И. Тургеневу была близка и понятна антикрепостническая направленность "Мертвых душ": ведь всю свою сознательную жизнь он был непримиримым противником крепостного права. Передовая общественная позиция А. И. Тургенева обусловила высокую оценку им поэмы Гоголя.

  Московский дневник А. И. Тургенева за январь-март 1843 года повествует о многих событиях литературной и общественной жизни Москвы, о непрекращающихся баталиях между славянофилами и западниками, о постановке в театре "Женитьбы" и "Игроков" Гоголя, о чтении С. Т. Аксаковым произведений Гоголя. Восторженно отозвавшись о "Шинели" и о "Театральном разъезде", А. И. Тургенев отрицательно отнесся к "Женитьбе": ее язык оказался чужд его художественному сознанию, воспитанному на лучших образцах школы Карамзина.

  С сентября 1843 года до 10 мая 1845 года А. И. Тургенев снова живет в Париже, выезжая лишь летом 1844 года лечиться на воды в Германию. К январю-февралю 1845 года относится несколько записей о парижских встречах А. И. Тургенева с Гоголем. В то время Гоголь уже находился под сильным влиянием своих друзей из реакционного лагеря: в Париже Гоголь жил в доме графа А. П. Толстого, который во многом способствовал усилению мистического настроения писателя. Естественно, что между Гоголем и А. И. Тургеневым возникали резкие споры. Как видно из записи от 30 января 1845 года, Гоголь отказался высказать А. И. Тургеневу свое мнение и об А. П. Толстом, и о М. А. Бакунине, который в то время напечатал в органе французской радикальной партии "La Reforme" нашумевшую статью против крепостного права и деспотического режима Николая I. Не желая обнаружить собственную точку зрения на основные общественно-политические проблемы, Гоголь не высказывался ни о демократических воззрениях М. А. Бакунина, ни о реакционных взглядах А. П. Толстого. Однако в обстановке резких идеологических схваток между представителями различных общественных течений писатель не мог сохранить до конца позицию беспристрастного наблюдателя: несмотря на его молчание, А. И. Тургенев чувствовал, что Гоголь находится под сильным и губительным влиянием А. П. Толстого. Разойдясь с Белинским и другими передовыми деятелями той эпохи, Гоголь невольно очутился в противоположном стане: "На чьем возу сидит, ту и песенку поет", - с непривычной для себя резкостью записывает А. И. Тургенев.

  Попытка Гоголя занять промежуточную позицию отразилась в записи А. И. Тургенева от 5 февраля 1845 года, в которой речь идет о пасквильном стихотворении Н. М. Языкова "К не нашим". Эти доносные стихи Н. М. Языкова, направленные против московских западников, вызвали бешенство А. И. Тургенева. В резкой оценке стихотворения "К не нашим" А. И. Тургенев полностью сошелся с Герценом: как известно, этот стихотворный пасквиль послужил поводом для окончательного разрыва отношений между Герценом и славянофилами.

  В свою очередь, Гоголь крайне неодобрительно отозвался об А. И. Тургеневе в письме к Н. М. Языкову от 12 февраля 1845 года. Взаимные враждебные отзывы Гоголя об А. И. Тургеневе и последнего о Гоголе указывают на существование в это время значительных идейных расхождений между ними. Подобно точному сейсмографу, дневник А. И. Тургенева отразил колебания в общественном сознании Гоголя. Как известно, первым трагическим результатом идейного кризиса Гоголя явилось сожжение им в середине 1845 года первоначальной редакции второго тома "Мертвых душ".

  Парижский дневник А. И. Тургенева за 1845 год любопытен не только приведенными нами записями о встречах с Гоголем; мы узнаем, что на квартире братьев Тургеневых бывали М. А. Бакунин, Н. А. Мельгунов, Н. М. Сатин, немецкий поэт Георг Гервег, итальянский революционер Теренцио Мамиани делла Ровере. Декабристский ореол Н. И. Тургенева и свободомыслие А. И. Тургенева привлекали к ним русскую передовую молодежь, прогрессивных деятелей европейских стран.

  К 1845 году относятся последние публикации "Хроники русского"; они появились в "Москвитянине" в то время, когда этот журнал возглавляли не М. П. Погодин и другие представители официальной народности, а славянофилы; редактором журнала в это время был И. В. Киреевский, отличавшийся широтой взглядов и терпимостью к воззрениям своих идейных противников. Поэтому расхождение во взглядах между ним и А. И. Тургеневым не помешало ему печатать в "Москвитянине" парижские корреспонденции А. И. Тургенева. Отход И. В. Киреевского от редактирования "Москвитянина" и переход его обратно в руки М. П. Погодина и его друзей немедленно привел к прекращению сотрудничества А. И. Тургенева в журнале. 17 августа 1845 года он записал в своем дневнике: "Читал журналы, присланные Булгаковым и свои письма в 4 . В 5 и 6 уже нет, ибо издатель Погодин". {ИРЛИ, ф. 309,  300, л. 45 об.}

  В рецензии ""Москвитянин" и вселенная", написанной А. И. Герценом по поводу первой книжки "Москвитянина" за 1845 год, Герцен одобрительно отозвался о "Хронике русского в Париже", назвав ее интересной. {Там же, стр. 242.} А. И. Герцен был лично знаком с А. И. Тургеневым. В дневнике Герцена за 1842 год дана блестящая характеристика А. И. Тургенева: "18 <ноября>. А. И. Тургенев - милый болтун; весело видеть, как он, несмотря на седую голову и лета, горячо интересуется всем человеческим, сколько жизни и деятельности! А потом приятно слушать его всесветные рассказы, знакомства со всеми знаменитостями Европы. Тургенев - европейская кумушка, человек au courant <в курсе> всех сплетней разных земель и стран, и все рассказывает, и все описывает, острит, хохочет, пишет письма, ездит спать на вечера и faire l'aimable <любезничать> везде". {А. И. Герцен. Собр. соч. в тридцати томах, т. II, 1954, стр. 138-139.}

  В свою очередь, заинтересованность А. И. Тургенева публицистической деятельностью Герцена явствует из наличия в архиве братьев Тургеневых писарской копии статьи Герцена "Публичные чтения г. Грановского (Письмо второе)". {ИРЛИ, ф. 309,  1345. - Эта статья Герцена была разыскана и недавно впервые опубликована И. Г. Птушкиной по авторизованной копии, хранящейся среди бумаг Д. Н. Свербеева (см. "Новый мир", 1962,  3, стр. 231-238). Список этой статьи из архива братьев Тургеневых совпадает с опубликованным текстом, за исключением двух последних фраз, которые в нем отсутствуют.} Статья Герцена должна была привлечь особое внимание А. И. Тургенева, так как в ней дана оценка ряда западноевропейских историков, труды которых внимательно читал А. И. Тургенев, а также потому, что в ней содержится скрытая полемика со славянофильской доктриной, против которой А. И. Тургенев выступал с начала сороковых годов.

  Многое сближало А. И. Тургенева с Герценом: отрицание самодержавия и крепостничества, сочувственное отношение к декабристам, неприятие славянофильских идей, понимание роли западноевропейских общественных движений и просвещения для развития России, сознание большой значимости для будущего человечества социалистических теорий. Отвечая на записку одного своего знакомого (скорее всего, под инициалами NN скрыто имя М. А. Бакунина) о том, "что творят здесь <т. е. в Париже> так называемые социалисты и коммунисты, и какое действие производят в разных слоях здешнего общества, возбуждаемые ими силы или элементы", А. И. Тургенев писал в "Хронике русского": "Действие сие выражается более в книгах и в журналах, кои сосредоточивают их отголоски, нежели в самом обществе: да и как в него проникнуть? - вообще я весьма мало важности или существенного влияния на настоящее общество приписываю сим социальным или коммунистским проявлениям, не отказывая впрочем социализму в будущем влиянии на европейский общественный быт; но кто это угадать или хотя отчасти определить может? - Социализм будет изменять общество и изменяться сам, смотря не по состоянию тех сословий, из коих он возникать будет, а по государствам, в коих сии сословия находятся: иначе в Германии, иначе в Англии, иначе здесь. Меры или приемы правительств с проявлениями социализма тоже много могут изменить самые направления оного". Остается лишь удивляться, как А. И. Тургенев, начавший свою сознательную жизнь на рубеже XVIII и XIX веков, смог отрешиться от признания извечности классового общества, как он сумел признать историческую правоту социалистического идеала, как он верно предугадал разнообразный характер будущего воплощения этого идеала.

  Насколько было возможным в подцензурной печати, А. И. Тургенев в "Хронике русского" обращал внимание своих соотечественников на теории французских утопических социалистов, советовал читать труд Л. Штейна "Социализм и коммунизм в нынешней Франции", в котором, как он сообщал читателям "Москвитянина", изложена история сен-симонизма, фурьеризма и коммунизма до 1842 года.

  Весной 1845 года А. И. Тургенев в последний раз покинул Париж. В мае он посетил Жуковского во Франкфурте-на-Майне и несколько раз виделся там с Гоголем. Приняв курс лечения на водах, А. И. Тургенев выехал на родину. С конца августа 1845 года он живет в Москве, посещает друзей и знакомых, перебирает свой богатейший архив, мечтает написать воспоминания... но смерть уже подстерегала неутомимого странствователя: простудившись во время раздачи денег каторжникам на Воробьевых горах, А. И. Тургенев занемог и вскоре, 3 декабря 1845 года, умер в своей скромной квартире в Москве.

  По справедливому мнению А. А. Сабурова, "жизнь Ал. И. Тургенева за границей при всей ее внешней рассеянности и беспорядочности была очень плодотворна. Все двадцать лет своих скитаний он выполнял постоянно две задачи первостепенной важности и значения. Прежде всего он был хроникером - русским литературным корреспондентом за границей, постоянно осведомлявшим литературные круги о европейских событиях и о европейской жизни, и при цензурных условиях николаевского времени служил для России настоящим "окном в Европу"... У Ал. И. Тургенева есть еще одна заслуга, оцененная значительно менее, чем его заграничные корреспонденции. Он - один из основоположников русского исторического источниковедения... Александр Тургенев поставил перед собой задачу собирания памятников русской истории в заграничных архивах и составил огромную коллекцию копий с найденных им за границей подлинников". {А. А. Сабуров. Александр Тургенев. В кн.: Письма Александра Тургенева к Булгаковым. Соцэкгиз, М., 1939, стр. 19-21.}

  После смерти А. И. Тургенева его бумаги были опечатаны московскими властями. По личному распоряжению Николая I часть документов (дела по истории раскольников; бумаги, относящиеся к управлению корпуса графа Воронцова во время пребывания во Франции; переписка Александра I с английским королем Георгом III и некоторые другие) была отправлена в Петербург, в III Отделение - судьба их до сего времени остается неизвестной {Подробнее об этом см.: А. А. Дунин. "Секретные" бумаги А. И. Тургенева. Наша старина, 1914,  7, стр. 666-671.}.

  

  

  

  

   XII

  Полвека русской и западноевропейской жизни, бурные десятилетия, ознаменованные наполеоновскими войнами и общественными потрясениями, прошли перед глазами А. И. Тургенева; в молодости он слушал прения масонов, в последние годы - споры западников и славянофилов. Его имя неразрывно связано с "золотым веком" русской литературы: он был верным другом Карамзина, Жуковского, Пушкина, Вяземского, почитателем таланта Гоголя. Русский до мозга костей, А. И. Тургенев был в то же время деятельным участником умственной жизни Западной Европы. "Хроника русского", его письма к друзьям, его ценнейшие дневники талантливо отразили русскую и западноевропейскую литературную и общественную жизнь второй четверти XIX века.

  За годы писательской деятельности А. И. Тургенева русская литература претерпела существенные изменения; неизмеримо расширились ее границы; умерли старые жанры, ведшие свою родословную от поэтики классицизма, и народились новые, связанные с художественной системой реализма; некоторые из них, имевшие ранее второстепенное значение, постепенно выдвинулись на передний план и стали играть более заметную роль в литературном процессе - к таким жанрам, в первую очередь, относятся дневники, автобиография, мемуары. "Былое и думы" Герцена и многие другие произведения автобиографического жанра, появившиеся во второй половине XIX века, свидетельствуют о широком распространении и расцвете мемуарной литературы. Но классические образцы никогда не возникают на пустом месте; вначале идет кропотливое и чаще всего малозаметное возделывание почвы. Появление ряда блестящих автобиографических произведений во второй половине XIX столетия стало возможным благодаря огромному труду русских литераторов предшествующих поколений; вложенному ими в писание дневников, писем, воспоминаний. В истории этих жанров заметное место должно быть по праву отведено литературному наследию А. И. Тургенева.

  В дневниках, автобиографиях, воспоминаниях отразился общий процесс расширения сферы литературы. В мемуарном жанре этот процесс имел в основном двоякий характер: с одной стороны, проникновение в недра человеческой психологии вызвало к жизни ряд автобиографических произведений, в которых в первую очередь подвергались аналитическому рассмотрению и художественному воссозданию чувства, поступки самого писателя. "Исповедь" Жан Жака Руссо, "Детство, отрочество и юность" Льва Толстого - наиболее выдающиеся памятники этой отрасли мемуарной литературы. С другой стороны, в область художественного вовлекалось все многообразие внешнего мира, возникало понимание обусловленности человеческих поступков окружающим бытом, "мелочи" жизни становились предметом пристального изучения и творческого восприятия. В мемуарном жанре эта тенденция развития особенно ярко проявилась в дневнике Пушкина, в "Старой записной книжке" Вяземского, в дневниках и письмах-корреспонденциях А. И. Тургенева. {Помимо указанных двух основных разновидностей мемуарной литературы, появлялись произведения, в которых в различных пропорциях сочетался психологический анализ и быт. Так, например, "Записки" Ф. Ф. Вигеля ближе к литературным медальонам, к галерее портретов. На грани воспоминаний и романа находится "Семейная хроника" С. Т. Аксакова (об этом см.: С. Машинский. С. Т. Аксаков. Жизнь и творчество. Гослитиздат, М., 1961, стр. 378).} Во всех этих произведениях личная жизнь автора и его переживания почти полностью оттеснены в подтекст. Образ автора возникает не путем психологического раскрытия его чувств и мыслей, а совершенно иным образом - из сопоставления круга явлений, занесенных в дневник и, следовательно, привлекших его внимание; общественный и литературный кругозор писателя, его заинтересованность теми, а не иными событиями современности, направленность его исторических интересов, словом, целый комплекс сложных ассоциаций позволяет читателю нарисовать умственный портрет автора. Особое значение в этих произведениях приобретает интонация, которая во многих случаях заменяет авторскую оценку. Порой отношение писателя к тому или иному явлению может быть обнаружено лишь в общем контексте дневника или письма: предшествующие и последующие записи являются взаимным фоном, на котором с большей рельефностью выступает их значение и смысл. Беспорядочная на первый взгляд композиция писем-корреспонденций А. И. Тургенева имела глубокую внутреннюю логику, являясь как бы разновидностью "эзопова языка". При чтении "Хроники русского" явно чувствуется, что из колоссального потока заграничных впечатлений автор отбирает для своих корреспонденции наиболее примечательное, то, что могло дать наилучшее представление о тенденциях общественного развития, о достижениях научной и философской мысли, о событиях в области литературы и других изящных искусств.

  Отбор целенаправленной информации осуществлялся А. И. Тургеневым постоянно, в ежедневных дневниковых записях, являющихся как бы конспективной черновой заготовкой будущих писем. И вполне естественно, что его дневники и письма-корреспонденции воспринимаются как различные Стороны единого творческого процесса, дополняющие друг друга: "Между письмом и дневником решительной грани у него не было. Письмо свое он рассматривал как живой элемент в непрерывном потоке корреспонденции, мыслившихся им как связное целое и подлежащих в дальнейшем какой-то обработке. Письмо было страницей из дневника, отправленной к другу. Эти страницы должны были нередко обойти целый ряд друзей, живших иной раз в разных городах, и затем остановиться в месте постоянного хранения. Постоянная тургеневская фраза "По прочтении отправь к сестрице" имеет именно это значение". {А. А. Сабуров. Александр Тургенев, стр. 10.} Письма-корреспонденции А. И. Тургенева - это автобиографическая эпопея 20-40-х годов XIX столетия, лишь отдельные страницы и главы которой смогли появиться в журналах; во всем своем объеме рукописная "Хроника русского" - отрасль потаенной литературы того времени, своеобразное "Былое и думы" пушкинской эпохи.

  Письма-корреспонденции А. И. Тургенева по своей стилистике и композиции принадлежат к жанру дружеского письма начала XIX века. Точная характеристика этого жанра сделана Н. Л. Степановым: "Дружеское письмо редко бывает построено на однообразном материале - обычнее всего в нем мозаика, пестрота разных тем, пластов материала и стиля. Их "беспорядок", неожиданное сталкивание мотивированы "разговорностью", случайностью болтовни... Но, несмотря на "пестроту" тем и подчеркнутую их случайность, в дружеском письме можно заметить более или менее устойчивые пласты материала, которые уже, в свою очередь, постоянно перетасовываются по принципу "мозаичности". Благодаря "перетасовке" домашнего материала с литературным (литературными новостями, критикой, стихами), весь материал "олитературивается", мелочи писательского быта сплетаются с литературными суждениями о писателях, бытовой анекдот, каламбур - тесно связаны с разбором стихов, и в результате получается письмо, как бы рассчитанное на широкого читателя, где мелочи быта создают впечатление "писательской личности"". {Н. Степанов. Дружеская переписка 20-х годов. В кн.: Русская проза. Сборник под ред. Б. М. Эйхенбаума и Ю. Н. Тынянова. "Academia", Л., 1926, стр. 85. Об эпистолярном жанре пушкинского времени см.: Л. Гроссман. Культура писем в эпоху Пушкина. В кн.: Письма женщин к Пушкину. Ред. Л. Гроссмана. М., 1928, "Современные проблемы", стр. 7-23; Г. Винокур. Культура языка. М., "Федерация", 1929; М. П. Алексеев. Письма И. С. Тургенева. В кн.: И. С. Тургенев, Полн. собр. соч. и писем в 28 томах, т. 1. Изд. АН СССР, М.-Л., 1961, стр. 15-144.} Используя стилистические и композиционные принципы дружеского письма, А. И. Тургенев в своих корреспонденциях существенно трансформирует границы этого жанра. Во-первых, он сужает личный элемент писем за счет политических и литературных новостей, исторических экскурсов и других материалов познавательного характера; во-вторых, личный элемент писем приобретает общественную значимость, так как, сообщая о себе, А. И. Тургенев в первую очередь описывает свои исторические разыскания в архивах и на аукционах, свои встречи и беседы с государственными деятелями, учеными, писателями; интимная жизнь автора полностью исключена из писем-корреспонденций. Подобная последовательная трансформация жанра дружеского письма, усиление общественной проблематики в его "мозаике" превратили письма А. И. Тургенева в хронику современной жизни. Пушкин, который исключительно чутко воспринимал жанровые отличия, сразу же заметил эту особенность корреспонденции А. И. Тургенева и метко окрестил их "Хроникой русского".

  Связанные генетически с жанром дружеского письма, корреспонденции А. И. Тургенева примыкают в то же время к жанру путешествий, путевого очерка. Этот жанр широко разрабатывался русскими писателями в последние десятилетия XVIII века и в XIX веке. По своему характеру и материалу "Хроника русского" продолжает линию "Писем русского путешественника": подобно Карамзину, А. И. Тургенев сообщает огромное количество сведений о быте, культуре, искусстве и людях Западной Европы. Правда, в отличие от "Писем русского путешественника", в "Хронике русского" субъективное начало полностью оттеснено на задний план.

  Если у эпигонов Карамзина (В. Измайлова, П. Шаликова, М. Невзорова) жанр путешествий заметно оскудел и приобрел черты литературного штампа, то А. И. Тургенев развил плодотворное начало, которое было заложено в "Письмах русского путешественника". Продолжая традицию Карамзина, сделав свою "Хронику" зеркалом общественных движений, волновавших Западную Европу, А. И. Тургенев по своей публицистической настроенности сблизился с писателями декабристской ориентации ("Письма русского офицера" Ф. Н. Глинки, "Поездка в Ревель" А. А. Бестужева, заграничные письма В. К. Кюхельбекера), отразившими освободительные веяния эпохи. Его корреспонденции являются связующим звеном между литературой путешествий писателей декабристского лагеря и последующими образцами этого жанра (например, "Письма из Франции и Италии" Герцена). {О литературе путешествий см.: Т. Роболи. Литература путешествий. Русская проза..., стр. 42-73; В. Базанов. Очерки декабристской литературы. Публицистика. Проза. Критика. Гослитиздат, М., 1953; Г. П. Макогоненко. Денис Фонвизин. Гослитиздат, М.-Л., 1961, стр. 214-237.}

  Созданная после разгрома декабристского движения и до формирования революционно-демократической идеологии, "Хроника русского" талантливо и своеобразно отразила умственные интересы и общественные искания писателей пушкинского круга.

  

  

  

   СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

  ГПБ - Рукописный отдел Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).

  ЖМНП - Журнал Министерства народного просвещения.

  ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом).

  ЛН - Литературное наследство.

  ОА - Остафьевский архив.

  РА - Русский архив.