Вяземский П. А. Эстетика и литературная критика / Сост., вступ. статья и коммент. Л. В. Дерюгиной.- М.: Искусство, 1984. (История эстетики в памятниках и документах).
С основною мыслью, изложенною во мнении г-на Рихтера, я совершенно согласен. Скажу так же, как он: не знаю, вредно ли, или нет, направление так называемое славянофильское. Но прибавлю к словам его, что, судя об этом направлении в отношении чисто литературном (которое одно подлежит нашему суждению), невозможно, по мнению моему, признавать в нем ничего предосудительного. Если же под литературною вывеской скрывается тайна политическая и вредный умысел, то это дело другое. Но оно уже не подлежит цензуре, а высшему правительству. Цензура же должна судить не лицо, не автора, а только представляемое им сочинение. Если совращать ее с прямых правил, коими руководствоваться она должна в силу данного ей устава, если требовать от цензуры, чтобы она иначе смотрела на рукопись так называемого славянофила, нежели на рукопись, например, последователя так называемой натуральной школы, то суждения ее будут неминуемо пристрастны, своевольны и, следовательно, противозаконны.
Обращаясь к прозванию славянофилов, нельзя не заметить, что это прозвание насмешливое, данное одной литературной партиею другой партии. Это чисто семейные, домашние клички. Лет за сорок пред сим мы же, тогда молодые литераторы карамзинской школы, так прозвали А. С. Шишкова и школу его1. В последнее время прозвище это воскресили и обратили его к некоторым московским литераторам, приверженцам старины. Из журнальных сплетней и пересмешек возникло пугало, облеченное политическою таинственностью. Собственно же судя о славянофильстве по его словопроизводству, мудрено заключить, что может быть вредного в любви к славянам, нашим предкам и одноплеменным братьям, и в любви к славянскому языку, который был языком нашей истории и есть язык нашей церкви? Отказаться от чувства любви ко всему славянскому значило бы отказаться нам от истории нашей и от самих себя. Государь император Николай I в достопамятных словах своих, обращенных к профессорам, сказал: "Надобно сохранить то в России, что искони бе". Следовательно, должно сохранять и родовое чувство любви к славянскому нашему происхождению.
Повторяю, если где-нибудь и в ком-нибудь под оболочкою славянолюбия таится нечто другое и вредное, то должно преследовать и преграждать это другое, но нельзя преследовать славянолюбия, иначе пришлось бы преследовать чувство и образ мыслей чисто русские и свойственные каждому из нас, кому только дороги имя русского и сопряженные с этим именем родственные, семейные и духовные предания нашей народной, исторической и государственной жизни.
Что же касается прямо до статьи О богатырях, я никак не могу доискаться в ней политического значения, и, во-первых, просто потому, что не могу признать автора ее сумасшедшим. А одному безумию можно было бы приписать намерение противодействовать существующему законному порядку полуисторическою, полубаснословною картиной нравов, обычаев и порядка, существовавших в России почти за 1000 лет до нас. Даже и сетования об этой отдаленной эпохе могут быть так же невинны и чужды всякого политического умысла, как общие сетования поэтов о золотом веке. А поэтому, за исключением двух или трех мест в цитатах, приводимых автором из древних песней, я полагаю, что статья г-на Аксакова в теперешнем ее изложении не может по цензурным правилам подлежать запрещению. Нужным считаю присовокупить, что и эти места сами по себе, как цитаты, не предосудительны и составляют выражение времен давно минувших, не имеющих никакого соотношения с нашим временем. Но по легкомыслию и невежеству многих читателей эти выписки могли бы для некоторых служить поводом к соблазну, и, следовательно, благоразумнее их устранить.
В дополнение к моим замечаниям позволю себе подкрепить их общим заключением. Более 40 лет принадлежу я званию писателей. С некоторым самолюбием и с благодарностью замечу, что деятельности моей по этому званию отчасти обязан я возможностью и честью подавать ныне голос мой в Главном управлении цензуры. Таким образом думаю без излишней гордости, что нельзя отказать мне по крайней мере в опытности моей по этому вопросу. Руководствуясь этою опытностью и добросовестным убеждением, которое, впрочем, разделяли со мною лучшие и благонамереннейшие наши писатели, начиная с Карамзина и Жуковского, скажу откровенно, что все многосложные, подозрительные и слишком хитро обдуманные притеснения цензуры не служат изменению в направлении мыслей, понятий и сочувствий. Напротив, они только раздражают умы и отвлекают от правительства людей, кои по дарованиям своим могут быть ему полезны и нужны. Наконец, эти притеснения или излишние стеснения могут именно возродить ту опасность, от которой думают отделаться прозорливостью цензурной строгости. Они могут составить систематическую оппозицию, которая и без журнальных статей и мимо стоокой цензуры получит в обществе значение, вес и влияние. Подозревая таких и таких-то писателей, правительство облекает их в политический характер и обращает на них общественное мнение. Самое молчание их полно смысла и значения. При законных средствах нашего правительства ему и нам еще долго нечего опасаться злоупотреблений нашей литературы. Скорее следует опасаться действия и последствий насильственного молчания. В умеренной свободе излагать свои мнения, желания, сетования, даже и тогда, когда они не буквально согласны с общим порядком и ходом действительности, выражения эти уже и тем безвредны, что они самим делом выражения испаряются и к тому же обессиливаются, неутрализируются противодействием других мнений, других воззрений и направлений. Взаперти всякий протест, даже в основании своем безопасный, крепнет и безмолвно вооружается. Правительство обязано заботиться не только о текущем дне и о случайных явлениях, с ним сопряженных, но еще более должно пещись о будущем и о событиях, которые могут зародиться в настоящем, чтобы впоследствии созреть и осуществиться.
Статьи П. А. Вяземского были собраны воедино только однажды, в его Полном собрании сочинений, изданном в 1878-1896 гг. графом С. Д. Шереметевым {В недавнем, единственном с тех пор издании: Вяземский П. А. Соч. в 2-х т. T. 2, Литературно-критические статьи. М., 1982, подготовленном М. И. Гиллельсоном, воспроизведены тексты ПСС; отдельные статьи печатаются с уточнениями по рукописи или дополнены приведенными в комментариях фрагментами первоначальных редакций.}; они заняли первый, второй и седьмой тома этого издания, монография "Фонвизин" - пятый том, "Старая записная книжка" - восьмой том. Издание, вопреки своему названию, вовсе не было полным, причем задача полноты не ставилась сознательно, по-видимому, по инициативе самого Вяземского. Он успел принять участие в подготовке первых двух томов "литературно-критических и биографических очерков"; статьи, входящие в эти тома, подверглись значительной авторской правке, некоторые из них были дополнены приписками. Переработка настолько серьезна, что пользоваться текстами ПСС для изучения литературно-эстетических взглядов Вяземского первой половины XIX в. чрезвычайно затруднительно; кроме того, в этом издании встречаются обессмысливающие текст искажения, источник которых установить уже невозможно. Автографы отобранных для настоящей книги работ этого периода (за исключением статьи "О Ламартине и современной французской поэзии") не сохранились; имеется только наборная рукопись первого и начала второго тома, представляющая собой копию журнальных текстов с правкой и дополнениями автора. Здесь выделяются три типа правки. Во-первых, это правка, вызванная ошибками и пропусками переписчика, обессмысливающими фразу; не имея под рукой первоисточника, Вяземский исправлял текст наугад, по памяти, иногда в точности воспроизводя первоначальный вариант, чаще же давая новый; такая правка в настоящем издании не учитывается. Во-вторых, это правка, вызванная опечатками в самом журнальном тексте, воспроизведенными переписчиком; в тех случаях, когда текст первой публикации очевидно дефектен, такая правка используется в настоящем издании для уточнения смысла. В-третьих, это более или менее обширные вставки и стилистическая правка, не имеющая вынужденного характера; хотя позднейшие варианты текста часто стилистически совершеннее первоначальных, в настоящем издании эта правка в целом не учтена, лишь некоторые варианты отмечены в примечаниях; вставки же, не нарушающие основной текст, даны внутри его в квадратных скобках, Таким образом, статьи, входящие в первый и второй тома ПСС, печатаются по тексту первой публикации; источник его назван в примечаниях первым, затем указан соответствующий текст по ПСС и рукопись, использованная для уточнения текста, в тех случаях, когда такая рукопись имеется. Тот же порядок сохранен при публикации и комментировании статей, вошедших в седьмой и восьмой тома ПСС, однако следует учитывать, что они не подвергались авторской переработке и расхождения между текстом первой публикации, ПСС и рукописи здесь обычно незначительны: основная часть этих статей дается по тексту первой публикации, работы, не печатавшиеся при жизни Вяземского,- по рукописи. Хотя все включенные в настоящее издание главы монографии "Фон-Визин" были предварительно, иногда задолго до выхода книги и в значительно отличающихся вариантах, напечатаны в различных журналах, газетах и альманахах, однако, поскольку книга с самого начала была задумана как единое целое, они даются здесь по первому ее изданию. Раздел "Из писем" сделан без учета рукописных источников. Отсутствующие в принятом источнике текста названия или части названий статей даны в квадратных скобках. Постраничные примечания принадлежат Вяземскому. В примечаниях к книге использованы материалы предшествовавших комментаторов текстов Вяземского (П. И. Бартенева, В. И. Саитова, П. Н. Шеффера, Н. К. Кульмана, В. С. Нечаевой, Л. Я. Гинзбург, М. И. Гиллельсона). Переводы французских текстов выполнены О. Э. Гринберг и В. А. Мильчиной.
Орфография и пунктуация текстов максимально приближены к современным. Сохранены только те орфографические отличия, которые свидетельствуют об особенностях произношения (например, "перерабатывать"); убраны прописные буквы в словах, обозначающих отвлеченные понятия, лица, а также в эпитетах, производных от географических названий. Рукописи Вяземского показывают, что запутанная, часто избыточная пунктуация его печатных статей не является авторской; более того, во многих случаях она нарушает первоначальный синтаксический строй и создает превратное представление о стиле Вяземского. Простая, сугубо функциональная пунктуация его часто требует лишь минимальных дополнений. Поэтому можно утверждать, что следование современным пунктуационным нормам при издании текстов Вяземского не только не искажает их, но, напротив, приближает к подлиннику.
Составитель выражает глубокую благодарность Ю. В. Манну за полезные замечания, которые очень помогли работе над книгой.
СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ
BE - "Вестник Европы".
ГБЛ - Отдел рукописей Государственной ордена Ленина библиотеки. СССР имени В. И. Ленина.
ЛГ - "Литературная газета".
ЛН - "Литературное наследство".
MB - "Московский вестник".
MT - "Московский телеграф".
ОА - Остафьевский архив князей Вяземских, Издание графа С. Д. Шереметева. Под редакцией и с примечаниями В. И. Саитова и П. Н. Шеффера. Т. 1-5. Спб., 1899-1913.
ПСС - Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. Издание графа С. Д. Шереметева. T. 1-12. Спб., 1878-1896.
РА - "Русский архив".
СО - "Сын отечества".
ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства СССР (Москва).
ПД - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) Академии наук СССР (Ленинград).
ПСС, т. 7, с. 28-31; ЦГАЛИ, ф. 195, оп. 1, No 834, л. 1-5 об. На одной из копий статьи помета Вяземского: "Мое мнение - между нами сидел и Дубельт, который смотрел на литературу исключительно с жандармской точки зрения" (там же, л. 9). Занимая с 1855 г. должность товарища министра народного просвещения, Вяземский был членом Главного управления цензуры, а с конца 1856 г. возглавлял его; это мнение, поданное Вяземским в 1855 г., при обсуждении статьи К. С. Аксакова "Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням" (1852; "Рус. беседа", 1856, т. 4). Мнение Рихтера, на которое ссылается Вяземский, а также Дубельта (без упоминания имени) см. в кн,: Скабичевский А. И. Очерки истории русской цензуры. Спб., 1892, с. 396-397. Аналогичным образом Вяземский судит о славянофилах в официальной записке, вошедшей в ПСС под названием "Обозрение нашей современной литературной деятельности с точки зрения цензурной" (1857; ПСС, т. 7, с. 42).
1 Слово "славянофил" впервые появилось в "Видении на берегах Леты" (1809) Батюшкова.