ска, заранее сознаюсь в этом на тот случай, если вы мне когда-нибудь предъявите его как доказательство, что я мало пишу. Это - приветствие, слышите, просто маленькое приветствие.
Сегодня вечером в Куртавнеле я примусь за настоящее письмо, на большом листе бумаги. А теперь - тысячу раз да благословит вас бог; нежно жму ваши руки.- Liebes, theuerstes Wesen. Jede Minute denke ich an Sie, an das Vergniigen, an die Zukunft. Schreiben Sie mir ob auf kleinen Stucken Papier in den Briefen.- Sie wissen was. Tausend Griisse dem lieben Besten... {Милое, самое дорогое существо. Каждое мгновение думаю о вас, о наслаждении, о будущем. Пишите мне хотя бы на маленьких клочках бумаги.- Вы знаете что. Тысяча приветов дорогому...
(нем.).} Привет всем и этому оригиналу Вивье, если вы его видите. Sie sind das Beste, was es auf der Erde gibt {Вы - лучшее, что есть на земле
(нем.).}. Я радуюсь уже сейчас, что получу письмо... Viele 2 Monate sind eine lange Zeit... {Целых 2 месяца - это очень долгий срок...
(нем.).}
С французского:
Четверг утром, 12 июля 49.
Итак, я в Куртавнеле, под вашим кровом! Мы прибыли сюда вчера вечером, при чудной погоде. Небо было удивительно ясно.
Листья на деревьях отливали одновременно металлическим и маслянистым блеском, люцерна казалась завитой под косыми красными лучами солнца. Стая ласточек кружила над розейскою церковью; они поминутно садились на перекладины креста, старательно повертываясь белою грудкой к свету.
Я ждал письма и посматривал вдоль улицы, не несет ли его мне почтальон. Но прибыли одни газеты.
Куртавнель показался мне довольно сонным; дорожки во дворе поросли травой; воздух в комнатах сильно охрип (уверяю вас) и в дурном настроении; мы его разбудили. Я распахнул окна, постучал по стенам, как, я видел, однажды делали вы; я успокоил Кирасира, который по привычке бросался на нас с яростью гиены, и, когда мы сели за стол, дом уже снова принял свой благожелательный и радушный вид. Сегодня утром парк весел, как обычно, и тростник в овраге колышется столь же приятно, как всегда, не подозревая, что скоро он будет безжалостно вырван и пепел его развеян по ветру.
N. В. Посыльный уже получил распоряжения относительно лодки. Итак, я снопа в Куртавнеле и уже послезавтра останусь здесь совсем один с Вероникой. Уж не жениться ли мне на ней, в вознаграждение за ее услуги, принимая во внимание, что всякая иная монета в настоящее время для меня только химера!
Я хочу работать, уверяю вас, что хочу работать. Сегодня мы отправляемся с г-ном Сичесом удить линей в Мезонфлер. Мы сядем в тени знакомого вам дуба и, само собою разумеется, будем много думать о вас. Что вы делаете в эту минуту? По всей вероятности, готовитесь к тому, чтобы петь. Я ожидаю, мы ожидаем письма сегодня; мы все жаждем узнать что-нибудь определенное о "Пророке". Кстати, да благословит вас бог тысячу раз. Но скажите, не восхищаетесь ли вы прекрасным большим листом бумаги, который я взял, чтобы вам писать? А? Писали ли вы когда-нибудь мне на подобной бумаге? Не знаю, что со мной, я выгляжу хвастуном1... а в сущности я маленький мальчик; поджал хвост и сижу себе смирнехонько, как собачонка, которая чувствует, что над ней смеются, и глядит куда-то в сторону, прищурив глаза как бы от солнца. Или, вернее, я немного грустен и немного задумчив, но это пустяки. Я все-таки очень доволен тем, что нахожусь в Куртавнеле, обои цвета зеленой ивы в моей комнате радуют мой взор, и я конечно очень доволен. Но за письмо снова примусь позднее.
Мы возвращаемся с рыбной ловли с 50 линями. Мы получили вашу записочку. Это утомление скоро пройдет... Но как? Неужели "Пророка" не будут ставить? Признаюсь, это огорчило бы меня, не из-за денег, которые бы вы потеряли, но из-за того, что это могло бы выглядеть отступлением перед успехом м-ль Зонтаг2... Однако посмотрим. Будьте здоровы, вот главное. Я не расположен писать. Мы собираемся обедать; погода прелестная. До завтра.
Вот что значит откладывать. Почтальон пришел сегодня так рано, что застал меня в постели. Пишу вам несколько слов наскоро. Сообщенные вами сведения далеко не хороши; как бы то ни было, вам сопутствуют мои наилучшие пожелания.- Я буду молить за вас бога - да благословит он вас тысячу раз! Лодка будет здесь послезавтра. Прилагаю при сем бумагу для Виардо. Снова засяду за письмо сегодня вечером, нет, сию же минуту, за огромное письмо; и с какой стати почтальон пришел так рано? Ради бога, берегите ваше драгоценное здоровье! Куртавнель очарователен, мы будем содержать его в самом нарядном виде. Я буду работать, как негр; перевод вы получите
3. iausend Dank fur den lieben Brief und das Blattcheii - aber um Gottes willen seien Sie gesnnd - meine Lippen tiermen sich keinen Augenblick von Ihren Fiissen. Ich bin ganz hm, wio nie... {Тысяча благодарностей за ваше милое письмо и за лепестки - но бога ради - будьте здоровы - мои губы ни на мгновение не отрываются от ваших ног. Я весь там, как никогда...
(нем.)}
До свидания, кланяюсь всем и остаюсь навсегда
совершенно вам преданный И. Т.
С французского:
Добрый день, милостивая государыня und liebe Freundin {и дорогой друг (нем.).}. Погода у нас по-прежнему великолепная, мы все вполне здоровы и много думаем о вас - вот и всё, что есть нового в Куртавнеле. То, что вы нам говорите о "Пророке", заставило нас сильно призадуматься1... Мы обсуждали это между собою с большою серьезностью. Со своей стороны, я уверен, что вас заставят петь его раз двенадцать и что вы не вернетесь так скоро, как говорите: клянусь вам, я желаю этого от всего сердца; вы можете усомниться в этом, но уж поверьте мне. Надо, чтобы вы расшевелили англичан, чтобы они оглушительно аплодировали вам, чтобы они восклицали своим гортанным голосом: She is wonderful; qulte extraordinary.- Oh yes, oh yes! {Она изумительна; совершенно необыкновенна. О да, о да! (англ.).} и т. д. Всё это необходимо, и когда вы вернетесь в Куртавнель после всех ваших триумфов, вы будете вдвойне наслаждаться и чудесной погодой, и чистотой ваших рвов, и лодкой, и пресловутым переводом2... Вот что я называю говорить языком разума.
Я сообщил г-же Сичес о ваших сведениях относительно Леонара. Эта женитьба ее очень волнует, и она окончательно поверит этому лишь когда возвратится в Париж3.
Спасибо за ваше прелестное описание "Линды". Dank auch fur ailes Liebe, was im Briefe steht {Благодарю также за все добрые слова, которые содержатся в письмо (нем.).}. Надо, знаете ли, чтобы вы затмили эту угасающую звезду, эту искусственно поддерживаемую славу; впрочем, я никогда ее не слыхал4.
Вчера, после ужина, произошел весьма бурный политический спор между доном Пабло и его супругой; она нападала на Эспартеро, он же, надо признать, довольно плохо защищал его, всё больше восклицаниями вроде: Que sabes lu и Calla, majadera {Что ты знаешь - Молчи, глупая (исп.).}, чем какими-либо основательными доводами. Но крошка была в ярости. Известно ли вам, что ваш дядюшка - большой балованный ребенок? Они намерены уехать послезавтра, и я останусь один. Как странно, один в Куртавнеле, в этом большом доме. Завтра мы ожидаем Жана.
Все эти дни погода стояла прекрасная, но дул сильный ветер, который временами становился особенно сильным и очень упорным. Волнение, которое он вызывал в листве, весьма шло тополям; они очень гордо сверкали на солнце. Надо вам сказать, что я заметил одну вещь, а именно, что у неподвижного тополя вид весьма школярский и весьма глупый; по-иному бывает лишь вечером, когда на розовом фоне неба листья кажутся почти черными... но в таком случае всё должно быть тихо, только листьям на верхушках деревьев дозволено чуть-чуть шевелиться. Кстати, я забавлялся тем, что разыскивал в окрестностях деревья, которые имели бы собственную физиономию, индивидуальность, и давал им имена; по вашем возвращении я могу их вам показать, если вы этого пожелаете. Primo {Во-первых (лат.).}, каштановое дерево, что во дворе, я прозвал Германом и подыскиваю ему Доротею. В Мезонфлере есть береза, которая очень похожа на Гретхен; один дуб окрещен Гомером, один вяз - милым негодником, другой - испуганной добродетелью, одна ива названа г-жой Вандерборгт5.
Мы ждали, что получим письма сегодня, но их нет. Это заставляет нас предполагать, что, вероятно, начались репетиции и что вы по желаете нам писать, пока не будет чего-нибудь определенного. Здоровье ваше полностью восстановилось, не так ли? Г-н и г-жа Си-чес уезжают лишь завтра. Жан прибыл вчера вместе с Коморном6. Сегодня утром мы все поднялись в половине четвертого, чтобы идти удить. Мы вдвоем поймали 118 рыб, г-н Сичес - 80, я - 38. Мы видели, как солнце вставало из-за леса. Можно не быть добродетельным и находить удовольствие в созерцании восходящего солнца. Было одно прелестное мгновение: мы находились у дуба слева; я поднял глаза, он был освещен снизу, так как солнце было еще очень низко. Это было очень красиво и очень своеобразно и продолжалось всего одно мгновение... Вообще я нахожу, что в освещенных снизу деревьях есть нечто фантастическое и таинственное, что действует на воображение. Вот почему я очень люблю иллюминации в садах. Но довольно, однако, говорить о деревьях.
Лодку привезли! Она но так красива, как я думал, но очень недурна. Только что я два часа упражнялся в гребле! Привыкаю понемногу. Как и при плавании, нужны движения равномерные и не слишком резкие... Мы с г-ном и г-жей Сичес пять раз объехали рвы; потом и катал Султана, которому, по-видимому, не очень понравилось это развлечение. Впрочем, чувствует он себя хорошо, он толст и жирен. Вероника не может его видеть, чтобы не сказать ему, что он вор, ужасный вор, но он делает вид, что не понимает. Я очень люблю наводить ее на эту тему, когда он тут же рядом. По его морде, по той скромной манере, с какой он садится, как он слегка отворачивает голову, как он незаметно повиливает хвостом, хотя к нему и не обращаются, видно, что он отлично знает, о чем идет речь... "вот, милостивый государь,- говорит мне тогда, сильно волнуясь, Вероника, - вот, на вид он - сама невинность, а пес этот вор, ужасный вор, и сколько бы ему это ни говорили, он даже не краснеет (подлинное ее выражение); да уж и хитер же этот пес! куда как хитер!" Тогда я обращаюсь к Султану и повторяю ему речь Вероники, но он и ухом не ведет. "Вы напрасно стараетесь, милостивый государь,- продолжает Вероника, - у этого пса совести нет". Во время моих прогулок я его пускаю в люцерну; третьего дня он схватил куропатку в гнезде - не причинив ей вреда; я отнял ее у него и выпустил на свободу. Здоровье всех прочих животных в доме, - обезьян, птиц, кошки, - превосходно.
А завтра великое истребление камышей! Завтра я остаюсь в одиночестве с Вероникой и Жаном. Жан будет мне помогать в великом деле разрушения. До завтра!
Г-н и г-жа Сичсс уехали сегодня утром в Париж. Но крестовый поход против камышей отложен до завтра по просьбе Жана, у которого сегодня много дел. Я не ожидал писем, поскольку позавчера было воскресенье, а англичане - a stupide people {глупый народ (англ.).}. И вот я один; но скучать не буду, я в этом уверен. Буду много работать, да! очень много. Сегодня, впрочем, я ничего не делал, весь день слонялся... но завтра! - Heute war ich den ganzen Tag wie in einen Zaubertraum versunken - hier - allein. Ailes, ailes, die ganze Vergangenheit. Ailes was geschehen ist kam mir so urrwiderstehlich, so leicht vor die Seele. Ich bin ganz hin. Ich gehore ganz und gar meiner lieben Herrin. Gott segne Sie tausendmal... {Сегодня в течение всего дня я был словно погружен в волшебный сон. Я. был здесь один. Всё, всё, всё прошедшее, всё, что случилось, представилось моей душе столь неодолимым... Я весь... я весь принадлежу, я полностью принадлежу моей дорогой властительнице. Тысячу раз да благословит вас бог (нем.).} Я очень надеюсь получить завтра письмо..
Нет, писем нет... Почему? И английских газет я также не получаю. Я был слишком нищ, уезжая из Парижа, чтобы подписаться на них... Терпение! Следует надеяться, что всё обстоит благополучно. Ах, ужасно быть так далеко...
Почтальон ждет, он опять пришел часом раньше, придется кончить это письмо. Не правда ли, вы хорошо себя чувствуете! Да, я прошу вас об этом. Тысячу приветов Виардо, Мануэлю, всем. С большою нежностью жму вам руки, и да хранит вас небо. Schreiben Sie mir {Пишите мне
(нем.).}. Будьте счастливы и здоровы {
Далее следует зачеркнутая и не поддающаяся прочтению фраза по-немецки.}. Прощайте.
На обороте:
Клифтон Виллаз, Мейде-Вейл, No 27.
С французского:
Четверг, 19 июня {Так в подлиннике.} 49.
Милостивая государыня,
Нет более тростников! Ваши рвы вычищены, и Человечество вздохнуло свободно. Но это далось но без труда. Мы работали, как негры, в течение двух дней - я имею право говорить мы, потому что и мне тоже досталось. Если бы вы меня видели, особенно вчера, выпачканного, вымокшего, но сияющего! Тростник был очень высокий, и его очень трудно было вырывать, тем труднее, чем более он был ломок. Как бы там ни было, но дело сделано! Уже три дня, как я один в Куртавиеле; и что же! клянусь вам, что я не скучаю. По утрам я работаю, и работаю много, прошу вас верить этому, и я представлю вам доказательство. Я гуляю, завтракаю в 9 ч., обедаю в 6, вечером читаю, никогда не ложусь ранее десяти часов. Теперь, когда я вычистил ваши рвы, я думаю о других усовершенствованиях, но они бы обошлись гораздо дороже. Известно ли вам, что, например, я бы сделал на вашем месте? Говорят, что ферма Виконте в плохом состоянии; не получаете вы никакого дохода и от фермы, находящейся по соседству. Итак, вот мой план - я бы снес половину фермы, находящейся возле дома, как здесь показано (на рисунке,- см. с. 302.- Ред.): всё пространство, обозначенное так IIII ABCD; с помощью этих материалов я бы отремонтировал Виконте и привел в порядок другую половину фермы (там устроили бы каретные сараи, конюшню, хорошее жилище для садовника), от А до В я возвел бы стену, а великолепные липы и место, где стояла разрушенная половина фермы, всё это отойдет к парку. Можно было бы устроить чудесный фруктовый сад вплоть до оранжереи, а среди лип - золеную беседку, которая, я в этом уверен, станет лучшим местом в саду... Что вы мне на это скажете и что скажет Виардо? Кстати, между нами будь сказано, ваш новый садовник немного ленив; он едва не дал погибнуть олеандрам, так как не поливал их, да и цветник находился в плохом состоянии; я ему ничего не сказал, но принялся сам поливать цветы и полоть сорную траву. Этот немой, но красноречивый призыв был понят, и вот уже несколько дней, как всё приведено в порядок. Он слишком болтлив и слишком много улыбается; но жена его хорошая бабенка и не лентяйка. Не находите ли вы эту последнюю фразу неслыханною дерзостью в устах такого величайшего лентяя, как я? Вы но забыли белого петушка? Так этот петух - настоящий чёрт. Он дерется со всеми, со мною и особенности; я ому подставляю перчатку, он бросается, вцепляется в нее и дает нести себя, как бульдог. Но я заметил, что каждый раз после битвы он подходит к дверям столовой и кричит как оглашенный, пока ему не дадут есть. То, что я принимал в нем за храбрость, это, может быть, всего только наглость шута, который хорошо знает, что с ним забавляются, и заставляет платить за свой труд. О, иллюзии! вот как вас утрачивают... Г-н де Ламартин, воспойте мне это1.
Эти подробности о птичьем дворе и о деревне вызовут у вас, вероятно, улыбку, у вас, которая готовится петь "Пророка" в Лондоне... Это должно вам показаться очень идиллическим, очень патриархальным... А между тем я воображаю себе, что чтение этих подробностей доставит вам некоторое удовольствие. Какое самомнение!
Итак, вы определенно поете "Пророка", и сами всё делаете, всем управляете... Не утомляйтесь чрезмерно. Во имя неба, я должен знать заранее день первого представления2... В этот вечер в Куртавиеле лягут спать не раньше полуночи. Die besten, heis-zcston, gluhendsten Wurischfe fur das theuerste liebste Wesen... {Мои самые лучшие, теплые, горячие пожелания самому дорогому и любимому существу... (нем.).} Сознаюсь вам, я ожидаю очень, очень, очень большого успеха. - Да хранит вас бог, да благословит он вас и сохранит вам превосходное здоровье. Вот всё, что я у него прошу; остальное - зависит от вас. Итак, г-жа Гризи плоха в "Гугенотах". Ах, я этому очень рад - это сообразуется с моим мнением, которое странным образом поколебала статья Чорли (я его весьма сердечно приветствую). Нет, эта толстуха не в силах превратиться в Валентину3. Нет, тысячу раз - нет! Нет, не дано первой встречной воплотить этот изящный и столь поэтичный образ - но я щажу вашу скромность.
Так как, в конце концов, у меня в Куртавнеле много свободного времени, я пользуюсь им, чтобы делать совершенно невероятные глупости. Уверяю вас, что время от времени это мне необходимо... Без этого предохранительного клапана я рискую в один прекрасный день в самом деле окончательно поглупеть. Например, я сочинил вчера вечером музыку на следующие слова:
Однажды невинная пастушка
Увидела в плодовом саду
Сидящего на зеленом папоротнике
Молодого и стыдливого незнакомца.
Робкая, подобно газели,
Она хотела бежать, когда внезапно
Испуганным взорам красавицы
Явился ужаснейший волк.
При виде его скрежещущих зубов
Пастушка лишилась чувств.
Тогда, чтобы спасти ее, принц
Дал сожрать себя зверю4.
Предложите знаменитому автору романса "Жертва падает и дымится"5, в свою очередь, сочинить на эти слова музыку. Я пришлю свою, и посмотрим, кто одержит верх. Вы будете судьей.
Кстати, прошу у вас прощения за то, что пишу вам подобные нелепости.
Пятница, 20. - 10 ч. вечера.
Добрый вечер, милостивая государыня, что вы сейчас делаете? Я сижу перед круглым столом в большой гостиной... Глубочайшая тишина царит в доме, слышится только шёпот лампы. Я, право, очень хорошо работал сегодня; во время прогулки я был застигнут грозовым дождем. Скажите Виардо, что в этом году много перепелов. Сегодня я разговаривал с Жаном о "Пророке". Он мне говорил очень разумные вещи, между прочим, что "теория есть лучшая практика". Если б это сказать Мюллеру, то он, наверно, откинул бы голову набок и назад, открыв рот и подняв брови. В день моего отъезда из Парижа у этого бедного малого было только два с половиной франка; я ничего не мог ему дать - к несчастью!
Послушайте, хотя мне и не свойствен den politischea Pathos {политический пафос (нем.).}, но меня возмущает одна вещь: это посольство генерала Ламорисьера в главную квартиру императора Николая. Это уж слишком, это слишком, уверяю вас. Бедные венгры!..6 Порядочный человек в конце концов не будет знать, где ему жить: молодые нации еще пребывают в варварском состоянии, как мои дорогие соотечественники, или же, если они встают на ноги и хотят двигаться вперед, их подавляют, как венгров; а старые нации умирают и смердят, так как они прогнили и разлагаются. По этому поводу можно было бы спеть вместе с Роже: "И бог не поразит этих нечестивцев!"7 Но довольно! А потом, кто сказал, что человеку предначертано быть свободным? История нам доказывает обратное. Не из желания быть придворным льстецом Гёте написал свой знаменитый стих:
Der Mensch ist niclit geboren i'rei zu sein {*} 8
{* Человек не рожден быть свободным (нем.).}
- это просто-напросто факт, истина, которую он высказывал в качество точного наблюдателя природы... До завтра.- Это не мешает вам быть восхитительной. Видите ли, если бы там и сям на земле не появлялось таких созданий, как вы,- нас бы тошнило от самих себя. Ich liege zu Ihren Fussen {Я у ваших ног (нем.).}. До завтра.
Здравствуйте, милостивая государыня, и прощайте. Погода скверная. Вот и все новости. Жму очень крепко вам руки, тысяча приветов Виардо и всем остальным. Sind die Nagel gewachsen?.. {Отросли ли ногти?
Далее зачеркнуто несколько слов, не поддающихся прочтению.}
С французского:
Добрый день, милостивая государыня - Guten Morgen, liebstes, theuorstes, bestes Wesen! Gott segne Sie tausend Mal {Доброе утро, самое милое, дорогое, лучшее существо! Тысячу раз да благословит вас бог (нем.).}. Вчера я был на большом празднике в Неси. Это, знаете ли, премилая деревушка, несмотря на ужасающую зеленую лужу возле церкви. Я впервые увидел французский сельский праздник; признаться, это далеко не так красиво и живописно, как в Германии. Там почти всегда можно услышать сносную музыку; немцы почти никогда но фальшивят; а те четыре упившихся молодца (одна труба, один кларнет, о, этот ужасный кларнет! и две скрипки), которые составляли вчера оркестр, так резали ухо, что у вас на глазах выступали крупные холодные слезы, словно вам перепиливали зуб. В Германии танцуют вальс, галоп; а здесь (кажется, это не везде так) тяжело и неуклюже прыгают, нелепо двигая плечами и коленями, или же пытаются подражать канкану. В Германии крестьяне почти всюду еще сохранили национальный костюм, а здесь видишь только сюртуки - да какие! Что за талии до самой шеи! Что за воротники выше головы! Что за шляпы! Что за жилеты и особенно что за пристежные воротнички! Женские платья (женщины тоже одеваются по-городскому) выглядят очень уныло и производят впечатление одновременно старых и новых, новых, потому что их надевают только раз в год; старых, потому что сшиты они давным-давно, да к тому же быть запертым многие годы в большом сундуке - от этого не помолодеешь! Я заметил вчера двух девиц, несколько менее загорелых н гораздо более развязных, чем другие; они нарядились гризетками, но этот костюм был им еще больше не к лицу. Все мужчины были одеты, как горожане, и всё же среди них легко можно было отличить настоящих горожан по брезгливому и снисходительному виду, по деланному добродушию, от которого веяло холодом. Однако эти столь скверно одетые люди танцевали с таким увлечением, лица их были столь оживлены, вечер был так хорош, а дети так восторгались и радовались, что в общем мне всё это показалось прелестным. А кроме того, сколько там было типов, достойных изучения: милые, совсем уже дряхлые старички, которым говорили со смехом: "Ах это вы, папаша такой-то!", а они отвечали только морганьем и блаженной улыбкой; местные тузы - гортанный голос, небольшое брюшко, густые брови и рука на подбородке; буяны, дурачки, шутники, взрослые девушки с серьезным и принужденным видом, даже когда они танцуют, обливаясь потом; растерянно глазеющие батраки; господа, которые побывали в Париже: это было видно и по тому, что они позволяли себе поканканировать, и по неприятной бледности их лиц, по прическе и т. д., и т. д. Не менее тридцати фигур запечатлелось у меня в голове, между прочим одна девочка лет пяти-шести, настоящая маленькая Миньона с печальным и быстрым взглядом, гораздо более Миньона, чем у Шефера1; ярмарочный торговец (у него было что-то вроде ящика с Абд-эль-Кадером внутри; в ящик стреляли, и, когда попадали Абд-эль-Кадеру в сердце, слышался взрыв и он опускался на колени) - этот человек был похож на Дон-Жуана, но разоренного, потрепанного и униженного нищетой; со своей публикой он обращался в высшей степени презрительно; черты его огрубели, но глаза были прекрасны, волосы великолепны, и, когда он начинал улыбаться, лицо его делалось привлекательным. Бывают такие лица, их словно внезапно освещает какое-то сияние; выражение их меняется удивительным образом, ничего хорошего это не означает - эта внезапная перемена, особенно когда она повторяется часто и одним и тем же образом.
В результате вернулся я в Куртавнель около половины десятого, очень довольный тем, как провел день. Я уже был в аллее напротив дома, а до меня еще доносились трам-там-там этого адского оркестра. Вечер был необыкновенно тих и мягок, воздух словно принял молочную ванну (что за смелый образ!), и звуки неслись над полями, как будто им никогда не суждено было замолкнуть. Я хотел уже открыть калитку, как вдруг заметил, что ко мне приближается какое-то живое существо; это была маленькая Манон, которую пустили пастись на свободе. Она позволила мне приласкать себя, и мы вместе вернулись домой.
Wie oft ich den ganzen tag an Sie gedacht habe, kann ich Ihnen nicht sagen; als ich zuriickging, rief ich Ihren Namenso entziickt, ich streckte die Arme mit so viel Selmsucht nach Ihnen ans! Sie haben es gewiss horen und sefaen mussen {Не могу сказать, как часто в течение дня я о вас думал; возвращаясь, я так восторженно выкрикнул ваше имя, с такой тоской протянул к вам руки! Вы, конечно, должны были слышать и видеть это (нем.).}.
Вот уже шесть дней, как я один в Куртавнеле; и что же, признаюсь вам, я не скучаю; много работаю, гуляю, думаю о тысяче разных вещей; жизнь гораздо проще, чем ее устраивают себе люди. Досаждает мне лишь то, что я не получаю писем (и денег) из России2.
Два часа.
Почтальон только что принес мне ваше письмо. Итак, это будет во вторник, завтра... Я боюсь, что вы чересчур утомлены... Впрочем, когда вы получите это письмо, всё ведь решится - твердо верю, что успех будет блестящий3. Ведь вы не забудете прислать мне газеты? Прошу вас. Как глупо,- я же знаю, что теперь это бесполезно, и всё же не могу удержаться, чтобы не крикнуть вам: не переутомляйтесь на репетициях! Я чувствую уже, что начинаю волноваться, и это будет завтра идти всё crescendo {возрастая (итал.).} до полуночи, потому что раньше не лягу. Morgen uni Mitternacht wirdlhr Bild im Saal (das leider nicht ahnlich ist) einen Strauss bekommen {Завтра в полночь вашему портрету в зале (который, к сожалению, непохож) будет поднесен букет (нем.).}. Вы говорите, что хор недурен и что Марио... Но это нелепо, ведь письмо мое придет через два дня после первого представления; ну и дурак vue я! Но ничто не мешает мне сказать вам, что сейчас я молюсь за вас и шлю вам самые лучшие пожелания, и сила их столь огромна, что может вырывать с корнем дубы. Liebe, theuere! Gott sei mit Dir und segne Dich {Милая, дорогая! Бог да будет с тобою и да благословит тебя! (нем.).}. Умоляю вас, лишите мне это первое представление до мельчайших, подробностей (благодарю за реверансы). Как глупо, что стены ничего не могут понять, а то я сообщил бы эту новость всему Куртавнелю. Он должен был бы являться исключением (я говорю о Куртавнеле). Во всяком случае, я поведал се Жану, Веронике и обезьянкам.
Если вас навестит Ледрю-Роллен, напишите мне, какое он на вас произвел впечатление. Он, конечно, не орел, но, думаю, действительно добрый и преданный народу человек4. А Луи Блан,- что он, подавлен? Должен сознаться, я его недолюбливаю. Я еще не читал его новой газеты5.
Итак, вот папа и восстановлен6... Но не будем говорить о политике. Остается только укрыться с головой или... совсем отвернуться.
Triumph! Es liegt das Schlechte,
Und vor dem Rausch der Knechte
Schweigt die Begeisterung {*} 7.
{* Триумф! Зло повержено,
И вдохновение молчит,
Когда ликуют рабы (нем.).}
Кстати, пришлите мне еще, пожалуйста, афишу-либретто "Пророка", знаете, такой в несколько раз сложенный листок бумаги, который находят на креслах в театре.
До завтра. И тысячу раз да благословит вас небо. Was fehll V(.iardot}? Ist ihm vielleiehl unangenehm, dass ich hier wokne? {Что с В<иардо>? Быть может, ему неприятно, что я здесь живу? (нем.).}
Вторник.
Сегодня прескверная погода. Мелкий, частый дождь льет с холодным упрямством старой девы. Барометр падает... по, терпение. Итак, это - сегодня, через девять часов (теперь одиннадцать). Вы уже встали, позавтракали, вы спокойны. Спокойны ли вы? Да, будем спокойны. Этот дождь мешает мне; я рассчитывал провести большую часть дня вне дома. С каким нетерпением я буду ждать почтальона в пятницу! Потому что до пятницы здесь ничего нельзя будет узнать. На этих днях я просмотрел "Консуэло". Очень много прелестных мест, но г-н Альбер несносен так же, как вся нездоровая фантасмагория, которая его окружает8. Г-жа Санд часто портит самых обаятельных своих героинь, делая их болтливыми, рассудительными и педантичными, в том числе и маленькую Фадетту9. Между тем в наше время, когда попирают ногами самые священные права, когда кровь льется потоками, когда несправедливость, грубая сила или лицемерие торжествуют, для людей, не окончательно еще утративших способность чувствовать или не совершенно беспечных от природы, единственным, быть может, прибежищем (если для деятельности время прошло или еще не наступило) остается мистицизм, безмерная и беспредельная вера...
Кажется, Гёргей умер10. Не слышали ли вы чего-нибудь насчет Бакунина11?
Положительно, ich bin zu auigeregt, um Ihnen weiter zu schreiben {я слишком взволнован, чтобы продолжать писать вам (нем.).}. Я буду молиться за вас. Благослови вас господь. Жму вам, руку так сердечно, как только можно... Тысяча приветов Виардо, Мануэлю и tutti quanti {всем остальным (итал.).}.
Сегодня вечером я буду много думать о вас. Прощайте.
Вторник вечером.
Одиннадцать часов... Только что кончился четвертый акт, и вас вызывают; я тоже аплодирую. Браво, браво, и смелее!
Полночь.
Я аплодирую изо всех сил и бросаю букет цветов... Но правда ли, всё было прекрасно? О, когда же настанет пятница!
Да благословит вас бог! Л теперь вы можете отправляться спать. Я тоже пойду спать. Покойной ночи, крепко почивайте на ваших лаврах...
Среда, 25 июля.
Я ничего не написал вам в среду, и сегодня, в субботу, напишу всего два слова, потому что почтальон ждет. Знаете, что я сделал? Я в четверг поехал в Париж и вернулся только вчера, в пятницу вечером. И знаете, зачем я ездил? Во-первых, чтобы... нет, не хочу врать. Единственно для того, чтобы получить возможность прочесть английские газеты. Вам нетрудно себе представить, сколь я был доволен этим чтением. Браво! Браво! Я счастлив, я тысячу раз поздравляю вас, жму вам руки изо всей силы, вновь кричу: браво! - и бросаю шляпу в воздух. По возвращении в Розе я нашел ваше письмо и вырезку из "Times", доставившую мне большое удовольствие. Время от времени я буду ее перечитывать. Итак, злосчастную оперу погубили; я этого немного опасался. Конечно, в "Пророке" вы являетесь "principal feature" {"главным лицом" (англ.).} - в газетных рецензиях это было даже слишком подчеркнуто: для меня ясно, что другие были отчаянно плохи. Впрочем, надо надеяться, что в последующих спектаклях всё обойдется.
Больше ничего я вам сегодня но напишу - на этом листе бумаги, потому что я сейчас же принимаюсь за настоящее письмо, которое отправлю вам завтра. Проклятый почтальон ужо идет обратно. Gott segne Sie tausend Mal... Und ein Blumenblatt? {Тысячу раз да благословит вас бог... А где же лепесток цветка?
(нем. Три последних слова зачеркнуты.-
Примечание в публикации).} Тысяча приветов всем. До завтра. Совершенно вам преданный
P.S. Брррррррррависсимо!
P.S. Вместо других газет пришлите мне бандеролью "Illustrated News". Я прочел "Times", "M<orning> Chronicle", "M<orning> Post", "M<orning> Herald", "Daily News", "Sun", "Standard" и "Globe". Если есть хорошая статья в какой-нибудь другой газете, es ist willkommen {буду рад (нем.).}. Пришлите ее мне.
На первом листе:
госпоже Полине Виардо-Гарсиа,
Клифтон Виллаз, Мейде-Вейл, 27.
Добрый вечер, милостивая государыня, guten Abend, theuerste, liebsto Freundin {добрый вечер, самый дорогой, любимый друг (нем.).}.
Половина одиннадцатого вечера.- Я пишу эти слова с некоторой гордостью. Как видите, мы не с курами ложимся спать. Я только что прогулялся по парку. Ночь прекрасная, звезд невероятное количество. Крупные звезды, которые светятся голубым светом и как будто мигают, красиво окаймляют вершины тополей, между тем как, луна просвечивает сквозь черные ветви. Сейчас вы поете, ибо я полагаю, что "Пророка" будут давать три раза в неделю. Вы увидите, что ваш успех будет только расти и становиться всё более блестящим, как в Париже. Надеюсь, что ваши сотоварищи по сцене теперь держатся лучше1. Возвращаюсь к моим звездам; вы знаете, что нет ничего зауряднее представления, будто они внушают религиозные чувства; по крайней мере, так говорится во всех назидательных книжках. Но уверяю вас, что вовсе не такое действие производят они на того, кто смотрит на них просто, без предвзятой мысли. Тысячи миров, в изобилии разбросанных по самым отдаленным глубинам пространства, суть не что иное, как бесконечное распространение жизни, той жизни, которая находится везде, проникает всюду, заставляет целый мир растений и насекомых без цели и без надобности зарождаться в каждой капле воды. Это произведение непреодолимого, невольного, бессознательного движения, которое не может поступать иначе; это не обдуманное творчество. Но что же такое эта жизнь? Ах! Я ничего об этом не знаю, но знаю, что в данную минуту она всё, она в самом расцвете, в полной силе; не знаю, долго ли это будет продолжаться, но, во всяком случае, в данную минуту это так: она заставляет кровь обращаться в моих жилах без всякого моего участия, и она же заставляет звезды появляться на небе, как прыщи на коже, и это ей стоит не больше, и заслуга ее в этом не более велика. Эта штука - равнодушная, властная, прожорливая, себялюбивая, подавляющая - это жизнь, природа, это бог; называйте ее как хотите, но не поклоняйтесь ей. Прошу понять меня: когда она прекрасна или когда она добра (а это но всегда с нею случается) - поклоняйтесь ей за ее красоту, за доброту, но не поклоняйтесь ей ни за ее величие, ни за ее славу! (Посмотрите об этом в назидательных книжках, о которых я говорил выше.) Ибо, во-1-х, для нее не существует ничего великого или малого; во-2-х, в акте творения заключается не больше славы, чем в падающем камне, в текущей воде, в переваривающем желудке; всё это только и может следовать Закону своего существования, а это и есть Жизнь2.
Уф! да это нечто вроде спекулятивной философии! Не хочу перечитывать моего маранья. Встряхнемся и перейдем к чему-нибудь другому. Однако, думаю, не продолжить ли мне завтра! А пока, да благословит вас бог или да будет к вам
Жизнь благосклонна; но во всяком случае будьте счастливы и здоровы! Moge der Beste Engel uber das liebste, beste, edelste, geliebteste Wesen wachen {Пусть лучший из ангелов охраняет самое дорогое, лучшее, благородное, любимое существо
(нем.).}.
Сегодня была великолепная погода. Я провел почти весь день на воздухе; я катался в лодке по рвам. Кстати! Вы, может быть, удивитесь тому, что я мог съездить в Париж, ввиду состояния моего кошелька; но дело в том, что г-жа Сичес, уезжая, оставила мне 30 фр<анков>, из которых 26 уже ушло. Впрочем, я живу здесь, как в волшебном замке; меня кормят, меня обстирывают; чего еще нужно одинокому человеку? Надеюсь, что этот денежный голод скоро прекратится и что в конце концов там скажут себе: однако! да на что же он существует? Я, право, много работал в эти дня. Я покажу вам листки по вашем возвращении. Я ни минуты не скучаю, положительно я веду весьма приятную жизнь.
Сегодня, однако, моя жизнь несколько менее приятна... Представьте себе, что целый день шел дождь, ни на мгновенье не переставая. Что вы на это скажете? Дождь всё падал, всё падал, прямой и частый, густой, и даже сейчас (теперь 11 часов вечера. Да, сударыня, одиннадцать часов!) я слышу, как желоб изрыгает целые потоки в ров. Но, в вознаграждение, я получил сегодня из Парижа "The Musical World" и "Britannia", где нашел статьи о "Пророке", которыми лакомился с большим наслаждением. Если вы будете посылать мне "The Illustrated" бандеролью, то пришлите также и номер "Athenaeum". (Кстати, тысяча добрых пожеланий Чорли3.)
В "Musical W<orld>" сообщают о 4-ом, 5-ом и 6-ом представлениях "Пророка". Браво, всё идет хорошо. Не слишком утомляйтесь. Я же вам говорил, что это будет настоящий триумф! Надеюсь, что вы поправите и денежные дела, хотя 60 гиней, по правде говоря, как мне кажется, роса roba {небольшие деньги (итал.).}. Что поделаешь! Ангажированы ли Вы на ливерпульский фестиваль? Покойной ночи, иду спать, Der liebe Gott moge viel lieber uber Sie wachen. Die gluhendsten kusse Ihren Handen und Fussen, gluhend und studenlang. Gute Nacht {Да хранит вас господь. Страстно целую ваши руки и ноги, страстно и бесконечно. Доброй ночи (нем.).}.
Опять этот проклятый почтальон вздумал являться в половине девятого утра! Чтоб чёрт его побрал! Тем но менее мне бы хотелось быстро закончить эту страничку. Итак, что же вам сказать? Что дождя нет, что я очень часто думаю о вас, что Куртавнель сейчас выглядит весьма нарядно и весьма чисто, что Жан всюду трет, чистит, моет и метет, что все животные в доме здоровы, в том числе и ваш покорнейший слуга, что я жду завтра письма, что я вам желаю счастья, здоровья и радости, что я молю, бога тысячу раз благословить вас, а вас молю простить мне такое бестолковое письмо, что я дружески кланяюсь Виардо и друзьям и остаюсь навеки
С французского:
Суббота, 4 июля {Так в подлиннике.} 49.
Добрый день, милостивая государыня. Я только сегодня получил письмо, которое вы мне отправили во вторник; не знаю, чем объяснить это опоздание. Вы не сообщаете, идет ли теперь "Пророк" более слаженно, но я полагаю, что это разумеется само собою. Увидите, вы дойдете до пятнадцати представлений1. Ливерпульские предложения (или, вернее, это даже лучше, нежели предложения) превосходны; эти англичане ни в чем себе не отказывают2. Я по-прежнему не получаю ничего из дому; впрочем, я совершенно здоров и очень доволен своею судьбой. Погода все эти дни стояла довольно хорошая.
Третьего дня меня посетил доктор Фуже. Мы сыграли партию на бильярде, я его катал на лодке. Я гребу лучше его, а он хвастается, что был в свое время лучшим гребцом в Берси. Должно быть, он с тех пор разучился, так как ведь и я вовсе но силен. Кстати о лодке; я должен вам сказать, что, к несчастью, вода во рвах сильно убывает; она более чем когда-либо уходит около источника, невзирая на глину, которой думали остановить течь. Следовало бы переделать шлюз, что было бы не так уже трудно, обложив его камнями в виде плотины. Должен вам также сказать, что рвы вовсе не очищались; на дне их огромное количество тины. Дядюшка Ногро говорил мне на днях, показывая кулак какому-то воображаемому существу: "А! если б меня обкрадывали так, как обкрадывают г-на Виардо!" Должно быть, он кое-что об этом знает. Впрочем, богатые на то и существуют, чтоб их обкрадывали; но дело в том, что вы еще не настолько богаты, чтобы со спокойной совестью давать себя обкрадывать. Я очень опасаюсь, что, когда вы вернетесь, уже нельзя будет проехаться по рвам на лодке; и теперь уже трудно проходить под Чёртовым мостом - так я прозвал мост, который ведет на ферму. Во всяком случае, нам останется Великий океан - та часть рвов, которая идет вдоль дороги, начиная от башенки. Я проводил г-на Фуже до Бландгоро. Он сообщил мне, что м-ль Лора терпеть меня не может. По-видимому, наживаешь себе врагов, сам не зная почему. Доктор пригласил меня на другой день прийти к нему завтракать.
Понедельник.
Я завтракал вчера у г-на Фуже. Были там г-н Мажи, которого вы знаете и который показался мне добрым малым, к тому же весьма спокойным, он - доктор из Парижа, вроде петербургского г-на Берса, и брат Фуже; он напомнил мне другого брата3, на которою он очень похож. Фуже напоил нас двадцатью различными винами; к концу завтр