Вяземский Петр Андреевич - Новая поэма Э. Кине

ратор к императрице, и т. д. (франц.).

   ⁸ В частности, Вяземский восхищается суждением Наполеона о трагедии Вольтера: "Разбирая трагедию "Магомет", несообразности ее исторические и нравственные, и предлагая, что в ней следовало бы изменить, Наполеон говорит между прочим: "Чтобы творение "Магомет" было истинно достойным французской сцены, нужно, чтобы оно могло быть читано без негодования просвещенными людьми в Константинополе, равно как и в Париже".

   Какое верное замечание, светлое и глубокое определение исторической трагедии. Как падают пред ней с возвышенной славы своей все драматические творения, написанные с талантом, но в духе сочинителя, века его и его общества, а не в духе и не в атмосфере той среды, из коей вызвали они свои действующие лица" (1836; ПСС, т. 2, с. 238-239).

   ⁹ О том, что знаменитый французский актер Тальма пользовался советами Наполеона в своей работе над ролью, рассказывается в статье Вяземского "Тальма" (1827; ПСС, т. 1, с. 291-313).

   ¹⁰ Послушайте! я вижу на равнине полную алебастровую чашу; нет, это виноградная лоза за оградой, орел со своими птенцами. Нет, нет, это не виноградная лоза, обрученная с акацией. Под своим покрывалом, белым, как лебедь, это госпожа Летиция (франц.).

   ¹¹ "Преображение Христа" (1519-1520) - последняя картина Рафаэля, оставшаяся незаконченной.

   ¹² "Пирамиды", "Паша", "Погонщик верблюдов", "Имам", "Пустыня" (франц.) - названия глав поэмы.

   ¹³ На границе Востока. Гробницы заговорили. Пустыня с ее высохшими водоемами страдала от жажды у подножия пирамид; и пустыня выпила свой исполинский бурдюк (франц.).

   ¹⁴ Теперь слушайте, ухом к земле! Великая пустыня прыгает, как пантера. Горе неверному, который слишком рано ее разбудил! Навсегда он наполнил пустоту ее пирамид голосами клинков и человекоубийственным эхом; и эхо пустыни повсюду повторяет: Алла! (франц.).

   ¹⁵ Скажи, куда он пошел, ветер, прилетевший из Италии? Скажи, куда он пошел, море, полное бурь? Скажи, скоро ли, сегодня ли вечером или завтра он придет и спросит у паломников, направляющихся в Алеппо, как пройти ко мне? Если бы я могла спуститься со своей вечной вершины, я ждала бы его, преклонив колена, на морском берегу. В моей пустыне не осталось следов ни городов, ни народов - я все сметала с лица земли одним дуновением. Подобно раскрытой книге с золотым обрезом, в которую еще не вписано ни единого слова, мои пески простираются от Фив до Тира, ожидая, когда он начертает на их страницах имя своих грядущих дней (франц.).

   ¹⁶ И дальше гор Атласа, дальше вершины Фавора, но ближе, чем Урал с его золотыми песками, город с сотнею башен, затерянный среди бури, поднялся на границе царства холода, и московская орлица на краю света спрятала голову под крыло зимы. Как мог я говорить об орлице с ее орленком? То было не гнездо в расселине скалы. То была святая Москва у подножия старого Кремля! Ах! сколько высоких башен укрывали ее стены! Жерла скольких пушек выглядывали из бойниц, словно львята из своего потаенного логова! Нет! нет! то не была львица в логове. То была великая Москва, населенная целым народом. О! сколько золоченых крыш, сколько оловянных куполов! О! сколько минаретов, белеющих на рассвете в своих снежных тюрбанах, грезили здесь о Босфоре, подобно жене султана в ожидании зари. Она была прекраснее, чем жена султана поутру в серале, красавица Москва и ее работящий народ. Ибо зябкие гномы с кавказских ледников, дрожа, возводили ее своды и купола, а уральские карлики в своих шатрах из конского волоса выковали ее ключи и ее медные двери (франц.).

   ¹⁷ Позднейшее примечание: "Прекрасный и полный пророческого смысла стих".

   ¹⁸ "Вперед, моя душа! распрямись! и обещаю, что мы рискуем империей в последний раз. Завтра все будет решать Провидение, сегодня - случай. Не будем медлить у крепостных стен, не будем заставлять ждать священный град Москву в его праздничном наряде. Ворота открываются. Вперед! войдем в завоеванный нами город". Но что это! стоило ему ступить на порог, как ворота за его спиной рушатся. Башни, высокие башни, опьяненные яростью, сбрасывают свои зубцы и золоченые купола; днем и ночью эти башни, окружающие город, воют, словно пантера, потревоженная в своем логове. Прощайте, минареты, прощайте, высокие своды! Прощай, старый Вавилон... (франц.).

   ¹⁹ Все рушится. Дуновение Господа преображает город в море огня, где, подобно кораблям, плывущим к Кандии, дворцы тонут в пламени пожара; и кровавая волна лижет берега, разинув широкую пасть и поглощая отмели. Ах! сир! свершилось! спасайтесь, как сокол. Смотрите, смотрите, там, вдали, в вышине башня Ивана Великого, как колдунья, с воем раскачивается над гигантской жаровней; а раздувает пожар, словно пастух свой костер, рука, рука Господа! Свершилось! целое царство исчезло, как тень. Все бледнеет; все смолкает; ночь холодна и темна. Лишь император одиноко стоит над развалинами, ища среди пепла искру света; он безмолвно созерцает Господне чудо и слышит глас Господень: "Такая же судьба ждет твои планы! И твою империю и твои безрассудные желания! И башню твоей победы! И твое наследство, и твое имя, и твою славу! И точно так же ветер небесный, задув твой факел, развеет и твои творения, и твой прах!" (франц.).

   ²⁰ Позднейшее примечание: "Беранже, поклонник Наполеона, неутомимо преследовал песнями своими правительство реставрации старшей ветви Бурбонов". Басня Дмитриева "Воробей и зяблица" (1805) кончается словами: "Любил он, так и пел; стал счастлив - замолчал".

   ²¹ Баллада Зейдлица "Ночной смотр" была переведена Жуковским в 1836 г,

   ²² Памятник в честь побед наполеоновской армии на Вандомской площади в Париже.

   ²³ Об участии Вяземского в Бородинском сражении рассказывается в его статье "Воспоминания о 1812 годе" (1868; ПСС, т. 7, с. 201-213).