Обозрѣн³е нашей современной литтературной дѣятельности съ точки зрѣн³я цензурной.
Вяземск³й П. А. Полное собран³е сочинен³й. Издан³е графа С. Д. Шереметева. T. 7.
Спб., 1882.
Въ настоящей литтературѣ нашей нѣтъ, въ собственномъ смыслѣ, вреднаго и злонамѣреннаго направлен³я. Основныя начала, на коихъ зиждется благосостоян³е государства, не нарушаются ею: то есть религ³я, верховная власть я чистота нравственности не оскорбляемы изложен³емъ мнѣн³й, которыя могли бы потрясти эту тройственную святыню общественнаго порядка. Впрочемъ этимъ хвалиться еще нечѣмъ. Оно иначе и быть не можетъ. При существован³и предупредительной цензуры, при твердой и безусловной силѣ правительства вашего, всякое, со стороны писателей, покушен³е посягнуть на общественный порядокъ было бы не только безумно, но и несбыточно.
Между тѣмъ недостаточно, чтобы въ печати не выказывались явныя посягательства на коренныя начала общественнаго и законнаго благоустройства. Предосудительны и опасны могутъ быть потаенныя попытки дѣйствовать въ этомъ смыслѣ, и тѣмъ опаснѣе, что прикрытыя и облеченныя хитростью слова могутъ быть передаваемы въ тайнѣ, какъ лозунгъ, отъ одного другому соумышленнику. По убѣжден³ю моему, нѣтъ и того. У васъ въ литтературѣ могутъ быть единомышленники, парт³и, пожалуй старообрядцы (какъ, напримѣръ, "Русская Бесѣда"), но злоумышленниковъ нѣтъ. Нѣтъ началъ злонамѣренный и возмутительныхъ.
Если и встрѣчались изрѣдка выходки, вспышки, которыя могли давать справедливый поводъ къ перетолкован³ю въ смыслѣ предосудительномъ, то и онѣ были развѣ совершенно отдѣльныя, личныя и не находили вы сочувств³я, ни отголоска въ большинствѣ писателей. Напротивъ, онѣ подвергались общему осужден³ю. Когда министерство почло себя обязаннымъ обратить взыскательное вниман³е на нѣкоторыя стихотворен³я Некрасова и приняло строг³я мѣры съ предупрежден³ю дальнѣйшихъ уклонен³й въ этомъ родѣ, то мног³е изъ журналистовъ и молодыхъ писателей жалѣли, что, вслѣдств³е запрещен³я печатно говорить о сочинен³яхъ Некрасова, не могли они оруд³емъ критики осудить и заклеймитъ всю неблаговидность и неумѣстность подобнаго литтературнаго своевол³я.
Можно сказать положительно, что современная наша литтература не заслуживаетъ, чтобы заподозрили ея политическ³я и нравственныя убѣжден³я. Вопросы религ³озные и существенно государственные остаются для нея неприкосновенными какъ предметы безусловнаго и безграничнаго почитан³я. Когда въ журналахъ нашихъ завязалась довольно живая полемика о нѣкоторыхъ отношен³яхъ крѣпостнаго состоян³я въ Росс³и, то министерство обратило тотчасъ вниман³е свое на эти прен³я. Въ управлен³е мое министерствомъ, я, циркуляромъ въ цензурные комитеты, пр³остановилъ эту полемику, и съ той поры она не возобновлялась. Журнальныя разсужден³я о семъ предметѣ не выходили изъ границъ чисто теоретическихъ, но, со всѣмъ тѣмъ, какъ сей вопросъ есть государственный и подлежитъ разсмотрѣн³ю и разрѣшен³ю одного правительства, то онъ и не можетъ быть печатно обсуждаемъ иначе, какъ съ соизволен³я на то правительства.
Но, съ друзой стороны, нельзя не замѣтить и не сознаться, что частные, не скажу второстепенные, а состоящ³е на гораздо низшей степени, общественные вопросы возбуждаютъ пытливость, дѣятельность современной литтературы и подвергаются ея изслѣдован³ямъ. Это явлен³е новое, или, лучше сказать, возобновленное послѣ нѣсколькихъ лѣтъ наложеннаго молчан³я. Не позволяю себѣ судить объ этомъ пер³одѣ литтературнаго молчан³я: можетъ быть, временныя мѣры строгости и были вынуждены необходимост³ю; въ виду современныхъ событ³й и Европейскаго волнен³я. Во всякомъ случаѣ, повторю, что нѣкоторое вмѣшательство литтературы въ дѣла общественныя - явлен³е у насъ не новое. Оно только поражаетъ мнимою новизною тѣ лица, которыя незнакомы съ ходомъ нашей литтературы. И въ прежн³я времена наши писатели подавали голосъ въ живыхъ и общественныхъ вопросахъ. Они имѣли свои пер³оды благоразумной и законной свободы съ одобрен³я цензуры. Въ доказательство того можно исчислить мног³я сочинен³я и книги, вышедш³я въ царствован³е Екатерины II, Павла I, Александра и въ началѣ царствован³я Николая Павловича, которыя возбуждаютъ нынѣ напуганную опасливость цензуры; друг³я и совершенно запрещены.
Нынѣ въ литтературу нашу входятъ вопросы спец³альные, напримѣръ, по части народной промышленности, торговли и статистики, и друг³е относящ³еся до преобразован³й и усовершенствован³й въ государственно-матер³альномъ отношен³и. Эти вопросы приняли нынѣ большое развит³е въ журналахъ, но они не принадлежатъ къ вопросамъ щекотливымъ и раздражительнаго свойства. Нельзя не желать, чтобы предоставлена была имъ нѣкоторая умѣренная свобода и чтобы со стороны министерства финансовъ, министерства внутреннихъ дѣлъ и главнаго управлен³я путей сообщен³я не было излишняго вмѣшательства для прегражден³я развит³я и обсужден³я этихъ вопросовъ, совершенно практическихъ. Приступимъ теперь прямо и откровенно къ разсмотрѣн³ю вопроса, имѣющаго свою важность и относительную щекотливость. Литтература наша, въ особенности журналы, дѣятельно принялась въ послѣднее время за обличен³е и исправлен³е злоупотреблен³й, вкравшихся и укоренившихся въ нижнихъ слояхъ нашей администрац³и. Это явлен³е также не новое. Съ давнихъ временъ Сумароковъ, фонъ-Визинъ, позднѣе Капнистъ и мног³е друг³е преслѣдовали на театрѣ, въ сатирахъ, романахъ, журналахъ русское крючкотворство, подьячество, ябедничество, взяточничество и злоупотреблен³я помѣщичьей власти. Къ сожалѣн³ю должно признаться, что эти исправительные нападки и преслѣдован³я мало содѣйствовали не только къ искоренен³ю, но даже и къ исправлен³ю зла. За то, съ другой стороны, можно спросить: ослабили ли они чувство покорности къ монархической власти и ея охранительное дѣйств³е въ Росс³и? Потрясены ли были ими общественное устройство, законный порядокъ и повиновен³е частнымъ властямъ? На эти вопросы двухъ отвѣтовъ быть не можетъ. Всѣмъ ясно, что такихъ вредныхъ послѣдств³й не было.
Должно сказать всю правду: въ прежн³я времена эти нападки были отдѣльные, временные; нынѣ они приняли объемъ болѣе обширный, характеръ болѣе постоянный и систематическ³й. Можно бы назвать это направлен³е слѣдственною литтературою. Литтература обратилась въ какую то слѣдственную коммисс³ю низшихъ инстанц³й. Наши литтераторы (напримѣръ, авторъ Губернскихъ Очерковъ и друг³е) превратились въ какихъ то литтературныхъ становыхъ и слѣдственныхъ приставовъ. Они слѣдятъ за злоупотреблен³ями мелкихъ чиновниковъ, ловятъ ихъ на мѣстѣ преступлен³я и доносятъ о своихъ поимкахъ читающей публикѣ, въ надеждѣ вмѣстѣ съ тѣмъ, что ихъ рапорты дойдутъ и до свѣдѣн³я высшаго правительства. Въ литтературномъ отношен³и я осуждаю это господствующее нынѣ направлен³е: оно матер³ализируетъ литтературу подобными снимками съ живой, но низкой натуры, низводитъ авторство до какой то механической фотограф³и, не развиваетъ высшихъ творческихъ и художественныхъ силъ, покровительствуетъ посредственности дарован³й этихъ фотографовъ-литтераторовъ и отклоняетъ нашу литтературу отъ путей, пробитыхъ Карамзинымъ, Жуковскимъ и Пушкинымъ. Мног³е негодуютъ на то, что эти живописцы изображаютъ одну худую сторону лицъ и предметовъ. И негодуютъ справедливо. Но дѣло въ томъ, что пошлость и пятна скорѣе кидаются въ глаза, что легче ихъ схватывать и описывать. Область нравственно-прекраснаго и возвышеннаго не всѣмъ доступна. Родись у насъ великое дарован³е, какъ Жуковск³й или Пушкинъ, и въ литтературѣ нашей откроются новые горизонты. Я сознаю, что нынѣшнее направлен³е неудовлетворительно, неутѣшительно, но опасно и вредно ли оно въ государственномъ правительственномъ отношен³и? - рѣшительно не признаю того. Напротивъ, если такому направлен³ю приписывать какую-нибудь относительную пользу, то, безъ сомнѣн³я, правительству благопр³ятную. Отъ этихъ тысячи разсказовъ, тысячу разъ повторяемыхъ, общество наше ничего новаго не узнаетъ. Вся Росс³я на практикѣ давно затвердила наизусть продѣлки нашего чиновничьяго люда. Всѣ отъ нихъ болѣе или менѣе страдаютъ. Слѣдовательно, зло не.въ томъ, что разсказывается, а въ томъ, что дѣлается. Каждый крестьянинъ, и не читая журналовъ, знаетъ лучше всякаго остроумнѣйшаго писателя, что за человѣкъ становой приставъ. Но въ этихъ журнальныхъ обличен³яхъ можетъ быть и въ самомъ дѣлѣ есть несомнѣнное добро, а именно: возрождающееся отъ нихъ убѣжден³е въ народѣ, что высшее правительство не принимаетъ, такъ сказать, на себя отвѣтственности въ этихъ злоупотреблен³яхъ, не застраховываетъ ихъ закономъ молчан³я, который налагается на общество; напротивъ, соболѣзнуя больному, оно не лишаетъ его отрады поохать и покряхтѣть, когда приходится ему жутко.
Я убѣжденъ, и мое убѣжден³е основано на многихъ личныхъ свидѣтельствахъ, что нынѣшнее снисходительное, противу прежняго, ослаблен³е цензуры имѣло самое благопр³ятное дѣйств³е. Оно во многихъ отозвалось живѣйшею благодарност³ю къ Государю; обратило къ правительству многихъ, которые, при напряженномъ молчан³и литтературы, держались въ какой-то тайной оппозиц³и, и нынѣ въ печати тѣ же самые мыслятъ гораздо умѣреннѣе и благонамѣреннѣе нежели готовы были дѣйствовать въ кругу рукописной литтературы, а она, очень любимая въ Росс³и, имѣетъ несравненно болѣе важности и цѣнности въ глазахъ читающей публики. По справкамъ, заслуживающимъ довѣренности, извѣстно, что, до разрѣшен³я напечатать комед³ю "Горе отъ ума", она въ нѣсколько десяткахъ тысячъ рукописныхъ экземпляровъ разошлась по всей Росс³и. Подобнаго результата въ печати она не имѣла бы никогда. Этотъ примѣръ можетъ отнестись и во всѣмъ другимъ рукописямъ. Нѣтъ сомнѣн³я, и это также подтверждается фактами, что внутри Росс³и эти журнальныя нескромности и сплетни не имѣютъ никакого вреднаго дѣйств³я. Онѣ никого не смущаютъ, а развѣ многихъ потѣшаютъ. До верховной власти восходитъ одна благодарность. По Русскому понят³ю и чувству, все доброе истекаетъ отъ Государя, а все худое отъ нерадивыхъ исполнителей воли Его. Слѣдовательно, и въ этомъ случаѣ, губерн³и, терпя административныя злоупотреблен³я, утѣшаются тѣмъ, что Государь дозволяетъ на нихъ указывать и жаловаться съ горемъ и смѣхомъ по поламъ. Такой выводъ весьма важенъ. Для пр³обрѣтен³я его можно пожертвовать личностью нѣкоторыхъ недостойныхъ взяточниковъ и необдуманною щекотливостью тѣхъ, которые въ нападкахъ на частныя злоупотреблен³я видятъ посягательство на священное начало и право власти. Все отъ Бога; по между тѣмъ нѣтъ никакого кощунства въ жалобѣ на дурную погоду, когда идетъ проливной дождь и на дворѣ слякоть. Также и здѣсь жалобы на личныя отдѣльныя притѣснен³я не имѣютъ въ виду верховной власти.
Если, по моему мнѣн³ю, помянутое направлен³е литтературы нашей не производитъ соблазна во внутренней Росс³и, то здѣсь въ Петербургѣ дѣло другое. Въ высшемъ обществѣ, и то въ весьма ограниченномъ кругу тѣхъ, которые изрѣдка и случайно читаютъ по русски, понятно, что Русская грамота, мало имъ знакомая, имѣетъ въ глазахъ ихъ особенную важность. Имъ какъ-то дико и странно видѣть мысль, облеченную въ Русск³я буквы. Они уже свыклись съ выражен³ями иностранныхъ языковъ; но имъ кажется, что Русская азбука совсѣмъ не на то составлена, чтобы служить проводникомъ и выражен³емъ Русскаго ума. Какъ въ этомъ отношен³и, такъ и во многихъ другихъ, мы увлекаемся чужими вл³ян³ями и порабощаемся чужимъ страхомъ. Если смотрѣть безпристрастно и не малодушно, то какъ не убѣдиться, что Русская литтература не имѣетъ того господства, не облечена въ ту диктаторскую власть, которыми вооружена она на Западѣ. Русск³й журналь не есть ни Англ³йск³й, ни Французск³й. Онъ не вожатый, не глашатай той или другой политической парт³и. Наша литтература не есть передовой застрѣльщикъ общественнаго мнѣн³я. Наша письменность даже и въ тѣхъ пр³емахъ, которые наиболѣе пугаютъ нѣкоторыхъ, своею мнимою наступательност³ю, все еще далеко отстоитъ отъ общаго изустнаго мнѣн³я. Въ самыхъ рѣзкихъ выражен³яхъ своихъ, она развѣ дозволяетъ себѣ, или дозволяютъ ей, говорить кое-что и кое-какъ о томъ, что у всѣхъ на умѣ и на языкѣ и что говорится громогласно на всѣхъ перекресткахъ обширнаго нашего государства. Можно, конечно, лишить ее и этого безобиднаго и весьма умѣреннаго права, но какая будетъ отъ того польза и кому? ужъ вѣрно не правительству. Это мое глубокое, совѣстливое и испытанное убѣжден³е.
Литтературу нашу можно усвпить и заставить ее молчать, но возвратить ее насильственно къ патр³архальной и пастушеской простотѣ золотаго вѣка - дѣло невозможное. Мы живемъ въ вѣкъ испытан³й и великихъ событ³й. Литтература не можетъ оставаться беззаботною, посреди озабоченнаго общества. Севастопольск³е громы пробудили въ насъ новыя понят³я, новыя стремлен³я, новую потребность въ назидательномъ самопознан³и. Въ нашемъ обществѣ, какъ и во всякомъ другомъ человѣческомъ обществѣ, гнѣздятся свои недуги, свои язвы и недостатки. Послѣдн³я событ³я строго указали намъ на эти немощи. Воспользуемся урокомъ и постараемся сознательно измѣрить, осязать и привести въ ясность наше внутреннее положен³е. Злоупотреблен³я ли нашей литтературы, излишняя ли свобода ея породили тѣ невозможности, тѣ преграды, которыя, такъ сказать, сковали волю самаго благодушнаго и самаго энергическаго изъ властителей и вмѣстѣ съ нею сковали всѣ усил³я доблести и самоотвержен³я храбраго войска и благочестиваго народа. Не вѣрнѣе ли будетъ искать въ непробудномъ молчан³и одну изъ причинъ многихъ заблужден³й, предубѣжден³й и ошибокъ? Зачѣмъ предполагать опасность тамъ, гдѣ ея нѣтъ и ослѣплять себя добровольнымъ и умышленнымъ невѣдѣн³емъ опасностей, о которыя претыкаются ноги наши? Для насъ, въ противность другимъ обществамъ, опасность отъ приведеннаго въ систему молчан³я пока гораздо пагубнѣе, нежели опасность отъ нѣкотораго многоглаголан³я. Излишняго вреднаго многоглаголан³я при цензурѣ нѣтъ и быть не можетъ; каждому противодѣйств³ю есть свое время; обязанность благоразум³я и верховной власти есть своевременное примѣнен³е той мѣры, того оруд³я, на которыя указываютъ потребность и сила обстоятельствъ. Никому не уступлю въ любви къ отечеству и въ вѣрноподданической преданности къ Государю, но вмѣстѣ съ тѣмъ скажу, что не вижу теперь ни малѣйшей опасности, угрожающей со стороны литтературы. Напротивъ думаю, что для общей пользы не должно усыплять ея. Она должна быть бдительнымъ и откровеннымъ, но умѣреннымъ выражен³емъ общества: выражен³емъ потребностей его, упован³й и ожидан³й, даже и опасен³й и жалобъ, разумѣется, не раздражающихъ, не возмущающихъ страстей, а возбуждающихъ разумное вниман³е общества. Она зеркало, въ которомъ изображается и сосредоточивается общество, съ соизволен³я и подъ надзоромъ и опекою правительства.
Изъ того не слѣдуетъ, что я желаю совершенно развязать руки писателямъ и совершенно обезоружить цензуру. Нѣтъ, я желаю, чтобы цензура наша была сильна, но вмѣстѣ съ тѣмъ благоразумна и прозорлива, и не мелочна и не придирчива. Не вижу пользы при каждомъ движен³и прицѣплять литтературѣ тормазъ, если впереди дорога гладкая. Тормазъ хорошъ и необходимъ, когда въ виду крутой скатъ, или косгоръ; но теперь ихъ нѣтъ.
Со всѣмъ тѣмъ, повторю, положен³е нашей литтературы не блестящее. Бѣда въ томъ, что во главѣ ея стоятъ не велик³е писатели, а болѣе или менѣе ловк³е и смышленные журналисты. Промышленная, торговая, любостяжательная, однимъ словомъ, реальная сторона вѣка отразилась и на нашей литтературѣ. Нѣтъ вдохновенья, творчества, безкорыстной и благородно& любви къ искусству. Но что же тутъ дѣлать? Цензура горю этому помочь не можетъ,
Но въ настоящемъ положен³и цензуры можно было бы ей помочь, уяснивъ и упростивъ дѣйств³я ея. Собственно нѣтъ у насъ цензурнаго устава, хотя изданный въ 1828 году не отмѣненъ. Но ни цензоры, ни писатели не могутъ имъ руководствоваться и законно ссылаться на него. Частныя, временныя предписан³я, въ безчисленномъ множествѣ изданныя, по разнымъ случаямъ, можно сказать, загромоздили уставъ такъ, что до него добраться нельзя. Такимъ образомъ, одна изъ важнѣйшихъ отраслей нашего охранительнаго законодательства совершенно запутана и лишена необходимаго единства. По моему мнѣн³ю, нужно безотлагательно возстановить нынѣ только нарицательно существующ³й уставъ и сдѣлать въ немъ измѣнен³я и пополнен³я, как³я признаются нужными. Затѣмъ слѣдуетъ совершенно отмѣнить всѣ предписан³я и распоряжен³я, которыя были отдѣльно изданы.
Цензура, с³я управа благочин³я мыслей и выражен³й, являющихся въ печати, не можетъ (за исключен³емъ нѣкоторыхъ верховныхъ и основныхъ началъ, которыя, впрочемъ, и остаются неприкосновенными) во всѣхъ дѣйств³яхъ своихъ руководствоваться примѣнен³емъ положительныхъ и ясныхъ узаконен³й, подобно всякому другому административному учрежден³ю. И тамъ бываютъ ошибки и недоразумѣн³я, хотя дѣйств³я и законы твердо выведены въ параллельной точности.
Какъ же имъ не быть въ дѣлѣ цензуры, гдѣ по большей части все предоставлено личному уразумѣн³ю, а чаще всего личнымъ догадкамъ. Въ цензурѣ, кромѣ тѣхъ коренныхъ началъ, о которыхъ сказано выше, все прочее условно и почти неуловимо. Здѣсь нѣтъ ясныхъ указан³й, непреложныхъ запрещен³й, буквально означающихъ то, что дозволено, и то, что запрещено. Многое зависитъ отъ внутренняго сознан³я, въ силу коего авторъ выразилъ свою мысль, отъ понят³я и догадки цензора при сужден³и того, что написано, и отъ частныхъ впечатлѣн³й и личныхъ расположен³й разнородныхъ читателей при чтен³и написаннаго. Тутъ открывается безграничное поле для встрѣчъ и столкновен³й мнѣн³ямъ и убѣжден³ямъ, и убѣжден³ямъ разномысленнымъ и другъ другу противорѣчащимъ. Отдѣльно взятое убѣжден³е каждое можетъ быть равно основательно и добросовѣстно, но въ общемъ итогѣ выводятся заключен³я спорныя и взаимно обвинительныя. Можно ли требовать отъ автора, чтобы онъ въ увлечен³и своемъ никогда не обмолвился или не подалъ повода въ превратному толкован³ю того, что онъ хотѣлъ сказать? Отъ цензора, который съ утра до вечера обязанъ прочитывать исписанныя кипы бумагъ и производить формальныя слѣдств³я надъ каждою фразою, надъ каждымъ словомъ, чтобы онъ ничего не просмотрѣлъ, или понялъ все имъ прочитанное точно такъ, какъ поймутъ оное послѣ и на досугѣ читатели, увлеченные иногда излишней строгост³ю или озабоченные своими личными предубѣжден³ями. Въ такомъ неопредѣленномъ положен³и часто всѣ могутъ быть правы и всѣ виноваты. Не ослабляя обязанности цензуры, не уменьшая отвѣтственности цензоровъ, можно дозволить себѣ замѣтить, что несправедливо было бы, упуская изъ виду вышеприведенныя соображен³я, судить о печатныхъ недосмотрахъ, или даже и проступкахъ съ безусловною строгост³ю; несправедливо было бы вездѣ искать злонамѣренности тамъ, гдѣ часто провинились одна опрометчивость автора и одно недоразумѣн³е цензора.
Настоящее положен³е литтературы нашей можно подраздѣлить на три главныя и характеристическ³я направлен³я:
1) Направлен³е нравописательное и, такъ сказать, исправительное, то-есть изыскан³е и преслѣдован³е всѣхъ злоупотреблен³й, вкравшихся въ вашъ общественный и административный бытъ.
2) Направлен³е болѣе частное и одностороннее и принадлежащее только ограниченному числу писателей. Оно имѣетъ цѣлью отстаивать историческ³я начала наши, нашу старину, нравы, обычаи ея, Русскую самобытность, основанную на духовномъ началѣ православ³я, и противодѣйствовать вл³ян³ю Запада, которому мы, по мнѣн³ю его, слишкомъ безусловно подражаемъ и покоряемся.
3) Направлен³е ученое, любознательное, испытующее и практическое. Цѣль и способъ сего направлен³я: изучен³е и разъяснен³е вопросовъ, всѣхъ равно занимающихъ; распространен³е общеполезныхъ свѣдѣн³й по всѣмъ частямъ государственнаго управлен³я въ отношен³и гражданскомъ, законодательномъ, экономическомъ; знакомство общества съ началами, признанными новѣйшею наукою, съ успѣхами и улучшен³ями во всѣхъ отрасляхъ общежительнаго устройства. Всѣ эти три направлен³я не новы въ нашей литтературѣ. Знакомымъ съ ходомъ ея, изучившимъ ея творен³я, легко прослѣдить ихъ повторявш³яся проявлен³я. Имъ извѣстно, что, начиная отъ князя Кантемира, знаменитаго нашего государственнаго сановника и перваго по старшинству изъ свѣтскихъ нашихъ писателей, исправительное и сатирическое преслѣдован³е домашнихъ и административныхъ злоупотреблен³й не переставало отзываться въ Русской письменной дѣятельности. Можно было бы здѣсь исчислить мног³я сатирическ³я пер³одическ³я издан³я, исключительно посвященныя обличен³ю и наказан³ю общественныхъ пороковъ, какъ-то: взяточничества, противозаконнаго самоуправства, невѣжества или безграмотности, злоупотреблен³й помѣщичьей власти. Это направлен³е господствовало на нашемъ театрѣ. Эту сатирическую стих³ю находимъ мы почти вездѣ, равно и въ одахъ Державина, и въ басняхъ Хемницера и Крылова. Эта свобода, правительствомъ дарованная писателямъ нашимъ, никогда не потрясала государственнаго и общественнаго. порядка и не ослабляла любви и преданности народа къ Царямъ. Напротивъ, она возбуждала общую признательность къ верховной власти, которая въ лицѣ Екатерины Второй разрѣшила журналъ "Живописецъ" и комед³ю "Недоросль", въ лицѣ Императора Павла I приняла посвящен³е комед³и "Ябеда", и въ лицѣ Императора Николая I позвала Русское общество на представлен³е "Горе отъ ума" и "Ревизора".
Второе направлен³е литтературы нашей, извѣстное нынѣ подъ назван³емъ славянофильскаго, также явлен³е у насъ не новое. Борьба съ западными нововведен³ями въ нашу Русскую жизнь, борьба съ духомъ подражан³я, вытѣсняющаго изъ нашего общества духъ народной первобытности и самостоятельности - издавна отзывалась во многихъ изъ нашихъ благонамѣренныхъ и монархическихъ писателей. Не входя и здѣсь въ литтературныя обозрѣн³я и въ исчислен³я личностей, достаточно будетъ наименовать одного Шишкова. На анти-западныхъ убѣжден³яхъ въ дѣлѣ литтературномъ и общественномъ, которыя онъ исповѣдывалъ и печатно проповѣдывалъ, основана извѣстность его. Они не только дали ему замѣчательное мѣсто въ нашей литтературѣ, но, безъ сомнѣн³й, открыли ему поприще къ достижен³ю высшихъ государственныхъ зван³й и почестей. Онъ также былъ поборникомъ старыхъ обычаевъ, повѣр³й, нравовъ; онъ изобличалъ современное общество въ отступлен³и отъ православныхъ началъ богобоязненной и душеспасительной старины, въ слѣпомъ и преступномъ подражан³и всему иноземному и въ порчѣ нравовъ, которая была горькимъ плодомъ этого подражан³я. Если и слѣдуетъ иногда останавливать это направлен³е въ попыткахъ его къ неумѣреннымъ и крайнимъ заключен³ямъ, то нельзя не сознать, что это старообрядческое учен³е есть болѣе историческое и умозрительное, нежели практическое. По существу своему нельзя отъ него ни въ какомъ случаѣ ожидать и опасаться живаго примѣнен³я къ дѣйствительности. Можно опасаться зайти слишкомъ далеко при постоянномъ и усиленномъ стремлен³и впередъ; но при всѣхъ напряжен³яхъ ума и воли, при всей запальчивости мнѣн³й, не увлечешь общества въ движен³е обратное и не заставишь его отскочить на 150 лѣтъ назадъ. Слѣдовательно, во всякомъ случаѣ опасность не тутъ.
Третье, нами означенное, направлен³е литтературы истекаетъ прямо изъ современныхъ потребностей и обстоятельствъ. Литтература, т.-е. грамотность, никогда не оставалась равнодушною и нѣмою зрительницею тѣхъ общественныхъ интересовъ, которые преимущественно занимали и озабочивали современную ей эпоху. Нынѣ это участ³е, это вмѣшательство развилось болѣе противу прежняго, и таковое развит³е совершенно естественно. Нынѣ эти интересы въ обществѣ сами заговорили громче. Они сдѣлались разнообразнѣе и многосложнѣе. Событ³я и наука сдѣлали ихъ каждому доступнѣе. Нововведен³я въ жизни общественной болѣе или менѣе сблизили всѣ народы, всѣ состоян³я. С³и нововведен³я - не исключительная принадлежность особеннаго зван³я; они общее достоян³е всѣхъ и каждаго. Прежде одни богатые люди могли пользоваться дорогими открыт³ями науки и удобствами жизни. Для массы наука ничего не дѣлала и не существовала. Нынѣ наука приспособляетъ свои открыт³я въ пользу всѣхъ. Не входя въ дальнѣйш³я подробности, ограничимся замѣткою, что нынѣ богатый и бѣдный, благодаря наукѣ, отправляются въ одномъ поѣздѣ изъ Москвы въ Петербургъ, а чрезъ нѣсколько лѣтъ будутъ отправляться изъ одного конца Росс³и въ другой. При такомъ развит³и матер³альныхъ пр³обрѣтен³й и улучшен³й, которыя состоятъ въ нераздѣльной связи съ умственными и духовными силами народа, не возможно требовать, чтобы литтература, с³е выражен³е общества и своего времени, оставалась праздною и въ сторонѣ. Можетъ ли она молчать о томъ, что въ помышлен³яхъ каждаго и у каждаго на языкѣ? Можетъ ли не принимать она участ³я въ общемъ движен³и и въ перерожден³и общества на другихъ началахъ и при другихъ услов³яхъ? Литтература должна содѣйствовать и помогать обществу въ уразумѣн³и и присвоен³и себѣ этихъ побѣдъ, одержанныхъ наукою и просвѣщен³емъ въ пользу правительствъ и въ пользу управляемыхъ. Въ эту среду, которою обхвачено все общество, сами собою врываются вопросы промышленности, торговли, финансовъ, всего государственнаго хозяйства. Отъ этого новаго положен³я возрождается въ обществѣ потребность изучен³я и уразумѣн³я этихъ вопросовъ. Отчужден³е общества отъ знакомства, по крайней мѣрѣ, въ общихъ понят³яхъ отъ сихъ важныхъ и жизненныхъ вопросовъ, равнодуш³е въ ихъ дѣйств³яхъ и пользѣ, было бы явлен³емъ прискорбнымъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, оно лишило бы правительство надежнѣйшаго пособ³я нравственной силы, которою оно можетъ дѣйствовать на общество, на его довѣр³е, убѣжден³е, сочувств³е и единомысл³е.
Въ настоящихъ обстоятельствахъ цензура находится въ самомъ затруднительномъ и почти безъисходномъ положен³и. Цензура сама подчинена различнымъ цензурамъ, которыя въ дѣйств³яхъ своихъ руководствуются не положительнымъ цензурнымъ уставомъ, а личными впечатлѣн³ями. Отъ того цензора не могутъ имѣть ни правильнаго и однообразнаго направлен³я, ни довѣр³я къ себѣ. Отъ того часто и дѣйствуютъ они безсознательно и на удачу. Не только цензура, подвѣдомственная министерству народнаго просвѣщен³я, но и само министерство, при такомъ стечен³и и столкновен³и разнородныхъ вл³ян³й, не можетъ въ цензурномъ отношен³и дѣйствовать по убѣжден³ю своему и съ полною и законною отвѣтственност³ю за свои дѣйств³я. Въ безпрестанномъ недоумѣн³и должно оно угадывать частныя истолкован³я и заключен³я многочисленныхъ вѣдомствъ. И когда цензура обращается съ министерству для разрѣшен³я сомнѣн³я, оно должно сознать передъ цензурою, что неспособно и не въ правѣ разрѣшить предлагаемое сомнѣн³е.
Часто переводныя статьи, чисто принадлежащ³я наукѣ и въ которыхъ не было никакого примѣнен³я къ Росс³и, подвергали цензоровъ взыскан³ю только потому, что въ этихъ статьяхъ излагались начала, упоминалось о мѣрахъ, учрежден³яхъ и преобразован³яхъ, несходныхъ съ нашими. Въ этихъ изложен³яхъ видѣли укоризну на то, что дѣлается у насъ, или предосудительное сожалѣн³е о томъ, чего у насъ нѣтъ. При такихъ услов³яхъ невозможно изучен³е ни всеобщей истор³и, ни законодательства, ни статистики. Изучен³е сихъ предметовъ неминуемо укажетъ на постановлен³я и факты, несогласные съ нашими и которые могутъ порождать у насъ опасныя умствован³я и противузаконныя желан³я.
Въ послѣднее время разрѣшены были издан³я политико-экономическихъ и другихъ подобныхъ журналовъ. При разъединен³и цензуры опытъ доказываетъ невозможность подобныхъ журналовъ. Наука, какъ она ни стѣсняй себя строгими предѣлами, не можетъ держаться въ одной только сферѣ теор³и, такъ чтобы въ самыхъ началахъ своихъ или выводахъ не касалась она, хотя и косвенно, какихъ нибудь государственныхъ мѣръ, потребностей или вопросовъ, существующихъ и въ Росс³и. Подобныя разсужден³я не могутъ потрясти довѣр³я къ дѣйств³ямъ правительства. Чуждые наукѣ не станутъ читать этихъ разсужден³й; люди образованные и съ наукою знакомые съумѣютъ понять необходимое различ³е, которое существуетъ между общими понят³ями науки и нѣкоторыми государственными мѣрами, оправдываемыми мѣстными услов³ями, временемъ, историческими началами и другими законными обстоятельствами. Но не менѣе того они желаютъ знать, что дѣлается и какъ дѣлается въ другихъ государствахъ. Науку обрѣзывать нельзя. Отрывочныя понят³я и свѣдѣн³я порождаютъ одну сбивчивость. Слѣдя за ходомъ ученой журналистики, нельзя не признать, что въ послѣднее время появлялись нѣкоторыя весьма дѣльныя статьи. Если и нельзя было принимать безусловно всѣ выраженныя въ нихъ мнѣн³я, то не менѣе того эти мнѣн³я могли быть приняты въ соображен³е, чтобы обнять вопросъ во всей его полнотѣ. Нерѣдко появлялись ученыя разсужден³я о поземельной собственности, о распредѣлен³и сельскихъ работъ и тому подобныя, гдѣ безъ всякой рѣзкости и заносчивости, хладнокровно и ученымъ образомъ разсматривались тѣ-же вопросы, которые нынѣ будутъ предложены на разсмотрѣн³е губернскихъ комитетовъ. Подобное вмѣшательство науки въ дѣла дѣйствительности ничему повредить не можетъ. Оно ни для кого не обязательно, а между тѣмъ уясняетъ и провѣряетъ частныя понят³я и обогащаетъ свѣдѣн³ями, которыя всегда полезны. Нѣкоторые изъ писателей нашихъ и помѣщиковъ, благоговѣя въ великому дѣлу, указанному правительствомъ объ улучшен³и быта крестьянъ, поспѣшили представить статьи о томъ, какъ это совершилось въ другихъ мѣстахъ, напримѣръ въ Прусс³и, но и тѣ статьи подвергнуты сомнѣн³ю и задержкѣ, хотя въ нихъ о Росс³и ничего не упоминается. Мног³е опасаются у насъ толковъ, которые каждая печатная статья можетъ породить. Но въ нѣкоторыхъ обстоятельствахъ вынужденное молчан³е породитъ еще болѣе толковъ, истекающихъ часто отъ невѣжества и невѣдѣн³я, а иногда и отъ недоброжелательства. Когда умы заняты важнымъ современнымъ вопросомъ, здравая пища нужна для ихъ возбужденнаго вниман³я и дѣятельности. Извѣстно, что въ военное время недостатокъ вѣстей изъ дѣйствующей арм³и всегда порождаетъ въ массѣ самые нелѣпые, неблагонамѣренные и недоброжелательные слухи.
Всѣ эти несогласности и противорѣч³я, дѣйствующ³я нынѣ на цензуру, влекутъ къ одному разстройству и къ произволу. Для приведен³я вопроса въ надлежащ³й порядокъ и ясность, должно положительно опредѣлить и обозначить ту долю благоразумной и законной свободы, которую правительство полагаетъ возможнымъ предоставить наукѣ и литтературѣ. Иначе слѣдуетъ рѣшительно поставить так³я преграды, за которыя не могла бы литтература вступать въ область мышлен³я, любознательности, общественныхъ интересовъ, и однимъ словомъ всего, чѣмъ нынѣ занимается и живетъ общество. Подобное запрещен³е возможно; но, не входя въ сужден³е о такой мѣрѣ, можно спросить, не повлечетъ ли она за собою вредъ, гораздо опаснѣйш³й того вреда, котораго опасаются отъ частныхъ покушен³й литтературы и отъ снисхожден³я и оплошности цензоровъ. Умамъ дала движен³е не литтература наша; напротивъ, въ литтературѣ слабо и поверхностно отзывается движен³е умовъ, пробужденныхъ событ³ями, духомъ времени, побѣдами науки и усиленною дѣятельност³ю нашей эпохи. Вопросы, вытѣсненные изъ печатной литтературы, которая, не смотря на своевременныя уклонен³я, невольно держится въ берегахъ, опредѣленныхъ ей цензурнымъ уставомъ, эти вопросы свободнымъ разливомъ вторгнутся въ рукописную литтературу и въ контрабандную литтературу заграничныхъ Русскихъ печатныхъ станковъ.
Никак³я предохранительныя и стѣснительныя мѣры полиц³и не будутъ въ силахъ бороться съ этимъ безпрестанно возрастающимъ и напирающимъ зломъ. Она проникнетъ къ намъ, разольется у насъ въ тысячѣ видахъ. Русская литтература перенесется заграницу, и совершенно отрѣшенная не только отъ надзора, но и отъ вл³ян³я правительства, отрѣшится отъ собственнаго надзора за собою и бросится въ крайности. Мы видимъ тому поучительный и несчастный примѣръ.
Для огражден³я цензуры отъ той сбивчивости, въ которую она поставлена, и для отвращен³я того зла, которое могла бы повести за собою рукописная и заграничная литтература, необходимо было бы нынѣ же, до окончан³я пересмотра по Высочайшему повелѣн³ю цензурнаго устава, опредѣлить временно границы благоразумной дѣятельности литтературы и дѣйств³ю цензуры на слѣдующихъ главныхъ основан³яхъ:
1) Оставить въ прежней силѣ разрѣшен³е говорить въ печати, въ предѣлахъ наукъ для книгъ я журнальныхъ программъ для пер³одическихъ издан³й, о вопросахъ ученыхъ, современныхъ и общественныхъ, со строгимъ охранен³емъ основныхъ государственныхъ началъ въ политическомъ, религ³озномъ и нравственномъ отношен³яхъ.
2) Имѣя въ виду неопредѣленность и разнообраз³е толкован³й и примѣчан³й, которымъ подвергаются печатныя статьи, предоставить постороннимъ вѣдомствамъ входить съ своими замѣчан³ями на статьи, которыя, по ихъ мнѣн³ю, признаются предосудительными, въ главное управлен³е цензуры, письменно, съ точнымъ объяснен³емъ причинъ, могущихъ уяснить, въ предосторожность цензуры, вредъ, проистекающ³й отъ одобрен³я ихъ въ печать.
3) Кромѣ сего, для большаго удовлетворен³я требован³й разныхъ министерствъ, съ которыми наиболѣе встрѣчаются соприкосновен³я, предоставить назначить съ ихъ стороны въ Москвѣ и Петербургѣ довѣренныхъ чиновниковъ, которые могли бы разрѣшать возникающ³е въ цензурѣ вопросы и сомнѣн³я и тѣмъ способствовать сей послѣдней въ поддержан³ю ея предупредительнаго характера.
4) Между прочимъ, разрѣшить, по смыслу I пункта, допущен³е въ печать благонамѣренныхъ ученыхъ разсужден³й и практическихъ замѣчан³й по поводу вопросовъ, возбужденныхъ нынѣ Высочайшими рескриптами объ улучшен³и крестьянскаго быта въ предѣлахъ строгихъ прилич³я какъ относительно правительства, такъ и помѣщиковъ, и осторожности относительно крестьянъ.