УСПЕНСКИЙ, Глеб Иванович [13(25).Х.1843, Тула - 24.III(5.IV).1902, Петербург] - прозаик, публицист. Родился в семье чиновника (секретаря палаты государственных имуществ), сына сельского дьячка. В детстве У. окружала спокойная, добросердечная атмосфера. Бабушка занимала сказками и рассказами по картинкам. С дедом, знатоком крестьянского быта, консультировался Л. Н. Толстой. Родственники со стороны матери тяготели к искусству и литературе. Книги небольшой отцовской библиотеки стали первым и очень ранним чтением. Особенно У. полюбил сказки Пушкина, которые декламировал с большим чувством, читал Карамзина, хорошо знал стихотворения Лермонтова. Кроткий, ласковый мальчик пользовался всеобщей любовью, приятели звали его Глебушкой. В 1853 г. он поступил в Тульскую гимназию, где до 4-го класса прилежно и очень успешно учился. Затем отца перевели в Черниговскую палату государственных имуществ, и мальчик тяжело пережил перемену обстановки: стал болеть, хуже учиться, часто плакать. Успехи отмечались лишь по русской словесности. К последнему гимназическому году относятся первые литературные опыты. Склонность к литературе поддерживал старший двоюродный брат Н. В. Успенский, в ту пору печатавшийся в "Современнике". Первые беллетристические наброски У. не сохранились, но можно предположить, что они отражали его ранние впечатления от городской чиновничьей жизни. Перед глазами У. проходили судьбы многих сослуживцев отца и крестьян, посещавших отца в канцелярии и дома.
По окончании гимназии У. поступает на юридический факультет Петербургского университета (1861). Становится свидетелем правительственных репрессий. Присутствует на похоронах Н. А. Добролюбова, где слышит смелые речи Н. А. Некрасова и Н. Г. Чернышевского, объявивших великого критика жертвой правящего режима. Переводится в 1862 г. в Московский университет, но учится здесь всего год, будучи отчислен за неуплату полагавшихся взносов. Работал корректором в типографии газеты "Московские ведомости", а в 1864 г. У. познал голод и бесприютность: умер отец и пришлось заботиться о четырех сестрах и трех братьях.
В 1862 г. начинается литературная деятельность. Первые рассказы печатаются в журнале "Зритель" ("Идиллия") и в журнале Л. Н. Толстого "Ясная поляна" ("Михалыч"). По приезде в Петербург У. становится очевидцем "гражданской казни" Чернышевского.
Содержанием ранних рассказов и очерков (1862-1866) становится жизнь трущобного люда, полупьяной и нищей мастеровщины, чиновников. Его очерковая манера повествования несомненно испытала в ту пору влияние художественного опыта Н. В. Успенского, поддержанного Чернышевским в статье "Не начало ли перемены?". Важную и плодотворную для русской литературы перемену в изображении народа Чернышевский обозначил формулой "правда без всяких прикрас", которая стала для У., как и для А. И. Левитова, И. А. Кущевского, Ф. М. Решетникова, М. А. Воронова и др., принципиальной литературной позицией. Демократическая направленность творчества У. нашла поддержку в журнале "Русское слово", а затем в "Современнике". Знакомство с Н. А. Некрасовым (редактором "Современника") в 1865 г. благотворно отразилось на судьбе молодого писателя. В "Современнике" за 1866 г. появились очерки, составившие цикл "Нравы Растеряевой улицы", принесшие автору широкую известность. В связи с закрытием журнала продолжение печаталось
в "Женском вестнике" в 1867 г. под названием "Очерки провинциальных нравов". В очерках дано глубоко реалистическое изображение первых послереформенных лет, принесших народу вместо обещанного освобождения и обновления повсеместную нищету и разорение. "Растеряевс-кий человек" (чиновники, мещане, гарнизонные солдаты, мастеровой народ, обыватели) погряз в пьянстве и драках. Власть алкоголя породила нужду, неподвижность, бестолковщину, "честному разумному счастью,- замечает автор-повествователь,- здесь места не было". "Растеряевские нравы", "растеряевская правда", "растеряевщина" - авторские обобщения, достигающие значительного социального обличения. "Растеряевская жизнь" знала не только жертвы власти алкоголя, но и тех порожденных временем "умных людей", которые ловко умели эту власть обратить себе на пользу. Таков Прохор Порфирыч, побочный сын отставного полицейского чиновника, прошедший суровую школу нищей мастеровой жизни. Он молод, предприимчив. Свой "первый шаг" он сделал после смерти отца, приберя к рукам его имущество. В доме он устроил мастерскую и, наняв безответного подмастерья Кривоногова, изготавливал на продажу пистолеты, на которых ставил непонятное, но увеличивающее прибыль слово "patent". Хищнические аппетиты, поддерживаемые мыслями о "благородном происхождении", привели Прохора к идее обирания "чумазого мастерового народа". Народ пьянствует и пусть пьянствует, рассуждает он, "лучше же я его в полоумстве захвачу, потому полоумство это мне расчет составляет". Он задумывает устроить около фабрики кабак, и скоро это питейное заведение рисовалось в его воображении "какою-то разверстою пастью", безостановочно глотающей "черные фигуры мастеровых". Художественное открытие пореформенного типа приобретателя, действующего в той же среде трудового люда, из которой вышел сам, явилось главной заслугой молодого автора.
После запрещения "Современника" в 1866 г. для У. вновь наступили черные дни. Некрасов даже обращался в Литературный фонд, чтобы хоть как-то поддержать его. Лишь с переходом к Некрасову (при соредакторстве М. Е. Салтыкова-Щедрина и Г. З. Елисеева) "Отечественных записок" (1868) У. получил постоянную работу и его творчество вступило в более зрелый этап, отмеченный углубленными размышлениями над русской жизнью 60-70 гг.
Первым его произведением, опубликованным в "Отечественных записках", был очерк "Будка" (1868). Современники сразу же придали очерку обобщающий смысл. Имя будочника Мымрецова, мастера таскания за шиворот, становится нарицательным, олицетворяя всю тогдашнюю охранительную систему в целом. В очерковом цикле "Разоренье" (1869-1871) прослежены судьбы чиновников Птицыных и Черемухиных, которые прежде процветали, беря взятки, а теперь разорились, не умея приспособиться к новой жизни. Зато выбился из крепостных Трифонов - в лавочники, а в кулаки - Евсей. Прежде "заморенная прислуга", Арина занялась ростовщичеством и задумала даже купить старый барский дом, но не из-за "хетектуры", а чтобы из добротного кирпича строить кабаки. "Разбойничайте, чаво там! запрету не будет!" - говорит бывший рабочий Михаил Иваныч Арине, и эти слова главного героя очерков можно выставить эпиграфом ко всем произведениям У. 60 гг. Мир грабительства, давивший трудящегося человека при крепостном праве, рабочий Михаил Иваныч называет "прижимкой" и "обдеркой". И он не только резко обличает "прошлые времена", но и проницательно рассуждает "по части торжества прижимки, исходящей уже из среды людей простого звания". Автор "Разоренья", как и в "Нравах Растеряевой улицы", обнажает именно эту горькую истину пореформенной жизни. "Правда без всяких прикрас" (Чернышевский) сказалась также и в изображении "строптивого, непокорного" рабочего. Протест Михаила Иваныча звучит одиноко, он совершенно безрезультатен. Более того, местные купцы ловко используют правдоискательство наивного поборника справедливости: они снабжают его деньгами и отправляют в столицу с тем, чтобы своими обличениями он подорвал престиж заводчика, у которого купцы задумали отнять право владения предприятием. Трезвый, беспощадный реализм, глубина проникновения в социальные явления первого пореформенного десятилетия заметно выделяли писателя из ряда других авторов-демократов, ограничивавшихся обличительным бытописательством.
В 1870 г. У. женился на А. В. Бараевой (в 1877 г. в ее переводе вышли "Очерки и рассказы из народной жизни" Л. Кладеля с предисловием И. С. Тургенева). По свидетельствам мемуаристов, брак был удачным, но в материальном отношении жизнь оставалась неустроенной.
В I половине 70 гг. У. предпринимает две поездки за границу (Париж, Лондон). Сильнейшими впечатлениями были увиденные им в 1872 г. следы расстрела коммунаров в Париже и "Венера Милосская" в Лувре (о ее воздействии на зрителя будет сказано потом в очерке "Выпрямила", 1885). За границей У. сближается с революционером Г. А. Лопатиным, виднейшим идеологом народничества П. Л. Лавровым и др. политическими эмигрантами. Завязывается дружба с И. С. Тургеневым.
Заграничные впечатления составили содержание ряда произведений 70 гг.: "Больная совесть", "Из памятной книжки", "Заграничный дневник провинциала", "Письма из Сербии". В капиталистической Европе писатель ощутил разлагающий запах денег, всесильная власть "прижимки" господствовала и здесь безраздельно. В очередном очерковом цикле "Новые времена, новые заботы" (1873-1878) с тревогой прослежены результаты проникновения в русскую жизнь капиталистического предпринимательства, убивающего душу и превращающего людей в "полтинники". В очерке "Книжка чеков" (1876) рассказано, что на фабрике Мясникова "даже самые маленькие мальчики и девчонки могли зарабатывать по гривеннику в день, занимаясь щипаньем корпии, которую доставляли из больниц в гною и крови и которая шла на бумажный заводу. В хозяйской чековой книжке - горькие судьбы людей, у которых отняли будущее.
В конце 70 гг. в творчестве У. наступает новый поворот, связанный с дальнейшими размышлениями по поводу глубинных причин безудержного господства власти "прижимки" и алкоголя. Необходимо было, по словам писателя, выявить "источник всей этой хитроумной механики народной жизни", и "подлинная правда жизни" повлекла его "к источнику, то есть к мужику". У. "идет в народ", поселившись в Новгородской губ. Изучение быта и сознания крестьян привело его к выводу о великой "власти земли". Мысли об этом изложены в очерковых циклах "Из деревенского дневника" (1877-1880), "Крестьянин и крестьянский труд" (1880), "Власть земли" (1882). По глубокому убеждению автора, крестьянство "до тех пор сохраняет свой могучий и кроткий тип, покуда над ним царит власть земли, покуда в самом корне его существования лежит невозможность ослушаться ее повелений, покуда они властвуют над его умом, совестью, покуда они наполняют все его существование" ("Власть земли"). На примере Ивана Петровича Босых показано, как, оторвавшись от земли, крестьянин тут же попадает под власть "прижимки" или алкоголя. Последовательный реалист, У. отразил процесс экономического и социального расслоения "общинного" крестьянства. Попавший в беду Иван Босых (от болезни пали обе коровы) терпит беды не от купца или фабриканта, а от своего же родственника-крестьянина, сумевшего скопить деньгу. Суровая правдивость и точность изображения процессов возникновения "деревенских пролетариев" и "кулаков" объективно вскрывали иллюзорность народнических представлений об общине как ячейке будущих социалистических преобразований. Народническая беллетристика того времени (напр., Н. И. Наумов, Н. Н. Златовратский, П. В. Засодимский) часто не могла преодолеть идеализации народного быта и крестьянской психологии. "Очень меткой" назвал В. И. Ленин характеристику произведений У. в книге экономиста И. А. Гурвича "Экономическое положение русской деревни": "Глеб Успенский одиноко стоял со своим скептицизмом, отвечая иронической улыбкой на общую иллюзию. Со своим превосходным знанием крестьянства и со своим громадным артистическим талантом, проникавшим до самой сути явлений, он не мог не видеть, что индивидуализм сделался основой экономических отношений не только между ростовщиком и должником, но между крестьянами вообще" (Ленин В. И. Полн. собр. соч.- Т. 1.- С. 262-263).
Сочинения У. неоднократно вызывали резкие критические отклики как в либеральной прессе, так и в народнической среде. В редакции "Отечественных записок", возглавляемой после смерти Некрасова (1877) Салтыковым-Щедриным вплоть до запрещения журнала в 1884 г., творчество У. высоко ценилось: "...сколько бы для Вас ни потребовалось места - будет" (из письма Салтыкова-Щедрина к У. в декабре 1880 г. // Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т.- М., 1976.- Т. 19.- Кн. I.- С. 189). Это не исключало некоторых разногласий: именно в связи с увлечением У. идеей "власти земли" Щедрин пишет ему: "Я до крайности уважаю Вашу литературную деятельность, и мне крайне прискорбно, что могут существовать недоумения" (Там же.- С. 184).
Тем не менее У. остается, как пишет Щедрин Н. К. Михайловскому 11(23) сентября 1881 г., "самым для нас необходимым писателем..." (Там же.- Т. 19.- Кн. II.- С. 37). Издание в 1883-1886 гг. первого "Собрания сочинений" в восьми томах принесло У. чрезвычайную популярность и успех в широких кругах читающей России, и особенно России молодой. Критики того времени ставили его имя рядом с именами Л. Толстого и Щедрина.
В своих художественных исследованиях социальных процессов эпохи 80 гг. У. сосредоточился на изображении явления, которое тогдашнее народничество стремилось представить как случайное, временное, не характерное для России - усиление капитализации страны. Сам писатель некоторое время также склонен был считать последствия капитализации чем-то непрочным, неясным. Он писал во "Власти земли": "Иван Петров принадлежит к тому ненужному, непонятному, даже прямо постыдному для такой земли, как Россия, классу деревенских людей - классу, народившемуся в последние двадцать лет,- который волей-неволей приходится назвать "деревенским пролетариатом". Однако глубоко постигая суть происходящего, У. ярко отобразил в своем творчестве капитализм как явление не только страшное, "постыдное", но и прочно укоренившееся. В письме к В. М. Соболевскому в октябре 1887 г. он делился своими новыми творческими замыслами: "...Подобно власти земли - то есть условий трудовой народной жизни, ее зла и благообразия,- мне теперь хочется до страсти писать ряд очерков "Власть капитала". Замысел не получил завершения, но и написанного на тему "власти капитала" оказывается достаточным для вывода о вкладе писателя в художественную разработку этой проблемы. "Убывает власть земли, растет власть денег",- писал В. И. Ленин, находивший в творчестве У. богатый материал для характеристики русского пореформенного сельского хозяйства (Ленин В. И. Полн. собр. соч.- Т. 17.- С. 61).
В произведениях, объединенных автором под заглавием "Живые цифры" (опубл. в 1888 г. в журнале "Северный вестник"), читателю предлагалось за цифрами официальной статистики, порою поражающими бессмысленностью (напр., "четверть лошади" на одну ревизскую душу), увидеть живые картины повседневной жизни - непосильный труд, сиротство, бедность, полную беззащитность перед "властью капитала". Ряд очерков писатель собирался назвать "Проступками господина Купона". У. зримо передал безжалостное наступление капитала на труженика (очерки "На Кавказе", "Трудами рук своих", "Живые цифры").
Осознавая прочность занятых капитализмом позиций и нанося изображениями "власти капитала" серьезные удары по народнической идеологии, У. тем не менее всех народнических заблуждений не преодолел. В год смерти У. ленинская "Искра" писала, что "Г. Успенский был и остался народником в том смысле, что для него не было типа человека лучше, желаннее крестьянина, живущего при натуральном хозяйстве", что он, "глубоко правдивый художник и мыслитель", показал в то же время "всю невозможность революционной программы, приуроченной к этому типу". "Для самого Г. Успенского,- отмечалось в статье,- эти противоречия были безысходно трагическими. Но для многих из его читателей они расчищали путь к принятию нового революционного мировоззрения, указавшего выход" (Искра.- 1902.- No 20). По свидетельству Н. К. Крупской, В. И. Ленин повторил призыв Г. В. Плеханова изучать сочинения У. "так же внимательно, как статистические данные", как "говорящие факты живой действительности" (В. И. Ленин о литературе и искусстве.- М., 1986.- С. 441).
Словами "говорящие факты живой действительности" Г. В. Плеханов (в работе "Наши беллетристы-народники") определил своеобразие художественного мастерства У. Писатель как бы и не сочинял вовсе, не прибегал к вымыслу. На первый взгляд казалось, что он просто переносит на бумагу увиденное и услышанное. В действительности эта кажущаяся легкость требовала от автора громадного творческого напряжения и мастерства. И демократический читатель, на которого прежде всего ориентировался У., отвечал ему пониманием и высокой оценкой.
Особенностью произведений У. является присутствие в них автора в качестве полноправного действующего лица, не только наблюдателя, но и исследователя. У. пишет, напр., в "Живых цифрах": "В этой цифровой загадке есть еще много чего-то, что надобно непременно разузнать и расследовать". Присутствующее в том же произведении самопризнание - "строго "научный метод", которому я старался следовать в моих наблюдениях" - является характерным, глубоко продуманным приемом общения писателя с читателем. "Расследуя" заинтересовавшие его факты действительности, У. как бы избавляет читателя от обобщений и заключений по поводу прочитанного - они даются самим автором в виде строго обдуманных формул. "Растеряевщина", "шиворотная пропаганда", "разорение", "прижимка", "власть земли", "власть капитала", "живые цифры", "господин Купон" - эти изобретенные художником слова-понятия не случайно стали емкими и образными обозначениями характернейших черт современной У. эпохи. Точный, меткий, образный, истинно народный язык прозы У. передавал его кровную заинтересованность в судьбе своего народа.
Задачам, которые ставил перед собой У., более всего соответствовал жанр очерка, ведущий в его творчестве; очерки объединялись в циклы. В этом отношении У. близок к Салтыкову-Щедрину, а также А. И. Левитову, Н. И. Наумову, С. Каренину и др. художникам - исследователям народной жизни. Сознательное присутствие автора в тексте делало прозу У. публицистичной. В сочетании художественности и публицистичности - своеобразие таланта У., что справедливо подчеркивала прижизненная критика (Н. К. Михайловский, Н. С. Лесков и др.). Повествование у У. часто окрашено юмором, хотя речь может идти об истинно драматических ситуациях. В "Нравах Растеряевой улицы" грубая откровенность Прошки вызывает страх, но от сознания, что, по словам его собеседника, "этот Прошка - значительная язва будет в скором времени", становится мрачно и жутко. Комичны наивные протесты Михаила Иваныча в "Разореньи", но за ними открывается полная безысходность и непоправимая жизненная драма. Шутливые интонации возникают в очерке "Живые цифры", но обыгрываемая на разные лады смешная нелепость статистических подсчетов оборачивается человеческой бедой. По верному замечанию Н. К. Михайловского, чуткого критика и биографа У., "на дне каждого рассказа или очерка У. лежит глубокая драма".
В творчестве У. есть не только анализ настоящего, он развивает и тему будущего, причем отдаленного. В очерке "Выпрямила" выражена мечта о "выпрямлении" человека, его гармоничном развитии под влиянием высоких идей, которые несут с собою люди честного труда, люди особого, революционного склада и люди искусства, способные на создание мировых шедевров, подобных Венере Милосской. Образ революционерки имел прототипом В. Н. Фигнер, в которой писатель ценил "великое сердце". В свою очередь В. Н. Фигнер отмечала в У. редкую способность чувствовать чужую боль. Когда ей в зале суда объявили приговор о пожизненном заключении в крепости, осужденной передали записку: "Как я Вам завидую. Г. Успенский".
Личность У. вполне выразилась в его сочинениях. Мемуаристы характеризуют его как человека поразительно чуткого, впечатлительного, глубоко искреннего, деликатного, любящего детей (их у него было пятеро), очень доброго. Свойственное ему безразличие к внешним условиям жизни, излишняя доверчивость порою заставляли считать его "человеком не от мира сего". Он не терпел фальши, всякого рода "кривулек", по его выражению, людская пошлость приносила ему страдания. Его не переставая мучила русская неурядица, нескладица общей жизни. Особенно тяжело давалась ему постоянная изнуряющая борьба с цензурой, всегда придирчивой к его сочинениям. В обстановке всеобщей реакции 80 гг. он все чаще жаловался на "холод в душе". В 1892 г. его нервная система, время от времени сдававшая, не выдержала и писатель попал в психиатрическую клинику. Он прожил еще десять лет, но уже вне безраздельно любимой им литературы.
В письме по поводу его избрания в Общество любителей российской словесности У. с удовлетворением отметил, что к книге уже тянется рабочий человек, и свое благодарственное послание писатель закончил "радостным указанием на эти массы нового грядущего читателя". Такой читатель пришел, и У. занял в ряду его чтений одно из постоянных и почетных мест.
Соч.: Соч.: В. 3 т.- Спб., 1889-1891; Полн. собр. соч.: В 14 т.- М.; Л., 1940-1954; Собр. соч.: В 9 т.- М., 1955-1957.
Лит.: Плеханов Г. В. Наши беллетристы-народники. Статья 1. Г. И. Успенский // Плеханов Г. В. Литература и эстетика.- М., 1958.- Т. 2; Луначарский А. В. Ленин и литературоведение // Собр. соч.- М., 1967.- Т. 8; Чешихин-Ветринский В. Г. И. Успенский.- М., 1929; Смирнов В. Б. Г. Успенский и Салтыков-Щедрин.- Саратов, 1964; Соколов Н. И. Г. И. Успенский. Жизнь и творчество.- Л., 1968; Глеб Успенский в жизни (по воспоминаниям, переписке и документам).- М.; Л., 1935; Пруцков Н. И. Глеб Успенский.- Л., 1971.
Источник: "Русские писатели". Биобиблиографический словарь.
Том 2. М-Я. Под редакцией П. А. Николаева.
М., "Просвещение", 1990
OCR Бычков М. Н.